Опубликовано в журнале СловоWord, номер 55, 2007
С надменною твоею красотой,
Как правильную чёткость силуэта
Красавицы изысканно-простой.
Константин Бальмонт
Данным-давно лирически настроенному уму открылся принцип сохранения сонета как стихотворческой формы.
Неотесанные южане-французы без злого умысла и по недосмотру богов вскарабкались на священный Парнас, древнее обиталище Аполлона и муз, потоптали культурный слой, оставленный побывавшими до них, что-то там такое сделали, и стали сходить оттуда лавинами сонеты, изменяя поэтический ландшафт ренессансной Европы, наполняя его множественными грядами сонетных холмов. Да так плотно и прочно, что и сейчас, 700 лет спустя, они то и дело попадаются на равнинах европейской поэзии: sonnet (заменивший прованское sonet) – во Франции, sonnet – и Англии, sonnetto – в Италии, сонет – в России, а также в Германии, Польше, на Украине и т.д. Как ни пытались реформаторы от поэзии прошлого века изменить его по форме и по сути – все, что им удалось, это вставить в старую раму новую картину и то не в главной галерее, а в боковых. Объем и форма не меняются, принцип сохранения действует безотказно.
Так и хочется сказать: слава сонету, примеру стабильности и устойчивости хоть в чем-то – хоть (по нисходящей) в культуре, хоть в искусстве, хоть в литературе, хоть в поэзии, хоть в одном из ее многих жанров.
Эпоха позднего Возрождения. Завершающее десятилетие XVI века. На престоле европейской поэзии восседает его величество Sonnet, ставший на время самой модной формой лирики. Еще жив и активен Торквато Тассо (1544-1595), последний великий поэт итальянского Возрождения. Всего несколько лет назад ушли из жизни француз Пьер де Ронсар (1524-1585), написавший знаменитые три цикла сонетов, демонстрирующих глубокое постижение природы любви, и английский аристократ Филип Сидни (1554-1585), блестящий сочинитель сонетов. Еще продолжается творчество Эдмунда Спенсера (1552-1599), «поэта поэтов» английского Возрождения, написавшего знаменитый любовный цикл из 88-ми сонетов и окончательно закрепившего особую, английскую форму сонета, названную «елизаветинской», а впоследствии – «шекспировской».
В это же время великий драматург и поэт испанского Возрождения Лопе Феликс Де Вега Карпио (1562-1635) создает многочисленные пьесы и бесчисленные сонеты; до нас дошло около 3-х тысяч сонетов Лопе Де Вега, неоспоримого чемпиона мира в сонетной категории.
Но все-таки это было десятилетие Уильяма Шекспира (1564-1616), молодого, но уже широко известного поэта и драматурга, автора многих пьес. Именно в это время он написал 154 сонета, 126 из которых обращены к другу, остальные – к возлюбленной, органично сочетая лирическую прелесть с философской глубиной. Шекспировским сонетам суждено было стать шедеврами мировой поэзии. Шекспир родился в год смерти Микеланджело Буанарроти (1475-1564), многостороннего титана эпохи Возрождения, в сонетах которого неразрывно связаны темы любви и смерти. Примерно в это же время умерли неуспевшие состариться французы Жоашен Дю Белле (1522-1560), автор 2-х сборников сонетов, и Луиза Лабе (1522-1566), написавшая 24 сонета, ставших шедеврами мировой лирики.
Можно предположить, что сонеты Шекспира выросли подобно кристаллам из насыщенного англо-французско-итальянского раствора, по крайней мере, катализатором их появления был обильно обогащенный сонетами поэтический воздух, которым он дышал. Они многократно осмыслялись и переводились на многие языки поэтами разных стран. Они стали одной из главных вех высочайшего уровня мировой поэзии, предметами пристального изучения и аккуратного подражания.
Сонет попал в Италию из Прованса, где он зародился в XIII веке в поэзии трубадуров. Величайшие поэты итальянского Возрождения Данте Алигьери (1265-1321) и Франческо Петрарка (1304-1374) в своем творчестве довели его до совершенства.
Классический итальянский сонет состоит из 14-ти строк, разделенных на октаву и сестет. Октава делится на два катрена, чаще всего с законченной мыслью, по 4 строки в каждом, с опоясывающим (охватным, кольцевым) рифмованием – первая строка с четвертой, пятой и восьмой, вторая – с третьей, шестой и седьмой. Сестет включает два терцета по три строки со свободной рифмовкой. Французы, никогда не забывавшие о провансальском оливковом масле, похоже, забыли о своем прованском сонетном приоритете; испанцы и англичане переняли форму сонета у итальянских поэтов в XVI веке. Англичане, в силу присущего им самосознания, не позволили себе безоговорочно принять поэтическую моду континента. Английский sonnet (сместили ударение – и даже звучит по-своему), базируясь как и итальянский, на 14-ти строках, состоит из 3-х четверостиший, чаще всего с перекрестным рифмованием (первая строка с третьей, вторая с четвертой), порой формально не разделенных, и заключительного двустишия. Упрощенная форма в руках мастеров поэзии обрамляла великолепные образцы мысли и чувства так же безотказно, как и итальянская.
Прованские барды осознали непреодолимую мощь формы. Краткость и насыщенность песни, передаваемой из уст в уста, своеобразное чередование созвучий, думается, способствовали запоминаемости текста, создавая некоторую мнемонику благодаря неизменной схеме. Эта особенность сонета имела немаловажное значение за 200 лет до изобретения книгопечатания, когда даже в дворянской среде единицы умели читать.
Как и одиночный сонет, поэма, составленная из сонетов, заключена в очень жесткие рамки формы; ее принято называть «венок сонетов». Он состоит из 15-ти сонетов, образованных на базе основного (магистрального) сонета #15. Каждая строка магистрального сонета является первой строкой всех предшествующих ему сонетов соответственно; каждый из сонетов начинается со строки магистрала с тем же номером и заканчивается следующей по счету строкой магистрала. Скрепляя венок, первые строки первого и последнего сонетов совпадают. Строки катренов магистрала рифмуются по 16-17 раз.
Венок сонетов требует от сочинителя сочетания поэтического мастерства с шахматным мышлением, комбинационным видением. Такое бывает не часто – немногие поэты пробовали себя в этом жанре, но в русской поэзии есть удивительные образцы, вызывающие преклонение перед гибкостью и художественными возможностями поэтического дара.
Век русского сонета значительно короче западно-европейского. Автором первого русского сонета, перевода классического сонета Жака Вали Дю Барро (1599-1673) «Кающийся грешник», является Василий Тредиаковский (1703-1769). Он писал сонеты «по французскому, а не итальянскому образцу». Сонет как версификаторскую форму стали использовать А.П.Сумароков, М.М.Херасков, А.А.Ржевский, братья А.В. и С.В.Нарышкины. К сонету обращались Г.Р.Державин, М.М.Муравьев, В.И.Майков. Ржевский покушался на святая святых сонета – неизменную форму (пример – «Сонет, заключающий в себе три мысли», так называемый «расколотый» сонет). В целом, в XVIII веке сонет оставался в затененной области русской поэзии.
Конец XVIII – начало XIX столетий – время пробуждения более оживленного интереса в среде немногочисленных русских читателей и горстки поэтов, переводивших с французского, английского и итальянского. Этот интерес неким опосредованным образом усиливался поэзией очень хорошо знакомого петербуржцам Адама Мицкевича (1798-1855), автора сборника «Крымские сонеты». А.С.Пушкин (1799-1837) написал 4 стихотворения, которые по форме близки к английским сонетам (14 строк, заканчивающихся двустишием): «Муза» и «Приметы» (1821 г.), «Элегия» (1830 г.) и «Из Шенье» (1835 г.). Собственно сонетов – итальянских – Пушкин создал три, все в 1830 г.: «Сонет», «Поэту» и «Мадонна». «Сонет» написан по мотивам одного из сонетов Уордсворта (1770-1850). В нем упоминаются россияне Мицкевич, писавший по-польски (Польша входила в состав Российской Империи), и Дельвиг, использовавший «размер его стесненный» (имеется в виду сонет). Пушкин писал: «И в наши дни пленяет он поэта», и далее –
Как для него уж Дельвиг забывал
Гекзаметра священные напевы».
Сонет «Поэту» написан по мотивам оды Горация «К Мельпомене», послужившей источником вдохновения также Ломоносову и Державину. Мысли этого сонета лежат в основе одного из последних и самых прекрасных стихотворений великого Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». Не менее известен и сонет «Мадонна», одно из, пожалуй, всего двух стихотворений, обращённых к его невесте Н.И.Гончаровой, со знаменитой строчкой «Чистейшей прелести чистейший образец».
В своем «Сонете» Пушкин не случайно упомянул Антона Дельвига (1798-1831) – он уже был известен как пропагандист и автор сонетов, в том числе сонета «Вдохновение» – о назначении поэта. Для Дельвига и Михаила Деларю (1811-1868), которого называли «литературной тенью Дельвига», кумиром был Петрарка. Еще при жизни Пушкина Деларю написал сонет «Воклюзский источник» – о Петрарке, забывшем Рим и забытом Римом.
Ряд поэтов – современников Пушкина (Петр Вяземский, Евгений Боратынский, Михаил Лермонтов), тоже не чурались сонетов, хотя и не уделяли им особого внимания.
В итальянском по форме «Сонете» Лермонтова (1814-1841) своеобразны и рифмовка катренов, и сюжет. В нем три персонажа: море, автор и та, которой он уже не любим – «мраморный кумир на берегу морском».
А он, бесчувственным исполнен божеством.
Не внемлет, хоть ее отталкивать не хочет.»
«Золотой век русской поэзии» (первые 40 лет ХIХ столетия) щедро оставил образцы великолепных сонетов, но широкое использование сонета как формы стихосложения приходится на «серебряный век» – первую четверть XX века, обозначенную именами И.Анненского, Ф.Сологуба, К.Бальмонта, З.Гиппиус, В.Брюсова, М.Волошина, Н.Гумилева, О.Мандельштама, В.Хлебникова, И.Северянина, В.Ходасевича, Н.Оболенского, М.Кузьмина. Сонеты писали, по меньшей мере, окола ста поэтов, родившихся после Пушкина и умерших в первой половине XX века.
Повышение интереса к сонету начинается в России в середине XIX века и связано с творчеством Афанасия Фета (1820-1892). Оно проявилось и в появлении первых переводов сонетов Шекспира (1859 г.) – стараниями графа И.Мамуны, а затем Н.Гербеля, С.Ильина, Ф.Червинского и других. Сонеты Шекспира переводили известные русские поэты предреволюционной поры и советского времени – В. Брюсов, Б.Пастернак, С.Маршак.
Немецкий поэт Иоганнес Бехер конкретизировал поэтическое содержание бальмонтовских терцетов в широко известной форме: «В сонете особенно четко выражен закон искусства: наибольший эффект достигается наиболее скупыми художественными средствами».
Достоевский сказал на Пушкинских торжествах в Москве 8 июня 1880 г.: «Пушкин умер в полном расцвете сил и бесспорно унёс собой в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем.»
Одна из составляющих этой тайны – загадка «онегинской строфы». Я сделал для себя удивительное и захватывающее открытие в читанном-перечитанном «Евгении Онегине». Как я этого не заметил раньше? Почему упоминание об этом не попадалось мне в разных материалах, посвящённых жизни и творчеству Пушкина? Может быть, и другие не заметили, а если и заметили, то не сочли достойным упоминания? В общем, мне открылась загадка «онегинской строфы» – она представляет собой по форме слегка закамуфлированный английский сонет.
Мне кажется очевидным, что онегинская строфа – сонет, придуманная Пушкиным разновидность формы с совершенно новым содержанием.
Знаток и пропагандист творчества А.С.Пушкина А.А.Ахматова, умудрённая долговременным тонким поэтическим опытом и битая жизнью, советовала начинающему стихотворцу, молодому «тунеядцу» И.Бродскому, выставленному в эмиграцию и там уже ставшему Нобелевским лауреатом, придумывать для своих стихов новую, оригинальную форму, если он хочет, чтоб они были замечены. Думается, её совет основывался на решении молодого Пушкина в отношении формы «Евгения Онегина».
Пушкин был хорошо знаком с английским и итальянским сонетами. В первой главе «Онегина» есть ссылки на знаменитых авторов сонетов. Строфа XLVIII:
Рожок и песня удалая…
Но слаще средь ночных забав,
Напев Торкватовых октав!
Имеется в виду Торквато Тассо, современник Шекспира, последний великий поэт итальянского Возрождения.
Строфа XLIX:
По гордой лире Альбиона
Он мне знаком, он мне родной.
Ночей Италии златой
Я негой наслажусь на воле,
С веницианкой молодой,
То говорливой, то немой,
Плывя в таинственной гондоле;
С ней обретут уста мои
Язык Петрарки и любви.
«Гордая лира Альбиона» – намёк на Байрона, «язык Петрарки и любви» – язык сонета, который Франческо Петрарка довёл до совершенства. «Венецианка молодая» – образ, навеянный Амалией Ризнич, наполовину итальянкой, которой Пушкин был увлечён во время написания процитированных строк (поэт сам обозначил это время примечанием к строфе L «писано в Одессе» и планом романа, составленным в Болдине в сентябре 1830 г., где указано, что первая глава написана в Кишинёве и Одессе, вторая – в Одессе, а третья – в Одессе и Михайловском).
В строфе LVIII ещё один намёк на Амалию Ризнич и ещё одно упоминание о Петрарке:
Я безотрадно испытал.
Блажен, кто с нею сочетал
Горячку рифм; он тем удвоил
Поэзии священный бред,
Петрарке шествуя вослед…
Сонеты Петрарки, обращённые к возлюбленной, пользовались популярностью во времена молодого Пушкина.
В неполной пятой строфе «Отрывков из путешествий Онегина» (посещение Тавриды) Пушкин пишет «Там пел Мицкевич вдохновенный», имея в виду «Крымские сонеты» А.Мицкевича, написанные в 1826 г.
Сонеты, сонеты, сонеты – не удивительно, что сонет лёг в основу онегинской строфы. Но если серьёзная, классическая форма сонета, «материи» которого надлежит быть «важной и благочестивой» (В.К.Тредиаковский), выбрана для усиления поддразнивающего эффекта ироничного содержания, то остаётся вопрос, требующий разъяснения: почему именно английский сонет, а не итальянский?
На русской земле родилась видоизменённая форма английского сонета, вобравшая в себя совершенно новое содержание, которую назвали «онегинская строфа», а следует называть «пушкинский сонет» по аналогии с «шекспировским» и «спенсеровским». Великий поэт опередил реформаторов русского сонета первой четверти XX века на сто лет, но никто не выделил это обстоятельство как исключительно существенное.
«Евгений Онегин» – огромное собрание сонетов по форме, но вместо благородных элегий, философии, высоких чувств они наполнены простотой, обычностью, повседневностью жизни, как писал поэт в посвящении П.А.Плетнёву, «Поэзией живой и ясной, / Высоких дум и простоты».
В статье «Сочинения Пушкина. Статья вторая» Н.Г.Чернышевский писал «…из всех обстоятельств, имеющих влияние на привычку Пушкина посвящать много внимания и усилий на обработку формы своих стихов, самое важное то, что Пушкин был по преимуществу поэт формы». Считается, что мнение Чернышевского ошибочно. Но если мы подумаем о том, что роман в стихах, содержащий около 6-ти тысяч строк, лишь с несколькими отклонениями подчинён строгой и неизменной форме сонета, то суждение Чернышевского будет выглядеть не полностью ошибочным.
Форма, если и не диктует, то в определенной степени влияет на содержание стиха. Убедительная метрономность ритма создает ощущение вечного, неизменного. Замкнутая повторяемость размера проявляет повышенную требовательность к точности слова, чувства, мысли. Сонет – «оттиск с», «обращение к» – побуждает к тематической стройности. Он строг, но любвенасыщен. Он сочетает философичность размышлений с мечтательной элегичностью, оставаясь в строгой пространственной рамке. Научившись ему, однажды им овладев, хочется овладевать им снова и снова.
Жизнь идет вперед, несмотря на последствия. Но попробуем, хотя бы несколько дней, пожить так, как будто телевизор и компьютер еще не стали легальными убийцами времени, и информационный досуг посвящается, в основном, книге.
Появились сонеты-верлибры – попытка вообще ликвидировать сложную систему рифмовки. Как и у Бедного, они, естественно, не делились на строфы; из всех особенностей сонета в них остались только 14 строк и общая приподнятость стиля. Родившийся в крестьянской среде теоретик имажинизма Иван Грузинов (1893-1942) акцентировал эту приподнятость обильной аллитерацией, применением определенного звука в каждом слове – «б» в «Бубнах боли’ («В небесах балет болидов /Бросил бусы. Бронза брызг!») или «ж» в «Жернова заржали жаром» («Жадно ржавые жирафы /Лижут жесткое желе»).
Законодатель литературных мод, эрудит Валерий Брюсов (1873-1924) и забытый нынче «обыкновенный» Михаил Кузьмин (1875-1936) обменивались сонетами-посвящениями, маскирующими в первых буквах строк обращение друг к другу по имени и фамилии (акростих). Брюсов написал большой цикл сонетов-обращений к писателям, поэтам и композиторам – предшественникам и современникам. В сонете-акростихе «Игорю Северянину» он добавил коду – пятнадцатую строку, чтоб вместить имя и фамилию полностью. Простим ему и Северянину упрямые 15 букв, тем более, что новация не была поддержана – незыблемая 14-строчность сонета и не пошелохнулась.
На рубеже первого и второго десятилетий XX века сонет-акростих стал заметной разновидностью русского сонета. Замысловатая форма подзадоривала поэтов. Попал под ее влияние и одессит Бенедикт Лившиц (1887-1939), написавший целый ряд стихотворений этого типа.
«Серебряный век» вносит в русский сонет новую тематику, навсегда убрав классические барьеры. Возникает сонет-портрет. Бальмонт, автор книги «Сонеты солнца, меда и луны», создает широкую галерею портретов писателей и художников – мировых знаменитостей. Игорь Северянин (1887-1941), обаятельный индивидуалист и насмешник, развивает жанр ироничного сонета. Заметную известность имела его книга «Медальоны. Сонеты в вариации о поэтах, писателях и композиторах» (примерно 1930 г.), характеризующаяся острыми сонетами-эпиграммами.
В околопоэтических кругах пользовались успехом сонеты-«поздравушки». Публикуя их, именитые авторы чувствовали себя не очень уверенно, соединяя высокое с обыденным. К примеру, Ходасевич в сонете «Шурочке по приятному случаю дня рождения», явно смущаясь (а возможно, бравируя), снабдил название примечанием «Подражание Петрарке» и подписался «Виршеписец».
В ряду других был Иосиф Бродский (1940-1996), нобелевский лауреат, самый известный поэт русского зарубежья, автор ряда поэтических сборников, изданных вне СССР. На родине две его книги были впервые опубликованы лишь в 1990 году. Бродский, одинаково блестяще владевший всеми поэтическими жанрами, не оставил без внимания и сонет. В 1962 г. он использовал форму английского сонета без деления на строфы во вступлении ко второй части поэмы «Шествие» и написал 5 сонетов, один из которых – итальянский (октава, сочетающая кольцевую и перекрестную рифмовку, и сестет), остальные – верлибры.
Практически никто из именитых советских поэтов не писал сонетов – русская поэзия советского периода забыла сонет, оставив в поле зрения разве что произведения европейских авторов в соревновании, кто лучше сделает перевод. Лирика и драма были оттеснены патетическим поддакиванием, ура-патриотической направленностью, которым сонет органически чужд.
Но среди них оказался один из лучших русских сонетов – брюсовский «Сонет к форме» – и один из самых мощных по силе выражения – сонет «Самосуд» Шенгели.
Назад (или вперед) к сонету? Не будем торопиться, оценивая свои наблюдения, но дуновение легкого ветерка уже ощущается. Не исключено, что сонетные всплески повторяются со столетней цикличностью, но нам, смертным, этого скорей всего не узнать. И надо ли? Не будем забывать, что чтение, являясь процессом сугубо личным, происходит в конкретном времени конкретного человека.