Опубликовано в журнале СловоWord, номер 47, 2005
Стихи
Это стихотворение я посвятил своему другу – художнику Сергею Голлербаху.
1Я забился за кулисы,
Я закрылся на крючок,
Раздражительный и лысый
Неудачник-старичок.
Самому непостижимо
Как я старый стал и злой,
Как себе на щеки грима
Наложил я жирный слой.
Только в этот раз паршиво
Я усвоил роль свою,
И с отчаяния пиво
В одиночестве я пью.
Вот геральд уже на сцене
Встал с трубой, укрытый тьмой,
А по сцене бродят тени….
Очень скоро выход мой.
Как раздвинется завеса,
Трубы небо затрясут
И тогда начнется пьеса
Под названьем Страшный Суд.
2
Я слушал стиха соловьиную медь,
Хотелось уметь этой медью греметь,
Но жизнь меня вкривь потащила и вкось,
А все-таки жалко, что не удалось.
Зачем же хитрить напоследок с собой,
Будь счастлив своей эмигрантской судьбой,
На позднее чудо надеяться брось,
А все-таки жалко, что не удалось!
Ну, что же, плыви по вселенной, поэт,
Твой адрес теперь между звезд и планет
С землею в разлуке и с музою врозь,
А все-таки жалко, что не удалось!
Хотелось найти мне такие слова,
Которые так же шумят, как листва,
Чтоб солнце стихи проникало насквозь,
А все-таки жалко, что не удалось!
Что замыслы все разлетелись, как дым,
Что стих не согрел я дыханьем своим,
Что зря понадеялся я на авось,
А все-таки жалко, что не удалось!
3
Мой взгляд, отделившись быстро
от моего зрачка,
Перелетает искрой по проводам стиха.
Жизнь с её благодатью, как даровой
материал,
Я на стихи растратил, в рифмах порастерял.
Ни каких-то глаголов виды,
ни лексические слои,
В этих строчках мои обиды, мои слезы,
жесты мои.
И в стихи я из сердца буду,
пока я на земле стою,
Как в сообщающиеся сосуды,
перекачивать кровь мою.
4
В различных проявлениях бытия
Усматривал философ связь живую.
Так например, я мыслю, значит я,
По мнению Декарта, существую.
Тут логики несокрушимый вал,
Но верить ей не стану раболепно,
Я плохо мыслил, а существовал,
Осмелюсь утверждать, великолепно.
Как знать, на небе пятом, иль седьмом,
А, может быть, на небе двадцать третьем
Мы будем обладать иным умом
И логику совсем иную встретим?
И, может быть, за этим звездным рвом
Столкнемся мы с совсем другим порядком
И мозг, что был природы торжеством,
Слепой кишки окажется придатком?
Опять я убеждаюсь и опять,
Что жалок ум, что интеллект заносчив,
Что мир куда верней воспринимать
На глаз, на вкус, на нюх, на слух, на ощупь!
5
Сам я толком не знаю, что от жизни я жду,
На подножку трамвая я вскочил находу
Да наверное круто, повернув невзначай,
Где-то сбился с маршрута непутёвый
трамвай.
И потом как попало скрежетал, громыхал
С одного перевала на другой перевал.
Отовсюду нагрянув, обступили меня
Карусели каштанов и домов толкотня,
Блески звездных колючек, пляс осенней
трухи…
Мне не выдумать лучших, чем вот эти стихи.
И, пожалуй, что в этом биография вся.
Оставался поэтом, на подножке вися.
6
Где- то вверху, за холмом уходя,
Гром грохотал тяжело.
Шлепают крупные капли дождя
О ветровое стекло.
Может быть, так же сквозь дождь Одиссей
В море смотрел с корабля…
Кинулась сразу махиною всей
Мне под колеса земля.
Крупные капли дождя тяжелы
Наискось бьют по стеклу,
Сосен стволы выплывают из мглы
И уплывают во мглу.
День, поскорее прийди и рассей
Этот ненастный покров,
Может быть, так же кружил Одиссей
Возле чужих островов.
Верно казалось, что рядом встают
Стены Итаки во тьме,
Моря ночного чудовищный спрут
Ерзал уже по корме…
С шумом и там поднимались, и тут
Щупальцы смерти самой…
Но хорошо, что хоть в песнях поют,
Что он вернулся домой.
7
В самом сердце мира – человек
Печенег, ацтек, иль древний грек,
Иль другой какой-то имя рек,
Кто угодно, хоть Тулуз-Лотрек.
Вышеупомянутого факта
Не объедешь никаким конём.
Безотрадны выверты абстракта
Потому что даже днём с огнём
Не отыщешь человека в нём.
Это я твердил кому-то в споре
Больше ради красного словца.
В самом отвлеченнейшем узоре
Мне, порой, сквозят черты лица.
Даже в хаотическом сумбуре
Красок, линий, взрывов звуковых
Узнаю я правду о натуре
Странных современников моих.
***
Ни мои лирические вздохи
И не мой приглаженный язык,
А расскажут людям об эпохе
Визг и сопли, вой и рев, и крик!
Может быть, и мне учиться надо
Языку взлохмаченных кликуш
Чтоб в стихах дымился век распада
Атома и человечьих душ.
История Европы для детей старшего возраста
Все началось с пикантного быка.
Все кончится грузинским пошлым усом.
Тебя уже которые века
Берут завоеватели со вкусом.
Твой нрав и осторожен и пуглив,
С тех пор, как безо всякого настила
Тебя на голый камень повалив,
Насиловал по-варварски Аттила.
То в панике хваталась ты за меч,
То с книгою садилась ты за парту,
Пока не удалось тебя увлечь
Отважному безумцу Бонапарту.
Он был в тебя, действительно, влюблен,
Когда уткнув тебя лицом в подушку,
В твои врата вкатил Наполеон
Свою наполеоновскую пушку.
Когда же Гитлер спать тебя повел,
Ты шла с лицом довольно невеселым,
Но он легко задрав тебе подол,
Твое лицо прикрыл тебе подолом.
Теперь с тобой грузинский старичок.
Ты в панике, ты заломила руки,
А он уже и двери на крючок
И по-хозяйски складывает брюки.
Он с тонкими приемами знаком.
Такой любовник доведет до смерти
И станешь ты кавказским шашлыком,
Насаженным на волосатый вертел.
Все началось с пикантного быка.
Все кончится грузинским пошлым усом.
Тебя уже которые века
Берут завоеватели со вкусом.