(О книге Розалии Степановой «Горсть накаленных слов»)
Опубликовано в журнале СловоWord, номер 60, 2008
«И прошлое не пыль и прах, а порох!»*
История призвана вооружать нас знаниями о прошлом, и эта наука, по определению предвзятая. Её всегда кроят в конкретной социально-политической обстановке и, как правило, по заказу. Потери здесь неизбежны, как неотвратимы и умолчания, а то и подлоги. Выявить правду, отделить истину от вымысла подчас уже не представляется возможным. Тем отважнее тот, кто наперекор всему стремится приоткрыть завесу прошлого.
Это тем сложнее, когда как в рассматриваемом случае, речь идёт о материях неоднозначных, спорных, сокрытых во мраке истории, упрятанных с определённым умыслом. Но и автор – не новичок. Розалия Степанова – знаток истории и мировой культуры в ее соприкосновении с еврейством. Её эссе часто публикуются в американской русскоязычной печати, она ведёт семинар, посвящённый глубинам иудаизма и основам Каббалы. Стиль ее работ изящен и эмоционален, исследования глубоки, темы рискованны, подходы изощренны, выводы полемичны и подчас беспощадны. Пройти мимо них невозможно, даже если не во всём с ними соглашаешься. Книга «Горсть накалённых слов» – это захватывающее чтение, увлекающее в глубь времён и событий, попытка по новому сориентироваться в лабиринте фактов и умолчаний, гипотез, находок и догадок. Её путеводная нить, сплетена не столько из того, что сегодня считается общепринятым и достоверным, сколько из интуитивно прозреваемой логики поступков, подкреплённой смелыми выводами и высоким эмоциональным настроем.
Был ли Христофор Колумб евреем, а Троцкий правнуком Пушкина? Каковы подлинные, не имеющие отношения к Борису Годунову, мистические предпосылки обречённости царевича Дмитрия? Был ли неизбежен Холокост? Мы никогда не узнаем этого наверняка. Чем удаленнее от нас событие, тем надежнее оно бывает сокрыто, тем больше манит призрачной подлинностью. Очевидцы уже ушли или уходят, не успев или не посчитав нужным поведать нам о том, что знают. И тогда место фактов занимает вымысел, объявляемый незыблемой исторической истиной. Поколебать это укреплённое строение по плечу не многим. Здесь важен свежий, незашоренный взгляд, в свете которого знакомый пейзаж предстаёт пугающе незнакомым.
Что мы знаем, например, о Некрасове? Русский поэт, обличитель крепостничества, защитник народа… С чего, казалось бы, пересматривать устоявшийся образ классика? Степанова пересматривает – и как! Сколько уже было подходов к творчеству поэта, не выходивших за пределы анализа его текстов с разбором их формы, содержания, особенностей композиции, мастерства изображения героев, актуальности тематики… Традиция избегала касаться личности того, кто раз и навсегда вознесён на пьедестал учителя жизни, духовного вождя поколений, классика «выше Пушкина». Степанова безбоязненно сковырнула позолоту и, обнаружив личность, мягко говоря, несимпатичную, предостерегает: «Прежде чем вслед за новыми авторитетами становиться сторонниками кажущихся привлекательными идей, невредно поинтересоваться – какими личными проблемами их авторов вызваны они к жизни, из чистых ли передаются рук».
Речь, однако, не об очередном низвержении кумиров или «жареных» фактах из жизни великих – этим в наше «разоблачительное» время уже никого не удивишь, а о мотивации творчества и объяснении образа мыслей и поступков, которые, зачастую небезосновательно пытается не замечать история. Степанова выбирает один срез и остается верна ему до конца. Она проводит перед читателем вереницу корифеев, духовных вождей, высвечивая каждого крупным планом лишь в одном ракурсе – в его отношении к еврейству. (Кстати, в этом аспекте Некрасов затронут автором, лишь походя).
«Опять? Ну, пошло-поехало!», – мог бы заранее раздражённо сказать читатель, тот, кому еврейская тема во всех ее вариациях набила оскомину – в литературе, журналистике, истории, особенно, в политике. Но не спешите распространять подобную досаду на эту книгу. Потому что с первых её строк за кажущейся заезженностью темы проступает главнейшая мысль: отношение к евреям (а в широком смысле – к несправедливо преследуемым и гонимым) есть лакмусовая бумажка гуманности человечества как сообщества, свидетельство его духовной зрелости, залог выживаемости как вида. Ни больше, ни меньше. Вот и судите сами – мелка ли тема…
«Горсть накаленных слов» Розалии Степановой – триста пятьдесят страниц намеренно не политкорректных слов. Накаленность, или, выражаясь точнее, эмоциональная заряженность текста, относится не только к его содержанию, но и к способу выражения. Страстность Степановой, ее разящий сарказм становятся понятны непредвзятому читателю, едва погружаешься в поток событий, которые благороднейший Эмиль Золя, имея в виду отношение к евреям, назвал «восемнадцатью веками идиотских преследований». Возможно поэтому насыщенность текста фактами и доводами не идет в ущерб ни художественным достоинствам текста, ни его подкупающей взволнованности. Перед нами «Недостающие страницы» истории: «»Скелет в шкафу» отца Ивана Грозного», «История о том, как опасаясь Конца Света, в Новгороде выдумали евреев», «Невыдуманная история Риголетто при дворе Петра», «Разгаданный феномен личности Достоевского» и многое другое, что было скрыто, замолчано, забыто, подправлено или переврано. Восстанавливая утерянные или умышленно вырванные страницы истории, автор воодушевляет читателя примерами таких подвижников, как дочь композитора Скрябина Ариадна, философ Моисей Мендельсон, провидец Зеев Жаботинский. От невероятных биографий отдельных личностей до таинственных Кумранских свитков, скрытого кода Книги Бытия и тайного еврейского учения Каббалы простирается спектр интересов Розалии Степановой. Всё это не только обогащает интереснейшей информацией, но ломает устоявшиеся стереотипы и выстраивается в своеобразный художественно-публицистический манифест.
В истории человечества судьба евреев не имеет себе подобия. В книге, не в упрек неевреям, а мимоходом упоминается в какие недостойные человека условия был поставлен этот народ в долгие времена во множестве стран. Удивляться ли фактам сокрытия своего происхождения многими евреями (подобно русскому поэту Афанасию Шеншину, известному под фамилией Фет, или прототипу Овода и Джеймса Бонда Сиднею Рейли)? Само слово «еврей» в русском языке имеет какой-то подозрительный оттенок. Утрируя ситуацию в своём эссе «Меньше единицы», Иосиф Бродский пишет: «Судьба слова зависит от множества его контекстов, от частоты его употребления. В печатном русском языке слово «еврей» встречалось так же редко, как «пресуществление» или «агарофобия». Вообще по своему статусу оно близко к матерному слову или названию венерической болезни». При этом объект своих преследований гонители евреев давно уже не определяют как религиозную, этническую или социальную группу. Им это безразлично, они считают, что борются ни больше, ни меньше как с неким «мировым злом».
Потерь этого народа никто, кроме него самого, не считает, хотя официально, с трибун, их, вроде бы, признают. Больше отмечают непропорциональный его численности вклад в культуру, науку, литературу, искусство, бизнес. Потери же, физические и духовные – неописуемы, страдания непомерны, терпение беспредельно. Отсюда и «накаленность слов» Розалии Степановой. Весомый вклад выдающихся представителей еврейского народа стал достоянием культуры тех государств, в которых они жили и творили и где упоминания их этнической принадлежности избегали. Более того, опасаясь притеснений и вынужденно следуя навязанному обычаю, по которому гордость страны должна принадлежать её этническому большинству, многие евреи были вынуждены скрывать свое происхождение. Степанова приводит лишь малую толику имен, зато с восхищением пополняет список личностями, чьи совесть и предвидение побуждали их молиться за еврейский народ задолго до Холокоста (очерки о Вл. Соловьеве, В. Розанове, Н.Бердяеве). О праведниках человечества сказано во вступительном слове к книге: «Перед тобой пройдёт вереница известных деятелей истории и культуры, чьё нравственное лицо отражает либо высоту души, либо её болезненный изъян. Попробуй убедиться – насколько подобная полярность совпадает с позицией, занятой каждой из этих выдающихся личностей при соприкосновении или же столкновении с иудаизмом».
Структура книги продумана и тщательно выстроена. Вначале представлены собранные по крупицам осколки истории: ее недостающие страницы, дошедшие через тысячелетия послания, неразгаданные тайны судеб, освобождённые от искажений портреты персонажей. Фон событий обрисован коротко и чётко. Предположения, опирающиеся на малоизвестные факты, интригуют. Заголовки подчёркнуто полемичны, при этом бьют в цель («Еврейские птенцы гнезда Петрова», «Изъяны европейской наследственности»). Если автор и не всегда в полной мере освещает затронутую тему («Был ли неизбежен Холокост?»), то уже сама по себе постановка вопросов подобного ранга побуждает к продолжению поисков.
В финале книги нарастает и все громче, все отчётливее звучит основная тема, отвечающая на вопрос, откуда берутся у этого удивительного народа силы, из какого источника черпает он мудрость, величие и волю к сопротивлению. Последние главы – «Не пора ли вступить в права наследования?», «Из области запредельного» и «То, что не выразить прозой» обобщают темы отдельных глав, выводя читателя на иной уровень мышления, затрагивают вечные вопросы бытия: «В чем цель нашего существования? Для чего создан мир? Что поддерживает его, не давая обрушиться в хаос?» Особенно интересен очерк о символике и внутреннем смысле чисел в их связи с процессом Творения («Сокровенная тайна числа, или просто о сложном»). Восхищает стремительное изменение масштаба рассматриваемого – от частного (разрозненных страниц истории) до обобщающих исторических примеров («Изъяны европейской наследственности», «В преломленном свете»). А там и до «запредельного» – к тайнам творения, готовности к чудесному прорыву за границы материального мира. Жаль, что эта часть книги фрагментарна и не позволяет полнее ознакомиться с взглядами автора, касающимися «запредельного». Даже для подготовленного читателя эти очерки конспективны, а разъяснения излишне кратки. Хотелось бы видеть их в более полном изложении, возможно, даже в отдельном издании.
«Готовность к чуду» – так называется один из очерков главы «Не пора ли вступить в права наследования?» Предполагающееся в ответ очевидное «да» есть своего рода разгадка вечного вопроса об особенностях мышления евреев, их религии и тайном основополагающем учении – Каббале, этой громадной практически невостребованной потаённой сокровищницы, с древнейших времен принадлежащей евреям по праву наследия. Каббале посвящены в книге несколько работ, объединенных в главу с этим полемическим названием. Дисциплинированность мышления, присущая Каббале, четкость и доказательность доводов, обилие глубоко проанализированных фактов отличают книгу Степановой, как, впрочем, другие её публикации.
Невозможно обойти молчанием стиль автора – изящный, отточенный, лаконичный, ход изложения публицистический, но при этом художественно-образный и яркий. Книга читается на одном дыхании, и по прочтении кажется, что диалог с автором не окончен и полемика продолжается. Блестяще написаны очерки о Бердяеве, Розанове, Вагнере, Гитлере, Достоевском, Фете, Саше Чёрном, Эйнштейне. И конечно о «непрошеном спасителе России» Сиднее Рейли, для которого – как и для всех становящихся на ту же тропу – у Степановой нашлись особенно горькие слова: «На какой бы стороне баррикад они ни сражались и ни складывали головы, пытаясь спасти Россию, их чувства остаются безответными, более того, в них всегда усматривают еврейскую корысть. Кто бы перегородил эту муравьиную тропу щепкой?»
По признанию автора, «Горсть накаленных слов» это «долгожданный глоток истины, которой всегда жаждало моё еврейское сердце». Он вдохновил её и дал право ставить такие нелегкие вопросы, как : был ли неизбежен Холокост? Извлекло ли человечество (и евреи, в частности) уроки, которые помогут предотвратить повторение трагических ошибок? Могло ли христианство возникнуть до Иисуса? – Кому-то ответы и самый пафос автора придутся не по вкусу. Кто-то займется перепроверкой фактического материала и, возможно, найдет в нём спорные моменты. Выстроенная из отдельных фактов, логичных предположений и открыто заявляемой пристрастности, эта книга подвигает нас к размышлениям, к пересмотру взглядов, и осторожному подходу к общеизвестному в истории. Книга, безусловно, станет интеллектуальным стимулом для дальнейших поисков.
Упреждая сурового критика, хочу отметить, что «Горсть накалённых слов» – труд не научно-исследовательский, а в первую очередь, художественно-публицистический. Произведение взволнованное, глубоко эмоциональное. Об этом среди прочего свидетельствует «То, что не выразить прозой» – завершающее книгу лирическое, пронзительно-личное стихотворение автора, со словами, которые вынесены мною в заглавие: «И прошлое не пыль и прах, а порох!» В этом страстном порыве к истине, в призыве не к одному, а ко всем народам увидеть сокровища, раскрытые миру иудаизмом, состоит пафос книги. С такой позиции и с подобной меркой стоит подходить к этому неоднозначному и острополемическому произведению.
Розалия Степанова не просто собрала и проанализировала редкие и малодоступные факты, но со всей пристрастностью пропустила их через своё сердце, призвав нас не оставаться равнодушными потребителями преподносимого многоопытными поварами исторического блюда и не принимать на веру устоявшиеся стереотипы. Собственно, она еще раз напомнила нам о том, что достоинства выдающихся личностей, как впрочем, и простых смертных, определяются не только весомостью их вклада в ту или иную сферу человеческой деятельности, но также их нравственной компонентой. С этой меркой предлагает она подходить к рассмотрению любой исторической личности.
Слушать ли Вагнера, ценить ли Достоевского, уважать ли Некрасова – индивидуальное дело каждого, но от оценки их человеческих качеств уже никуда не деться. Ведь и история пишется людьми пристрастными.
________________________
* Розалия Степанова. «Горсть накалённых слов». Изд. «Слово/Word», Нью-Йорк, 2007.