Опубликовано в журнале СловоWord, номер 57, 2008
Годы жизни великого австрийского композитора и дирижёра Густава Малера (1860-1911) пришлись на время, символом которого для большинства стал «Марш Радецкого», творение Иоганна Штрауса-старшего. Он был написан в честь фельдмаршала графа Радецкого, одержавшего ряд побед в Италии и обеспечившего там австрийское присутствие. Что говорить, музыка кружила головы, это был марш войнолюбивых победителей! Уход Малера совпал с кризисом монархии Габсбургов, рухнувшей после Первой мировой войны. В отличие от многих, Малер остро ощущал ненадёжность мира, в котором ему выпало жить. Ощущение его гибельности роднит композитора с писателем Йозефом Ротом. Младший современник Малера, он создал свой «Марш Радецкого», по звучанию совсем не похожий на штраусовский, исполненный пронзительной печали. Роман Рота – это своего рода отходная, реквием Австро-Венгерской монархии, в нём запечатлелось время Малера.
«Все плац-концерты, неизменно разыгрывавшиеся под балконом господина окружного начальника, начинались с марша Радецкого, – пишет Йозеф Рот. – Хотя он и был так привычен оркестрантам, что они могли бы сыграть его среди ночи и во сне без дирижёра, капельмейстер всё же считал необходимым каждую ноту читать с листа. И каждое воскресенье, словно впервые репетируя марш Радецкого со своими музыкантами, он добросовестно поднимал голову, палочку и взор, устремляя то и другое и третье в сторону сегментов круга, всегда, казалось, нуждающихся в его команде музыкантов, в центре которых он стоял. Суровые барабаны отбивали дробь, сладостные флейты свистели, заливались чудесные рожки. На лицах слушателей блуждала довольная мечтательная улыбка, в ногах быстро струилась кровь. Они стояли на месте, но думали, что уже маршируют. Девушки помоложе слушали, затаив дыхание, с полуоткрытым ртом. Мужчины постарше опускали головы и вспоминали о былых манёврах. Пожилые дамы сидели в соседнем парке и трясли маленькими седыми головами, и было лето».
Когда читаешь этот отрывок из романа «Марш Радецкого», невольно представляешь маленький провинциальный городок Иглау, затерянный где-то в Богемии, тогдашней окраине Австро-Венгерской империи, где в семье мелкого торговца-еврея вырос Густав Малер.
Оба этих замечательно одаренных человека – Густав Малер и Йозеф Рот – по-своему отразили неисчерпаемый, многообразный мир Австро-Венгерской империи и ее духовную жизнь, писатель – словом, композитор – звуками. Если хочешь понять, как это выглядело визуально, – нужно читать Йозефа Рота, а если хочешь узнать, как это звучало, – нужно слушать Малера.
Когда Густаву исполнилось три года, ко дню рождения он получил в подарок губную гармонику, на которой сразу начал воспроизводить знакомые ему мелодии, в том числе песни и марши капеллы военного гарнизона Иглау, которые приводили его, по собственному признанию, в состояние восторга.
При чтении романа стоит только на минуту отключиться, закрыть глаза, и возникает следующее – марш Радецкого постепенно превращается в символ агонии шатающейся монархии. Неумелый фельдфебель дирижирует настолько топорно, что марш перестает быть маршем, и не только мужчины перестают чувствовать такт в ногах, но и девушки начинают скучать, и дрожащие головы старушек останавливаются в недоумении – что же будет? – и звуки распадаются без ритма и преломляются в голове необычайно музыкально одаренного сына мелкого торговца из Иглау, преломляются в сотни других маршей, в которых он уже не наблюдатель, а активный участник, собравший их по своим новым законам.
В маршах, которые сочинял Малер, неудержимая острота чувства соединяется с сарказмом препарирования. А препарируется фактически тот самый марш Радецкого, который был обязаловкой в программе каждого провинциального капельмейстера Австро-Венгерской империи.
В тот же год, когда и Малер, в Словении родился композитор Гуго Вольф, а незадолго до того в одной из провинций современной Чехии – Зигмунд Фрейд, много позже – в 1894 г., в нищей Галиции, в городе Броды, что находились на самой восточной точке империи, на границе с Россией, в нём большую часть населения составляли евреи, – родился Йозеф Рот, запечатлевший жизнь австрийской провинции в своих бессмертных романах.
Неслучайный сейчас интерес к тогдашней жизни австро-венгерской провинции, можно сказать, своего рода «бум», вызван теми интересными личностями, которых эта провинция дала в течение одного столетия. Это были выдающиеся люди искусства, говорившие и писавшие на разных языках, большинство – на немецком: Йозеф Рот, Манес Шпербер, Йосеф Агнон, Мартин Бубер, Пауль Целан, Роза Ауслендер, Бруно Шульц ( писал на польском).
Жизненные пути вели их в Вену, ставшую в конце XIX века интернациональной метрополией, население которой почти удвоилось за счет притока иммигрантов из самых отдаленных концов империи.
Малер поступил в венскую консерваторию, когда ему было 15 лет, одновременно экстерном он закончил гимназию в Иглау, после чего еще прослушал лекции по истории и философии в венском университете. В консерватории молодой человек изучал композицию, гармонию и игру на клавире. Во время обучения Малер не остался в стороне от двух противоборствующих течений в музыкальной жизни тогдашней Вены – сторонников Вагнера и Брукнера, который был профессором консерватории. Будучи почитателем и своего рода последователем обоих композиторов, Малер все-таки отдавал предпочтение Брукнеру, у которого он брал уроки композиции.
Начав работать оперным дирижером (без специального дирижерского образования !) в маленьких курортных городах, он вовремя покинул Вену, которая стала в это время ареной первой волны антисемитизма.
Во время своих странствий и временных ангажементов в провинции Малер пишет свои первые вокально-инструментальные произведения и симфонию.
Модель «Мир и его противоположность» становится главенствующей в эстетике композитора.
Внешность Малера, его мироощущение, переданное в ранних письмах и фотографиях, показывает его вполне соответствующим клише » романтического художника». Он был невысокого роста, его фигура была легка и худощава, темные глаза печально-выразительны (на ранних фоографиях Малер еще без очков, отчего выразительность его близоруких черных семитских глаз особенно очевидна), черты лица его необычайно подвижны, темные волосы волнились и были всегда зачесаны назад.
Он пишет в письмах о переменчивости своего мироощущения, о колебании чувств, о его отношении ко лжи и лести, которые господствуют в современном мире и которые он презирает, о том умиротворении, которое может принести человеку природа.
Работа в провинциальных театрах была для Малера фактически своего рода «кухней», где он досконально изучил возможности оркестра и всего того, что относится к музыкальной и организаторской стороне постановки оперы.
Импульсивность и вдохновенная отдача музыке сочетались у него со скрупулезной работой над партитурой. Современники отмечали необычно сильное воздействие его харизматической личности на оркестр.
В 1892 году в Гамбурге состоялась премьера оперы Чайковского «Евгений Онегин». Русский композитор заболел, и дириживал оперой Малер. После премьеры Чайковский пишет:»Здесь капельмейстер не какой-то средней руки, а гениальный…»
По рекомендации самого Брамса Малер приглашён на должность дирижёра-директора Венской королевской оперы. Для Малера возвращение в Вену, город его юности, стало не просто триумфальным восхождением, это была невероятная удача, то, о чем мог только мечтать музыкант того времени. Благодаря выдающемуся музыкальному таланту, трудолюбию, фанатической работоспособности, дару организатора и неповторимой харизме, сын бедного еврейского торговца и извозчика из заштатного городка Иглау становится одним из первых людей Вены, директором Королевской оперы, одной из ведущих фигур венского модернизма. Однако заплатить за всё это он должен был крещением. Только после перехода в католичество в 1897 году стало возможным принятие этой должности и представление Малера Венскому королевскому двору.
Крещение Малера – спорный вопрос, по поводу которого есть разные толкования. Одни исследователи утверждают, что это был лишь формальный шаг для устранения основного препятствия на пути к посту директора Венского оперного театра. Человек, который должен был занять этот пост, становился автоматически слишком заметной и влиятельной фигурой в городе, чтобы оставаться евреем. Другие отмечают, что католическая религия была знакома Малеру с детства, где ученики начальной школы в Иглау обязаны были посещать богослужение в католической церкви, и мистическое обаяние этой религии не могло оставить впечатлительную душу ребенка равнодушной.
Для очень многих интеллектуалов и еврейских художников того времени традиция ортодоксального иудаизма была потеряна, они были ориентированы на немецкую культуру и на творчество тогдашнего кумира – Рихарда Вагнера, который провозглашал немецкую национальную идею как основополагающую. Кроме того, крещение было также фактом лояльности к немецкому государству, своего рода патриотическим шагом.
27-летний А.Шенберг принимает протестантизм как знак вхождения в традиционную немецкую культуру, явно отмежёвываясь этим от католической Габсбургской.
Отказывается от иудаизма и Карл Краус, оставаясь долго философом и человеком «Ohne Bekenntnis», без веры. Этот шаг был явно одним из способов избежать антисемитской травли и завоевать относительную свободу своих публикаций.
В конце XVIII века в Вену устремились ортодоксальные евреи из Галиции, самой нищей и отдаленной провинции империи. Они в числе других переселенцев облюбовали для поселения в Вене второй округ и практически настолько изменили облик этой части города, что она начала называться Leopoldstadt, что вызывало страх у обывателей и обострение антисемитских настроений.
Интеллектуальным базисом, теоретической основой для ненависти к евреям стала книга Дюринга «Еврейский вопрос», своего рода бестселлер того времени.
Антисемитизм подогревался политикой бургомистра Луегера, которого Гитлер в своей книге «Mein Kampf» назвал » сильнейшим немецким бургомистром» и который был политическим учителем будущего фюрера.
Для деятелей искусства еврейского происхождения того времени было фактически три пути для самоутверждения. Первый – крещение как способ сделать профессиональную карьеру и как внешнее игнорирование антисемитизма ( Малер) .
Второй – принятие антиеврейской позиции (пример тому – философ Отто Вайнингер, сын золотых дел мастера в Вене). Его книга «Geschlecht und Charakter» выдержала множество изданий, до 1923 года она была издана 28 раз, была переведена на иностранные языки и явилась одним из камешков в идеологии антисемитизма. Крещение не спасло его: Вайнингер покончил жизнь самоубийством.
Третий путь был совершенно нов и казался в то время фантастическим – это было начало сионисткого движения. В 1897 Теодор Герцль году созывает первый сионисткий конгресс в Базеле…
Работа Малера как дирижера была неотделима от режиссуры. Он пытается осуществить почерпнутый у Вагнера идеал спектакля, где воедино соединяются актерские, певческие, режиссерские и музыкальные задачи, подчиненные единому решению музыкальной драмы.
В этом духе Малер воспитывал весь коллектив театра, в котором работали выдающиеся музыканты того времени – певицы Сельма Курц и Анна фон Мильденбург, в разное время бывшие возлюбленными композитора, баритон Леопольд Демут, тенор Лео Слезак, басист Рихард Маур, художник Альфред Роллер, молодые дирижеры Франц Шалк, Бруно Вальтер и т.д.
Во время своего пребывания в Вене Малер практически не выходит в свет и общается только с узким кругом друзей. Он не переносит чужих людей и светскую жизнь, считает это пустым времяпрепровождением и фанатично посвящает все свое свободное время музыке. Однако в 1901 году в салоне Берты Цукеркандель он знакомится с Альмой Шиндлер.
Во время знакомства с Малером ей было 22 года, она выросла в богатой венской буржуазной семье, получила прекрасное домашнее образование, возможное по тем временам (в ту пору единственная женщина, закончившая Венский университет в 1897, была исключением). Отчимом Альмы был известный придворный художник Карл Моль. Альма была красива и обаятельна, всегда в центре внимания,она играла на рояле, брала уроки музыки и композиции. Салон ее отчима был одним из художественных центров Вены. Выросшая в обстановке искусства, девушка предъявляла определенные требования к окружающим ее поклонникам: они должны быть удачливыми людьми искусства. В свои 22 года Альма уже испытала пламенное чувство к Климту, которое принесло ей много душевных страданий. В то время, когда она познакомилась с Малером, Альма находилась в любовной связи со своим учителем музыки евреем Цемлинским.
Во время первого же разговора с Малером девушка продемонстрировала полную независимость взглядов и бросила в упрек маститому дирижеру его невнимательность к людям и игнорирование балета Цемлинского. В своем дневнике Альма пишет: » Малер мне чудовищно понравился. Конечно, он ужасно нервный. Он впрыгнул в комнату, как дикое животное. Этот человек как взрывной газ – он обжигает каждого, кто приближается к нему».
Через некоторое время Малер делает Альме предложение. Против брака выступают почти все окружающие с обеих сторон. Отчим Альмы предостерегает ее от Малера как от человека всюду преследуемой расы, который «болен, беден, плохо выглядит, и музыка его, по существу, ничего не стоит» (не правда ли, примечательный комментарий придворного художника?). Друг семьи Альмы, директор Бургтеатра Макс Буркхард, говорит ей о чудовищно смешной способности Малера по уши влюбляться в певиц-сопранисток, и если она примет предложение композитора о браке, «это будет большой грех. …Вы такой прекрасный человек хорошей расы, брак с этим старым дегенератом испортит вам жизнь».
Друзья Малера в свою очередь предостерегают его от легкомысленной взбалмошной девицы, которая представляется им недостаточно образованной и умной.
Дневники Альмы показывают ее внутреннюю борьбу между привязанностью к Цемлинскому и Малером, в конце концов директор Венской оперы побеждает. Состоялась помолвка, сенсация того времени – имена обоих в центре прессы, что вызывает недовольство Малера и восторг Альмы, публика рукоплещет им в театре.
9 марта 1902 года – свадьба в Карлскирхе…
Альма Малер представляется противоречивой фигурой. Одни называют ее одной из замечательных женщин эпохи, другие – расчетливой кокоткой, ставшей знаменитой благодаря тем мужчинам, с которыми она была рядом.
Думается, что проблемы Альмы Малер в свете учения Фрейда связаны с невозможностью выразить себя в искусстве, к которому она стремилась с детства.
Альма берет уроки композиции у Цемлинского, но ее произведения довольно слабы, полны элементарных ошибок. Ее бесспорная красота торжествует над его несовершенным телом еврея, предки которого томились в гетто. Она ставит ему на вид его уродство, и Цемлинский просит не играть его чувствами. Гораздо увлекательней стать любовницей композитора, тут она может как бы взять реванш…
Все объекты ее любви были замечательными мастерами своего дела – сначала Климт (художник, осонователь венского югендстиля), Цемлинский( композитор), Малер ( композитор, дирижер), Гропиус( архитектор), Кокошка (художник), Верфель (писатель).
Всем им дарила Альма свою любовь взамен на возможность взаимного сосуществования в искусстве. Аплодисменты, которыми одарила публика Малера после помолвки его с Альмой, принадлежали уже не только ему, но и ей.Такое своеобразное «приобщение «к творчеству не могло не сказаться на ее психике – Альма была подвержена всякого рода психосоматическим заболеваниям, а в конце своей жизни, в Америке, – алкоголю.
Судя по дневникам Альмы, в браке с Малером она была глубоко несчастной и изменяла ему до конца его дней. О разводе не было и речи – гениальность мужа и светское положение, которое она занимала, будучи его женой, по-видимому, были основой ее привязанности к нему.
Она была до последнего вздоха Малера с ним рядом и выполняла свой так называемый супружеский долг. Ее признание об этом потрясло ее тогдашнего любовника, а после смерти Малера – мужа, архитектора Вальтера Гропиуса, идеализировавшего Альму сверх всякой меры.
Некоторые из ее мужчин были евреями с ярко выраженной «семитской внешностью» (Цемлинский, Малер, Верфель), что также парадоксально, так как Альма выросла в антисемитски настроенной семье и сама не скрывала своих антисемитстких взглядов.
Любовь и ненависть, через любовь-победу-унижение пожирание партнера…
До сих пор загадка Альмы Малер-Верфель волнует многих исследователей истории искусства, и почти в каждом труде есть наблюдения по поводу ее истерии.
Однако вернёмся к Малеру. С течением времени он, как одна из главных фигур Венской музыкальной жизни, автор многочисленных вокально-инструментальных произведений, становится объектом газетной травли и интриг. От него требуют исполнения немецких опер и ставят в упрек качество постановок, которое якобы ухудшается в связи с тем, что директор театра часто уезжает на гастроли и занят своми произведениями более, чем театром. Здоровье его значительно ухудшается: врачи свидетельствуют наличие сердечной недостаточности в результате частых ангин и запрещают ему заниматься спортом. Смерть дочери в возрасте пяти лет от дифтерии усугубляет его состояние.
В 1907 году Малер принимает выгодное предложение директора Metropoliten Opera в Америке и покидает Вену. Провожающие разделились на два лагеря. Критик Макс Граф, возглавлявший газетную травлю, пишет: «Густав Малер был в этом городе десять лет, но он так и остался здесь чужаком. Ему чужды потребности нашего города, он остался чужд его очарованию, и никакая из его композиций не говорит о том, что он вообще здесь жил…» Студенты же во главе с Шенбергом устраивают ему прощальную демонстрацию на Восточном вокзале.
К этому времени в его творческом багаже вокальные циклы – «Песни странствующего подмастерья», «Волшебный рог мальчика», «Песни об умерших детях», многочисленные песни и восемь симфоний. Сочинял музыку композитор почти всегда летом, обычно в домике на берегу одного из австрийских озер, где он с семьей проводил отпуск. Зимой, во время сезона в оперном театре, Малер дорабатывал инструментовку.
От своих предшественников – Р. Шумана, Г. Берлиоза Малер унаследовал представление о крейслерианском конфликте творческой личности (композитор Крейслер – любимый герой Э.Т.А.Гофмана). От Достоевского, которого Малер очень любил, – скрупулезное внимание к глубинам человеческой психики.
Основная тема его произведений – противопоставление художника и общества, фиксация противоречий человеческой жизни, которые он изображает с присущей ему болезненной остротой и бескомпромиссностью. Немаловажное место занимают в его музыке мотивы скитальчества, поиски успокоения в идиллическом единении с природой и тенденция переосмысливания жанров народной и городской музыки, которая была так близка Малеру с детства.
Его творчество оказало влияние почти на всех крупных симфонистов ХХ века.
Последние годы своей жизни композитор проводит между Америкой и Европой. Его постановки и концерты в Америке пользуются огромным успехом, гонорар в четыре раза преышает тот, который он имел в Венской опере.
В 1910 году в Мюнхене с триумфом проходит исполнение его 8-й симфонии, посвященной Альме Малер. Пресса перечисляет всех знаменитостей, которые присутствовали на концерте : Их Величество королевская чета Баварии, Томас Манн, Стефан Цвейг, Макс Рейнхард, Рихард Штраус…
Здоровье его резко ухудшается. Последний раз он дирижирует в Карнеги-Холле 21 февраля 1911 года.Альма везет его сначала в Париж, потом в Вену, фактически – умирать. Его последняя поездка в Вену – это поездка «умирающего короля»: газеты регулярно помещают отчеты о состоянии его здоровья, на каждой станции поезд встречают журналисты. В Вену Малер прибывает еще в полном сознании и радуется бесконечным букетам цветов на улице. Он умер 18 мая 1911 года и похоронен на кладбище в Гринцинге, рядом с его умершей в 1907 году старшей дочерью. В том самом Гринцинге, ностальгическом тихом пригороде Вены, где когда-то гуляли Гайдн и Моцарт и где до сих пор в излюбленных туристами питейных заведениях музыканты играют и поют австрийскую народную музыку, Schrammelmusik: марши, танцы, которые так любил Малер. Аккордеон, гитара, скрипка, незатейливое пение, легкое вино…
После смерти Альмы Малер-Верфель в 1964 году в Америке ее тело было перевезено в Вену, и она была похоронена неподалеку от Малера.
О значении музыки Малера замечательно сказал современный немецкий композитор Вернер Хенце: «Впервые в истории музыка спрашивает саму себя об истоках своего существования. Она вопрошает, находясь на вершине эпохи; эта музыка знает истину и ощущает ее с тем же трагическим чувством, как Фрейд, Кафка, Музиль. Ее любовь к правдивости не терпит украшательства. Как и всякая большая музыка, она исходит из песни и танца народа, но это не упрощает её, в действительности она очень и очень сложна. Это как траур по тому, что ушло, но и еще – вести будущему человечеству: одна подаёт надежду, другая, обращённая к существу самой музыки, называется любовью…»