Опубликовано в журнале СловоWord, номер 48, 2005
Хрущик – так называли его все знакомые и друзья. Это настолько закрепилось за ним, что его настоящая фамилия была забыта, а по имени его называли крайне редко. Хрущик – это стало его именем и фамилией одновременно. При одном звуке этого слова возникало какое-то тёплое и осторожно-нежное чуство, наподобие того, что можно, вероятно, испытать, если вам на ладонь положат маленькую, искусно выполненную антикварную вещь. Очень красиво, но немного страшно из боязни раздавить или уронить. Но Хрущик, вызывавший такое состояние души, не был существом слабым. Он был сильной самобытной личностью. При невысоком росте и худощавости – всю жизнь с фигурой подростка – он был внутри крепким, искренним и настоящим. В нём было достоинство европейского аристократа, и это прекрасно уживалось с его внешностью элегантного японца. Его одежда, всегда в стиле ретро, очень старенькая, но никогда не мятая, его тихая речь с едва заметным заиканием, его приглушённый серебристый смех и светские манеры полностью исключали у окружающих желание или возможность громко смеяться, пошлить или вести себя развязно. Его присутствие обязывало. Он любил чёрный цвет в одежде, узкий чёрный галстук на белой рубашке, чёрную мягкую шляпу. Трудно представить, как ему удавалось при полном отсутствии средств так строго подбирать – пусть даже очень старенькие – вещи и сохранять стиль. Но самое главное в нём – его талант художника. Он был настоящим художником во всём. Какие у него акварели! Какой вкус, какой цвет, изящество, широта письма! Как скромно и как волшебно! Обыкновенная тарелочка с копчёной рыбёшкой превращается в шедевр, глаз не отвести.
Жизнь у него была далеко не лёгкая, на последней грани нищеты, но он никогда не жаловался, всегда был любезен и приветлив. Матери он лишился, по-видимому, очень рано – никогда не говорил о ней. Об отце иногда рассказывал, что он капитан дальнего плавания; было ли это на самом деле, или это была мечта одесского мальчика – неизвестно, иначе была ли бы возможна такая обездоленная жизнь? Жил он с бабушкой, далеко от центра, в тёмной, почти пустой комнате. Хрущик очень любил её и говорил о ней с нежностью. Когда бабушка умерла, он остался совсем один. Через несколько лет он познакомился с милой женщиной. Это его просто спасло. Они стали жить вместе. Её звали Вика. Через некоторое время она родила сына. Как сказал кому-то Хрущик: «Я не знал, что от этого родятся дети».
В этих словах – весь Хрущик. Прошло несколько лет. Вика уехала с сыном в Израиль, а Хрущик подался в Москву. Там он много и успешно работал, стал известен, о нём заговорили. Близко сошёлся с талантливой художницей – примитивисткой. У неё были большие выставки в Москве и довольно уже известное имя. Если не ошибаюсь, её фамилия Медведева. У Хрущика появилась огромная мастерская на первом этаже заканчивающейся новостройки – многоэтажной неуклюжей махины. Это помещение досталось Хрущику, что называется, на птичьих правах. Но он был не избалован и радовался тому, что есть, не загадывая далеко вперёд. В пустом зале – его временной обители – не было ничего, кроме крошечного столика, на котором стояли две пиалы и чашечка для чая или кофе, маленькая старинная кофеварка и телефон. На полу – электроплитка с изящным тёмно-синим эмалированным чайничком с высокой крышкой. Неизвестно каким образом, но все окружающие его предметы были изысканно красивы.
На полу лежали большущие листы начатых акварельных работ. Интересно задуманное «Похищение Европы», взятое широко, большой кистью, и ещё несколько не менее интересных, в мажорной тональности, вещей. Какие-то люди приходили, смотрели. Кто-то что-то заказывал. Приходили, уходили. Он был очень одинок. Он всегда был одинок, тем больше, чем больше было народу.
Беседовать с ним было упоительно интересно, когда он доверял и раскрывался. Он был немногословен. Обладая утончённым вкусом, короткими репликами очень точно определял достоинства и проколы работ других художников. При этом, будучи доброжелательным, безвкусице спуску не давал. Очень любил постимпрессионистов, японцев, Хаима Сутина. В нагрудном кармане пиджака носил открытку-репродукцию этого удивительного мастера, о котором в то время нельзя было говорить вслух. Кто-то из знакомых моряков, плавающих в загранку, привёз ему в подарок.
Хрущик…Трудно представить, что его нет.
Хрущик! Это прекрасная частичка нашей прежней Одессы, как резные решётки, как пена прибоя, запах акаций… Но это же всё есть. Значит, и он ЕСТЬ!