(отрывки из романа)
Опубликовано в журнале СловоWord, номер 55, 2007
Рано утром Пишоника разбудил телефон.
Но трубку Пишоник взял не сразу. Раскрыв глаза, долго смотрел на потолок. Вспоминал, как он, еще недавно заведующий плодоовощным ларьком на одесском Новом базаре, оказался в Нью-Йорке..
Вспомнил. После чего воткнул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и потянул с телефона трубку.
– Хай, – поздоровался. – Открыл магазин?
Напарник Арон отвечал скрипучим голосом.
Поговорив несколько минут, Пишоник пошел умываться. Затем распахнул холодильник, вылил в рот фляжку пива и зажал в зубах кусок колбасы.
Спустился в лифте, вышел на улицу.
До магазина Пишонику было всего два блока. Но это расстояние он покрыл на своем фургончике за полчаса, столько машин тянулись в то утро на пляжи Брайтон Бич. Еще полчаса Пишоник искал, где поставить машину.
У входа в магазин «Пишоннкс антике» сидел в плюшевом кресле бывший учитель Арон. Перед магазином стояли несколько эмигрантов, разглядывая вынесенную на улицу старую мебель. За пыльным стеклом витрины, если вглядеться, можно было увидеть всякие иные предметы быта, вроде старых гребешков и бус.
Вежливо расталкивая эмигрантов, Пишоник прошел в магазин.
Следом за ним спешил Марат.
Пишоник остановился посреди прохладного помещения магазина, забитого вещам!. Он напоминал себе, что нужно сделать в первую очередь. Забрать из одной квартиры старую мебель, – уже несколько дней звонят. Оплатить просроченный счет за электричество…
– Сегодня же воскресенье, – вдруг подсказал Марат за спиной Пишоника. – Банк закрыт.
Мысли Пишоника мог читать даже неграмотный, потому что Пишоник имел привычку думать вслух.
– Позови Арона, – сказал Пишоник, даже не оглянувшись.
Чувства его били тревогу.
Вчера вечером в магазине появился человек в американской мятой шляпе с опущенными полями и в круглых очках. Он молча разглядывал картины, двигаясь вдоль стен с заложенными за спину руками, в которых держал портфель. Портфель он держал не как все люди, за ручку, а как носят тюки грузчики, поддерживая тяжесть снизу. Портфель в результате лежал на лопатках, отчего американец горбился.
Посетитель был вежлив, чем крайне отличался от эмигрантов. Например, когда Арон с Маратом, втаскивая с улицы мокрую от дождя мебель, мимоходом двинули ему в пах, он даже не матюкнулся.
– Скажите, сколько стоит эта картина? – наконец спросил он по-русски с заметным акцентом.
Пишоник посмотрел на тусклый пейзаж и тут же придумал цену, набросив пять долларов за акцент.
– Ничего, если я ее куплю? – спросил посетитель.
– Ничего, – машинально поддакнул Пишоник.
Сделка состоялась.
Теперь Пишонику пришло в голову, что картина могла быть нарисована давно умершим знаменитым художником н сегодня стоит миллионы. В детстве ему приходилось читать о таких случаях.
– Где этот Арон? – нетерпеливо закричал Пишоник.
Арон стоял за его спиной. Чтобы время не пропадало даром, шептал английские слова из словаря, который держал перед собой.
– Помнишь того чудака, что вчера купил картину? – напористо спросил Пишоник.
И рассказал о своих подозрениях.
Арон сдвинул котелок на затылок, и стало видно, что он рассердился.
– Из-за твоих штучек я могу потерять клиентку. Вот, она уже уходит!
– Постой! – пытался остановить его Пишоник.
Но Арон уже выбежал за покупательницей на улицу.
Между тем тень от полосатой маркизы над окном “Антикс” становилась все короче и прямее.
Это означало, что солнце приблизилось к зениту, и Пишонику пора пить пиво.
В глубине «Гастронома «Приморье» стояли столики. Можно было посидеть, выпить пиво с таранью.
Деловые разговоры Пишоник любил вести в такой обстановке.
В Одессе он договаривался с экспедиторами и шоферами о неучтенных овощах и фруктах для своего ларька в забегаловке вроде этой.
В Америке ничем незаконным Пишоник пока не занимался. Не знал как.
Это лишало азарта его жизнь, и иногда ему было скучно.
Пишоник пришел с девушкой.
Девушку звали Фрида.
Она была интересна, по мнению Пишоника, то есть всего в ней было в изобилии. Кроме того, она привезла из Одессы диплом врача, и потому Пишоник ее уважал. Сам он не имел даже аттестата за неполную среднюю школу.
В «Гастрономе «Приморье» официантки не было. Посетители должны были обслуживать себя сами. К Пишонику, однако, вышел из-за стойки хозяин, Пишоник здесь пользовался уважением.
Таким образом, перед девушкой, с которой его сегодня утром познакомили, Пишоник не ударил в грязь лицом.
Перед ним уже стояло несколько порожних пивных фляжек, откуда пиво переливалось в стакан вместе с водкой.
Проведя некоторое время за столиком, Пишоник вдруг встал и пошел.
Шел он твердо и прямо, но натыкался на стулья.
На пороге стоял рыжий молодой эмигрант со взглядом, полным любопытства. Он совсем недавно приехал в Америку.
Пишоник остановился перед эмигрантом и положил ему руку на плечо.
– Ну, Сема, – произнес он торжественно. – Я тебе сказал, что я тебя найду! Где же мои бабки?
Сема был экспедитор, который оставался должен Пишонику большие деньги за одесский период. От расплаты в свое время он уклонился. Пишоник его не преследовал: во-первых, потому, что собирался эмигрировать и не мог себе позволить лишний привод в милицию, а во-вторых, Пишоник знал, что все пути ведут в Америку, а если речь идет об одесских евреях, то на Брайтон Бич.
Торжество же Пишоника было вызвано не только возможностью получить старый долг. Его самолюбие грело сознание, что он не ошибся. В глубине души он все-таки был идеалистом.
– Так где же бабки? – повторил Пишоник. Сема Пишоника побаивался, кроме того, он еще не знал Америки.
– Дай развернуться, – попросил Сема.
Пишоник косо посмотрел на него и погрузился а раздумье. Наконец сказал о’кей. Серьезный разговор отрезвил его, а лишних скандалов Пишоник не любил в любом состоянии.
После «Гастронома» они с Фридой пошли на пляж.
Здесь Пишоник вздремнул, а Фрида сидела рядом на песке, одетая, как на гулянье, и ждала, когда он проснется. Ей хотелось пойти в кино.
Но, выспавшись, Пишоник направился в свой магазин. Надо было заняться и делом. Фриду он вежливо проводил домой.
Прощаясь, она попросила все-таки зайти за ней вечером.
Пишоник обещал.
Пойти вечером развлечься на Брайтон Бич было куда.
«Гастроном «Приморье», кино. Наконец, никто не запрещал потолкаться на углу напротив ресторана «Хата».
Здесь встречались знакомые. Оглянувшись, не слышит ли кто, негромко решали свои дела. Громко – вопрос, где лучше, там или здесь.
Большинство утверждало, здесь.
Вывод этот, однако, сопровождался оговорками.
– Слушай сюда! – с нетерпением говорил пропитым голосом инвалид на костылях и с огромной седой шапкой волос над красным дубленым лицом. ,“ Слушай сюда, – тянул за рубашку случайного прохожего, хотел высказаться. – Возьми меня. Я стоял на газе. Я стоял не только на газе, у меня была винная точка, был ткацкий цех, но я сейчас не буду за них говорить. Я беру только двенадцать лет, что я был завбудки газводы на Привозе. Если ты одессит, так моя будка стояла как раз напротив главного входа. Там меня все знали. Пусть я имел каждый день сотский, я беру в среднем. На сотский я не должен был полностью ставить голову. Когда я полностью ставил голову на неучтенных баллонах, так я имел не сотский, а знаешь сколько? Ты не знаешь. Если «Черноморец» играет в Москве, я летаю туда и обратно. Днем вылетаю. После прилетаю. Но я говорю за другое. Утречком иду через базар на работу, слушай сюда! Я покупаю себе самое свежее. Сканбрийку, соленые огурчики, домашнюю колбаску. На завтрак. Ты был инженер, говоришь, да? Хрен с тобой, плановик, какая разница! Ты мне скажи, ты такой завтрак кушал? Я тебя спрашиваю, ты кушал такой завтрак? Иногда? Ты мог только облизнуться такой завтрак кушать. Облизнуться ты мог. Повторяю, облизнуться. А я кушал. И даже моя теша кушала такую же сканбрийку, потому что жила со мной в .одной комнате. Это было там, – подчеркнул инвалид. – А здесь? Что я кушаю, то ты кушаешь. Я могу кушать все. И ты можешь кушать все. Так где мне было интереснее?
Уже в окнах проносящихся вагонов сабвея гас пламень отраженного солнца, оно опускалось за крыши.
К ресторану “ХАТА” подъезжали первые посетители. Разминаясь, вылезали из машины.
Наступил вечер.
Пишоник пришел к Фриде в условленное время.
Уходя из магазина, он надушился «Шипром», который эмигранты оставили ему на комиссию, и теперь от него пахло.
Мама предложила печенье и фрукты.
Но Пишоник встал с кресла.
– Я извиняюсь, но мне нужно забросить в банк этот пакет.
В мятом бумажном пакете со следами жирных пирожков на завтрак Пишоник имел привычку носить в банк дневную выручку.
Фрида смотрела из машины, как Пишоник открыл своим ключом тяжелую бронзовую крышку сейфа в мраморном подъезде банка и забросил туда пакет.
Эта процедура наполнила ее почти благоговейным трепетом.
После этого она охотно согласилась поехать к Пишокику домой.
Фрида не догадывалась, что в пакете находилась жалкая выручка. Последние дни торговля шла туго. Окна квартиры Пишоника выходили на океан. Под окнами темнела верхушка дерева. В густой листве, как плоды, пламенели красные коробки любимых сигарет Пишоника «Марлборо». С веток свисали также бумажные салфетки, покрытые отпечатками губной помады.
В спальне была удушающая жара. Постель казалась горячей. Периодически Пишоник и Фрида отклеивались от влажных простынь и, тяжко шлепая по паркету, бегали освежаться под душ.
В окна доносился с бордвока шум массового гулянья, а стены комнаты освещались разноцветными огнями ракет.
Фрида расспрашивала Пишоника, а можно здесь устроиться врачом.
Пишоник отвечал, что среди его знакомых не было ни одного врача, она первая.
Фрида приняла зто как комплимент и даже заявку на будущее.
Пишоник сказал, что проголодался. Фрида услужливо принесла ему в кровать еду из холодильника.
Поев, Пишоник захотел спать. Немного обиженная этим, Фрида ответила, что тогда она пойдет домой, уже поздно.
Пишоник оставался безмолвным, он уже спал.
Фрида остановилась перед окном, уходить ей не хотелось.
В это время зазвонил телефон. Пишоник спал непробудно. Телефон звонил.
Тогда Фрнда осторожно сняла трубку.
– Позови Мишку, – потребовал женский
ГОЛОС.
Фрида растерянно ответила, что он спит, Женщина велела его разбудить. Фрида не знала, что делать,
– Ну ладно, – решила женщина, – ты все равно его не разбудишь. Мы сейчас приедем.
Фрида быстро оделась и поспешила к двери, но в последнюю минуту передумала. Ей не хотелось оставлять Пишоника этой женщине.
Женщина явилась скоро. На ней было пышное концертное платье н много желтого металла. Платье было скроено так, что все, сэкономленное сверху, пошло вниз, так что наверху оставались одни шлейки, а юбка волочилась по полу.
Несмотря на этот наряд, женщина была не первой молодости и даже походила на бабушку. Но манерами она обладала властными, как официант а одесском ресторане.
Вместе с женщиной явился одутловатый мужчина, он сладко поздоровался с Фридой. Женщина же обошла Фриду как предмет и устремилась к кровати. Она стала тормошить спящего.
– Пишоник, – сказала она. – Я сегодня пою. Едем на мой концерт!
Пишоник раскрыл глаза и уставился на певицу, не узнавая.
– Одевайся! – прикрикнула певица. – Живо у меня!
Пишоник покорно спустил с кровати ноги и сонно вздохнул, как школьник, которого разбудили утром на уроки.
Певица уверенной походкой направилась к стенному шкафу.
Оттуда к Пишонику на кровать полетели рубашка, брюки, тельник.
– Новый галстук ты себе так и не купил, – упрекнула певица. – Извини, в твоих галстуках можно только водить по Брайтону девок. На мой концерт ты пойдешь в приличном галстуке. Норман, дашь ему свой!
– Почему нет? – охотно откликнулся мужчина и подмигнул Фриде коричневым конским глазом.
В это время Пишоник сбросил с себя простыню. Голый, он пересек комнату, направляясь в туалет.
– Муся, – раздался оттуда твердый голос вполне проснувшегося человека. – Когда я выйду, чтоб ни тебя, ни твоего Нюмки здесь не было. И пусть он не забудет оставить на столе двадцать пять долларов, что проиграл мне в карты.
– Я тебе ничего не должен! – взволнованным фальцетом крикнул спутник певицы.
– Ты мне не должен? – высунулся Пишоник из туалета.
– Пошли! – коротко сказала певица.
Но у выхода она задержалась и поманила Фриду толстым пальцем в перчатке.
– Любочка, – она сказала, – ты культурная девочка. Что у тебя может быть общего с этой гнидой? Ведь он даже не понимает разницу между «до» и «соль».
Открыла сумочку и дала Фриде афишку.
На афишке была помещена фотография молодой женщины, совсем непохожей на певицу. Внизу стояло: «Лауреат многочисленных конкурсов Мирра Голодная исполняет песни народов мира: цыганского, неаполитанского и др.