(О саморадовании Творца)
Опубликовано в журнале СловоWord, номер 54, 2007
Светлой памяти философа
Арона Каценелинбойгена
(1917 — 2005)
Есть одно проявление троичности Бога, которое ранее, насколько мне известно, ускользало от внимания толкователей Библии. Проявление тем более знаменательное, что оно относится к самому началу Книги Бытия. В описании шести дней миротворения восемь раз повторяется загадочная формула: «и увидел Бог, что это хорошо».
Например, первый день творения:
3. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.
4. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.
Шестой день:
26. И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему…
27. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их…
31. И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой.
Сам процесс миротворения как бы распадается на три стадии: «сказал Бог,» «сотворил Бог», «увидел Бог, что это хорошо».
Эта троичность глубоко закономерна. Бог не просто творит мир, но сначала «выговаривает» его, задумывает в слове, а затем воплощает слово, творит по сказанному. Что в промежутке между словом и творением, нам не дано знать, но очевидно, между ними нет прямой предопределенности. Отсюда и необходимость третьего – взгляда. Бог смотрит на то, что получилось в результате творения, совпадает ли сотворенное с замыслом, запечатленным в слове. То, что труд творения затем оценивается самим Творцом, свидетельствует о непредсказуемости его результата, о свободе, заложенной в самом акте творчества. Одно дело – сказанное, другое – созданное, и третье – увиденное, между ними нет тождества, заведомой выводимости. [1]
Традиционное богословское истолкование шестоднева, как в иудаистской, так и в христианской экзегетике, как правило, проходит мимо этого откровения о свободе, лежащей в основе творения. «И увидел Бог, что это хорошо» чаще всего толкуется либо телеологически, либо педагогически. Телеологически такое завершение дней творения призвано подчеркнуть их конечную цель – что созданное «соответствует своему предназначению служить местом проживания человека». [2]
Примерно так же толкуются эти слова российским комментатором Ветхого Завета Д. В. Щедровицким:
«Каждый этап творения заключается словами «И увидел Бог, что это хорошо»… Под благостью («это хорошо») здесь подразумевается пригодность Земли для будущего обитания на ней живых существ». [3]
Остается, однако, неясным, почему нужно особо оговаривать эту благость после каждого акта творения, если его цель заранее известна всеблагому Творцу, знающему наперед результат творения. И еще один вопрос: из чего вытекает, что именно пригодность Земли для обитания живых существ выступает как высший критерий самооценки Творца? К тому же и по завершении шестого дня, когда были созданы все живые существа и сам человек, для блага которого приготовлялась земля, звучит эта формула самоодобрения, саморадования Творца, причем впервые – с эпитетом усиления:
И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. 1:31.
Следует ли предполагать, что и живые существа, и человек теперь признаны пригодными для осуществления каких-то дальнейших целей творения, о которых дальше ничего не сообщается?
По другому способу толкования, «и увидел Бог, что это хорошо» характеризуется как риторический или педагогический прием, который ничего существенного не проясняет в актах творения, но доводит его пользу и красоту до слабого человеческого ума. Сообщение о том, что Бог одобряет свое творение, рассматривается как «снисхождение речи», чтобы божественная истина могла быть удобно усвоена в «человеческом» образе. Вот толкование Иоанна Златоуста:
«После слов: да будет свет и бысть свет, прибавлено: и виде Бог свет, яко добро. Смотри, возлюбленный, какое и здесь снисхождение речи. Неужели до появления света Бог не знал, что он добро, а только уже после его появления воззрение на него показало Создателю красоту сотворенного? Какой умный человек может сказать это? Если и человек, занимающийся каким-нибудь искусством, прежде, чем окончит свое произведение, прежде, чем обработает его, знает употребление, для коего полезно это произведение, то тем более Создатель вселенной, приведший словом все из небытия в бытие, знал, еще прежде сотворения света, что он добро. Для чего же (Моисей) употребил такое выражение? Снисходя к обычаю человеческому, блаженный пророк говорит так, как люди, делая что-либо с великою тщательностью и окончив труды свои, уже по испытании произносят похвалу своим произведениям; таким же образом и божественное Писание, снисходя здесь к слабости слуха нашего, говорит…» [4]
В этом толковании можно заметить некоторое противоречие. Если даже ремесленник знает заранее, какое произведение выйдет из его рук, то тем более Творец Всего знает об этом. В чем же тогда отличие Бога от ремесленника? И для чего нужно «снисходить к обычаю человеческому», объясняя действия Бога, если Бог и сам по себе действует, как Высший Ремесленник? Такое толкование дважды противоречит себе, представляя Бога существенно как человека и тем самым делая необъяснимым библейское очеловечивание Бога как всего лишь условный прием «снисхождения».
Но если читать в Откровении то, что действительно открывается в нем, а не под предлогом «снисхождения» скрывается от нас, то весть о непредсказуемом исходе творения выступает ясно и недвусмысленно. Бог видит свое творение и находит его «хорошим» – такова нечаянная радость свободного творчества. Результат лишь в конечном счете совпадает с проектом, между ними помещается не предопределенность, а открытость творческого акта. Бог сам как бы удивляется созданному, выступает как свидетель своей работы, соотносит «увиденное» со «сказанным». «Хорошо» означает меру совершенства творения в соотнесении с мерой его свободы: оно «получилось», «случилось» в некоторой независимости от Творца, а затем одобрено им уже в меру его отдельности, самостояния, на расстоянии оценивающего взгляда.
Эта троичность миротворения: проект – акт – результат, или слово – дело – взгляд, – уже предвосхищает собой ту трехипостасность Бога, которая позже выявилась в христианском вероучении. Причем три ипостаси: Бог-Творец, Сын-Слово и Дух-Утешитель (тот, кто утешает, т.е. говорит «хорошо»), будучи нераздельными, вместе с тем свободны по отношению друг к другу, взаимно невыводимы и несводимы, что и объясняет троичность самого процесса миротворения.
О том, насколько архетипически глубока и устойчива эта троичная схема творческого акта, свидетельствует то, что впоследствии она многократно воспроизводилась в светской культуре, особенно в идеологиях, сконструированных по образцу теологий. Например, поэма Маяковского «Хорошо!» своим заглавием и рефреном последней части сознательно или бессознательно использует ту же библейскую формулу: революция как сотворение нового мира, который «удался», вышел на славу по слову и делу основоположников – теоретиков (Маркса-Энгельса) и практиков (Ленина-Сталина) – и теперь подлежит оценке и удостоверению самого поэта как «третьей ипостаси» этого «коммунного» божества:
Яземной шар
чуть не весь
обошел, –
и жизнь
хороша,
и жить
хорошо.
А в нашей буче,
боевой, кипучей, – и того лучше.
«Хорошо» и «лучше» здесь звучат гимнически, ибо поэт сочиняет слова для новой «литургии» во славу революции как творения нового мира. Главное в этой заключительной части – хозяйски-горделивый взгляд поэта: он сверяет окружающий мир с «заветами» – и удостоверяет: «хорошо!» «В газету глаза: молодцы – вЕнцы!» «Полки идут у меня на виду». «Надо мною небо. Синий шелк! Никогда не было так хорошо!» Слово Маркса – дело Ленина – и, наконец, свидетельство самого Маяковского, как очевидца воплощенного слова.
_________________________________
1. Интерпретация начала Книги Бытия как свидетельства об индетерминизме творения была мне подсказана в устной беседе профессором Ароном Каценелинбойгеном, за что я выражаю ему глубокую благодарность. Эта мысль развивается в его последней книге о религии и индетерминизме. – Примечание декабря 2001.
2. Пятикнижие и Гафтарот. Ивритский текст с русским переводом и классическим комментарием «Сончино». Комментарий составил д-р Й. Герц, главный раввин Британской империи. М., Мосты культуры, 2001; Иерусалим, Гешарим, 5761, с. 9.
3. Д. В. Щедровицкий. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево, тт. 1-3. Изд. 2-е, исправленное и дополн. М., «Теревинф», 2001, с. 42.
4. Иоанн Златоуст. Избранные творения. Беседы на Книгу Бытия. т.1. М., Издат. отдел Московского Патриархата, 1993, с.17.