(Вступление и перевод на русский язык Л. Яковлева)
Опубликовано в журнале СловоWord, номер 54, 2007
Рельеф. Гильгамеш и цветок
 Гильгамеш |  Иштар |
Вступительное слово
Оказавшись невольными современниками смены – не только Столетия, но и Тысячелетия (по Юлианскому календарю), мы, наверное, лучше смогли ощутить громаду этой неуловимой субстанции – Времени.
Может быть, поэтому, дыхание далеких веков – зари человеческой цивилизации – вызывает нарастающий интерес в нашем сознании и в наших душах.
Но, предметы материальной культуры, – больше говорят специалистам – археологам, историкам, социологам.
Адресованные потомкам, летописные послания (со времени появления письменности) – бесконечно ценны, однако, по сути, – это сухой перечень деяний и доблестей отдельных правителей.
Обнаружение же, расшифровка и интерпретация древнейшего литературного источника, да еще, повидимому, составленного одним автором – несомненно, удача мировой науки. Это – качественно новая ступень, знаменующая владение словом, как искусством.
Здесь поражает и структура построения, и оценка героев эпоса, и мировоззренческий конфликт, и философской взгляд автора эпоса. Но, более всего, – насыщенность открытыми человеческими эмоциями, даже, независимо от божественного, или полубожественного происхождения персонажей шумерской и аккадской мифологии.
Статья Майкла Кедема – профессионального лингвиста-исследователя, открывает дополнительные грани в видении «Эпоса о Гильгамеше» – произведении, которому посвящены тысячи исследовательских и аналитических работ (в одном только русскоязычном интернете всплывает перечень из 28 тысяч упоминаний).
Волнуют нас эти глиняные и лазуритовые таблицы. Видимо, прав Булгаков: «Рукописи не горят!». В этом случае – и в переносном, и в прямом смысле.
Леонид Яковлев
Майкл Кедем
Перевод на русский язык Леонида Яковлева
Гильгамеш на перекрестье путей
«Поэма о Гильгамеше» (см. Приложение 1) считается уникальной в культурной истории человечества – по ряду причин. Во-первых, – из-за ее возраста (основная часть текста была написана, что-то, около XVIII века до нашей эры) и, во-вторых, – как первый фундаментальный литературный труд, созданный одним автором. Нам неизвестно его имя, но он, безусловно, жил где-то в Месопотамии, вероятно в Вавилоне.
Не менее важным было и содержание поэмы: огромное разнообразие затронутых тем и радикально новый тип мировоззрения, представленный в ней. Общий ее дух и настроение, также не имели параллелей в современных автору литературных традициях. «В выражении скорби и страха смерти, вероятно наиболее мощно, чем в любой книге, написанной после нее, в отображении любви и беззащитности, и в поисках мудрости – она стала личным ориентиром для миллионов читателей на десятках языках», – пишет Стефен Митчелл в предисловии к последней публикации поэмы (Stefen Mitchell, Gilgamesh. A new English version. Free Press, NewYork-London-Toronto-Sydney, 2004, p.1; then – S.M.).
Замечательная способность – оставаться всегда современной, – есть одно из особенных свойств этой незаурядной беллетристической работы.
Несколько слов – об историческом фоне поэмы.
«История начинается с Шумеров», – провозгласил знаменитый американский эксперт по древней Месопотамии Ноах Крамер, который даже использовал это утверждение, как заголовок одной из своих книг (2 ed., Philadelphia, 1981). И это – так и было.
По неизвестным причинам, к концу IV тысячелетия до н.э. в долинах Тигра и Евфрата возникла великолепная цивилизация, фактически – первая на нашей планете. Она дала миру первые города, первые государства, первые ирригационные каналы и, пожалуй, самое важное – первую систему письма. Из-за странно выглядевших букв, ныне ее назвали «клинописью» (cuneiform)1). Создатели культуры назвали свою землю Шумер, а себя – Шумерами, их происхождение остается загадкой, и их язык не имеет связи со всеми другими языками на земле. Подобно Грекам – в позднюю эпоху, они приняли систему «полисов»: каждый большой город с прилегающим участком земли сформировался в отдельное государство с монархом, священнослужителями и собственной армией.
Но, среди всех них, ни один не мог сравниться с Уруком, мощным городом-государством (ныне – в современном Южном Ираке). Его слава была сохранена в людской памяти также и в библейские времена, и он был упомянут в «Книге бытия» «Genesis» («Breishit»), как Эрек – ד אֶ רֶ: «Главными городами его (Нимрода) царства были Вавилон, Эрек и Аккад.» (Genesis, 10:10). Маленькое арабское поселение, существующее теперь на этом месте, все еще носит это название, хотя и в несколько искаженном виде – Варкa (Warka).
Гильгамеш, которому было суждено стать главным героем великой поэмы, был царем, правившим в Уруке в XXVIII веке до н.э., он окружил город и прилегающее к нему поселение Эанна массивной стеной – важная деталь в нашем повествовании. Но его реальный исторический образ был вскоре заслонен некоторыми мифологическими сочинениями, записанными в пяти отдельных поэмах на языке Шумеров (все они имеют не много общего с обсуждаемым нами текстом. Более подробно – см. Приложение 2).
Но, в течение почти тысячи лет, которые прошли между реальным Гильгамешем и его чудесным поэтически воскрешенным образом, в Месопотамии произошли огромные изменения. Около середины III тысячелетия до н.э., многочисленный и энергичный семитский народ вошел на эту территорию (соответствующую современному Ираку) из Северной Аравии и колонизовал ее. Однако это заселение не представляло собой враждебные действия и не являлось конфликтом: пришельцы приняли богатую культуру аборигенов и стали ее поборниками и одаренными носителями в течение следующих двадцати столетий.
Они приспособили старый, слоговый (силлабический) алфавит Шумеров к их собственному языку, который теперь стал называться Аккадским, Ассирийским и Ассиро-Аккадским. (Аккад был древним Шумерским городом-государством, недалеко от современного Багдада). Ассирией называлась северная часть Месопотамии. Автор поэмы – писал именно на этом языке.
«Поэма о Гильгамеше» является несравненным шедевром древней поэзии, но онa не менее важна, с нашей точки зрения, как старейший памятник грандиозной трансформации, имевшей место почти в каждом человеческом обществе на определенных стадиях его развития. Однако здесь необходимо сделать краткие пояснительные замечания.
Изменения, о которых мы говорим, принадлежали сфере идеологии, но почти не отразились на повседневной человеческой деятельности, на которую они не оказали никакого более или менее заметного влияния. Старая система мировоззрения (мы будем называть ее циклической или круговой) была заменена другой, которую мы предпочтем, в той же «геометрической» манере, определить как линейную. Но в чем были их основные отличительные особенности?
Согласно первой из них – жизнь мира заключается в некотором круговом движении, где периоды создания, кульминации и распада, являются его последовательными стадиями; когда цикл закончен, – начинается новый. Знания – рождены вместе с миром и являются включенными в человеческую природу изначально, чтобы затем подниматься к уровню сознательного с помощью опытных учителей и духовных наставников. Существование индивидуума не заканчивается с его или ее физической кончиной, но идет путем последовательных воплощений, при этом благожелательные, или безнравственные действия, произведенные в прошлых жизнях, оказывают влияние на то, чтобы будущая судьба человека была хорошей, или плохой (в Индуизме это называют законом кармы).
Этические категории не представляют здесь большую важность и грех расценивается просто как ошибка или небольшое отклонение от естественного порядка, что, конечно, принесет со временем некоторые неприятные результаты. Материальный мир с его постоянными колебаниями между сотворением и распадом будет существовать всегда, но человеческое существо способно переступить его границы и достигнуть, через духовные усилия, высших уровней универсального космоса, где законы пространства и времени не имеют силы.
Циклическая идея, которая присутствовала во многих архаических традициях приняла наиболее совершенную и проработанную форму в Индуизме, единственной доисторической религии, которая умудрилась остаться живой и, даже больше, в наш технологический век. Ее духовные ценности, воплощенные, например, в таких харизматических фигурах, как Шри Ауробиндо и Махатма Ганди, являются должным образом признанными во всем мире.
Вероятно, было бы интересно отметить, что старая космология Хинди имеет близкое сходство с теорией ‘пульсирующей вселенной’, сформулированной современными физиками в середине XX века.
Согласно философским текстам Хинди, вселенная возникла из крохотной частицы, называемой на Санскрите paramānu (прото-атом), затем она безмерна расширилась, достигнув своего зенита, за которым следует обратный процесс. Тот же материальный мир движется обратно, чтобы в итоге исчезнуть в своем вечном зародыше – paramānu. Последняя стадия цикла («конец мира») названа samhāra, что буквально означает «собирание вместе, втягивание назад, сжатие».
Такова циклическая модель, а в линейной модели – все совсем наоборот. Мир был создан однажды, а в конце своего существования – будет уничтожен, без всякого возобновления. Высшая истина есть откровение сообщенное человечеству великим пророком и этот акт откровения является историческим событием, которое можно достойно отобразить в хронологической таблице. Жизнь вселенной состоит в постоянной борьбе между Добром и Злом, этими взаимно противоположными и взаимно независимыми силами. Добро одержит триумф над Злом в финале этого процесса, но такая победа последует за полным уничтожением материального мира. В «решающей битве между сынами Света и сынами Тьмы» (таково было название Еврейской апокрифической эсхатологической [религиозное учение о конечной судьбе мира] поэмы I-го века до н.э.) вторые будут уничтожены, в то время как первые, покрытые славой, будут воскрешены физически, чтобы увидеть Господа в День Страшного Суда. Ад, с его пытками, будет тогда открыт для грешников, в то время как только праведники будут наслаждаться вечным счастьем в новом, бестелесном существовании.
«В противоположность с Индийскими религиозными концепциями, такими, как циклическая космология, реинкарнация и духовная трансформация человеческого «я», Иудео-Христианские и Зороастрийские традиции утверждают, что история священна с начала до конца, и что верующие должны следовать воле Божьей, чтобы обрести в будущем свою конечную и неизменную судьбу». (John Esposito. Islam – the straight way. Oxford, 1991, p.6).
Поскольку мы уже познакомились с несколькими линейными системами, я постараюсь теперь представить общую схему, или парадигму, этого типа мировоззрения, суммируя их разнообразные модификации в следующих шести понятиях.
1. Линия вместо Круга.
Циклическая вселенная, с ее бесконечным повторением одних и тех же космических процессов, заменена миром, который существует только однажды, тогда, как место мифов – отдано Истории, управляемой только Временем и волей Господа.
2. Пророк.
Он является единственным из смертных, кто достиг такого духовного возвышения, чтобы испытать богоявление, т.е. чудесное самооткровение Господа. Высшая истина приходит в мир через него, но, даже свидетельствуя божественное присутствие, – он остается человеческим существом, вероятно первым, среди других, но не более того.
Верующие, иногда пробовали поклоняться ему, как воплощению Божества, но такие попытки всегда жестко отвергались религиозными авторитетами. Неудивительно, что Арабские Ваххабиты, пресловуто известные своей Исламской правоверностью, почти полностью разрушили могилу Мухаммеда, когда они штурмовали Медину в 1806 г.
3. Бoг.
Линейная теология, действительно, очень далека от круговой. Она не имеет духовного Абсолюта (в Индуизме – именуемого Брахман), заключающего всю вселенную в себе, или в персональных божествах, подобных Вишну, Шиве или матери-богине Кали, которым люди поклонялись и к которым обращались за помощью. В линейном космосе существует только один Б-г, который очень близок к простому смертному (т.к. он всегда наблюдает за его действиями и контролирует его судьбу) и – в то же самое время, – неизмеримо далек от него: невозможно увидеть Господа, представить особенности его образа, или даже понять его мысленно, силой своего интеллекта. Он награждает праведников и наказывает грешников, таким образом подготавливая человечество к последнему Страшному Суду – в конце существования мира.
4. Ритуалы и этика.
Материальный мир – обречен на гибель и само его появление – своего рода нарушение первоначального порядка в космосе. Так, что в теологической литературе он определяется как первородный грех. Предметы, которые можно увидеть, или к которым можно прикоснуться – являются недостойными поклонения и любые попытки включить что-либо вещественное, т.е. осязаемое, в сферу ритуала, должны быть осуждены и запрещены, как явное идолопоклонение.
Правила ритуалов должны быть простыми и свободными от каких бы то изощрений, как элементарные этические заповеди, которые они должны представлять.
5. Сообщество верующих.
Все линейные системы основаны на принципе двойственности: каждое действие или объект является хорошим или плохим сам по себе, какой-либо компромисс – логически ошибочен и морально предосудителен. Откровение, полученное от пророка, формирует мощную линию границы во всем, даже во времени. Так, Мусульмане определяют свою историю до Мухаммеда, как jāhelīyya – ڊۭهِلِڍَ (буквально «невежество», но здесь это означает «эпоха темноты»).
Живя лицом к лицу с неверными, все верующие относятся к самим себе как к членам некоего универсального братства, – принцип, который всегда остается такой неотъемлемой сущностью в Исламе с его культом религиозного сообщества, именуемым umma – أمَّ на на арабском.
6. Эсхатология.
Финальная битва между Добром и Злом, конец света и день Страшного Суда, являются важной категорией во всех линейных доктринах.
* * *
Со временем новый линейный подход пересилил древнюю модель во многих частях земного шара, однако было бы ошибкой предположить, что старые циклические структуры исчезли полностью или были сохранены только в Индуизме и в Буддизме, с его крепким индусским фоном. Они могли бы быть прослежены также и в линейных системах, но были перемещены в периферию этих идеологий и всегда рассматривались с подозрением религиозными институтами. Но старые понятия могут быть легко узнаваемы. Так, сверхматериальное Космическое Мышление или духовный Абсолют, названные
nirguna-brahman (Абсолют без признаков) величайшим индусским философом Шанкарой (YIII век н.э.), было описано почти в тех же самых словах видным мусульманским духовным мыслителем Ибн аль Араби (l165-1240), который предпочел обозначить это, как Истина – haqq ( َدقّ ), что является неопределимым и абсолютным в своей исключительности.
Возможно, еще более существенно, что архаичная идея относительно мира, который создан, разрушен и затем запущен вновь, появляется еще раз, – в учении греческого Стоицизма, философии, которая рассматривала все вещи как реальные, – находится в остром контрасте идеалистическому монизму Shankara и Ibn al-Arabi.
Стоики провозгласили, что вселенная появилась и исчезла неисчислимое число раз в строгом соответствии с естественными законами, и таким образом по элементарному правилу вероятности каждый случай и каждое живое существо, которое мы видим сегодня, все же существовали в прошлом и осуществятся снова когда-нибудь в будущем. Это утверждение было процитировано с симпатией таким неисправимым скептиком и материалистом как Анатоль Франс (см. его «На белом камне»), хотя Стоики рассматривали это несколько иначе. Оно служило им основанием для серьезного философского заключения: человеческая индивидуальность имеет самый высокий закон мира сам по себе и раз это так, – должна быть независимой от превратностей и беспокойства каждодневного существования.
Было бы просто естественно – вспомнить затем известное изречение Иммануэля Канта: «есть две вещи, которые наполняют меня страхом – звезды в небе над моей головой и категорический императив внутри моей души». Но, для Стоиков, там – не ‘и’, поскольку моральным импульсом человека был для них тот же самый универсальный Закон, который перемещает звезды на небесах.
Та же самая идея скрывалась, возможно, за уничтожающими выпадами Екклезиаста (Koheleth). Почти фаталистическое понятие «времени, заменяющем время» [«есть назначенное время для всего. {…} время, чтобы сорвать, и время, чтобы строить {…}. Время, чтобы рассеять камни, и время, чтобы собрать их. (…} время войны, и время мира {…} » — 3:1-8] сосуществует в его трактате с глубокой верой в Бoга, как единственного Носителя окончательной истины и правосудия. Именно его религиозная вера позволила ему расценить целый космос (согласно удачному выражению немецкого гебраиста) как «von Gottes Tun erfullte Wirklichkeitsganze»2) (Hans-Peter Muller. Wie Qohalat sprach von Gott? in «Vetus Testamentum», Bd. XYIII. 1968, Leiden, Brill, S. 510). См. также: M. Kedem. Загадка Екклезиаста (рукопись на русском языке).
Однако все эти рассмотрения, возможно, могут показаться, скорее всего, абстрактными, притянутыми и отдаленными от нашей темы. Я попробовал бы далее показать, что это не так, но сначала, – несколько слов о предмете поэмы.
Царь Урука, могущественный Гильгамеш угнетает людей своими огромными строительными инициативами. Жители просят, чтобы боги послали на землю другого гиганта, достаточно сильного, чтобы бросить вызов Гильгамешу. Боги создают Энкиду, свирепого гиганта, обладающего огромной физической силой; герои борются, но затем, становятся близкими друзьями. Они оба расценивают как свою обязанность направиться в Ливан чтобы валить кедры, древесина которых будет тогда использоваться в Уруке. Они убивают монстра Хумбаба, который охранял лес кедра, валят деревья и возвращаются в город. Богиня Иштар пробует привлечь к себе, соблазнить Гильгамеша, но он отвергает ее предложения, обвиняя ее в жестокости и похотливости. Богиня в гневе вынуждает богов создавать Небесного Быка, чтобы побороть Гильгамеша, но царь убивает свирепое животное с помощью Энкиду. Боги разгневаны этой парой героев и приговорили одного из них к смерти. Энкиду погибает. Гильгамеш глубоко потрясен его гибелью, и только в тот момент он понимает, что он обречен на ту же судьбу. Так бродит он по всему миру, в поисках эликсира вечной жизни. В течение его блуждания он встречает Ута-Напишти и его жену, которая инструктирует его, как получить волшебный «цветок вечной молодости». Гильгамеш находит этот цветок, но немного позже он оказывается украден змеей. Гильгамеш в отчаянии возвращается в Урук.
* * *
«Поэма Гильгамеш», как мы отметили выше, была составлена в период большого исторического перелома, отделяющего старый циклический мир от его новой линейной модели. Такой переход требовал, конечно, нового типа литературного героя, невозможного или даже невообразимого в культурных традициях прошлого. И царь Урука был выбран (частично случайно, частично из-за его популярности в Шумерской мифологии), чтобы выполнить эту задачу.
В поэме, Гильгамеш – «герой, обладающий превосходным физическими возможностями (…) граничащими с силой дикого быка», и телом гиганта.
(All quotations from the text are given according to: Andrew George. The Babylonian Gilgamesh Epic: Introduction, critical edition and cuneiform texts, 2 vols. Oxford, 2003, then – BGE and: Andrew George. The Epic of Gilgamesh: The Babylonian epic poem and other texts in Akkadian and Sumerian. Penquin, 1999, then – EG.)3)
И, что более важно, он был «(в) двух третях богом, (только) в трети человек» (I, 48), и, таким образом, стоял непосредственно между двумя мирами – божественным и человеческим. Как могущественный суверен и смелый воин он напоминает до некоторой степени обычные характеры эпической литературы, но он обеспечен в то же самое время определенными качествами, которые делают его оригинальным или, возможно, уникальныым. Позвольте нам перечислять эти определенные особенности.
Первое. Гильгамеш и Пространство.
Царь Урука был большим путешественником и неустанным исследователем. В течение своей жизни он бродил по всей земле, входя даже в такие из ее углов, которые были закрыты навсегда для обычных смертных. «(Он) открыл проходы в горах, (он) вырыл колодцы на склонах холма и пересек океан, широкое море до восхода солнца (…); он обыскал области мира, когда-либо исследованные для жизни, и достиг, своими силами, далекого Ута-Напишти» (I, 38-42; BGE, p.541).
Uta-napišti
, этот месопотамский Ной, засвидетельствовавший Потоп, был спасен в ковчеге и вместе со своей женой был награжден бессмертием богами. Чтобы достичь его, Gilgamesh должен был переместиться через очень темный туннель, который являлся путем солнца, которое оно проходило в течение ночи с запада на восток, и пересечь другое море, которое было не только широко но также и ужасно, поскольку оно ограничивало землю мертвых.Как результат этих путешествий, «он изучил всю мудрость обо всем, он увидел тайну и раскрыл скрытое, (…) (он) видел Глубокое, основание земли» (I, 1 и 6-7; BGE, p. 539).
Последняя строка заслуживает специального внимания.
На Аккадском это: īmur naqbu išdī māti.
Imur означает, что «он видел», mātum 4) – «страна».
Прямое значение naqbu 5) и išdum в этом контексте обсуждено в деталях A. Джорджем. Слово naqbu, здесь означает «глубокое тело подземной воды (…), это – космическое царство Эа (Бога разума, который создал порядок в космосе и дал плуг людям)» (BGE, p. 444).
Согласно Аккадским верованиям, наша суша является глыбой земли, плавающей на поверхности великого подземного океана, который является вместилищем созидательной энергии и мудрости. «Прибегнув к протеже бога Эа, Ута-Hапишти, который был знаменит своими знаниями, Гильгамеш был допущен в царство Эа – источник всей мудрости» (ibid., p.445).
Слова išdī māti (буквально: «фундамент, или основание страны») A. George относит к метафорическим. В то время как mātum обычно означает конкретную страну, в этом выражении, где оно связано с naqbu, «оно может быть понято в космологическом смысле, для царства людей, веривших, что они стоят на вершине космического вместилища бога Эа» (ibid.).
Фактически, naqbu играет даже большую роль в повествовании, и мы вернемся к этой теме в дальнейшем.
Второе. Гильгамеш и Время.
То, что Пространство и Время – есть различные характеристики некоего единого сущего, люди знали задолго до Эйнштейна и, таким образом, полнота пространства в образе Гильгамеша должна быть дополнена полнотой времени. Блуждая в темноте подземных областей, достигая Земли Мертвых и разговаривая с Ута-Напишти, этим живым свидетелем Потопа, Гильгамеш вступает в некоторого рода личный контакт с отдаленным прошлым нашего мира, как если бы он посещал его в машине времени.
Этот дополнительный опыт придает новый аспект его мудрости. «Он вернул послание допотопных времен» (I, 8) и, это – именно он, был тем, кто «восстановил культовые центры, разрушенные Наводнением и установил правильные ритуалы для человеческого рода». Таким путем, знания, переданные Гильгамешу из прошлого, трансформируются – в деятельность, совершаемую им в настоящем. Мысль и действие приходят в состояние баланса и объединяются в некий синтез.
Но царь смог восстановить культовые центры только после его возвращения в Урук, в то время как мы сказали об этом его достижении в самом начале поэмы (часть I, 43-44) и оно еще не было включено в анналы его правления, вписанные в «таблицы ляписного лазурита» (I, 27; BGE, p.539). A.George относится к таким противоречиям, как к примеру разночтений, которые обычны для всех мифологических повествований: «было бы глупо требовать хронологической последовательности в поэтическом повествовании такого рода» (BGE, p.446). С нашей точки зрения, такая непоследовательность была логически неизбежной. Это верно, что, восстанавливая храмы, Гильгамеш использовал инструкции, полученные им во время путешествия, но чтобы начать делать это, он должен был решить все другие свои проблемы (т.е. проблемы простого смертного) раз и навсегда.
Поиски бессмертия были для него превосходящей все страстью, которая не оставляла места для каких-либо других мыслей и интересов. Так что поэт должен был поставить его восстановительную деятельность во вводную часть поэмы, как если бы она была до его отъезда.
Нетрудно отметить, что Гильгамеш исполнял свою миссию в особый момент мировой истории, оказавшись в точке, которую можно было бы назвать «зенитом времени». Он еще впитал в себя все что было, и сделал что могло быть сделано, не оставляя ничего для будущего.
«Он построил стену Урука-Овчарни 6), священной Эанны (…);
Посмотри 7) на этот парапет, который никто не мог повторить.
Поднимись по лестнице (…) и приблизься к Эанне, трону (богини) Иштар, который ни один последующий царь не мог повторить, и ни один другой человек» (I, 11-17).
И затем:
«кто же может быть сравним с ним в его царском статусе и может сказать, как Гильгамеш, «Это я, царь?» (I, 45-46).
Риторический вопрос адресован, без сомнения, не только монархам прошлого, настоящего, но также таковым в будущем.
Наполненность времени, и это является, по-видимому, замечательным, присутствует также в Новом Завете, в письмах св. Павла, где она названа τὸ πλη̃ρωμα τω̃ν καιρω̃ν – «полнота (всех) времен».
Это объяснено следующим образом:
«Но когда наступила полнота времен, Бог послал сына своего, рожденного женщиной под законом, чтобы искупить тех, кто под законом (…)» (Галатам, I, 4-5).
В другом месте (Ефесянам, 1:10) отмечается реализация ὸικονομία – священного плана конечного спасения человечества в последний день Мира.
Вавилонский поэт ничего не сказал нам о конце вселенной и Дне Страшного Суда, но уже сама логика линейных систем этих идей будет неизбежно возникать с течением времени в духовном пространстве, подготовленном для них старой Аккадской поэмой.
Третье. Гильгамеш и человечество.
Эликсир бессмертия, который царь Урука так страстно желал найти, был предназначен, конечно, не только ему лично, но также его подданным, которые, в этом случае, будут представлять людей в целом. Он попробовал, даже, как мы сказали в Части XI, испытать «цветок молодости», дав его старику из своего родного города. Положительный результат проверки должен был означать, что волшебным лекарством можно пользоваться.
Вбирая в себе весь мир с его пространством, временем и людским населением, Гильгамеш был готов к своему главному предприятию – побороть силы смерти во вселенной и открыть путь к вечному бессмертию.
В этих двух аспектах он имел много общего с Евангельским Христом, особенно в теологической интерпретации Св. Павла.
«В нем (т.е. Иисусе) – пишет он – все вещи держатся вместе, (…) в нем – полноте было угодно пребывать» (Колоссянам, 1:10).
В другом письме Св. Павел объяснил, что священны план спасения ή οίκονομία означает «объединение всего ( άνακεφαλαιώσασται ) во Христе, всего (что есть) в небесах и на земле – в нем (Ефесянам, 1:10)»;
άνακεφαλαιώσασται есть, скорее, глагол в Неопределенном Пассивном Времени 8), чем редкий глагол άνακεφαλαιόώ , который в раннехристианской литературе означал «складывать все, собирать, накапливать» (см. Уолтер Бауэр. Греко-Английский Словарь Нового Завета и другой раннехристианской литературе [перевод], 2 изд., Чикаго и Лондон, стр. 55-56).
Подобно Гильгамешу, Христос обещал принести людям вечную жизнь, хотя, Христианская традиция этого идеала была, конечно, очень далека от физического бессмертия, ожидаемого Вавилонским Эпическим героем.
Характерен также другой штрих.
Гильгамеш был одновременно полубогом и получеловеком, – понятие, которое было далеким прообразом «единства двух начал» Бога-Сына, так пространно обсужденного затем Отцами Церкви.
В драматической истории его жизни, полной конфликтов и надежд, Гильгамеш был не одинок, он действовал в неком метафизическом взаимодействии с его божественным покровителем, Богом Солнца – Шамашем, который был также богом справедливости. Шамаш не был отцом Гильгамеша, но очень естественно для эпического героя то, что он сформировался под влиянием своего будущего покровителя.
«Почему ты передал (и) вложил беспокойный дух в (моего) сына Гильгамеша?» – восклицает его мать Нинсум, обращаясь к Шамашу с молитвой защитить ее сына (III, 46; комментарий А.Джорджа – BGE, стр. 459-460). Когда Гильгамеш боролся с Хумбаба и это была его наиболее жестокая битва, Шамаш сделал все возможное, чтобы помочь ему выиграть (смотри ниже).
Их отношения напоминают до некоторой степени внутреннее единство Бога-Отца (Deus Pater) и Бога-Сына (Deus Filius) в Евангелиях.
В главах о Преображении Иисус был замечен Петром, Иаковом и Иоанном, разговаривающим с Моисеем и Илией, и этот эпизод расширяет хронологические границы Евангельской истории таким же образом, как это было с Гильгамешем, когда он встретил Ута-Hапишти.
Все эти подобия не означали, конечно, что короля Урука можно было бы назвать предшественником Иисуса, но его появление в вавилонской поэме было фактически первым шагом к христианской доктрине.
Гильгамеш не принес людям вечную жизнь, Иисус – сделал, но только в другом мире.
Таким был герой великой поэмы. Теперь мы должны вернуться к ее предмету и главной теме, которой был, как мы попробуем показать, конфликт между двумя моделями космического порядка.
Линия против круга.
Мы обсуждали выше главные особенности двух фундаментальных идеологических систем человечества – циклической и линейной. «Поэма о Гильгамеше» как первый продукт недавно появившейся линейной тенденции имеет как таковая особую важность. Но текст замечателен также и чем-то другим: его автор не примыкает к одной или другой системе, он как бы занимает позицию судьи, который находится выше обеих противостоящих сторон.
Стивен Митчелл расценивает такое отношение как своего рода моральный релятивизм 9), мы предпочитаем называть это объективностью, которая не сделала необходимым требование этической интерпретации. С переходом от циклической к линейной модели перед людьми открылась широкая перспектива новых возможностей, но этот же переход создал также много препятствий. Таким образом не легко сказать, что лучше, и что хуже. И задача автора только в том, чтобы регистрировать и преимущества, и недостатки.
Борьба линейного мировоззрения против циклического демонстрируется в поэме в трех эпизодах, следующих друг за другом (главы III-V): победа над Хумбаба, отказ от Иштар и убийство Небесного быка. Позвольте нам исследовать их в том же самом порядке.
1. Победа над Хумбаба.
Здесь было бы уместно вводное замечание.
Циклическая эра произвела не только собственную космогонию но также и определенную космографию, которая присутствовала, почти без серьезных изменений, в большом числе традиций человеческой предыстории.
Согласно ее принципам, существует определенная ось мира (axis mundi), мировая гора (mons mundi) или Космическое дерево (arbor mundi), которая проникает во Вселенную как вертикальная линия, в то время как ее стебель обеспечен тремя концентрическими горизонтальными кругами.
Мир человека помещен в среднюю часть оси, где-нибудь ниже этого – земля мертвых, выше, близко к вершине – местожительство богов и различных сверхчеловеческих существ.
В некоторых традициях Космическое дерево растет «корнями вверх и верхушкой вниз», поскольку боги с их местожительством были источником всей жизни, в то время как люди, проживающие в материальном мире, ограниченные пространством и временем, населяют более низкую секцию.
«Вершина» в этом контексте означает максимальное проявление творческой власти Божественности. (Идея была разработана и объяснена в Главе XV «Bhagavadgītā «.)
Ось (гора, дерево или чаще дерево на горе) помещена в центр вселенной или, что то же самое, в пуп земли.
«Луна и солнце никогда не закатываются там, звук птичьих песен непрерывен, вершина Дерева проходит сквозь, – и выше – самых высоких небес, сок, выделяемый из его ветвей оживляет человека и животное, вода постоянно пузырится из-под его корней, древняя, большегрудая богиня поселилась на дереве, и в его ногах – первый человек. Это (Дерево) стоит на пупе земли, в самом неподвижном месте земли», таким образом это описано Сибирскими Якутами. [Уно Холмберг (Уно Харва). Der Baum des Lebens. Гельсингфорс, 1922, процитированный в E. A. S. Buttersworth, Дерево в пупе земли. Берлин, 1970, p. 2.]
Космическое дерево во многих традициях было связано с фигурой шамана. В среде сибирских племен обычно полагали, что потенциальные шаманы были подняты в гнезда на ветвях Дерева прежде, чем они родились в мире. Самым важным ритуальным объектом, которым владел шаман, был его барабан, он был сделан от ветви Дерева (не физически, конечно, но во время астрального путешествия шамана в течение его начального сна). Таким образом там существовала, по словам Мирсеа Элиаде, близкая связь между этими двумя предметами, – так как посредством своих ударов в барабан шаман чудесно спроектирован в близость к Космическому дереву.
Но позвольте нам возвратиться к тексту поэмы.
Общая тенденция всех линейных систем состояла в том, чтобы заменить метафизические понятия различными материальными изображениями или объектами, этот вид проектирования был, возможно, самым существенным различием между этими двумя типами Мировоззрения. Так в нашем случае, например, Космическое дерево растущее на верхушке Мировой горы было преобразовано в реальное дерево, которого было возможно коснуться, и срубить.
И даже – более. Борьба против вещей прошлого приняла форму сражения с некоторым недружелюбным одушевленным существом, которое должно быть побеждено и убито.
Именно поэтому эти два героя предприняли экспедицию на гору Кедра и, поэтому это была их обязанность – бороться с Хумбаба, который был опекуном Дерева и Кедрового леса.
Жители древней Месопотамии не единожды входили в Ливан из-за Кедровых деревьев и их драгоценной древесины, но поездка двух друзей была, конечно, просто мифологическая. Заговор был заимствован от более старой Шумерской поэмы «Гильгамеш и Земля проживания» (или «Gilgamesh и Huwawa»), но его герои пошли в свой «Bergland»10) двигаясь на восток, не на запад.
Но почему дерево, о котором мы говорим, – действительно Космическое дерево? Энкиду ясно дал это понять в следующих словах: «Мой друг (он обращается к Гильгамешу), мы срубили высокий кедр, вершина которого упиралась в небеса» (E.Г., стр. 46).
В другом месте: «Ищите для меня высокий кедр, корона которого высока, как небеса» (там же, стр. 47).
Готовясь к экспедиции, Гильгамеш воскликнул (в споре со старцами Урука, которые пробовали отговорить его от опасного предприятия): «Дайте мне начать, я срублю кедр!» (там же.) В поэме герои срубят много деревьев, но было только одно дерево, которое было их главной целью, и его уничтожение было упомянуто в самом начале фрагмента.
Это действительно странно, что Э. Баттерсворт, который сделал так много, чтобы показать, что большой кедр в поэме был Космическим деревом (или деревом Жизни), настолько важным в Шаманской космологии, передал без какого-либо замечания факт, что Дерево здесь было «срублено», в то время как такой решающий акт против структуры старого мира представлял, вне сомнения, революционное изменение культурных отношений.
Выбор оружия – важный момент во всех героических сагах и так же это обстоит в «Гильгамеше»: «они (эти два героя) (…) спешили к кузнечному горну, были кузнецами, сидели обсуждая. Большие топоры они отливают, и топоры весили три таланта каждый. Большие кинжалы они отливают: два таланта было каждое лезвие (…)» (там же, стр. 20).
Хотя друзья собирались бороться с мифологическим монстром, а не человеческими противниками, как это было с героями Гомера, поэма испытывает недостаток в такой фигуре как божественный кузнец Гефест, бросающий оружие для Ахиллеса, и среди них известный щит, украшенный картинами, представляющими целую вселенную. Люди древней Месопотамии были более мирными, и их мир не мог быть отражен в предметах войны.
Итак, герои начинают свое великое предприятие. Они стремительно пересекли большое расстояние и приблизились к священной горе с ее лесом, который, в словах Энкиду, «является бесконечным, (поскольку) он распространяется в длину и ширину на тысячи миль».
Лес там – очевидно эквивалент метафизической действительности, поскольку Гора и Дерево представляют центр мира или согласно тому же самому тексту «секретное местожительство богов» (там же, стр. 46).
Увидя это впервые, герои поразились его красоте, со смесью опасения и благоговейного страха.
«Они стояли (изумляясь) в лесу, наблюдая высоту кедров (…). Они пристально глядели на Гору Кедра, жилье богов, возвышение трона богинь; (на) обращенной к ним стороне Горы Кедр предлагал свое изобилие, сладка была его тень, полна наслаждения» (V, 1-2 и 6-8; BGE, p. 603).
Было отмечено, что красота природы, с ее величественным видом деревьев и трав, слитых в океан яркого солнечного света, их оцепенение – в полной неподвижности и тишине, вызывает иногда мысли о смерти. Восхищение объединено со своего рода духовным возбуждением, одновременно и приятным, и ужасным 11).
Сражение с Хумбаба было жестоким, но непродолжительным. Хумбаба был ужасен в своем сопротивлении, но в критический момент бог солнца, Шамаш, этот советчик и защитник Гильгамеша, напал на монстра со своими мощными бурными ветрами. «Поднялись тринадцать ветров 12) и лицо Хумбаба померкло – он не мог предпринять атаку вперед, он не мог ответить на удар сзади» (Э.Г., стр. 42).
Монстр был повержен и просил милосердия. Гильгамеш был готов на это, но Энкиду убеждал своего друга покончить с их противником. «Он (Гильгамеш) поднял свой топор в своей руке, он вынимал кинжал из-за пояса.
Гильгамеш ударил его в шею, (…) он (Хумбаба) упал, по ущельям побежала его кровь (…), горы (сотряслись), (…) все склоны задрожали» (Э.Г., стр. 45-46).
Как только борьба была закончена, друзья валят главный кедр и после этого большое число других деревьев:
«Гильгамеш валил деревья, Энкиду выбирал (стволы)» (там же, стр. 46).
Это – конец истории.
Сюжет вполне может быть расценен как простой, но проблема состоит в том, что фигура Хумбаба в поэме является достаточно двойственной. Он был, конечно, мощным и опасным монстром:
«Этот Хумбаба, его голос – Потоп, его речь – огонь, его дыхание – смерть» (там же, стр. 22), его называют «людоедом», и он угрожал Энкиду скормить его плоть» хищной птице, прожорливому орлу и стервятнику» (там же, стр. 43). И его часто называют «Злое Создание».
Истинное значение выражения (mimma lemnu) скорее неясно. A.George объяснил это как «любoe Плохoe Создание, которое не имеет никакого названия». «Это понимание», он пишет, «хорошо соответствует Хумбаба, поскольку он – репутацией – Злое Создание природы, враждебное к человеку, ничем иным неизвестное, потому что отдаленное и непроверенное» (BGE, p. 811-812).
Трудно согласиться. Хумбаба имел название, и он был известен, по крайней мере старейшинам города Урука, который был так далек от Ливана. И его враждебность к людям также сомнительна, поскольку эти два героя приехали, чтобы убить его, в его местожительстве, не наоборот.
Mimma – «несколько (irgend etwas)»,
lemnu – «зло, плохоe (böse, schlecht)» (см. Van Soden, Akkadische Handworterbuch, S.).
Но буквальный перевод не дает нам ничего. Таким образом Хумбаба не был просто «Злым Созданием», а больше чем это. Он был фаворитом Энлил, великого бога аккадского пантеона, который управляет вселенной. И именно Энлил был тем, кто назначил Хумбаба опекуном Космического дерева, чтобы защитить его (дерево) от злоумышленников. Перед началом экспедиции старейшины Урука предупредили Гильгамеша против этого предприятия, говоря: «Адад (бог ураганов) является первым (среди богов, по своей силе), но он (Хумбаба) – вторым. Чтобы хранить кедры в безопасности, Энлил сделал его судьбой, – быть наводящим ужас на людей » (III, 297-299; BGE, p. 571).
То же самое предупреждение было повторено, когда Энкиду воскликнул, как только друзья вошли в лес: «Мы пришли в место, куда человек не должен входить» (EG, p. 40).
Энкиду тогда изменил свое мнение, но поощряя Гильгамеша убить Хумбаба, он прояснял, что они должны действовать без задержки, так как не только Энлил, но также и Шамаш был бы рассержен их действием:
«Мой друг, этого Хумбаба, который охраняет Лес (кедров): покончите с ним, убейте его, лишите его власти, пока Энлил не услышал то, что мы делаем! (Великие) боги прогневаются на нас, Энлил в Ниппуре, Шамаш в (Ларсе)» (там же, стр. 43).
(Но Шамаш, насколько мы знаем, помог своему протеже победить «монстра». Исследователи объясняют противоречие, заявляя, что бог солнца убеждал Гильгамеша только пересилить Хумбаба, не убивать его.)
С этой дополнительной информацией о божественном опекуне трудно расценить его как «людоеда» и врага человечества.
Стефен Митчелл суммирует все эти факты, отмечающие, что «Хумбаба является фигурой баланса и защитника экосистемы» (S. M., p. 30). Это слово «баланс» (наряду с «гармонией», «порядком» и «мудростью») было бы, возможно, самым подходящим геральдическим девизом для циклического мировоззрения, и это означает, прежде всего, баланс в человеческом отношении к природе и ее законам. (Отсюда непосредственный изгиб к циклическим религиозным идеям – взять, например, wicca 13) – среди сторонников Нового Века и подобных современных движений, пробующих предотвратить экологическое бедствие.)
С вырубкой Космического Дерева порядок был сломан, и гармония потеряна. Неудивительно то, что король Урука был очевидно потрясен последними словами умирающего «монстра»:
«Пусть пара их не сможет состариться, кроме Гильгамеша – его друга, никто не должен похоронить Энкиду!» (там же, стр. 44).
Это не было только проклятие, это было пророчество.
Продолжение следует
_________________________________________________________
- Помимо самого факта создания знаковой системы, – впечатляет точность выбора технологичности написания текстов, соответствующей тогдашнему основному носителю – глиняной таблице. Простота и однозначность нанесения знаков позволяет, через тысячелетия, четко прочесть его, разночтения могут быть в толковании смысла, но не в изображении знака.(Л.Я.)
- Можно перевести как «Бог наполняет реальность целостностью» (Л.Я.).
- (Все цитаты даны согласно текста: Эндрю Джордж. Вавилонский Эпос Гильгамеш: Введение, критический обзор и клинописные тексты, 2 т. Оксфорд, 2003, затем – ВЭГ и: Эндрю Джордж. Эпопея Гильгамеш: Вавилонская эпическая поэма и другие тексты на Аккадском и Шумерском. Penquin, 1999, затем – Э.Д.).
- Мы даем окончания – в Аккадском, подтверждаемые, в прямом значении, как um (согласно Джону Хьуэнергарду. Грамматика Аккадского языка. Атланта, Джоржия, 1997).
- Иногда, ошибочно, буквально переведенный, как nagbu. Ошибка происходит из-за особенностей клинописного алфавита: в Аккадском naqbu (na-aq-bu) пишется, как:
- «Wicca» – «черная магия» (Л.Я.).
средний знак, здесь, таким образом, может использоваться, чтобы обозначить три различных слога: aq, ag, и ak.
6) «Эпитет Supuru («Овчарня») – намекает на общее представление о правителе, оберегающем свой народ, как пастух – свое стадо. Образ города с его стенами, окружающими человеческую общину, как забор – овчарню, также найден» в некоторых других Аккадских текстах (BGE, p.780).
7) Автор обращается к читателю, который должен посетить Урук и оценить его славу.
8) Нечто, совершившееся в прошлом и не имеющее продолжения в настоящем и будущем, в греческом языке (Л.Я.).
9) «Мне нравится, что поэт нравственно расположил свою поэму так, чтобы, как только мы испытываем желание занять позицию о добре и зле, мы понимаем, что существует противоположная и одинаково обоснованная позиция» (С. М., стр. 30).
10) » ‘Will ich ins Bergland hineinziehen?’ sagte Gilgamesh» in the German translation of D. O. Edzard («Zeitschrift fur Assyriologie und vorderasiatische Archaologie» 80, Berlin, 1990, S. 183). [» ‘Хочу ли я войти в Страну Гор?’, – спрашивал Гильгамеш», в немецком переводе Д.О. Эдзард («Журнал Ассириологии и Археологии Передней Азии» 80, Берлин, 1990, стр.183). Л.Я.]
11) Борис Пастернак в «Докторе Живаго» настаивал, что существуют определенная связь между изобилием растений и смертью. Былo неслучайнo, он заявил, что Магдалина, которая была первой, увидевшей Иисуса после распятия на кресте, «приняла его за садовника (ό κηπουρός )» – Иоанн, 20:15.
12) Почему ветры, и почему их было тринадцать? Комментаторы не знали. Я тоже (M.K.).