Опубликовано в журнале СловоWord, номер 51, 2006
История Каина – первенца Адама и Евы – чрезвычайно важна для толкования истинного смысла событий, рассказанных в Библии (Пятикнижии). Формально она занимает в тексте Торы не более одной страницы, но ее фундаментальное значение для понимания основ мифологической истории человечества трудно переоценить.
Если к этому повествованию относиться исключительно как к эпической саге, забыв о ее Боговдохновенном происхождении, тогда мы естественным образом обречем себя на погружение в пучину неразрешимых вопросов… Почему Господь принял дар Авеля и не принял дар Каина? Каким образом Каин узнал об этом прискорбном для него факте? Почему ревнивец избрал для своего брата такую непомерную кару: ведь до этого времени на земле никто еще не умирал? Как он вообще додумался до убийства и откуда узнал, как его осуществить? Кого боялся Каин, когда на земле, кроме его родителей, никого больше не было? Откуда взялась его жена? Кто были жители города, который он построил?
Если история Каина реальна, то она слишком туманна; если она эмблематична, то слишком грешит банальной дидактикой; если перед нами поэтический образ, то где же кроется его пафос… Только если нам удастся собрать воедино все наши предположения, не забыв при этом о Боговдохновенном происхождении этого сочинения, лишь тогда, возможно, перед нами откроется ничем не замутненная суть. Но это, право же, очень непросто.
“И Адам познал Хаву (Еву), жену свою; и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека с Господом. И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец” (Б. 4: 1-3).
Так начинается эта история. И уже в этом многообещающем зачине содержится чрезвычайно важная для нас информация. Обратимся к исследованиям Бориса Бермана. “Понятие “канити” (приобрести себе, сделать своим) придает слову “каин” объемный смысл. Это понятие восходит к понятию “кана” (обретать для созидания, отстраивать на воздвигнутом основании)…” Но в то же время “имя Каин одного происхождения с “кина” (ревность). “Каин” вернее всего перевести как “претендующий”, “человек претензии”… Каин есть гнездо (“кен”) всего дома Адама, то “основание”, на котором должно было бы отстраиваться все человечество”.
Отметим существенную ошибку или неточность общепринятого перевода: Хава говорит не о “человеке” (“адам”), а о “муже”, “мужчине” (“иш”) – “приобрела я мужа с Господом” – т. е. не младенца, а мужчину – зрелого, сильного человека.
“Что значит “Авель”? – говорит далее Б. Берман. – Я перевел бы это имя словом “бренность”. “Авель” – это тот, чье существование прерывается, не обязательно насильственно, но по самой своей природе”. Любопытно, что это самое слово использовано в знаменитом стихе из Книги Коэлет (Экклезиаст) и ошибочно переводится как “суета”.
В этих же стихах нам сообщается и о роде занятий обоих братьев: “пастырь овец” и “обрабатывающий землю”. Деятельность Каина была более древним и фундаментальным занятием – человек создан Господом, чтобы “работать землю” – более естественным, но и более “приземленным”. Из Писания мы знаем, что обычно значительных духовных высот достигали именно пастухи – Авраам, Моисей, Давид.
Дальше речь идет о жертвоприношении братьев. “И было, спустя несколько времени, принес Каин от плодов земли дар Господу. И Авель также принес из первородных овец своих и из тучных. И Господь обратил внимание на Авеля и дар его, а на Каина и дар его не обратил внимания; и очень досадно стало Каину и поникло лицо его” (Б. 4: 3-5).
Не стоило бы придираться к мелочам, но пассаж “спустя несколько времени” в переводе на русский очень уж неизящен и аморфен. В подлиннике (по Берману) – “по концу дней”, т. е. по окончании земле-дельческого цикла, когда снят урожай. Время принесения жертвы обозначено, стало быть, вполне определенно.
Но что же случилось? Почему Каину стало досадно (“сильно загорелось” – Берман)? Что такого необыкновенного произошло? У земледельческих народов, среди которых язычество всегда цвело пышным цветом, обряд жертвоприношения издавна был вполне обычным, рутинным явлением. Сообразно с этими устоявшимися традициями действовал и Каин: “принес от плодов земли” – и все. Совершил необходимый обряд. Формально. Как заведено. Авель, напротив, выбрал лучшее из того, чем обладал, – “из первородных овец своих и из тучных”. От души, от сердца. Авель, таким образом, не просто отдал долг, как это делают язычники, но посвятил себя Господу, причем совершил это не по необходимости (ведь не он старший в семье), а по своему собственному разумению, по своему душевному порыву.
Но в том-то и дело, что Каин – первенец, “основа дома Адама”. Принесение жертвы – его право и обязанность. Стало быть, в сложившейся ситуации Авель в глазах старшего брата оказывался узурпатором, покусившимся на первородство. Это первый подобный эпизод в Пятикнижии. В дальнейшем борьба за первородство станет двигателем едва ли не большинства библейских сюжетов. Вспомним Ицхака и Ишмаэля, Иакова и Исава, Иосифа и его братьев… Понятно, что по праву претендующий на первородство Каин был взбешен.
Если до сих пор Господь обращался к человеку как к обобщенному представителю рода (“адам”), то теперь впервые он начинает разговор с конкретной человеческой личностью. Сакральный смысл его слов столь всеобщ, что в подлиннике кажется весьма туманным. Чтоб хоть как-то донести его до читателя, переводчики просто вынуждены прибегнуть к интерпретации. “И сказал Господь Каину: отчего досадно тебе? и отчего поникло лицо твое? Ведь если станешь лучше, прощен будешь, а если не станешь лучше, то у входа грех лежит, и к тебе влечение его, но ты будешь господствовать над ним” (Б. 4: 6-7).
Сначала разберемся со словом “грех”. Понятие “хатат”, употребленное в подлиннике, – это не собственно “грех” (“хэт”), скорее, возможность совершить грех, которая может быть использована, а может быть и отвергнута. “Хатат” – это влечение греха к человеку: “к тебе влечение его”, а не “к нему твое влечение”, как в тенденциозных интерпретациях, призванных установить исходную и безусловную греховность Каина. Ничего подобного нет и в помине. Наоборот, “хатат” может и должен быть побежден. “Хатат” лежит (“ровец” – разлегся, развалился) у входа (ле петах), т. е. не внутри, а вовне, и поэтому, чтобы эффективно управ-лять им, надо, разумеется, не пустить его вовнутрь. “Хатат” – не склонность человека к греху, а направленность греха к человеку. И стало быть, дело самого человека – распорядиться своими взаимоотношениями с “хатат”. Повторю: мысль эта выражена в подлиннике таким образом, что нам очень трудно воспринять ее в привычной для нас системе координат. Это не раз отмечали серьезные исследователи Пятикнижия, в том числе и выдающийся еврейский философ Мартин Бубер.
Рассказ о трагическом инциденте начинается так: “И сказал Каин Авелю, брату своему…” (Б. 4: 8). Эта фраза представляется недосказанной: в каноническом переводе многоточие. В подлиннике знаки препинания отсутствуют. Так что же сказал Каин? Исследователи говорят о пропуске, о лакуне в тексте. Но так ли это? Имеют ли слова Каина хоть какое-нибудь значение для понимания происшедших событий? Нам дали понять: между братьями состоялся разговор, инициатором которого стал Каин. В принципе, мыслимы два варианта развития темы: либо Каин прямо высказал брату свои претензии, после чего и возникла ссора, либо, наоборот, хитростью попытался усыпить его бдительность, чтобы нанести упреждающий удар.
Устная традиция дает свою интерпретацию так называемой лакуны в тексте.
“И сказал Каин Авелю, брату своему:
– Поделим мир между собою.
– Поделим, – согласился Авель.
Взял Каин землю, а Авель стада. И условились не затрагивать один владения другого”.
Так состоялся первый в истории раздел движимого и недвижимого имущества. Согласно этой версии, конфликт произошел после того, как Авель погнал свои стада по земле, которая в результате раздела теперь принадлежала Каину. Каин возмутился, и Авель в свою очередь, предъявил брату претензии, поскольку тот носил одежды из шерсти его овец. Речь, стало быть, идет об имущественном споре. Поскольку никакого правового регламента разрешения подобных споров не существовало, конфликт перерос в трагедию.
“И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля и убил его” (Б. 4: 8-9).
Устная традиция комментирует это так: “Погнался Каин за Эвелем по холмам и долинам, пока не настиг его. Завязалась борьба. Не выдержал Каин, упал и, прижатый к земле, стал молить о пощаде: “Авель, брат мой! Нас двое на земле. Умертвив меня, что ты ответишь отцу нашему?” (В переводе “Агады” Семена Фруга слово “отец” написано с маленькой буквы. Но очень сомнительно, чтобы речь здесь шла об Адаме. – Л.Г.) Сжалился Авель над Каином, освободил его. Встал Каин и убил Авеля. Медленно, долго убивал его Каин: схватив камень, но не зная, как нанести смертельный удар, он наносил ему побои по всему телу, пока не перешиб ему горло, – и Авель умер”.
“Несмотря на то, что Всевышний ввел смерть в существование людей, до сих пор никто еще не умирал, – рассуждает Борис Берман. – Каин не мог видеть смерть, мертвого человека. Да и понимал ли он, что это такое – умереть? И откуда ему было знать, что вообще возможно убить человека, то есть искусственно и насильственно выпустить его душу из тела?.. Не ведал Каин, тем более, и того, каким способом можно “восстать” на человека, чтобы убить его. В состоянии ли был он хотя бы замыслить убийство? То, что он смог это сделать и сделал, наверняка было для него самого неожиданностью, потрясением”.
Несомненно… Но в практической плоскости все видится гораздо проще. Каин доподлинно знал, как умерщвляют скотину. Более того, он почти наверняка видел собственными глазами, как это делает его брат. В этом смысле Авель сам подсказал убийце путь к собственному уничтожению. Если из сцены убийства, представленной в рассказе устной традиции, убрать эмоциональные подробности, то получится, что Каин перерезал брату горло каменным ножом, то есть поступил именно так, как в эпоху неолита резали жертвенный скот. И Каин, по своей психологии типичный язычник, просто совершил подобие человеческого жертвоприношения, пользуясь тем, что “бренный” Авель изначально как бы был предназначен к жертвенному закланию.
Преступление Каина тем и ужасно, что он пренебрег Божественной сущностью человеческой природы. У животного ведь тоже есть душа – “нефеш”. Но только у человека есть “нешама” – Божественная душа, внедренная в него Всевышним. Покусившись на нее, человек неизбежно вступает в противоречие с Божественным устройством мироздания.
Во второй раз Господь обращается к Каину уже после совершенного им убийства брата. “И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? А он сказал: не знаю, разве я сторож брату моему?” (Б. 4: 9).
Разумеется, в словах Господа речь идет отнюдь не о местонахождении тела. Его слова означают: “Что ты натворил? Ведь ты совершил непоправимое”. В ответе Каина содержится ошибка, характерная для большинства переводов. В подлиннике сказано: “я и не знал” (Б. Берман), а это совсем другое дело. Если бы на вопрос “где Авель?” Каин ответил: “я не знаю”, то это означало бы, что он понял слова Господа в прямом смысле: “Куда девался Авель? Почему его нигде нет?” Каин, мол, хитрит, увиливает от честного ответа… Но это, конечно же, смехотворно. Каин все понял, у него нет и тени надежды на то, что Господь и в самом деле не ведает, куда запропастился его брат. Каин говорит: “Я и не знал!” Я не знал, что так получится. Я не предполагал, что мои действия приведут к таким ужасным последствиям. Ведь не я, а Ты сторож (точнее, “хранитель”) всего земного бытия…
(Сравним с устной традицией: “Подобно вору, который стал бы возлагать вину на свою стражу, не устерегшую его, Каин говорил:
– Да, я убил брата моего, но не Тобою ли внушено мне это злое дело? Ведь Ты – страж всего сущего на земле…”)
…Да, я толком не знал, что такое убийство и смерть. Как я мог предполагать, что убиение брата приведет не только к уничтожению “нефеш хая”, как это случается с жертвенной скотиной, но и “нешама”, связывающей человека с Богом?
“И сказал Он: что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко мне из земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои, чтобы принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; изгнанником и скитальцем будешь ты на земле” (Б. 4: 10-13).
Эти слова Господа, вероятно, можно понять так: “Дело не в том, чего ты не знал, а в том, что ты сделал. Суть твоего знания заложена в самом устройстве мироздания и в самой природе человека. Поэтому и проклят ты от земли (а не от Господа), от реального естества мира…” Таким образом, труд землепашца отныне для Каина невозможен, ему предрекается какая-то новая судьба, связанная с “изгнанием” и “скитальчеством”.
“И сказал Каин Господу: велика вина моя, непростительна. Вот, Ты сгоняешь меня теперь с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь и буду шатающимся скитальцем на земле; и вот всякий, кто встретит, убьет меня” (Б. 4: 13-14).
После разъяснений Господа Каин наконец-то уяснил в полной мере, что содеял. Вот оно, “каиново раскаянье” – раскаянье под воздействием неопровержимых доводов и улик. Он понял, что возврата к прежней жизни нет. Но вместе с тем он также понял, что получил некое новое предназначение, по всей вероятности, не осмысленное еще в полной мере, но требующее непременной реализации. Безусловно, Каин хочет хоть как-то “застраховать” свою жизнь: ведь путь к убий-ству проложен, и где гарантия, что кто-нибудь не захочет расквитаться с беззащитным изгнанником.
Об особой значительности намерений Господа говорит Его ответ. “И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знак, чтобы не убил его всякий, кто встретит его” (Б. 4: 15-16).
И снова неточность общепринятого перевода все переворачивает с ног на голову: в подлиннике не “сказал ему”, а “сказал о нем”. Не Каину адресует Господь Свой наказ, ибо это бессмысленно. Он обращается к мирозданию со словами, звучащими как древнее табу. Похоже, что речь идет о запрете на убийство не только самого Каина, но и всех его потомков до седьмого колена.
Знак (“от”) обычно идентифицируется с одной из букв Имени Господа на лбу Каина. Нам кажется, что такое толкование слишком литературно. Скорее, речь все же идет о какой-то материальной форме нового содержания. Не случайно ведь родилось понятие “каинова печать”.
“И ушел Каин от лица Господа, и поселился на земле Нод, к востоку от Эдена” (Б. 4: 16-17). Земля Нод не идентифицируется ни с каким географическим названием. Считается, что это аллегорическое понятие – Земля Скитания, – которое родственно слову “наванад” (“скиталец”). Как указывает Б. Берман, в этом слове пропущена его первая часть, означающая собственно “странствие”; осталась вторая (“нод” – от “над”) – “отчуждение”.
Уже в изгнании Каин “познал” жену свою, которая родила сына Ханоха. Мы также узнаем об основании города, названного по имени Каинова сына. Вот, собственно, и все сведения, которыми мы располагаем о дальнейшей жизни героя. Далее следует перечень потомков Каина до седьмого колена… Но об этом чуть позже.
Следует помнить, что автор Писания рассказывает нам только о глобальных событиях становления человеческой природы. Откуда нам знать, что происходило вокруг очерченных для нас границ? Нам поведали лишь о том, что случилось в Эдене, своеобразной лаборатории Всевышнего, устроенной Им для формирования человеческой самости. Даже не в Эдене вообще, а лишь в саду Эдена (ган Эден). О протяженности этих событий во времени мы можем только догадываться, причем с заведомо огромной погрешностью. Географическая идентификация земли Эден хоть и ведется учеными, а все ж остается лишь гипотезой, точнее множеством гипотез, одну из которых мы попытались рассмотреть выше. У нас нет никаких оснований утверждать, что “эденская лаборатория” была единственной. Нельзя исключить, что одновременно или с определенной временной паузой “эксперимент” мог быть повторен или даже умножен. Как бы там ни было, но из текста Пятикнижия мы знаем достоверно, что помимо Каина и его родителей на земле существовал как минимум еще один человек – будущая жена Каина, которая не являлась его сестрой. Возможно, у нее были родители, но не исключено, что она была создана Господом каким-то совсем неизвестным нам способом. Наличие этой безымянной женщины делает вполне вероятным существование и других людей на земле. Таким образом, город Ханох, основанный Каином (возможно, это и был древний Иерихон), не был городом-призраком и имел свое население.
Объясняя смысл легенды о Каине и Авеле, ученые чаще всего трактуют его как иносказательное отражение начавшегося конфликта между земледельческими и скотоводческими племенами: мол, евреи, сами будучи скотоводами, воплотили свои обиды в образе пастуха Авеля, незаслуженно пострадавшего от пахаря Каина. Это весьма трогательное объяснение оказывается и очень наивным. Заблуждение происходит от непонимания “расстановки сил”. Нам ведь рассказана история Каина, а не Авеля: Каин, а не Авель, – единственный допотопный патриарх кроме Адама и Ноаха, который имеет свою историю в Пятикнижии. Определяя Каина как “изгнанника” и “скитальца”, находящегося в то же время под особой защитой Господа, Писание предвосхищает в его лице многотысячелетнюю судьбу еврейского народа… Имя Каин интересно еще и тем, что, в отличие от многих имен древности, оно имеет совершенно прозрачную этимологию и означает “кузнец”.
Как уже отмечалось, к началу V тысячелетия до н. э. человечество вступает в принципиально новую фазу своего развития – эру металлургии. С этого времени все события в его истории в решающей мере будут связаны с овладением искусством обработки металла. По-видимому, легенда о Каине повествует о возникновении группы людей новой, ранее неведомой профессиональной и социальной ориентации – кузнецов. Профессия кузнеца для того периода истории означала то же, что авиатор в начале XX века и космонавт – в его середине.
Естественно, древние кузнецы должны были вести бродячую жизнь “скитальцев”, перемещая свое производство в зависимости от наличия легко доступной металлической руды и от возможности реализации плодов своего труда. Подверженный многим опасностям, практически беззащитный, “изгнанник” должен быть огражден от посягательств словесным императивом – табу: “Всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро”, а также охранным знаком, знаменитой “каиновой печатью”. Есть разные толкования того, что представляла собой эта “печать”… Но если нечто материальное все же имело место в действительности, то почему бы не предположить, что печать эта была изготовлена из неизвестного в ту пору материала под названием металл как свидетельство особого назначения этого “скитальца” – носителя будущих традиций человеческой истории. Тем более что ранняя металлургия не была связана ни с разработкой месторождений руды, ни даже с поисками самородков; первый на земле металл выплавлялся из “небесных” камней в прямом смысле этого слова – из метеоритов, что, конечно, не могло не связывать кузнечный промысел с промыслом Высших сил.
Впоследствии же разведка месторождений с неодолимой неизбежностью диктовала необходимость миграции кузнечного производства сперва на север и северо-восток, а потом и в более отдаленные регионы Евразийского континента. Не случайно ведь одним из главных героев древнего иранского эпоса стал кузнец Каве (видоизмененное “Каин”). Древняя армянская легенда повествует о Куаре и его братьях – основателях городов. Вспомним, что и Каин основал первый город на земле. Любопытно, что в одной из копий Шумерского царского списка, древнейшего памятника истории и культуры Месопотамии, город Куар упоминается в качестве резиденции допотопных царей.
Старинная хазарская крепость Куйяб (обратите внимание на чередование корней ков – куй), впоследствии известная как Киев, согласно легенде, которая приводится в “Повести временных лет”, была основана на Днепре тремя братьями: Кием, Щеком и Хоривом. Исследователи отмечают: пара “Кий – Щек” похожа на библейскую пару “Каин – Шет” – имена продолжателей рода Адама и Хавы. “…Имя третьего брата, Хорива, – пишет русский историк Георгий Вернад-ский, – имеет библейское происхождение. “Хорив” – это русская транскрипция имени “Хореб”. Имя это связано с названием холма Хоривицы, по-видимому, места поселения хазарских евреев в Киеве”.
Пойдем еще дальше на север… Форма “калев” широко распространена в эстонском языке, в литовском встречаем “калвис” в значении “кузнец”, в финском – название эпоса “Калевала”. Интересно, что в генеалогиях древнего Израиля среди колена Иуды имя Калев упоминается неоднократно. Несколько раз Калев назван “книзититом”, что соответствует потомку рода Кеназ или Кназ, почти наверняка связанному с кенитами (каинитами), потомками Каина. Один из крупных городов северной Сирии до сих пор называется Халеб (в европейском варианте Алеппо). И в этом нет ничего удивительного, если учесть, что в письменных документах II тысячелетия до н.э., обнаруженных в северо-западной Сирии, этническая группа Халеб упоминается рядом с кочевниками Хабиру, часто отождествляемыми с предками евреев. Круг, кажется, замкнулся…
Около 8000 года до н. э., после крушения Натуфийской культуры в Эрец Исраэль, дети Каина ушли в свое первое изгнание. Только спустя несколько тысячелетий, в разгар эпохи обработки бронзы, мы вновь обнаруживаем их следы на “исторической родине”.