Опубликовано в журнале СловоWord, номер 59, 2008
“Прошу написать на моей могиле такую эпитафию: “Для него необходимым и достаточным доказательством существования Бога была музыка».
Курт Воннегут
Мы встретились, чтобы поговорить о том, как работает этот прекрасный любительский хор, один из самых старых хоров в США, который часто выступает в Нью-Йорке и других городах Америки. Он был создан в 1906 году как маленький женский хор, а в 1920-м стал мужским и женским.
Эва Татарчик
Лариса Шенкер (Л.Ш.). – Совсем недавно я слушала «Реквием» Верди в Карнеги-холл в исполнении вашего хора. Мне трудно было поверить своим ушам, как высокопрофессионально вы исполняли такое сложное и серьезное произведение. Расскажите, пожалуйста, о создателе хора.
Эва Татарчик (Э.Т.) – Его создал Виктор Харрис, инструктор, который занимался постановкой голоса в Метрополитан-опера. С тех пор сменилось пять руководителей. Наш знаменитый Давид Рандолф начал руководить хором с 1965 года.
Л.Ш. – Я знаю, что вы работаете совсем в другом месте, у вас другая профессия. После работы или в выходные дни вы поете в хоре. Все ли участники хора работают так же, как вы, и как им это удается?
Э.Т. – У нас очень мало музыкантов, занимающихся музыкой профессионально. Среди нас есть врачи, финансисты, учителя – и все умеют своим голосом читать ноты. Мы встречаемся один раз в неделю, каждый понедельник, с 7.30 до 10 вечера. Для этого снимаем зал в музыкальной школе. Кроме того, мы занимаемся дома: каждому нужно подготовиться к следующей репетиции.
Л.Ш. – И все люди, включая вас, работают в хоре бесплатно?
Э.Т. – Да, все работают бесплатно. Это ведь нон-профитная организация, денег никто не получает. Более того, каждый из нас платит 150 долларов в год, чтобы быть членом этого хора.
Л.Ш. – Значит, вы это делаете только из любви к музыке и искусству?
Э.Т. – Да, только. И очень благодарны, что можем этим заниматься.
Л.Ш. – То есть вы ради удовольствия совершаете огромную работу помимо основной, которая вас кормит.
Что вам приносит больше радости – выступление на сцене или репетиция?
Э.Т. – Мы занимаемся активной частью музыки. Мы не просто принимаем музыку – мы творим музыку. Репетиции – это творческий процесс, приносящий наслаждение. А выступление – конец, который венчает дело.
Л.Ш. – Среди вас обязательно должны быть люди, любящие и знающие классическую музыку. Ведь вы поете с нотного листа, не имея специального музыкального образования?
Э.Т. – У каждого есть какое-либо основное музыкальное образование. Среди нас есть бывшие скрипачи, пианисты, певцы. Я по образованию не певица, а пианистка. Нам дают партитуру любой музыки – и, пожалуйста, пойте.
Л.Ш. – Чтобы стать участником вашего хора, необходимо пройти испытание?
Э.Т. – Да, нужно продемонстрировать амплитуду вашего голоса, его возможности. Наш руководитель дал мне партитуру произведения Шуберта и дирижировал мной. Необходимо было сразу уловить, что он хочет, глядя на его руки.
Важно, конечно, не только уметь читать ноты, но и иметь голос.
Л.Ш. – Как часто в хор набирают людей?
Э.Т. – Каждый год появляется несколько мест, поскольку люди уезжают, стареют, меняют работу. Кроме того, мы всегда нуждаемся в мужских голосах.
Л.Ш. – Это исключительно интересно. Мне кажется, что такого больше нет нигде в мире, только в Америке. Как вы считаете?
Э.Т. – Три больших хора есть в Филадельфии. Думаю, что и в других американских городах тоже есть. А в Европе мне такие любительские хоры неизвестны.
Л.Ш. – Это чисто американское явление. А ведь многие считают Америку бездуховной страной. Сколько человек у вас в хоре?
Э.Т. – Самое меньшее – 150.
Л.Ш. – И такое количество людей работают даром, из любви к великому искусству – серьезной музыке! Так что люди, утверждающие, что Америка бездуховная страна, по-видимому, ошибаются.
Э.Т. – Скорее всего, они сами таковыми являются.
Л.Ш. – На меня выступление вашего хора произвело очень сильное впечатление. Я считаю, что существование вашего хора – это американское чудо. Люди в других странах не понимают, что такое Америка.
Э.Т. – Думают, что в Америке люди занимаются только зарабатыванием денег. А мне кажется, что в России такого любительского хора, как наш, просто невозможно себе представить.
После моего первого концерта, когда мы пели «Реквием» Моцарта, тоже в Карнеги-холл, у меня на работе люди, особенно молодежь, даже те, кто никогда не слушал классическую музыку, спрашивают, когда будет следующий концерт.
Л.Ш. – Сколько лет вы работаете в хоре?
Э.Т. – Уже третий год.
Л.Ш. – Вам кто-то рассказывает о музыкальных произведениях или вы должны читать их сами?
Э.Т. – Мы читаем сами, но наш руководитель – эрудит очень много нам и не только нам о них рассказывает. Ему уже 93 года. Он занимается музыкой всю жизнь и очень много знает. Нам интересно с ним работать.
Л.Ш. – Расскажите немножко о нем.
Э.Т. – Его зовут Давид Рандолф. Всю жизнь он очень серьезно занимался музыкой. Большая часть нашего успеха – это его работа. Он начинал очень давно, в 1940-е годы, когда организовал свой первый маленький ансамбль “Madrigal Singers”. Они снимали для репетиции зал в Карнеги-холл за один доллар на вечер . (Не спрашивайте меня, сколько мы сейчас платим за снятие зала).
В 1946 году он начал вести серию передач на радио, на нью-йоркской радиостанции WNYC, которая существует до сих пор. Свою четвертую передачу он назвал «Юмор в музыке», и после нее стал известен как искусствовед, изобретший новый подход в музыковедении. Каждая аудиция была посвящена отдельной теме. Эти передачи продолжались в течение 33-х лет. Их передавали 72 радиостанции. Накопилось очень много материалов, и Рандолфа попросили, чтобы он написал книгу. В 1964 году вышла его книга This is Music («Это – музыка»). Книга была переиздана в 1997 году. «Нью-Йорк Таймс» назвал ее лучшей книгой года. Эта книга представляет собой гид для слушателей музыки. Как пользоваться материалом, как его искать.
Давид Рандолф
Также он делал передачи из Линкольн-центра для радио и телевидения, у него была серия передач для молодых слушателей. Для нас руководитель Давид Рандолф – незаменимый человек, мы его просто обожаем. Он обучает нас не только музыке. Он прекрасный знаток литературы и языков. Мы поем по-латыни, на древнееврейском, на немецком, и он нам выправляет произношение. Это на редкость культурный, образованный и увлекающийся человек. Когда поздно вечером все устают репетировать, он не отпускает нас, беседует. Для нас очень важно то, что мы доверяем нашему руководителю, доверяем его интуиции. Он знает, на что мы способны, знает, чего он хочет от нас добиться. Иногда это получается не очень легко. Мы работали над произведением Ф.Мендельсона «Первая Вальпургиева ночь». Это драматическое произведение, и там есть сцена, где друиды в лесу договариваются о том, как им незаметнее убежать, исчезнуть. И наш руководитель объяснял нам, что эту сцену нужно не петь красивым голосом, а играть, проговаривать шепотом. Мы столько работали над этим, что у нас получился шепот прямо как в театре.
Перед каждым концертом он делает маленькую лекцию и сообщает слушателям о чем-либо интересном в музыкальном материале. Иногда это мелодическая тема, которая повторяется или в другой части, или даже в другом произведении того же самого композитора. Такие лекции очень помогают слушателям понимать музыкальные произведения.
Л.Ш. – Как он считает, почему столько людей стремятся петь в хоре?
Э.Т. – В своей книге он пишет насчет любительского хора и говорит, что любители – это идеальные исполнители, поскольку они работают не для денег, но из любви к искусству. С другой стороны, любители должны обладать техническими возможностями профессионалов. Поэтому требуется намного больше работать. У нас нет учителей, нужно работать самим. Мы должны предстать перед публикой как профессиональные исполнители, работающие с профессиональным оркестром, хотя мы не слышим своего пения вместе с оркестром, а работаем отдельно, встречаемся только на генеральной репетиции. Это единственный раз, когда мы репетируем с оркестром! Дальше – концерт! Наша творческая жизнь является контрастом к обыденной жизни. То, что мы делаем в музыке, мы делаем вдвойне интенсивно по сравнению с профессиональными музыкантами. Думаю, что наш успех существует благодаря балансу, установившемуся между музыкой и нашей жизнью. Одно обогащает другое.
Л.Ш. – Кто у Давида Рандолфа любимый композитор?
Э.Т. – Густав Малер*. Он говорит, что Малер – самый самобытный композитор. Когда я в первый раз выступала в Карнеги-холл, и мы должны были выйти на сцену, Рандолф сказал нам: «Подумайте, что на этой же самой сцене Малер дирижировал своей симфонией».
Л.Ш. – Это верно, что композитор Малер был очень важен для вашего хора?
Э.Т. – У хора есть знаменательная дата – 1922-й год. Тогда это был еще женский хор, не очень большой, не очень знаменитый. С момента, когда в Метрополитен-опера впервые в Америке поставили Симфонию № 3 Густава Малера и хор принимал участие в постановке, его популярность начала расти.
Афиша об исполнении Симфонии № 3 Густава Малера
28 февраля 1922 года в Карнеги-Холл
Сейчас хор работает над новой программой. В декабре будет исполняться «Мессия» Генделя. Я хочу сказать, что Рандолф многие годы был дирижером другого хора (Masterwork Chorus) и стал экспертом в исполнении “Мессии” Генделя. С 1955 до 1997 годы Рандолф дирижировал этим произведением 170 раз.
Л.Ш. – Расскажите кратко о себе.
Э.Т. – Я работаю в хоре только третий год. Большинство участников работают в нем уже много лет, и некоторые произведения уже не раз исполняли. Когда мы сейчас что-то готовим, они нам помогают, как более опытные исполнители. Меня приняли очень хорошо. У нас часто возникают дискуссии о композиторах, о музыке, об исполнении.
Л.Ш. – Вы собираетесь только раз в неделю. Сколько же вам требуется времени, чтобы подготовить такую серьезную вещь, как «Реквием» Верди?
Э.Т. – Мы начинаем после Labor Day, в сентябре, а в начале декабря у нас уже первый концерт. У нас на подготовку бывает три месяца.
Л.Ш. – То есть за 12 встреч вы подготавливаете такую серьезную вещь? Это ведь очень быстро.
Э.Т. – Параллельно мы уже готовимся к следующим концертам, которые состоятся в феврале и в начале мае.
Л.Ш. – Вам не кажется, что это слишком быстро?
Э.Т. – Это быстро, и нужно много заниматься. Я занимаюсь по вечерам. Даже если вы знаете музыку, очень трудно собрать все, что требуется для исполнения: и ноты, и слова, особенно на чужом языке.
Л.Ш. – По-русски вы не поете?
Э.Т. – Пока нет.
Л.Ш. – Когда и где вы учились музыке?
Эва Татарчик с отцом
Э.Т. – Я родилась и училась в Варшаве, музыке начала учиться очень рано. Когда мне исполнилось пять лет, мне подарили игрушку – детское пианино, на котором была только одна октава, а черные клавиши были нарисованы. Мама взяла меня к друзьям-пианистам, чтобы я послушала их игру, и я увидела, что у этих черных клавишей есть своя жизнь. Меня не могли оторвать от настоящего рояля.
Мой папа всю жизнь пел в любительском и церковном хоре. Мне это очень нравилось, я любила ходить с ним и слушать. У меня есть фотография, где мне шесть лет, и я с отцом после его пения в католическом костеле. Часом позже начиналась служба в православном храме, и папа меня туда всегда брал слушать, так как там пел отличный хор. А по дороге домой папа пел своим тенором, а я – своим малюсеньким сопрано. Так я и научилась петь и гармонизировать.
Я пела, когда училась в музыкальной школе. Потом на долгие годы перестала петь, так как интенсивно занималась фортепиано. Приехала в Америку, а здесь необходимо было пойти работать.
Л.Ш. – Какой у вас голос в Америке?
Э.Т. – Сейчас мой голос – альт. Когда я была моложе, у меня было сопрано. С возрастом голос стал ниже.
Л.Ш. – Как же вы попали в Америку?
Э.Т. – Просто приехала к очень близким друзьям родителей на три месяца. А они попали сюда на два года раньше. У меня была тогда возможность поехать в Ленинград, поскольку я изучала русский язык в университете в Варшаве. Одновременно я старалась получить стипендию в Ленинградской консерватории. Но мама очень испугалась… и послала меня в Америку. У мамы был красивый голос и мы обожали ее слушать, хотя она и не пела профессионально.
Л.Ш. – Чем вы занимаетесь на своей регулярной работе?
Э.Т. – Когда я приехала в Америку, начала преподавать музыку и аккомпанировать. Потом работала в разных фирмах – адвокатской, финансовой, в агентстве Associated Press. А сейчас я ответственный ассистент президента Совета по внешним отношениям (Council on Foreign Relations). Это “think-tank”, независимая организация научно-образовательного характера, в которой ведущие эксперты информируют действующих политиков, экономистов, журналистов, педагогов и студентов о глобальной политике. У нас проходят интересные встречи с президентами, министрами. Также мы издаем журнал “Foreign Affairs” – самое престижное и влиятельное издание, посвященное проблемам международных отношений. Конечно, у меня очень интересная работа. Но я люблю переключаться на музыку – это для меня отдых, хотя я занимаюсь ею по вечерам.
Л.Ш. – Вы иногда ездите к себе на родину в Польшу. Как вам кажется, где лучше жить – в Польше или в Америке?
Э.Т. – Когда я уезжала, в Польше было очень тяжело. А сейчас там интересно. Культурная жизнь в Варшаве и Кракове бурная. Всякий раз, когда я приезжаю туда, я иду или на концерт моей сестры (она скрипачка) или в театр. Сейчас Польша – это уже западная страна. Россия больше не имеет на нее влияния. А если и имеет, это уже не так заметно.
В Америке я живу давно, как на родине. Это страна, в которой можно заниматься всем, чем хотите, не обращая внимание на прошлое образование. Всю жизнь и в любом возрасте можно учиться чему-то новому.
Л.Ш. – Большое спасибо. Было очень интересно узнать все, что вы рассказали.