Опубликовано в журнале СловоWord, номер 56, 2007
Александр Лешуков
г.Кунгур (Пермская обл.,Урал)
ПРИКЛЮЧЕНИЯ И ПОДВИГИ
ДОСТОСЛАВНОГО СЭРА ГУНДОЛЬФА
Глава первая
Среди рыцарей Круглого Стола короля Артура был также славный рыцарь Гундольф, трус, бездельник, обжора и пьяница. И славился тем, что мог переесть сэра Кея, переспать самого Ланселота Озерного, но не перепить Короля Артура, ибо засыпал сразу по опустошении шестого Шлема, т.е. шестого Большого Кубка, ибо такова была его норма. Славен он был также и тем, что никогда не вступал ни на один рыцарский поединок, не испросив предварительно благословения св. отшельника Антимония, а поскольку такового святого не существует, то в поединки он не вступал никогда. Такого же правила придерживался он и при больших сражениях.
Прекрасные златоволосые дамы, как при-Артура-короля-замковые, так и заморские, обходили Гундольфа сторонкой радиусом футов в 10, поскольку дух его был нестерпим, за что все остальные рыцари были ему весьма благодарны. Барды, мини-и прочие зингеры также прославляли Гундольфа беспрестанно, поскольку на фоне его бестолковых речей даже и их бесталанные песнопения казались райским журчанием.
Сэр Гундольф не оставался в долгу и своими поступками ежеутренне и ежевечерне приумножал красоту и доблесть всех прочих рыцарей. Много историй можно было бы поведать о том, как Гундольф опростоволосился, обмишурился, обсиропился, обсопливился, наделал в штаны, сел в лужу и т.д., но главное в том, что, как говаривал сам Мерлин: «Без мокрых дров дымок не тот».
Сэр Гундольф никогда не выполнял обещанное. Посему, давая любое обещание, предупреждал, что не выполнит оного, несмотря на тяжелые мучения духа.
Сэр Гундольф не любил выделяться среди прочих. Посему конь его, Пусикэт, был покрыт попоной с рисунком, подобным скатерти из италианской харчевни. А гульфик у сэра Гундольфа был обшит тончайшими золотыми пластинами, сверкающими и на солнце и при луне. Но не для привлечения внимания любезных дам, а исключительно из любви к Прекрасному вообще. А меч он носил на правом боку, будучи правшой.
Гундольф был раним. Однажды. В детстве. С тех пор он больше в драки не ввязывался.
– Выбора нет! – вскричали как-то лесные рыцари, очевидно французы, с угрозой окружив сэра Гундольфа.
– Я? Баронет? О, нет, славные господа, вы оконфузились, – куртуазно ответствовал сэр Гундольф и поехал своей дорогой.
Сэр Гундольф отличался отменным аппетитом, однако ж, в силу деликатности своей натуры, порой и недоедал. Так однажды, изрядно расстроенный насмешливыми речами леди Глевры о своем чрезмерном внимании (что была сущая ложь) к юному и безмерно прекрасному (что истинная правда) сэру Меримерду, сэр Гундольф отдал чуть ли не половину недоеденного жирного каплуна проходящему мимо крестьянину со словами: «Ешь, беспечный счастливец, ибо тревоги моего сердца распугивают даже петухов».
Однажды сэр Гундольф переел. Не сэра Кея, а чечевицы. И прийдя затем в собрание рыцарей и заняв свое седалище у Круглого Стола, он непрестанно беспокоился более о своем желудке, нежели об обороне Камелота от войск коварного сэра Мордреда. И блаженством уже представлялись сэру Гундольфу и бескормица, и ратный труд, и изможденье, и суровые раны, и взор Дамы Прекрасной, омывающей слезами его увечья… Но тут внезапно он столь громко пукнул, что все собрание обратилось к нему, как бы он что сказал.
Однажды, не выдержав насмешек леди Глевры, сэр Гундольф отправился-таки на совершение подвигов. Отдохнув и отобедав, он выехал из Камелота далеко заполдень. Углубившись в лес, сэр Гундольф заблудился. Стемнело. Но будучи в здравом уме и помня, что именно рассветные лучи что ни утро проникают в окна его опочивальни и смогут потому послужить ему направляющим знаком, он прилег в ожидание восхода солнца. И приснилось ему, что он есть сам король Артур. Прославленный, красивый и могучий. Любимый народом и что ни день обремененный заботами о его благе и пропитании. И обороне от многочисленных врагов, стремящихся поколебать его величие и неприступность Камелота. И о ежедневной докуке примирять славных, но неразумных рыцарей, каждый из которых свою палку гнет. Да и о непобедимом доселе Ланселоте и непредсказуемой Гвиневре. И ненаходимой Чаше Грааля, на поиски которой уходят лучшие силы. И о прочих заботах великого государя подумал во сне сэр Гундольф. И очнулся утомленный.
– А ну его к химерам… – сказал себе сэр Гундольф и, перекрестившись, отправился домой. А дамам наврал, что убил дракона. Однако никто ему не поверил.
Однажды в лесу сэра Гундольфа сморил сон. Сэр немедленно спешился, отдал коню поводья, снял тяжелый круглый шлем, лег на мох и предался оному – сну, ибо читал в какой-то восточной книге, что «ежели во время движения у вас слипаются глаза, надо тотчас движение прекратить и вздремнуть хотя бы и на краткий срок». Очнулся же он от звуков железного дребезга и громкого чавканья близ своего уха. Размежив один глаз, он в первую очередь оглядел, все ли части его тела на месте, а затем уже увидел огромного медведя цвета елового пня. Сие страшное чудовище катало лапой его старый добрый шлем и что-то оттуда вылизывало, как будто то было не боевое приспособленье, а некая железная посудина для длительного хранения съестного. Сэр Гундольф благоразумно прикрыл глаз и припомнил слова из одной древней книги, гласящие: «Все медведи делятся на два типа: тех, при встрече с которыми надо визжать, царапаться, кусаться и всячески яростно защищаться, – и тех, перед которыми лучше всего плюхнуться на землю и притвориться мертвым. Главная трудность состоит в том, чтобы определить, с каким именно медведем имеешь дело. Чаще всего это выясняется уже после столкновения».* Решив еще немного поразмышлять над этой загадкой, сэр Гундольф внезапно заснул и вдруг издал столь оглушительный храп, что испуганное животное показало свой огромный зад и враскоряку торопливо пошлепало в чащобу, ежесекундно оглядываясь. Так, совместив несовместимое, сэр Гундольф превзошел древних мудрецов.
Сэру Гундольфу случилось вздремнуть. Что, впрочем, случалось с ним нередко, но не всегда столь любопытны были его дремы. На сей раз ему привиделись как бы начертанными на стенах дворца Вальтазара слова: «Умей уклоняться. Избегай общедоступности». Не будучи склонен к хитросплетениям ума, но вынужденно дожидаясь рассвета и завтрака, сэр Гундольф принялся размышлять. «Ежели умение уклоняться – важное для жизни правило, еще важней отказывать самому себе. Есть занятия нелепые, как моль, съедающая драгоценное время: заниматься ерундой хуже, чем ничего не делать. Разумный никому не надоедает, но надо еще позаботиться, чтобы тебе самому не надоедали. Кто принадлежит всем, не принадлежит себе».
Сэру Гундольфу столь понравилось играть бессмысленными рассуждениями, что он припомнил старика, а может стоика, Сенеку, который сетовал и огорчался, что его творения нравятся многим. «Не доверяй вкусу толпы и мнению друзей твоих», возвышенно рассудил Гундольф, но припомнил, что кизиловое варенье нравится не только ему, но и другим рыцарям. С сей огорчительною мыслью он очнулся и принялся натягивать розовые под-доспешники, ибо именно жидковатое варенье из кизила хорошо помогало ему для сварения желудка. Да и мысли его стали позже общеизвестны, но опубликованы под именем совершенно незнакомого ему человека.**
*Марина Георгадзе. «Я взошла на горы Сан-Бруно…». Слово, 2007, стр. 272.
**Бальтасар Грасиан