Опубликовано в журнале СловоWord, номер 56, 2007
Томас Пейн (1737-1809) и Россия
Факел великой идеи,
вознесенный Радищевым над Россией,
– превращение страны в демократическую республику,
управляемую Законом, – был зажжен от огня,
выбитого Томасом Пейном и озарившего все этапы
Американской революции.
Статья 2.
Эволюция мировоззрения А.Н.Радищева
и анонимный памфлет «ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ» (1776)…
“…вслед Радищеву восславил я свободу”… А.С.Пушкин. “Я памятник себе воздвиг нерукотворный” |
Вплоть до начала 90-х гг. ХVIII в. из всех известных деятелей эпохи Просвещения лишь автор "Здравого смысла" в Америке и русский революционер А.Н.Радищев во всей тогдашней Европе до конца последовательны в своем отрицании всякой монархии.
"Путешествие из Петербурга в Москву" /1790/ – главный вклад А.Н.Радищева в историю общественной мысли. Впервые не только в отечественной, но и в европейской литературе ХVIII в., русский писатель открыто и последовательно осудил монархию в любой ее форме. Радищев призвал к свержению крепостнического строя, установлению республики, освобождению крестьян, восстановлению их гражданских прав. Подданный отсталой по европейским меркам монархической державы, Радищев оказался в буквальном смысле "впереди Европы всей" по радикальности своих воззрений.
Немедленный запрет столь неслыханно крамольного сочинения, – /кстати действовавший в России вплоть до первой русской революции 1905 г./, – смертный приговор его автору, в последний момент замененный ссылкой, – такие последствия для Радищева мог предвидеть любой здравомыслящий человек. Видимо, не случайно Пушкин, раскрывая в статье "Александр Радищев" /1836/ своеобразие духовного мира восторженно почитаемого им писателя, останавливается перед необъяснимостью его действий1.
Поэт видит в Радищеве человека "с духом необыкновенным, политического фанатика, заблуждающегося, конечно, но действующего с удивительным самоотвержением и с какою-то рыцарскою совестливостью". И вместе с тем Пушкин испытывает недоумение. Если вспомнить "политические обстоятельства" того времени, когда "Путешествие" вышло, говорит Пушкин, то поступок Радищева "покажется нам действием сумасшедшего. Мелкий чиновник, человек безо всякой власти, безо всякой опоры, дерзает вооружиться противу общего порядка, противу самодержавия. Противу Екатерины!.. Радищев один. У него нет ни товарищей, ни соумышленников"2. И в конце статьи Пушкин ставит те же недоуменные вопросы, так и оставшиеся для него без ответа: "Какую цель имел Радищев? Чего именно желал он? На сии вопросы вряд ли мог он сам ответить утвердительно"3.
Привлекая некоторые до сих пор неизвестные науке факты, я взяла на себя смелость предложить решение, которое может в какой-то степени восприниматься и как ответ, – предположительный, разумеется, – на вопросы великого поэта. Я полагаю, что историческая роль анонимного памфлета "Здравый смысл" в Американской революции стала для Радищева воодушевляющим примером того, что может совершить для своей страны, а вместе с тем и для человечества, один самоотверженный писатель. Кстати, свое "Путешествие" Радищев также издает анонимно.4
Рассмотрим те аспекты мировоззрения Радищева, которые, по моему мнению, отражают влияние на него автора "Здравого смысла" и вместе с тем свидетельствуют о самостоятельности и оригинальности воззрений русского писателя.
Республика вместо монархии в любой ее форме.
Еще в 1773 г. Радищев перевел книгу французского философа и историка Г.Мабли "Размышления о греческой истории". Мабли мечтал о "республиканской монархии", ибо видел в королевской власти единственное средство помешать тирании одного класса или одной партии.
Радищев снабдил свой перевод исключительным по резкости комментарием: "Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние… Если мы уделяем закону часть наших прав и нашея природныя власти, то дабы оная употребляема была в нашу пользу; о сем мы делаем с обществом безмолвный договор. Если он нарушен, то мы освобождаемся от нашея обязанности. Неправосудие государя дает народу, его судии, то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками. Государь есть первый гражданин народного общества" /т.2, с.282/.
Эти слова Радищева свидетельствуют о том, что русский писатель остановился у самой черты, отделяющей традиционное Просвещение с его надеждой на доброго государя от идеологии народовластия и требования репрезентативной демократической республики, базирующейся на Законе. Радищев пересек эту черту в сторону республиканского правления в начале 1780-х гг., как раз в то время, когда он мог бы прочитать "Здравый смысл".
Воинствующий антимонархизм оды "Вольность", "Слова о Ломоносове" и "Путешествия из Петербурга в Москву" отразил серьезный сдвиг в мировоззрении Радищева. В значительной степени этот скачок может быть объяснен приобщением к опыту Американской революции и влиянием "Здравого смысла". Как республиканец Радищев прославляет Вольность:
Да Брут и Телль еще проснутся,
Седяй во власти, да смятутся
От гласа твоего цари.*
/Станза1/ (* Вольности. – К.Р.)
Но царь когда бесстрастен был! – восклицает Радищев. И даже Август, слывший кротким, был угнетателем, как и все цари.
Народы мнили – правят сами,
Но Август выю их давил;
Прикрыл хоть зверство добротою…
/Станза 41/
Собирательный образ царя в представлении Радищева – это
Преступник, изо всех первейший…
Злодей, злодеев всех лютейший…
От имени народа требует Радищев суда над царем: "Предстань, на суд тебя зову!" – / Станза 22/. Не "тирана" судит народ в "Вольности", а именно всех "царей".
Однако при всем сходстве с позицией Пейна, антимонархизм Радищева отмечен своеобразием, порожденным историческими условиями России. Пейн, к примеру, никогда не призывал к казни монарха5: американским колонистам не было нужды в физическом уничтожении английского короля. С точки же зрения Радищева, для России казнь царя есть акт неизбежный.
Злодейства все скопил в едино,
Да не едина прейдет мимо,
Тебя из казней, супостат!
В меня* дерзнул острить ты жало!
Единой смерти за то мало,
Умри! Умри же ты сто крат!
/Станза 22/ (* в народ. – К.Р.)
В оде возникает картина суда и гибели на плахе английского короля Карла 1, которого постигло справедливое возмездие. Республика видится Радищеву в исконно русской форме всенародного вече, которое, подобно легендарному Самсону, сокрушит монархический строй и лишит жизни царя и его приближенных.
Внезапу вихри восшумели,
Прервав спокойство тихих вод,
Свободы гласы так взгремели,
На вече весь течет народ,
Престол чугунный разрушает,
Самсон как древле сотрясает
Исполненный коварств чертог.
/Станза 25/
Автор предвидит мрачную судьбу российского монарха, когда в стране, в результате народной революции, восставшие "волка хищного раздавят, что чтил слепец своим отцом" /Станза 51/6. Екатерина II верно оценила революционный антимонархический запал этого сочинения: "Ода совершенно ясно и явно бунтовская, где царям грозится плахою. Кромвелев пример приведен с похвалою. Сии страницы суть криминального намерения, совершенно бунтовские" 7.
В "Путешествии" антимонархическая тема "Вольности" находит дальнейшее развитие и углубление. "Он был Царь. Скажи же, в чьей голове может быть больше несообразностей, если не в Царской?" (т.1, с.348) вопрошает Радищев. Во сне Путешественника /глава "Спасская Полесть"/ Государь лишь благодаря чуду – терновому кольцу, подаренному Странницей /Истиной/, прозревает и убеждается воочию, что ему дано творить лишь зло, что он может быть первейший в обществе "убийца, первейший разбойник, первейший предатель, первейший нарушитель общия тишины" /т.1, с.254/. Но кончается сон, в котором путешественник видит себя царем, а с ним и чудо – "зрячий" государь уходит в небытие. "Еще неопомнившись, схватил я себя за палец, но тернового кольца на нем не было. О если бы оно пребывало хотя на мизинце Царей!" /т.1, с. 257/. Просвещенный государь для Радищева – это абсолютная химера. Как заметила Екатерина II на полях сочинения Радищева: "Сочинитель не любит царей, и где может к ним убавить любовь и почтение, тут жадно прицепляется с редкой смелостию". "Сочинитель везде ищет случай придраться к царю и к власти".8
В 1780-х гг. Радищев никогда не употребляет слова "тиран" в противопоставлении к понятию "просвещенный монарх". Он против любого монарха и любой формы монархии. Только после эпохи Террора во Франции мы наблюдаем, как неистовый республиканец Радищев переходит от осуждения даже самых лучших государей к хвале Петра, Екатерины и Августа. Причину таких перемен Радищев частично приоткрывает в своей незаконченной поэме "Песнь историческая". Описывая чудовищные кровавые оргии Суллы, Радищев восклицает:
Нет, ничто не уравнится,
Ему в лютости толикой,
Робеспьер дней наших разве.
Ах, во дни сии ужасны,
Где отец сыновней крови,
Где сыны отцовой жаждут…
Среди разврата нагла
нравов,
Может разве самодержец,
Властию венчан всесильной,
Дать устройство, мир –
неволи –
Пусть неволи, но отдохнет
Человечество от тяжких
Ран. 9
Итак, любая монархия – это "неволя", но в ситуации, когда бесчинствуют чудовищно – кровавые диктаторы, – такие как Сулла, или Робеспьер, – "самодержец" может быть и благом, ибо предоставит народу некий "отдых" "от тяжких ран", нанесенных подобными, совсем уж "лютыми" тиранами. Что называется, из двух зол избирают меньшее.
Закон как Король государства.
У Пейна в "Здравом смысле" и у Радищева в "Вольности" встречаем мы сходный образ. В республике, – государстве свободных людей, – для монарха места нет, однако опустевший трон можно использовать во благо человечества: Королем становится Закон. Он должен заменить монарха, исполнять его обязанности и вызывать то же восторженное почитание и преклонение.
Гимн в честь Закона, – писаной, фиксированной Конституции страны, –с требованием воздавать такому Закону королевские почести, включен в анонимный в то время памфлет. "Но где же, – говорят некоторые, – король Америки? – спрашивает автор "Здравого смысла".
– Я скажу тебе, друг, он царствует над нами, но не сеет гибель среди людей… Впрочем, чтобы нам не иметь недостатка даже и в земных почестях, пусть будет торжественно назначен день для провозглашения хартии (писаной Конституции. – К.Р.); пусть она будет вынесена и установлена на божественном законе, на слове божъем (Библии. – К.Р.), пусть на нее возложат корону, по которой мир мог бы узнать, насколько мы одобряем монархию, – королем в Америке является закон (курсив мой. – К.Р.). Ибо как в абсолютистских государствах король является законом, так и в свободных странах закон должен быть королем и не должно быть никакого другого. Но чтобы впоследствии не возникло каких-либо злоупотреблений, пусть в заключение церемонии корона будет разбита вдребезги и рассеяна среди народа, которому она принадлежит по праву" (с.46).
Заметим, что в точном соответствии с этим пожеланием первому законодательному акту рождающегося государства – Декларации независимости – были возданы истинно королевские почести: ее читали народу под пушечные салюты и звон колоколов. Так возникла традиция, согласно которой, со временем, подлинным "Королем" Соединенных Штатов, окруженным благоговейным пиэтетом своих "подданных", стал ее Основной Закон – Конституция страны.
Картина царства Закона, изображенная в "Вольности", как видится, сродни по духу и некоторым образам гимну из "Здравого смысла":
Во власти всех своей зрю долю,
Свою творю,творя всех волю, –
Вот что есть в обществе закон.
4
В средине злачныя долины,
Яснейших дня лучей светлее,
Стоит прозрачный всюду храм;
Там жертва лжива не курится,
Там надпись пламенная зрится:
"Конец невинности бедам".
5
Оливной ветвию венчанно,
На твердом камени седяй,
Без слуха зрится хладнонравно,
Глухое божество судяй.
Белее снега во хламиде,
И в неизменном всегда виде,
Зерцало, меч, весы пред ним.
Тут истина стрежет десную*
Тут правосудие ошую;* *
Се храм Закона ясно зрим.
6
Возводит строгие зеницы,
Льет радость, трепет вкруг себя,
Равно на все взирает лицы,
Ни ненавидя, ни любя.
Он лести чужд, лицеприятства,
Породы, знатности, богатства,
Гнушаясь жертвенныя тли;
Родства не знает, ни приязни;
Равно делит и мзду*** и казни;
Он образ божий на земли.
——————
* справа.-К.Р.
** слева.-К.Р.
*** награду.-К.Р.
Аллегорическая фигура Правосудия, олицетворяемая Фемидой, обретает в оде "Вольность" новые черты по сравнению с трактовкой ее в искусстве ХVIII в. Правосудие помещено в "храм Закона", Закон живет "в обществе", справедливый суд основывается на Законе, обитает в нем. "Божество" в оде идеально исполняет обязанности вседержавного государя: "седяй" во храме, почитаемое олицетворение "истины", "образ божий на земли", обеспечивающий абсолютную справедливость и благополучие подданных, "льет радость, трепет вкруг себя". Таким же пиэтетом должна быть, по мысли автора "Здравого смысла", окружена "хартия", на которой начертаны законы страны, – истинный король Америки, предмет благоговейного поклонения, – установленный на "божественном законе, на слове божьем".
Отрывки явно сходны по своему содержанию и использованным образам. Радищев мог прочитать приведенный абзац из "Здравого смысла" только в самом памфлете, ибо в пересказе Рейналя он опущен.
Проблема "законности" революции.
Определенную степень сходства между Радищевым и Пейном можно усмотреть и в трактовке вопроса о "законности" революции, который представлен у них в более практическом аспекте, чем у других писателей того времени, возлагавших надежду на реформы сверху, инициатором которых должен стать просвещенный монарх. Пейн и Радищев убеждены, что все революционные акции должны совершаться подлинно народной властью и следует опасаться возможных бесчестных ее узурпаторов.
В "Вольности" соборная власть народа устанавливает "Закон". О Кромвеле, хотя "злодее", ибо сокрушил он "твердь свободы", Радищев находит возможным отозваться с похвалой: "Ты Карла на суде казнил", т.е. законно, – и тем "научил ты род и роды, как могут мстить себя народы" /Станза 23/. Суд народный вынес смертный приговор своему государю.
В "Здравом смысле" особое внимание уделено возможному исходу Американской революции в зависимости от того, кто ее возглавит: законное, избранное народом правительство, военные или представители "черни" /с.63/. Автор призывает американцев поскорее "выработать собственную Конституцию" и создать собственное правительство, чтобы обеспечить свои свободы. Пейн приводит пример, как некий Мазаньелло, неаполитанский рыбак, на рыночной площади разжег ненависть своих соотечественников к угнетавшим их испанцам, поднял восстание и в течение дня стал королем. Пейн предупреждает: если сейчас упустить время, "то впоследствии найдется какой-нибудь Мазаньелло, который, возглавив народное волнение, сумеет объединить отчаявшихся и недовольных, захватит власть и в конце концов подобно потопу сметет свободы континента" (с.45-46).
И Радищев, утверждая право народа на вооруженное восстание против своих притеснителей /главы "Зайцево", "Медное", "Городня" и другие из "Путешествия"/, предвидит, что вождем революции, ее идеологом может стать как авантюрист, так и достойный человек, как "первый льстец", так и "любитель человечества" /т.1, с.320-321/, "муж твердый и предприимчивый, на истину или на прельщение…" /т.1, с.261/. В Пугачеве, очевидно, и увидел Радищев такого "льстеца". О сторонниках Пугачева он пишет: "Прельщенные грубым самозванцем текут ему во след, и ничего толико не желают, как освободиться от ига своих властителей; в невежестве своем другого средства к тому неумыслили, как их умерщвление. Не щадили они ни пола, ни возраста. Они искали паче веселия мщения, нежели пользы сотрясения уз" /т.1, с. 320/.
Для Радищева "польза сотрясения уз" – цель революции – заключается в установлении народного суверенитета, республиканской формы правления. Пугачев в роли нового царя всея Руси для русского писателя столь же неуместен, как для автора "Здравого смысла" какой-нибудь Мазаньелло во главе независимой Америки.
Отметим и существенные различия в конкретном преломлении идеи "законности" революции у Радищева и Пейна. В условиях революционной ситуации в Америке "законный" путь не только теоретически предпочтителен, но и практически вполне осуществим – такова позиция автора "Здравого смысла". Радищев же, с его поразительным для просветительской эпохи историческим чутьем, в условиях российской действительности не только предвидит восстание "черни", по терминологии Пейна, но и представляет этот "незаконный" путь как единственно возможный в России.
Радищев не винит крестьян, которые пошли за Пугачевым, – никакой другой управы на помещика-"варвара" им не найти. "Глупые крестьяне, – читаем в главе "Едрово", – вы искали правосудия в самозванце! Но почто не поведали вы сего законным судиям вашим?.. – Но крестьянин в законе мертв, сказали мы… Нет, нет, он жив будет, если того восхочет…" /т.1, с.305/.
В "Путешествии" не только монарх – преграда народному освобождению, как в "Вольности" и в "Здравом смысле". Владельцы крепостных душ добровольно не расстанутся с ними даже под угрозой нового пугачевского бунта, а тем более не обратят внимания на призывы к совести и человеколюбию. И все потому, что "един предразсудок мгновения, единая корысть…отъемлет у нас взор и в темноте беснующим нас уподобляет" /т.1, с.314/.
О рабстве в Америке и крепостничестве в России.
К концу 80-х гг., времени работы над "Путешествием", Радищев убедился, что, несмотря на Декларацию независимости и республиканские конституционные документы, рабы в Америке так и не сделались свободными людьми, полноправными гражданами нового государства. Писатель отказывается назвать "блаженною" американскую республику, "где сто гордых граждан утопают в роскоши, а тысячи не имеют надежного пропитания, ни собственного от зноя и мраза укрова" (т.1, с.317). Теперь он уже не знает общества, в котором бы "нравы и обычаи" были "непротивны закону… И от того трудно становится исполнение должности человека и гражданина, ибо нередко оне находятся в совершенной противуположности" /т.1, с.292/.
Противники рабства в Америке, – ведущая роль среди них принадлежит Пейну и Франклину, – предпринимают огромные усилия к освобождению черных невольников. 1марта 1780 г. конгресс штата Пенсильвания утвердил закон о постепенном освобождении рабов. Закон этот стал первым в Америке законодательным актом такого рода. В написанной Пейном преамбуле говорится, что своим бедственным положением черные невольники в Америке обязаны королям Великобритании, санкционировавшим рабство. Эти невольники поставлены в условия, когда у них нет "разумных побуждений служить обществу"10. Несколько северных штатов последовали примеру Пенсильвании и утвердили специальные законы о постепенной отмене рабства – Массачусетс в 1780 г., Коннектикут и Род-Айленд в 1784 г.
Эти факты должны были быть известны Радищеву, который столь внимательно следил за событиями в Америке. В главе "Хотилов" он помещает собственную программу постепенной отмены крепостного права в России. "Искренний друг" путешественника, "ведая, что высшая власть недостаточна в силах своих на претворение мнений мгновенно, начертал путь повременным законоположениям, к постепенномуу освобождению земледельцев в России" /т.1, с.322/. Однако, если в Америке в части северных штатов подобные проекты, приобретя силу закона, действительно претворялись в жизнь, то в России, как трезво и горько констатирует Радищев, они могут быть всерьез предложены лишь "гражданином будущих времен".
Радищев всей душой за мирное разрешение болезненных для его родины противоречий. Истинные друзья отечества, как пишет он в "Спасской Полести", "не возмутят … гражданского покоя безвременно и без пользы" /т.1, с.253/. Русский писатель горячо желал бы, чтобы освобождение крестьян произошло мирным путем, чтобы "верхи", повинуясь тем же человеколюбивым чувствам, которые движут им самим, возвестили крепостным "о премене их жребия" /т.1, с. 321/. Хотиловский "Проект в будущем" – это мечтания, с которыми писатель с душевной болью расстался еще, вероятно, во времена создания оды "Вольность".
Не общенародное восстание против монархического режима, как в "Вольности", а крестьянская революция, со всеми страшными последствиями, которые несет она владельцам крепостных душ, но в конечном счете благодетельная для страны, – таким видится Радищеву путь освобождения России. Отчаянным жертвенным призывом звучат слова писателя, предрекающие грядущую вольность: "О! Если бы рабы, тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ, и кровию нашею обагрили нивы свои! Что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды их изторнулися великие мужи, для заступления избитого племени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишенны. – Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие" /1, 368-369/. Дерзновенная самобытность русского писателя и его верность идеалам Свободы для каждого человека, провозглашенным в ходе революционных событий в Америке, очевидны.
Итак, какова же цель, которую ставил перед собой Радищев в своем анонимном, подобно "Здравому смыслу", сочинении "Путешествие из Петербурга в Москву"? Российская императрица назвала цель автора с отменной точностью: "…он себя определил быть начальником, книгою ли или инако изторгнуть скиптра из рук царей". Подобно тому, как совершил это "начинщик" Американской революции "Франклин" (Томас Пейн, как нам известно).
В памфлете "Здравый смысл" Томас Пейн подарил человечеству идеи, базовые для современных демократий. Они, в определенной мере, оправдали себя в революционной Америке. Радищев развивает их в применении к России. Именно Радищев стал основоположником российской демократической традиции. Об этом возвестил Пушкин, определив себя его прямым наследником: "Вслед Радищеву восславил я свободу…"
Примечания:
1 Еще в начале 20-х гг., обсуждая с декабристом Бестужевым историю русской литературы, Пушкин заявил: "Как можно в статье о русской словесности забыть Радищева? Кого же мы будем помнить?" За фантастическую по тем временам сумму – 200 рублей – поэт приобрел экземпляр "Путешествия", побывавший в Тайной канцелярии. В 30-е гг. Пушкин многократно, но все безуспешно, стремится сквозь препоны цензуры вывести имя Радищева к широкой публике. В 1833-35 гг. он работает над большой статьей "Путешествие из Москвы в Петербург", выстроенной как прямой диалог с книгой Радищева. В стихотворном завещании поэта "Я памятник себе воздвиг нерукотворный" появилась знаменательная строка – "Вслед Радищеву восславил я свободу".
2 Пушкин А.С. Собр.соч., М.,1981.Т.6. С.234.
3 Там же. С.238.
4 Проблема "Радищев и Томас Пейн" до меня не ставилась, насколько я знаю, ни советскими, ни зарубежными историками и литературоведами. См. мои статьи: "Радищев и Американская революция". – Изв. АН СССР. Серия литературы и языка, 1976, №3, сс. 239-251; "Thomas Paine, and the First Russian Radical, Alexander Radishchev" in: Thomas Paine. Journal of the Thomas Paine National Historical Association, vol. I, Autumn 2000, pp.16-26, 37-44.
5 Фактически, Пейн выступал против казни монарха. В качестве делегата Французского Национального собрания он в январе 1793 года голосовал против смертного приговора Людовику ХVI, вызвал этим поступком гнев Робеспьера, был арестован и чудом избежал гильотины в период Террора.
6 В "Здравом смысле" использованы сходные метафоры. Автор памфлета пишет о "коронованном звере Великобритании", который притязает на звание "отца своего народа" /Курсив мой. – К.Р./. Т. Пейн. Избранные сочинения. М.: АН СССР, 1959, с.46, 42. Далее ссылки на это издание приведены в тексте.
7 А.Н.Радищев. Избранные философские и общественно-политические произведения. М., 1952, с.18.
8 Д.С. Бабкин. Процесс Радищева, М.–Л., Изд-во АН СССР, 1952, с. 163.
9 А.Н. Радищев. Полное собр. сочинений, i, 97-98.
10 Th. Paine, The Complete Writings, 1969, ii., 22.