Опубликовано в журнале СловоWord, номер 59, 2008
На гастроли в Америку прибыл театр, чью высокую славу, актерское искусство, художественные достижения и этические принципы в течение второй половины 20-го века определила неизменно выверенная аналогично законам симфонических партитур режиссура Георгия Александровича Товстоногова. Великого режиссера больше нет среди живых. Но осталась одна из лучших в мире драматических трупп, которую ныне возглавляет режиссер Темур Чхеидзе. В нее влились новые молодые силы.Словом, театр сквозь потери, а смерть безвременно забрала за последние годы еще и выдающихся мастеров его сцены, пронес мощь своего неповторимого искусства. Впервые за много лет нам в эмиграции предстояло увидеть не поделки, слепленные на скорую руку в какой-нибудь антрепризе, а два серьезных спектакля, созданных концепционной режиссерской мыслью, и исполненные ансамблем актеров психологической русской театральной школы. Между тем, столь привычная в Америке с помощью рекламы огласка предстоящих событий практически отсутствовала. Как выяснилось, многие театралы просто не знали о предстоящих гастролях, и пропустили их. В Бостоне на спектаклях зал был заполнен всего на три четверти, в то время, как ожидаться должны были полные аншлаги. Несомненно, приезд такого театра должен был анонсироваться. Не все жили в те времена в Ленинграде и Москве и были причастны к искусству. Не все знали о необычайном мастерстве актеров театра, а ведь его славу составили Ефим Копелян, Павел Луспекаев, Иннокентий Смоктуновский, Олег Борисов, Виталий Полицеймако, Юрий Толубеев, Андрей Толубеев, Владислав Стржельчик, Кирилл Лавров. И на довольно длительном периоде – ныне здравствующие Сергей Юрский, Наталья Тенякова, Зинаида Шарко,Татьяна Доронина, список можно продолжить… И, наконец, это был единственный театр в Советском Союзе, художественный руководитель которого не подписывал в периоды правительственных компаний и гонений ни одного коллективного письма » в поддержку». Ни по поводу Солженицына, ни по поводу Ростроповича, ни по поводу Пастернака… К великой чести Георгия Александровича Товстоногова! Труппа этого демократического по духу театра в конце мая – начале июня нынешнего 2008-го года представила в Америке два спектакля, поставленные Темуром Чхеидзе и оформленные художником Георгием Алекси-Месхишвили, – романтическую пьесу Фридриха Шиллера «Мария Стюарт» и современную – «Копенгаген» Майкла Фрейна, – интеллектуальный диспут.
Классика? Романтическая пьеса, знаменитая в России игрой выдающихся актрис? В 19-ом веке роль Марии Стюарт играла великая М.Н.Ермолова. В середине 20-го в новом переводе Б.Л.Пастернака – незабываемая Алла Тарасова! А в роли Елизаветы блистала А.Степанова! И, наконец, на нашей памяти обе эти роли играла Т. Доронина в спектакле «Виват, королева!» на сцене московского драматического театра имени В.Маяковского.Возможно, найдутся зрители, видевшие изысканный спектакль «Мария Стюарт» в постановке Гамбургского театра «Талия», прибывшего на гастроли в Советский Союз в 70-е годы прошлого века… А может быть, еще живы живы люди старшего поколения, кто видел трофейный фильм «Дорога на эшафот» о Марии Стюарт, в котором роль опальной королевы играла актриса царственной красоты – Цара Леандер…
Манящие образы…
В нынешнем спектакле знаменитого ленинградского — санкт-петербургского БДТ на сцену вышли две молодые актрисы, которым оказалось под силу нести бремя власти, страстей и честолюбия этих незаурядных героинь! Две королевы: английская Елизавета – Марина Игнатова и шотландская Мария Стюарт – Ирина Патракова предстали в единоборстве, втягивающем их свиту: друзей и врагов в смертельную схватку. Они обе приковали к себе! А каково состязаться с незабытыми театральными легендами?
Может быть, впервые роль Марии Стюарт, требующую высокого сценического мастерства, играет совершенно молодая актриса, недавняя выпускница… И. Патраковой достает эмоциональной силы в воплощении обуревающих ее Марию жажды жизни, гордости, отчаянности. В заточении, пребывающая под унизительным обращением и постоянным страхом смерти – это не сломленная юная женщина. Из глаз ее словно струится свет. Даже в полумонашеском платье она пленительно женственна. Увы, скромное величие ее героини обречено на поругание. А когда придворный Паулет – Леонид Неведомский на грубо отесанный стол устанавливает табуреты ножками вверх, они напоминают частокол, на который водружают отрубленные головы. Против кола, как и лома, как известно, нет приема. Седовласый Паулет многое повидал за годы службы, ему не остается ничего кроме участи свидетеля событий. Но юный Мортимер – Андрей Аршинников прячет для отвода глаз истинные чувства, он груб с Марией нарочито, пока не признается ей в намерении помочь бежать, спасти, со всей пылкостью, за которую поплатится жизнью.
Сцена принимает вид шахматной доски, по которой пешки, ферзи, слоны и кони, движутся в расчисленных для мизансцен ритуальных выходах. Слова становятся сраженьями, скрытыми или явными поединками. Поединки осуществляются под покровом учтивости, так, что сила вражды глубоко припрятана.Жесты отточены. Действие развивается стремительно, но с той глубокой обоснованностью, что отличает русский психологический театр.
Бесшумно распахиваются глухие черные железные затворы, ворота, которые точно также могут быть запертыми навеки. Эта метафора наиболее отчетлива в финальной мизансцене: за Марией, уводимой на казнь, ворота захлопываются, для торжествующей входящей Елизаветы – распахиваются, и внезапный свет софитов словно застигает ее на месте преступления.
Декорационная конструкция создана художником Георгием Алекси-Месхишвили так, что она и образный мир спектакля, и неотделимая от выстроенности сценического действия площадка. А на сцене большие актеры, представляющие собой великолепную театральную школу. Как и подобает, эффектный первый выход Елизаветы ослепляет контрастом по отношению к побеждаемой сопернице. У Марины Игнатовой мелодичный тембр голоса и столь безупречная дикция, что каждое слово, окрашенное изменчивой интонацией, летит в зал. Костюмы следуют историческим лишь в росчерке моды, но артистка, хотя и ходит по сцене легко, дает ощутить, что на ней надеты тяжелые одежды. Что нужно этой постоянно притворяющейся даме в пришпиленных рыжих буклях, словно вынуждающих ее правильное лицо к одному неподвижному выражению, и невольно выдающей свою реакцию лишь вспыхиванием светлых глаз? В этом она признается лишь в финальном монологе, раскрывающем решение казнить соперницу. Прошлое тяготеет над нею в кровавых призраках. Она – дочь казненной Анны Болейн, злосчастной жены Генриха 8-го, по закону престолонаследия не должна была взойти на трон. Ум и расчет помогли ей, и теперь она не даст этому трону пошатнуться из-за своей сестры и соперницы, которой как раз трон достался по праву. И глаза ее вновь холодно сверкнут.
Между тем, королева-«девственница» состоит в недвусмысленных отношениях с Лестером и тот, прежде имевший связь с Марией, без зазрения совести предает ее, почувствовав превосходящую силу Елизаветы. Валерий Дегтярь в этой роли словно капнет яду и всматривается, как он распространяется. Словно резцом высекает он портрет плетущего интриги царедворца.
Уговаривая Елизавету встретиться с Марией, как бы невзначай, в лесу, недалеко от места ее заточения, Лестер ускоряет развязку.
Сцену встречи обе актрисы проводят, заставляя зал замереть.Елизавета спокойна. Мария в смятеньи. Поначалу последняя пытается сохранять смиренье.
Но оскорбительные и лицемерные речи Елизаветы вызывают взрыв. Резкий внезапный поворот головы склоненной Марии меняет мизансцену. Распрямившись, она выплескивает гнев и ярость, переходящие в истерический смех. Ее, пришедшую добровольно, безо всякого права пленили! И обрывает речь, напоровшись на ледяной взгляд Елизаветы. Так не выдерживает сердце! Она внезапно никнет и падает на подкосившихся ногах наземь, сминая светлосерую шелковую юбку…
На белом свете есть лишь одна душа, любящая ее всецело, любовью равной материнской. Это кормилица Анна – Ируте Венгалите. Ее слова боли звучат так сострадательно… При этом ощущение средневековой эпохи входит в спектакль именно с этой актрисой. Аскетический облик Анны выдержан стилистически необычайно живописно. Светлые волосы стянуты в высокий узел надо лбом и прикрыты плоским черным головным убором. Она пластична в поступи и кажется сошедшей с полотен Брейгеля-старшего. Когда Мария выслушает приговор, то попросит смягчения закона, не допускающего присутствия родных при казни, она знает, что Анна вынесет все и поддержит ее в последнюю минуту жизни.
Приспешник Елизаветы Лорд Берли – Валерий Ивченко – худощавый господин с буквально впивающимся в собеседника острым взглядом, под стать Елизавете по части маккиавелиевской изворотливости. Игра актера выводит на первый план политические междоусобицы. Цель своего персонажа актер укрупняет: во имя государственного порядка и спокойного царствования Елизаветы Мария должна быть казнена. В борьбе за власть никого не жаль.
Несчастный подданный Дэвисон – Михаил Морозов, которому Елизавета отдает документ о казни с ее подписью, маневрируя, так, что он выглядит как известное изречение казнить нельзя помиловать, передает ужас растерянности до заикания, до безумия…Одураченный, ошеломленный он станет добиваться от Елизаветы ответа, что делать, но Елизавета, коварно разыграв последнюю карту, делает вид, что подпись под смертным приговором ничего не означает. Ответ ему подскажет тот же Берли: казнить.
Марии вынесут красное платье в точном соответствии с описанием этого исторического факта Стефаном Цвейгом в его романе о Марии Стюарт, и отправят на плаху. И тут же всех участников настигнет немилость властительницы. – «Разве она отдавала приказ дать приговору ход? Кто посмел? Дэвисон? Разве не было ясно, казнить нельзя помиловать? » И ненужных соучастников она прикажет изгнать.(Разве не по этому сценарию диктаторов происходили все чистки и приговоры в другие более поздние времена?)
В этом мире жестокости, неумолимости,непроницаемости останется живой душой один человек, сохранивший совесть, душу, голос. Это Тальбот – Геннадий Богачев. Он и ставит финальную точку, призывая к человечности. Роль перешла к нему совсем недавно от столь рано ушедшего из жизни Андрея Толубеева. И Г. Богачев освоил ее по-своему, окрасив присущей ему интонацией характерности, и внеся ноту глубокой печали.
В БДТ со времени Г.А.Товстоногова служили высоко интеллигентные актеры. Оттого и атмосфера в театре была особо одухотворенной.
Представления о высоте актерского искусства, о выверенности режиссерской партитуры, об образности художественного оформления (художники С. Мандель, Э.Кочергин, И. Бируля) я получила в юности на спектаклях этого неповторимого театра, к зданию которого на Фонтанке всегда бежала с трепетом. Видя впоследствии в Москве постановки других крупных режиссеров, предъявляла к ним критерии, определившиеся впечатлениями, рожденными в БДТ. В «Марии Стюарт» из тех, кого я помню по прошедшим годам, присутствовали только Геннадий Богачев – некогда счастливый молодой влюбленный в искрометной «Хануме», и Леонид Неведомский, озорно и заговорщически предлагавший на этом же празднике искусства из-под полы маццони….
И нынче из темноты зрительного зала мое взволнованное сердце устремлялось навстречу этим прекрасным артистам, несущим достоинство профессии…
Театр явил ансамбль во всеоружии актерского искусства…
Виват, виват, виват!