Опубликовано в журнале СловоWord, номер 56, 2007
ПРОКОЛЫ РИМСКИХ МУДРЕЦОВ 1)
Неровно, тяжело и болезненно проходит захватившая экономическую, политическую и культурную сферы жизни мирового сообщества глобализация. (Сам этот термин был придуман американским экономистом Теодором Левиттом, опубликовавшим в журнале «Гарвард бизнес ревю» в 1983 году статью «Глобализация рынков».) В последние полтора десятка лет много – эмоционально и вдумчиво – говорят и пишут о ней. Появилась и специальная дисциплина – глобалистика, призванная исследовать тенденции в данной области, и вырабатывать соответствующие научные рекомендации правительствам и международным организациям по контролю над этим – по сути, революционным и крайне противоречивым – процессом с труднопредсказуемыми последствиями, на глазах одного поколения радикально меняющим облик мира и его политическую карту. Цель глобалистики – научить власть имущих «управлять новым миром» – миром, «единственная константа» которого – это изменение, как утверждал в своей книге «Линия горизонта» (1990) французский футуролог-глобалист Жак Аттали (предисловие к американскому изданию его книги написал Элвин Тоффлер, автор знаменитого «Футурошока», 1970).
Со своей стороны, возникшие на другом полюсе «антиглобалисты» на чем свет стоит склоняют «Большую восьмерку», ее первый номер и лично американского президента, шумно протестуют на своих карнавалах, где преобладает красный цвет с зеленым исламистским подбоем, громят витрины, жгут авто, забрасывают камнями полицейских, демонстрируя таким образом нежелание быть управляемыми. Тем временем мусульманские аятоллы, шейхи и муллы, вооруженные по последнему слову техники, хитро ухмыляясь, не мытьем, так катаньем потихоньку готовят свою собственную, исламскую глобализацию, свой «дивный новый мир». Быть может, родился уже какой-нибудь Мустафа Монд, Постоянный Главноуправитель Западной Европы!
Саламандры Чапека нашли способ добывать золото из морской воды. Иранские саламандры добывают его из нефти, одновременно с этим качая свои права на «ядерные разработки», без которых народ персидский как без рук.
Кое у кого вызывает не совсем приятные ассоциации и здание Европейского парламента в Страсбурге, отстроенное в декабре 2000 года, – оно создано по образцу известной картины Питера Брейгеля-старшего «Вавилонская башня».
А начиналось все тихо, мирно и академично, в далеком апреле 1968 года, со встречи нескольких энтузиастов в Национальной академии деи Линчеи (Рим). Сегодня о Римском клубе вспоминают сравнительно редко и скорее как о явлении, принадлежащем истории, – пик его популярности пришелся на 70-е годы минувшего столетия, в основном благодаря первым докладам, представленным экспертами этой неправительственной неформальной «бесприбыльной гражданской ассоциации», в которую входили ученые различных специальностей (математики, экономисты, социологи, философы и др.), видные менеджеры, финансисты и политики. Но ведь и былая слава заслуживает памяти и уважения – даже если энтузиазма и поубавилось!
Инициатором создания Римского клуба и его первым президентом был член административного совета компании «Фиат», вице-президент компании «Оливетти» Аурелио Печчеи (1908-1984). Этот незаурядный человек происходил из семьи итальянского социалиста. В 1930 году он защитил (в фашистской Италии!) докторскую диссертацию по «новой экономической политике», проводившейся в Советской России. Во время Второй мировой войны А.Печчеи участвовал в движении Сопротивления, побывал в фашистских застенках. С молодых лет его – далеко не бедного человека – волновала проблема искоренения социальной несправедливости: он много ездил по свету и видел, с одной стороны – богатство и роскошь, с другой – нищету и убожество.
У истоков Римского клуба, численность которого не превышала ста человек, стоял также британский ученый, профессор физической химии Александр Кинг, в конце 60-х занимавший пост генерального директора по вопросам науки Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), – он после смерти А.Печчеи возглавлял «ассоциацию» вплоть до 1991 года.
История создания Римского клуба, состав и структура, цели и «механизм» его деятельности для интересующихся людей не представляют никакой тайны. Все это подробно и обстоятельно изложено в литературе. Назовем лишь некоторые книги: А.Печчеи, «Человеческие качества», 1977 (русский перевод – 1985); А.Кинг и Б.Шнайдер, «Первая глобальная революция. Отчет Римского клуба», 1991; «Римский клуб. История создания, избранные доклады и выступления, официальные материалы», 1997. Последняя книга вышла под редакцией Джермена Михайловича Гвишиани (1928-2003), специалиста в области системного анализа, члена Римского клуба, заместителя председателя Госкомитета по науке и технике Совмина СССР с 1962 по 1985 год, академика РАН.
По его свидетельству, он еще в начале 60-х годов встречался с А.Печчеи, неоднократно приезжавшим в Москву с деловыми визитами, и обсуждал с ним многие проблемы, ставшие затем предметом анализа Римского клуба.
Если применить для описания нынешней исторической ситуации теорию «локальных цивилизаций» Арнольда Тойнби, то можно представить такую картину.
На нашей планете рождается новая – глобальная цивилизация («локальная» – в мировом масштабе). Вызовом (challenge) всему человечеству явился глобальный же кризис (в терминологии Римского клуба – «затруднения человечества»). Ответ (response) формулирует и организует новое «творческое меньшинство»; состав элиты, выделяющейся своим «жизненным порывом» (elan vital), объявил еще А.Печчеи в «Человеческих качествах» и подтвердили А.Кинг и Б.Шнайдер в «Первой глобальной революции», а также упоминавшийся уже Жак Аттали. Последний не только назвал мировую финансовую элиту недалекого будущего «новыми кочевниками», «богатыми номадами», но и не убоялся упомянуть о «пассивном большинстве» с его незавидной участью людей третьего сорта, которым «придется вести жизнь живых мертвецов» (этими откровениями бывший президент Европейского банка реконструкции и развития, а также главный финансовый советник Ф.Миттерана подхлестнул антиглобалистское движение). Ответ на вызов не должен иметь исключительно «силовой» характер (а сила здесь – это научно-технический потенциал человечества) – принципиально важна его духовная, нравственная составляющая; именно «творческое меньшинство» призвано сформировать как политические институты (включая, возможно, и пресловутое «мировое правительство»), так и соответствующую новой цивилизации «религию».
В эту квази-тойнбианскую схему, сконструированную нам безо всяких претензий (исключительно ради удобства организации и представления материала), мы и попытаемся предельно компактно уложить описание проблематики Римского клуба и усилий по ее разрешению, не ставя перед собой задачу охватить все темы, выносившиеся на суд «римских мудрецов» в докладах, число которых уже перевалило за тридцать.
Своей главной задачей с момента образования Клуба его участники определили выявление жизненно важных проблем, стоящих перед человечеством, и выработку стратегии их решения. Исходя из этого, основными целями Римского клуба были объявлены: разработка научной методики анализа «затруднений человечества» (в первую очередь – ограниченности невозобновимых ресурсов планеты и неконтролируемого роста производства и потребления); широкая пропаганда серьезности той кризисной ситуации, в которой оказался мир; определение мер, необходимых для достижения в мире «глобального равновесия». При этом «сквозной» идеей, которую сформулировал сам Аурелио Печчеи, было то, что кризисная ситуация – это результат «разрыва между культурным развитием человечества и его техническими достижениями».
В 1970 году к деятельности Римского клуба подключился Джей Форрестер – профессор прикладной математики и кибернетики Массачусетского технологического института (МТИ), один из пионеров техники компьютерного моделирования реальных процессов. Форрестер в короткое время разработал первые экономико-математические модели, имитировавшие мировые процессы; они так и назывались: «Мир-1» и «Мир-2». Эти модели, оперируя пятью основными взаимозависимыми переменными (население, капиталовложения, использование невозобновимых ресурсов, производство продовольствия и загрязнение окружающей среды), которые были связаны несколькими десятками нелинейных уравнений, давали довольно грубую имитацию глобального развития. Затем были осуществлены пробные прогоны на компьютере, позволившие проверить согласованность построенной модели и исправить ошибки. Свою методику Джей Форрестер назвал «мировой динамикой»; она могла применяться для изучения долгосрочных тенденций мирового развития. Такое исследование, по предложению Римского клуба, провела группа ученых МТИ, которую возглавлял молодой ассистент Форрестера, Деннис Медоуз.
Группа Медоуза создала модель «Мир-3», содержавшую около тысячи уравнений, провела ее прогон и сформулировала соответствующие выводы. «Поведение» мировой глобальной модели было проанализировано за период с 1900 по 2100 год. Результаты работы, еще до их публикации, были представлены Римским клубом для обсуждения на двух международных встречах летом 1971 года: одна из них проходила в Москве, другая – в Рио-де-Жанейро. Было много вопросов, была критика, но большинство специалистов положительно оценило предварительный вариант доклада.
И вот 12 марта 1972 года в Вашингтоне состоялось публичное представление книги «Пределы роста. Доклад Римскому клубу», содержавшей выводы проекта. Результаты исследования оказались шокирующими. Они давали весьма мрачные прогнозы на будущее, не столь уж и отдаленное. Согласно докладу, существование человечества, даже без учета опасности ядерной войны, находится под угрозой из-за неконтролируемого роста населения, деградации окружающей среды и истощения природных ресурсов. Авторы исследования предостерегали, что если экономическое развитие не будет сведено к простому воспроизводству, а демографические процессы не поставят под жесткий контроль, то уже примерно через 75 лет (то есть около 2050 года) сырьевые ресурсы Земли будут исчерпаны, а нехватка продовольствия станет катастрофической.
Эффект первого доклада Римскому клубу был велик. Сама по себе перспектива, замаячившая в «светлом будущем», не могла вызвать восторга, а уж социальные оптимисты всех идеологических направлений просто почувствовали себя лично оскорбленными. Первыми, воленс-ноленс, на ум приходили эсхатологические пророчества и аналогии. Каких только «регалий» не удостоились авторы «Пределов роста», а заодно – и все члены Римского клуба! Их обвинили в технологическом пессимизме и неомальтузианстве, фетишизации ЭВМ (статья Х.Фримена из Сассекского университета называлась: «Мальтус с компьютером»), в подмене знаний математикой, а понимания – вычислением и т.д. Римский клуб надолго обрел сомнительную славу «Клуба нулевого роста», хотя понятие «нулевой рост» в Первом докладе ни разу не упоминалось.
Серьезному критическому научному анализу «Пределы роста» подверглись со стороны группы экспертов ООН во главе со знаменитым американским экономистом Василием Леонтьевым (1906-1999). В их проекте «Будущее мировой экономики» отмечалось, что рост населения нашей планеты носит вовсе не экспоненциальный характер; тем более – это не «демографический взрыв». В развитых странах темпы роста численности населения будут падать до конца XX века, и стабильный ее уровень будет достигнут около 2025 года. В развивающихся странах стабилизация произойдет к 2075 году, причем в результате демографических изменений, связанных не с голодом, а с повышением уровня экономического развития. И этот прогноз пока сбывается.
Разумеется, у «римлян» нашлось и немало единомышленников, по достоинству оценивших саму инициативу Клуба, глобальный размах в постановке проблем. Уже в апреле 1972 года в Голландии открылась выставка, пропагандирующая идеи Римского клуба, а в следующем году он получил премию, учрежденную западногерманским Фондом мира. Сами авторы «Пределов роста» вполне сознавали и открыто признавали как несовершенство модели, так и спорность выводов доклада, главной целью которого они считали предостеречь людей от беспечности, подтолкнуть их к осознанию стоящих перед ними глобальных проблем – «затруднений человечества». И этой цели они добились, всколыхнув общественное мнение и обратив внимание ученых и политиков на указанные проблемы.
Учитывая это обстоятельство, обвинения лирического характера и ярлыки, на которые не скупились недоброжелатели и противники Римского клуба, можно было спокойно бросить в мусорную корзину. Тем более что разразившийся вскоре мировой энергетический кризис показал, что первородный пессимизм «римлян» вовсе не беспочвенен. А между тем у Первого доклада действительно был принципиальный методологический изъян, который сразу же заметили серьезные профессионалы, причем из числа самих же «римских мудрецов».
Еще при обсуждении «Пределов роста» член Римского клуба Эдуард Пестель – немецкий специалист по системному анализу – увидел, что модель Форрестера – Медоуза рассматривает мир предельно упрощенно, как однородный монолит, не учитывая внутреннюю противоречивость мировой проблематики. Он решил создать модель, которая более адекватно отражала бы глобальную ситуацию. К сотрудничеству он привлек профессора Кливлендского университета Михаиле Месаровича, серба по национальности, который в конце 60-х годов разработал теорию многоуровневых иерархических систем.
В соответствии с новым подходом, глобальная система была разделена на 10 подсистем – географических регионов (Северная Америка, Западная Европа, Япония, другие развитые капиталистические страны, социалистические и развивающиеся страны), функционально взаимозависимые части. Как клетка живого организма, каждый регион должен выполнять свою определенную функцию. Система, кроме того, была выстроена иерархически, и каждый ее уровень находился в соподчиненности с другими уровнями. Компьютерная модель Месаровича-Пестеля содержала уже более двухсот тысяч уравнений.
Второй доклад – «Человечество на перепутье», явившийся результатом трехлетних исследований, был представлен Римскому клубу в октябре 1974 года в Западном Берлине. Для решения «затруднений человечества» его авторы предложили концепцию дифференцированного, «органического роста» различных регионов мира, то есть системного и взаимозависимого развития, когда ни одна подсистема (регион) не должна изменяться в ущерб другим, а прогресс в каждой из них допустим только при условии прогрессивных процессов и в других. Доклад признавал нерациональным стихийное экономическое развитие и требовал планового управления на глобальном уровне. Чтобы обеспечить «непротиворечивость» мира, цели его развития должны быть гармонично скоординированы. При этом, что особенно важно, изменения следует направлять на повышение благосостояния людей. Новая концепция предусматривала опережающий экономический рост отсталых стран при одновременном сдерживании увеличения численности их населения, помощь более развитых стран менее развитым и т.п. Соответственно и прогнозы мирового развития выглядели более оптимистично; по крайней мере, Месарович и Пестель не предсказывали в скором времени глобальной катастрофы, как это делал Первый доклад, хотя тоже предрекали незавидное будущее для отдельных регионов.
Давая оценку Второму докладу, Эрих Фромм (1900-1980) в своей последней книге «Иметь или быть?» (1976), подчеркнул, что в нем «впервые было сформулировано требование о необходимости изменения этики не как следствие развития этических убеждений, а как следствие рационального экономического анализа». Дальше мы увидим, какие парадоксальные последствия имело это подмеченное Фроммом «открытие». Не зря сам А.Печчеи признавал, что «адекватность моделей для Клуба была второстепенной».
Почему Римский клуб так печется о «человеческих качествах», о нравственном совершенствовании человека, об изменении его запросов и потребностей? Вот что отвечает на это Печчеи: “Человечество оказалось в порочном кругу. Нескончаемая реклама, призывающая нас потреблять, вкупе с пропагандой бесконечного роста разжигают в людях все новые и новые надежды и виды на будущее, а это в свою очередь заставляет правительства любой ценой развивать и совершенствовать эту систему». Жалко и обидно, что на одной планете существуют богатый «Север» и бедный «Юг». Но что случится, если отсталые страны догонят развитые? Проведем простой мысленный эксперимент. Представим себе, что прямо сейчас население Китая и Индии (а это уже больше 2 млрд человек) достигло жизненного уровня Соединенных Штатов по всем показателям. Это означало бы появление на планете еще восьми таких гигантов, как США. Выдержала бы Земля такую нагрузку, даже если не принимать во внимание внешнеполитических амбиций новых сверхдержав, хотя это допущение – еще более фантастично, чем исходное? Успели бы вкусить сладость изобилия народы указанных стран, а мы – утереть слезы радости и умиления и поздравить их с «успехом»?
Эти вопросы и адресованы глобалистике. Без «человеческой революции» любое «мировое правительство», опирающееся хоть на тысячу научных рекомендаций, основанных на самых адекватных моделях, будет беспомощным и неэффективным. Даже если помогать ему будет новая элита эпохи глобализма (или постмодернизма – как угодно); а в нее, по мысли Печчеи, будут входить главным образом менеджеры крупных корпораций и ученые. И после двух первых докладов в деятельности Римского клуба начался новый этап: переход от количественного анализа «затруднений» с помощью математических моделей к качественному анализу прежде всего социальных, «чисто человеческих» проблем. Надо отметить, что революционная риторика была частым явлением в материалах Римского клуба.
В пятом докладе Римскому клубу – «Цепи для человечества», подготовленном в 1977 году под руководством профессора философии Нью-Йоркского университета Эраина Ласло, говорилось: «Сегодня перед нами стоит задача отыскать такие идеалы, которые могли бы на глобальном уровне выполнять функции, эквивалентные функциям местных и региональных мифов, религий и идеологий в здоровых общественных системах прошлого». Прозрачный намек; религии и идеологии настоящего не в состоянии удовлетворить потребности здоровой общественной системы «на глобальном уровне». Э.Ласло призывал без промедления начать «революцию мировой солидарности», в которой главная роль отводилась бы религиозным общинам и интеллектуальным группировкам. Проповедями и научными дискуссиями, с помощью масс-медиа, они должны были бы воздействовать на мировосприятие людей, заставив их изменить способы потребления, что оказало бы соответствующее влияние и на бизнес.
В основе всей европейской науки лежит иудео-христианская религиозная традиция. Она и сделала возможным технический прогресс, но – со всеми вытекающими из него негативными последствиями. Источник экологического кризиса некоторые историки, социологи, философы и даже богословы увидели в христианстве (точнее, в монотеизме). Почему? Во-первых, Библия отводит человеку место венца творения и хозяина природы. В день шестой сказал Всесильный: «Создадим человека по образу Нашему, по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбою морскою и над птицами небесными и над скотом и над всею землею…» Во-вторых, неограниченное деторождение, поощряемое Библией, становится причиной перенаселенности нашей планеты. Сотворив мужчину и женщину, Бог благословил их и сказал: «Плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю и овладевайте ею…» (Брейшит 1:26-27). После Потопа Творец почти теми же словами напутствовал и благословлял Ноя и его сыновей (см.: Брейшит 9:1-2).
Объективности ради, надо сказать, что апостол Павел, напротив, поощрял безбрачие: «…хорошо человеку не касаться женщины… Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться…» (Шор. 7:1,8).
А.Дж.Тойнби (1889-1975), бывший во времена создания им своего главного труда – «Исследования истории» – христианским ученым, к концу жизни стал убежденным противником христианства и выступил за возврат к язычеству, за «контрреволюцию пантеизма». В статье «Религиозные основы современного экологического кризиса» (1973) он предъявил монотеизму и библейскому Богу целый ряд претензий. Призыв «плодитесь и размножайтесь», прочитанный в «современном и пугающем смысле», писал Тойнби, вызывает «у читателя сомнение в истинности и ценности доктрины, содержащейся в библейском тексте». Где же был историк раньше; не мог же он прочитать Священное Писание только после «Пределов роста»?! «Истинность» религии, согласно позднему Тойнби, определяется ее экологичностью, а по этому критерию более «подходящими» являются буддизм, даосизм, а также синтоизм.
Похожих взглядов придерживались и некоторые активисты Римского клуба. Джей Форрестер называл христианство религией «экспоненциального роста» и вместе с Д.Медоузом возлагал большие надежды на восточные религии, как более «экологичные». В сборнике статей «К мировому равновесию» (1973) Форрестер отмечал: «Кроме религиозных сообществ нет никаких других институтов для создания долговременных, нетрадиционных и обращенных к будущему целей». Были предприняты попытки определить основные черты некоей новой синтетической, «экологической» религии, которая представляла бы собою «коктейль» из христианства, ислама, буддизма, индуизма и пр. Таким образом, начался процесс богостроительства – наподобие того, что имел место в начале XX века в России, охваченной революционным брожением и уверовавшей в утопические идеалы.
На роль универсальной «экологической» религии претендует движение «Нью Эйдж», основанное на восточном мистицизме и утверждающее мистическое единство всех живых существ, сочувствующее животным и растениям, «угнетенным» человеком. Идеологию «Нью Эйдж» положительно оценивал и Э.Ласло. А проект «всемирного этноса» – этого религиозного и нравственного фундамента постмодернизма, – автором которого является тюбингенский теолог Ганс Кюнг, требует такого тесного «единения» с окружающей средой, что не может быть и речи ни о господстве человека над природой, ни даже о разделении между людьми и прочими творениями – фауной и флорой! Неровен час – и скоро какая-нибудь «Лига защиты микроорганизмов» выступит за запрет антибиотиков. Глядя на человека с его «затруднениями» глазами свифтовских гуигнгмов, постмодернистские богоискатели забывают об еще одном «напутствии», данном Всевышним человеку: «…Проклята из-за тебя земля; со скорбью будешь питаться от нее все дни жизни твоей… В поте лица твоего есть будешь хлеб…»(Брейшит 3:17,19). «Плодитесь и размножайтесь» – первая заповедь, и единственная, данная Богом как животным, так и человеку. Конечно, контрацептивы, однополые браки и прочие хитрости отчасти подрывают проклятый экспоненциальный рост населения Земли. Но как внушить «угнетенным» и эксплуатируемым людьми представителям фауны аналогичное отвращение к призыву Творца? Явная нестыковка.
Э.Ласло провозглашал в Пятом докладе, что новая человеческая этика зиждется на «ощущении глобальности», на осознании огромной роли человечества на Земле.
Вообще-то легче торжественно провозгласить необходимость новой морали, чем просто блюсти «старые» нравственные законы, освященные к тому же неэкологичной религией экспоненциального роста!
Если же говорить о «разладе» человека с природой, то ближе всех к его истокам подобрались, на наш взгляд, Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно в своей книге «Диалектика просвещения» (1947). Касаясь «подлинного» искусства, они писали о том далеком прошлом, когда человек существовал в гармоническом единстве с природой, растворялся в ней, уподоблялся ей в мимезисе (воспроизведении, подражании) – особой эстетической форме симпатии. Но было это еще в домифологическую, матриархальную эпоху – до того как первобытный мир начал насильственно овладевать природой (в мифологии это отразилось в появлении культурного героя). Ведущие теоретики Франкфуртской школы, можно сказать, предвосхитили инволюционные тенденции современного общества, его возврат к «мимезису»: постмодерн в искусстве, кризис семьи («матриархат»), поиски идеала счастливой жизни в мире животных или в быте «варваров», характерные еще для философии киников, и т.п.
Благодушие и снисходительность «римских мудрецов» к социализму не вызывают сомнения. А.Печчеи в предисловии к «Человеческим качествам» с чрезмерным оптимизмом отмечал: «У современной цивилизации нашлись возможности для решения, казалось бы, неразрешимых социально-политических проблем. Так, появилась новая общественная формация – социализм, – широко использующая достижения научно-технического прогресса» (как нарочно, Печчеи указал на самое слабое место социализма в его «соревновании» с капитализмом!). В третьем докладе Римскому клубу – «Пересмотр международного порядка» (1976), – подготовленном под руководством известного голландского экономиста, лауреата Нобелевской премии Яна Тинбергена, идеальной организацией общества был объявлен «гуманистический социализм» (примерно в том виде, каким он представлялся Эриху Фромму и другим философам Франкфуртской социологической школы). Наконец, уже перед самым распадом Советского Союза идеологи «первой глобальной революции», авторы новой концепции Римского клуба – «устойчивого развития», Александр Кинг и Бертран Шнайдер взывали: «Не следует огульно отбрасывать идеалы, а нужно сохранить наиболее позитивные аспекты социализма».
Подобное отношение к «новой общественной формации» классиков глобалистики вполне характерно, и объясняется оно достаточно просто. Идеи всемирного единства появились гораздо раньше транснациональных корпораций и «глобализации рынков». Объединение всех людей Земли на нерелигиозной основе, принципах гуманизма и справедливости связывалось с прогрессом, а прогресс – с левыми убеждениями, в том числе и весьма радикальными (изложенными, например, в «Манифесте коммунистической партии»). Мысли эти захватывали не только видных представителей западной культуры – достаточно вспомнить немарксистский социализм Свами Вивекананды (1863-1902). «Не будет большим преувеличением сказать, что уже сейчас человечество представляет собой одно планетарное сообщество в производстве и потреблении», – эти слова написаны как будто сегодня, и взяты они из эссе Альберта Эйнштейна с впечатляющим названием «Почему социализм?» (1949 год).
Распределение ресурсов под государственным контролем не делало СССР и страны социалистического блока «более экологически благополучными». Никакого парадокса здесь нет, ибо возможности централизованного регулирования экономики и имперские амбиции советского руководства вполне уживались и взаимно дополняли друг друга. Кроме того, как видно, не зря еще русский религиозный философ С.Н.Булгаков, признавая, что «социализм прав в своей критике капитализма», в то же время обвинял его в нелюбовном, предпринимательском отношении к природе, его отчуждении «от матери-земли». И правда, где и когда еще выдвигались и претворялись в жизнь самые залихватские лозунги о «покорении природы», «освоении целины», «повороте вспять рек», «овладении мирным атомом», как не в Советском Союзе?! О последствиях этого покорения, освоения и овладения будут еще долго помнить.
«Реальный», «развитой» социализм с его безалаберным, хищническим отношением к ресурсам и природе при низкой эффективности экстенсивной экономики и стагнации жизненного уровня, был малопривлекателен. И все же, если отбросить идеологические уловки и оценивать его по критериям, сформулированным Третьим докладом, провозгласившим главной целью мирового сообщества обеспечение «достойной жизни и умеренного благосостояния всем гражданам мира», то советский социализм, при всей его карикатурной противоречивости, давал людям именно это самое «умеренное благосостояние». Это был действительно «второй мир» – нечто среднее между богатыми и беднейшими странами. Платить за «умеренное благосостояние» приходилось свободой, и именно в этом пункте происходит переход в другой аспект глобальной проблематики – идеологический.
Чем предлагают поступиться во имя глобальной революции?
Вернувшись к Пятому докладу, обратим внимание на то, что его авторы говорят о поисках не только удовлетворяющей потребности глобальной системы религии, но и о соответствующей этой системе идеологии. Тридцать лет назад, когда «разрядка» выдыхалась и холодной войне не было видно конца-краю, какие идеологии непримиримо соперничали между собой за умы и сердца людей? В биполярном мире их и было две: «марксистско-ленинская», или коммунистическая, и «буржуазная», то есть либеральная. Ни та, ни другая не устраивала Римский клуб. Клуб не считал себя связанным ни с одной из существующих идеологий.
Но связь все же была. И в этом пункте имеется – хотя и трудноуловимая – «созвучность» идей Римского клуба и виднейших теоретиков Франкфуртской школы, марксистов-неофрейдистов Герберта Маркузе и Юргена Хабермаса. Последний в своей книге, само название которой – концепция: «Техника и наука как «идеология» (1969), подчеркивал, что идеология всегда есть «ложное сознание, имеющее защитные функции». Она стабилизирует отношения господства в общественной системе. В «наше время» место политической идеологии занимают наука и техника, которые играют роль «новой идеологии», или даже «постидеологии».
Вот что писал А.Печчеи: «…Главной целью «человеческой революции» является социальная справедливость для нынешнего и будущего поколений… следует безусловно признать примат справедливости над свободой…» В связи с этим тезисом в памяти всплывает совершенно неожиданное (нетрадиционное), осторожное и весьма интересное «опасение» по поводу свободы, которое высказал позднее А.Воронель («Дорога из А в Б»): «…Боюсь вымолвить – свободы мысли не существует, – заметил он. – Ведь цель мысли – ее адекватность. Она не может быть свободной, будучи привязана к истине. Она также не может быть свободной, будучи связана традиционными средствами выражения, то есть языком».
Один из параграфов первого доклада Римского клуба назывался «Пределы демократии». Здесь А.Кинг и Б.Шнайдер признавали: «Демократия – не панацея, ока не имеет организационных способностей, не знает пределов собственных возможностей, не в силах решать новые задачи». А следующие слова могли бы поставить в тупик профессиональных правозащитников: «Римский клуб считает, – говорилось в «Первой глобальной революции», – что права человека должны быть неразрывно связаны с его ответственностью на всех уровнях – личном, государственном, международном». В то время как цивилизованный мир восторгался по поводу окончания «холодной войны», авторы отчета Римского клуба опрокидывали на ликующих ушат холодной воды: «Противостояние двух идеологий закончилось, – писали в пятой главе Отчета Кинг и Шнайдер, – оставив после себя пустоту и голый материализм… Если мы не примем вызов, охваченные паникой, не доверяющие руководителям люди могут поддержать экстремистов, умеющих извлекать выгоду из страха», В 1991 году один лишь Израиль знал, что такое террор, направленный против государства; а Римский клуб словно видел уже и басаевских головорезов, и 11 сентября 2001 года, и запуганную Испанию, безропотно приводящую к власти покладистых социалистов, и демократические выборы в арабской палестинской автономии, поддержавшей экстремистов, извлекающих выгоду из страха и ненависти.
Об официальной позиции Русской православной церкви по рассматриваемой нами проблеме в одном из своих интервью высказался председатель отдела внешних церковных связей Московского патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл: «Мы принимаем глобализацию как совершающийся факт, потому что было бы неразумно игнорировать перспективу такого развития нашей цивилизации». Несмотря на страстную риторику евразийских антиглобалистов, россияне больше других народов способны и уже готовы принять глобализацию. Между прочим, «новые кочевники» Жака Аттали будто бы срисованы им с «новых русских».
При всем многообразии серьезнейших проблем, стоящих перед цивилизацией и находившихся в поле зрения Римского клуба, его любимой темой, доминантой было представление о том, что человеческое общество и окружающая его среда – это единая система, утрачивающая стабильность в результате неконтролируемой деятельности человека. Возможно, в силу этого именно в данном секторе мировой проблематики и родились те самые «мифы», о необходимости и желательности которых говорилось в докладах Римскому клубу: истинно глобальные, устойчивые, задевающие буквально каждого, а главное – уже воплощенные в реальных действиях правительств и международных организаций. Речь идет о двух наукообразных мифах: об «озоновых дырах» и глобальном потеплении, которые легли в основу крупнейших международных соглашений – Монреальского и Киотского протоколов.
Многим хорошо известно, что озоновый слой – это атмосферный пояс, расположенный на высоте от 10 до 50 километров над поверхностью Земли и защищающий планету от губительного для жизни жесткого ультрафиолетового излучения Солнца. Наблюдения за озоновым слоем начались еще в 1957 году в рамках объявленного тогда Международного геофизического года. Были обнаружены сезонные колебания толщины этого слоя. Об «озоновой дыре» над Антарктидой заговорили в 80-е годы: площадь истонченного озонового слоя временами превышала 15 млн. кв. км. Ученые и СМИ забили тревогу: жизни на Земле угрохает солнечная радиация.
В 1974 году американские химики Шервуд Роуленд и Марио Молина обнаружили эффект распада озона под воздействием тора, входящего в состав хлорфторуглеродов (ХФУ), или фреонов. М.Молина выдвинул гипотезу о том, что разрушение озонового слоя – результат широкого применения в промышленности и сельском хозяйстве ХФУ (эти вещества используются в холодильниках и кондиционерах, аэрозольных баллончиках, при пожаротушении и т.д.). Поднимаясь в стратосферу, фреоны под воздействием солнечного ультрафиолета теряют атомы хлора (химически весьма активные), которые затем разрушают молекулы озона. За время своего существования в атмосфере один атом хлора способен разбить до ста тысяч молекул озона.
Молина, Роуленд, а также Пол Крутцен (Нидерланды) получили Нобелевскую премию по химии за 1995 год – «за работу в области химии атмосферы, в частности, за изучение образования и разложения озона». Многим ученым это решение пришлось не по душе: говорили, что работа «не тянет на нобелевку» и т.п.; так что скандалы бывают не только вокруг Нобелевских премий мира. Дело в другом: гипотеза названных химиков была высоко оценена и вызвала невиданную международную реакцию задолго до присуждения им почетной (и, может быть, вполне заслуженной) награды.
Через три года после того, как американские химики высказали свою идею о фреонах, в 1977 году в Вашингтоне представители 32 стран разработали план действий по защите озонового слоя, и вскоре в Соединенных Штатах, Канаде, Швеции и Норвегии запретили использование ХФУ в аэрозольных упаковках. Затем, в марте 1985 года в Вене была принята конвенция по защите озонового слоя. Наконец, в 1987 году в Монреале 36 государств подписали Протокол по веществам, разрушающим озоновый слой. 16 сентября – день подписания Монреальского протокола – теперь отмечается как Международный день охраны озонового слоя.
Монреальский протокол жестко ограничивал производство и использование фреонов в странах, подписавших соглашение. Он предписывал заморозить производство пяти наиболее широко применяемых ХФУ на уровне 1986 года, а в дальнейшем – сокращать их выпуск (к 1993 году – на 20 и к 1998-му – на 30 процентов). В 1990 году специальная конференция в Лондоне еще более ужесточила ограничения и разработала систему экономических санкций для нарушителей и неподписантов Протокола, вплоть до полного торгового эмбарго.
Промышленная деятельность человека действительно дает выброс в атмосферу до 100 тыс. тонн фреонов. Однако это сущие пустяки по сравнению с природными факторами, влияющими на толщину озонового слоя. Главные разрушители озона – это метан и водород. Мировой океан и болота продуцируют метан в громадных количествах (свою лепту вносят, разумеется, и газовые месторождения). Извержения вулканов также являются источниками фреонов. Геологи установили, что вулканическая деятельность и диффузия из земной коры разрушающих озон газов в десятки раз превышает «техногенный вклад», связанный с применением фреонов. Интересно, что наблюдения за «озоновой дырой» над Антарктидой велись с американской полярной станции Мак-Мердо, основанной еще в 1956 году. Станция эта находится как раз у подножия действующего вулкана Эребус, выбрасывающего в атмосферу над шестым континентом огромное количество соединений хлора. Антропогенных же источников ХФУ в Антарктиде, как известно, не имеется.
Соглашение по фреонам вызвало резкую критику. Специалисты подсчитали, что замена ХФУ на другие хладоагенты повысит стоимость холодильных установок не менее чем в десять раз. Авторитетное издание «Уолл-стрит джорнел» в июне 1990 года отмечало, что соглашение по фреонам в своем законченном виде «потрясет всю химическую индустрию. В ней выживут только самые сильные…» Всемирный запрет на применение ХФУ к 2005 году высосет из мировой экономики от 3 до 5 триллионов долларов. Куда же они улетят? Не в озоновую же дыру. Р.Мадуро и Р.Шауэрхаммер в своей книге с издевательским названием «Дыры в озоновой угрозе» (1990) утверждали, что «озоносберегающая политика» (запрет на фреоны) инспирирована владельцами крупнейших химических корпораций «Дюпон», «Импириэл кемикл индастриз» (IСI) и других с целью избавиться от конкурентов и укрепить свое монопольное положение на международном рынке. Монреальский протокол, как уже говорилось, предусматривает жесткие санкции в отношении тех, кто не перешел на озонобезопасные технологии, а «Дюпон» и «Импириэл кемикл индастриз» монополизировали производство оборудования для синтеза заменителей фреонов.
«Уолл-стрит джорнел» сообщила, что в финансировании антифреоновой кампании в масс-медиа большую роль играл Фонд Макартура, руководитель которого Торнтон Брэдшо был членом Римского клуба, а один из активных «защитников озона», глава «Озон трендз панел» Роберт Уотсон признал, что его убедил в необходимости запрета фреонов высокопоставленный представитель компании «Дюпон»… Ясно, что миф, как творческая фантазия ученого, может принести осязаемые плоды…
Похожая ситуация сложилась и с Киотским протоколом. В мае 1992 года была принята Рамочная конвенция ООН об изменении климата (РКИК), а в 1997 году в древней столице Японии – подписан Киотский протокол к этой конвенции. Государства – участники данного соглашения обязуются ограничить уровнем 1990 года техногенный выброс в атмосферу парниковых газов (а это прежде всего двуокись углерода и водяной пар), которые якобы усиливают естественный тепличный эффект, ведущий к глобальному потеплению климата. Если же установленные нормы выброса будут превышаться, то возможны варианты: уплата штрафов, введение квот на дополнительный выброс и, наконец, закрытие предприятий.
При этом, в соответствии с концепцией «органического роста» (а может, и «устойчивого развития»), по Киотскому протоколу, «развивающиеся» страны (например, Китай) не обязаны ограничивать свои техногенные выбросы, а «рыночная» Россия – должна! Индия и Китай не собираются ратифицировать этот документ. Россия, после долгих колебаний, противоречивых заявлений президента и других должностных лиц, ратифицировала Киотский протокол. Руководство страны заявило, что это вынужденное решение продиктовано не экономическими, а политическими причинами (видимо, давлением Европейского союза.). Причем официально, на высоком уровне, была признана псевдонаучность протокола, и прямо сказано, что его соблюдение нанесет стране экономический ущерб.
На Россию возложены еще сравнительно «мягкие» обязательства; от нее не требуется уменьшить выбросы «парниковых» газов ниже уровня 1990 года (ввиду развала и резкого падения промышленного производства в результате «перестройки» и «реформ»); зато она не может их превысить в период 2008-2012 годов, а именно на это время рассчитана амбициозная программа удвоить ВВП страны. Уважительная причина, объясняющая будущий провал? Ну, а другие рыночные страны, например, Германия? Ведь уменьшение антропогенных выбросов грозит ей сокращением производства, ростом безработицы и пр.
Научных доказательств того, что происходящее глобальное изменение климата Земли – результат антропогенного воздействия, – нет. Более того, вероятно, имеет место подмена причины следствием. За последние 400 тысяч лет на Земле было четыре ледниковых периода; мы живем в межледниковую эпоху. Потепление климата, связанное с солнечной активностью и изменением температуры Мирового океана, ведет к увеличению концентрации углекислого газа, а не наоборот. Это доказывают и результаты бурения ледникового покрова Антарктиды: за последние 420 тысяч лет изменения температуры всегда опережали соответствующее изменение концентрации двуокиси углерода во льдах. Поэтому, скорее всего, изменение концентрации углекислого газа в атмосфере нашей планеты – это следствие, а не причина глобальных изменений температуры.
Не живем ли мы в «мегаклиматическом» межсезонье? А ведь есть уже перегревшиеся ученые головы, которые предлагают с целью борьбы с глобальным потеплением передвинуть орбиту Земли подальше от Солнца. Как будто диван в комнате переставить!
Еще в 1981 году известный астрофизик Фред Хойл (1915-2001) в своей книге «Лед» предупреждал: «Отпущенное нам время «безледной» жизни кончилось! Уже должен наступить следующий ледниковый период. Следующая ледниковая эпоха неизбежна, а не просто вероятна». Почему бы не прислушаться к подобного рода предостережениям?
О надуманности, научной необоснованности Киотского протокола говорят многие серьезные ученые в США, России и других странах. Бывший президент Национальной академии наук Соединенных Штатов профессор Фредерик Зейтц писал: «Экспериментальные данные по изменению климата не показывают вредного влияния антропогенного выброса углеводородов. Наоборот, имеются веские свидетельства того, что увеличение содержания в атмосфере углекислого газа является полезным». Похожих взглядов на природу потепления климата придерживаются и известные российские ученые – профессора Олег Сорохтин и Андрей Капица, академик Юрий Израэль и многие другие. Подготовленную Ф.Зейтцем петицию правительству США с призывом отказаться от Международного соглашения по глобальному потеплению климата, заключенному в Киото, подписало более 17 тысяч американских ученых и инженеров.
В ней, в частности, говорится: «Не существует никаких убедительных научных свидетельств того, что антропогенный выброс углекислого газа, метана или других парниковых газов, вызывает или может в обозримом будущем вызвать катастрофическое прогревание атмосферы Земли и разрушение ее климата. Кроме того, имеются существенные научные свидетельства, показывающие, что увеличение концентрации диоксида углерода в атмосфере приводит к положительному влиянию на естественный прирост растений и животных в окружающей среде Земли». И в 2002 году Соединенные Штаты вышли из Киотского протокола под предлогом того, что это соглашение не соответствует их национальным интересам, так как приведет к снижению жизненного уровня населения страны. Тем не менее позиции экологистов-экстремистов пока сильнее: 15 февраля 2005 года Киотский протокол вступил в силу.
Тут поневоле задумаешься о действиях «темных сил»! На самом же деле, идет обычное, судя по всему, вечное состязание огромных возможностей человеческого разума с человеческой же глупостью. «Властвование» над природой дорого стоит человечеству. Во что обойдется ему не в меру прилежное старание жить с ней в ладу?
Все сказанное выше совсем не означает, что сама идея мирового правительства – исключительно плод воспаленного воображения конспирофобов. Последних можно упрекнуть лишь в том, что они выдают желаемое (для них – нежелательное) за сущее. Тот же Эдуард Пестель, обосновывая необходимость «органического развития», как системного процесса, раскрыл подлинную драму глобалистики: «Основная проблема функционирования комплексной мировой системы, – признавал он, – сводится к дихотомии: подсистемы приводятся в движение действиями людей (различных групп, обладающих правом принимать решения, в которые часто входят и «простые люди», благодаря тому, например, что избирают политических лидеров), но на втором – глобальном уровне, в отсутствие мирового правительства, соответствующих действующих лиц нет». Правда, добавлял Э.Пестель, существуют ООН и другие международные организации и объединения деловых людей, но они управляются заинтересованными группами на первом уровне, то есть преследуют свои национальные или корпоративные интересы. Поэтому переход к «органическому развитию» на глобальном уровне затрудняется из-за несовместимости глобальных целей с национальными и региональными.
Еще в «Человеческих качествах» А.Печчеи с явным неудовольствием констатировал, что «функциональной единицей современного общества до сих пор остается суверенное государство – причина сохранения устаревших концепций и институтов…» И этими реликтами руководят правительства, склонные «к самоуправству». Э.Пестель выражал робкое сомнение в необходимости мирового правительства: «Не лучше ли, – писал он в своем докладе «За пределами роста» (1988), – прежде чем направить разум и силы на воплощение идеи о мировом правительстве, добиться согласия ведущих деятелей государственного и регионального масштаба по ряду фундаментальных вопросов?»
Неизвестно, что лучше или хотя бы проще: создать «мировое правительство» или добиться согласия между государственными деятелями даже по фундаментальным вопросам! В докладе же Римского клуба «Первая глобальная революция» А.Кинг и Б.Шнайдер высказались еще более определенно и решительно: «глобальное управление» не требует «глобального правительства», а предполагает создание институтов, координирующих сотрудничество и взаимодействия суверенных государств». Но тут же авторы доклада заявили, что «принятие решений не должно оставаться монополией правительств, работающих в вакууме». Существенная оговорка! «Нужно привлечь к этому, – расшифровывали ее Кинг и Шнайдер, – бизнес и промышленность, исследовательские институты и неправительственные организации, ученых, используя весь накопленный опыт и знания, заручившись поддержкой общественного мнения, осознавшего задачи и последствия принимаемых решений». Таким образом, «вакуум» заполнится. Но что в этом случае останется от суверенитета? Управлять миром – в отсутствие «глобального правительства» – придется на общественных началах. Заманчивая перспектива!
Каждая революция (в том числе, видимо, и глобальная) начинает свой разбег с обработки «общественного мнения» (а затем апеллирует к нему же); с призывов к сознательности масс, с возбуждения их «творческой активности». Все это не ново. В памяти всплывают заклинания двадцатилетней давности в России: «Перестройка – дело всенародное», «Социализм – живое творчество масс» и «Иного – не дано!». Именно последний лозунг загнал Советский Союз в тиски ложной дихотомии, и в результате как раз «иное» – то, чего никто не ждал и не желал, – и стало кошмарной явью.
Думается, что и адептам «мирового правительства», придущего к власти после «глобальной революции», и ярым антиглобалистам – этой разношерстной региональной «контре» – полезно напомнить о теоретических изысканиях одного, ныне не слишком популярного «литератора». Уже во время Первой глобальной… простите, мировой войны, начитавшись трудов Ф.Энгельса, он пришел к выводу, что функции государственной власти предельно упростились и могут быть сведены к «простейшим операциям регистрации, записи, проверки», а посему после мировой (глобальной) пролетарской революции «станут вполне доступны всем грамотным людям», и «эти функции вполне можно будет выполнять за обычную заработную плату рабочего». Не уставая повторять: «Мы не утописты», этот автор признавал возможность и неизбежность «эксцессов отдельных лиц» и после «слома» старой государственной машины, а, следовательно, и необходимость «подавлять такие эксцессы». Но для этого, всерьез полагал он, новому обществу вовсе не будет нужен «особый аппарат подавления, это будет делать сам вооруженный народ с такой же простотой и легкостью, с которой любая толпа цивилизованных людей даже в современном обществе разнимает дерущихся или не допускает насилия над женщиной» (В.И. Ленин. «Государство и революция»).
Трудно поверить, что такое писал взрослый, сорокасемилетний человек, через несколько месяцев возглавивший правительство революционной России, и помышлявший, наверное, о руководстве «глобальным пролетарским правительством». Но легко понять, почему его произведение, цитированное выше, осталось незаконченным: отвлекла жгучая необходимость срочно сформировать «особый аппарат подавления», да еще какой! А на то, чем склонен заниматься «вооруженный народ» и на что способна «толпа цивилизованных людей» под водительством таких вот «романтиков» – и не в одной только России, – мир любуется уже почти сто лет.
Политолог Элизабет Манн-Боргезе (1918-2002), дочь Томаса Манна, участвовавшая в разработке Третьего доклада, а в 1986 и 1998 годах сама представившая Римскому клубу доклады о будущем океанов и об управлении морскими ресурсами, высказала свою точку зрения на проблему «принятия решений». По мнению Э.Манн-Боргезе, «пороки общества потребления» – не причины тех трудностей, «с которыми сталкиваются некоторые благополучные страны», а лишь следствия. «Причины потребительского образа жизни, гонки вооружений, злоупотреблений технологией и неоколониализма, – отмечала она, – кроются во внутренней и внешней политике, во властных структурах: военно-промышленно-научном комплексе, в «корпоративном обществе»… Мне представляется приоритетной задачей погасить их негативное влияние. Все остальное приложится».
Смелый проект – погасить влияние «военно-промышленно-научного комплекса»! А кто и как будет это делать? И к чему тогда приложится «все остальное»? А те самые «бизнес и промышленность, исследовательские институты» и т.п., о привлечении которых к «принятию решений» пишут Кинг и Шнайдер, – разве они сами не зависят от «военно-промышленно-научного комплекса», или прямо не включены в него? Лишь один институт в силах погасить влияние пресловутого комплекса. Это «суверенное государство»! Порочный круг, таким образом, замыкается. Вне его остается только «мировое правительство». Сможет ли оно реально функционировать? Любой нормальный человек понимает, насколько трудно управлять «обычным» государством. А если объектом управления станет весь мир?
«Маршруты, ведущие в будущее» – так назывался доклад Римскому клубу, представленный в 1980 году директором Международного института управления (США) Богданом Гаврилишиным. По какому же маршруту движется человечество сегодня, и кто поведет его дальше? «Мировое правительство», отставки которого добиваются антиглобалисты уже сейчас, до его создания? Или, может быть, «власть достойных»?
Ее предрек и тут же развенчал в своем романе-антиутопии «Возвышение меритократии. 1870-2033» почти полвека тому назад английский социолог Майкл Янг (1915-2002).
М.Месарович в 1986 году грустно заметил, что за полтора десятилетия с момента начала «обсуждения глобальной тематики человечество почти ничего не сделало для собственного спасения». Прошло еще двадцать лет. Если считать Монреальский и Киотский протоколы попыткой сделать хоть что-нибудь, то определенный опыт, конечно, есть – пусть и сомнительного свойства. А вот если говорить о «революции человеческого сознания», о формировании «нового человека» и воспитании «новой элиты», стоящей на уровне задач эпохи, – о чем мечтали Ауре-лио Печчеи и Эрих Фромм, – то здесь, пожалуй, происходит даже откат назад. Иначе, разве были бы основания у Жака Аттали говорить в конце 80-х о том, что весь мир «воспринял общую для всех идеологию потребительства»?
Фромм бичевал «рыночный характер» человека, потому что последний «ощущает себя как товар». Аттали (без восторга, разумеется) предсказывает, что в грядущем мире «в товар превратится даже сам человек». Фромм показал, что «рыночному характеру» человека соответствует «кибернетическая религия». «За фасадом агностицизма или христианства, – писал философ, – скрывается откровенно языческая религия, хотя люди и не осознают ее как таковую». О «религиозном строительстве» мы уже говорили выше…
И это все, чего достигло человечество на пути «мировой солидарности» за двадцать (а теперь – еще почти за двадцать) лет деятельности Римского клуба?! Этика: «радикальный гедонизм»; идеология: политкорректность, в том числе и в такой ее уродливой форме, как «позитивная дискриминация»; язык: «ЕN Английский (США)»; культура: поп (под сенью мультикультурализма – тихое, политкорректное одичание). Вместо «человеческой революции» – целый сонм «бархатных», цветных и цветочных революций, «революция юрт» и пр. И с таким-то багажом мы подошли к «Первой глобальной революции»? А еще, надо полагать, будет и вторая?
Уже в 1989 году Месарович приходит к выводу, что прежняя парадигма для глобальной проблематики недостаточна, поскольку не учитывает многие трудноформализуемые факторы развития мировой системы (об этом предупреждали скептики сразу же после появления «Пределов роста»). «Новая парадигма», выдвинутая Месаровичем, исходит из того, что «даже при полном знании «механизма», который управляет системой, и при наличии точных данных, – будущая эволюция системы во времени полностью непредсказуема как в детерминистском, так и в вероятностном смысле, поскольку внутри системы находятся мыслящие «компоненты», интерпретирующие события и пытающиеся предвидеть последствия действий».
Такая, прямо скажем, безрадостная для глобалистики «парадигма» и заставила через пару лет авторов «Первой глобальной» выдавить из себя тяжелое признание: «Можно только надеяться, – писали Кинг и Шнайдер, – что из нынешнего хаоса возникнет саморегулирующаяся система, открывающая новые возможности». И ведь правда: царства и полисы, республики и империи возникали на Земле без особого «научного обоснования». И, отжив свой век, сходили с исторической арены – тоже, думается, не из-за просчетов аналитиков и тем более не из-за низкого качества математических моделей! Римские мудрецы не были бы самими собой, если бы они изменили своему принципиальному пессимизму, что уже само по себе вызывает уважение, немного утешает и оставляет место для надежды. Бойтесь данайцев-оптимистов! А пессимизм – отнюдь не то же самое, что и обреченность.
—————————————————-
1) Смотри ссылку в статье Александра Воронель “Краткая история денег”.