Литературный пейзаж
Опубликовано в журнале СловоWord, номер 47, 2005
Писать об Одессе после того, что о ней уже написано, всё равно, что сыпать сахар в банку с вареньем.
Возникшая по воле русской Императрицы Екатерины Великой на южной окраине Российской империи в хорошо известном одесситам году, Одесса обрела судьбу весьма самостоятельную. По одной из легенд результатом царских дебатов об отсутствии пресной воды поблизости от выбранного для строительства места названием города волею Екатерины стало прочитанное наоборот французское выражение «assez d’eau». Новейшие исследования современного Одесского Общества Истории и Древностей плодотворно не поддерживают эту легенду, но на её изящество не посягают – отсюда и название настоящих размышлений.
Высочайший рескрипт объявлял эту территорию вольной для проживания многих её бесправных подданных, включая лиц из черты оседлости. Небывалое дотоле в Российской Империи событие послужило мощным стимулом притока в новый город людей, ставивших в иерархии ценностей Свободу на первое место. Впоследствии документ Екатерины превратился в сознаниях поколений в генетический код ощущения свободы вне зависимости от текущих политических устоев.
Построенная итальянскими архитекторами и их талантливыми учениками, Одесса позволила общностям русских, евреев, греков, итальянцев, французов, поляков, болгар, арнаутов, украинцев считать этот город своим. Впоследствии каждая из тех же общностей это право внутренне монополизировала. Став через сто лет после основания третьим по значимости городом Империи, Одесса навсегда заработала тёплое расположение предприимчивого большинства и прохладу правящего меньшинства. Положение это сохранялось во все последующие времена вплоть до новейшего.
Восхождение по стодвадцатитрёхлетней прямой было до изобилия восхитительным. Писать об этом легче, чем добывать тогда, на рубеже 18-го и 19-го веков, строительный камень-ракушечник под землёй предместий или снабжать город питьевой водой. Камень сделал своё дело и превратился в дома, многие из которых уцелели и позволяют сегодня гордиться тем, кто их не строил, теми, кто их строил.
Чёрные исторические пятна в виде трёх набегов чумы, Гражданской и Отечественной войн со временем потускнели на ярком фоне бурной жизни, сопровождавшей город все его сознательные годы. К несознательным можно отнести лишь этапы великого переворота или, как его называли впоследствии, революции. Одесса, при всей своей отличительности, приложилась достаточно активно к процессу уничтожения наработанной истории и поставила в ряды настоящих революционеров и красных чекистов немало своих «хитрых» представителей. Все их анкетные данные за давностию лет уже находятся в открытом обращении и ещё подлежат возложению на аналой раскаяния. Восстановленные в прежнем великолепии храмы некоторым образом сглаживают печальные разрушения революции, но в основном уже в глазах тех, кто не жил во времена их разрушенных оригиналов.
Помимо предпринимательства и надувательства, город сцементирован круговой порукой, отсутствием почитания законов и морским воздухом, основательную ценность которого осознаёшь значительно глубже, когда побываешь в других окружённых водой странах, но без специфического аромата Чёрного моря. Запах его – повсюду, и даже там, куда он не проникает, его ощущаешь, как родителей, своим сознанием. Так называемый «одесский язык» – гордость «кичманов», рынка «Привоз» и подведомственных ему территорий мог бы выразить это фразой: «химический анализ воды здесь мог бы таки да помочь, но вряд ли». Если у одесситов с запахом моря связано само ощущение жизни, то у гостей (в Одессе их называют «приезжие») – большей частью только с воспоминаниями о хорошо проведенном на пляже времени (в случае если их не обворовали подчистую ещё на вокзале), и всё их существо стремится вернуться к своим берёзам в средней полосе России или даже и того дальше. Опросы с пристрастием в поездах дальнего следования дают только сорок процентов положительных откликов о городе.
Говоря об особой гордости одесситов за их врождённую способность говорить неправильно по-русски, по-украински и на идиш можно подыскать какое-то оправдание феномену тем, что лучшие словесники, возглавляемые, может быть, ещё Багрицким и замыкаемые Жванецким, достаточно рано осознали порок и, вытравив его в себе, всё же покинули город, став в результате по-настоящему знаменитыми только после этого. В этот список входят не только превосходные стилисты, но также музыканты, артисты и «учёные с мировым именем», один из которых стал в Лос-Аламосе американским физиком-атомщиком, привёз из Венгрии в Америку Теллера и возглавил с ним знаменитый Манхэттенский проект.
Теперь Одесса гордится ими.
Список подаривших себя русской литературе одесситов, одновременно возглавляемый и замыкаемый Бабелем, Ильфом, Петровым и Катаевым сравнительно невелик, хорош, достаточно въедлив и уже немало лет занимает определённое место в своей цеховой иерархии. Проспектов Бабеля и Катаева в городе, тем не менее, не существует.
Одесситам, конечно же, позволено считать покинувших Одессу знаменитых авторов одесскими писателями, но тогда и Ахматова – одесская поэтесса, Платонов – воронежский писатель, Мандельштам – варшавский поэт, Конрад – дрогобычский писатель, Труайя – московский писатель.
Возможно, что известная с подачи журнала «Октябрь» новая «русская тройка” самых современных одесских авторов через обусловленное русской литературной традицией время станет «всемирно знаменитой» и снова прославит свой город-родину.
Работы одесских художников – учеников Костанди, Фраермана, Фруминой – пока не представлены в Третьяковской галерее и в Эрмитаже, но присутствуют в городских музеях, в зарубежных галереях и частных коллекциях.
Есть у Одессы и свой композитор Кюсс, автор известного в России вальса «Амурские волны» и с 1930 года – главный капельмейстер одесского полка ОГПУ-НКВД особого назначения.
Хорошие отношения с успехом – у одесской оперетты во главе с Водяным, у одесских юмористов во главе со Жванецким, журналистов во главе в Деревянко, врачей во главе с Филатовым, инженеров во главе с Мартыновским, моряков во главе в Соляником, музыкантов во главе с Ойстрахом, скульпторов во главе с Эдуардсом. Работы последних, многие из которых стали городскими монументами, всегда отмечены тёплым талантом.
Одесская театральная драматическая сцена по-прежнему борется с недостатками, прилагает все усилия для творческого совершенствования и, наверное, ещё собирается показать себя с лучшей стороны в определённом пророками будущем.
Совершенно удивительные отношения не только с успехом, но и со всеми его производными по обе стороны зеркала – у вымирающей (если не вымершей) одесской интеллигенции, которая ещё подаёт свой голос в печатных и непечатных изданиях. Однако, известны корифеи, которые не и делают и этого. Сравнивая существующую власть с чемоданом без ручки, они констатировали нежелательный упадок культуры. При оставшемся дармовом топливе исчезла искра, необходимая для поддержания её горения. Как ни странно, но при прошлом и неугодном общественном строе такая искра существовала. Пациент об этом не знает и активно продолжает непрекращающуюся «борьбу за справедливость и лучшую долю». То, что справедливость, о которой он мечтает, обязательно уничтожит основание, на котором был возведен главный постамент, ни в одном из бесплатно выдающихся ему рецептов не сказано.
Явно опередив своё время, ещё в эпоху Аркадия Райкина, ощутимый прорыв в будущее совершили одесские архитекторы, возведя из стекла и бетона на пересечении улиц де Рибаса и Императрицы Екатерины здание тогдашнего ресторана “Братислава”. Распустив свои наполненные изнутри светом стеклянные паруса, оно безусловно стремилось на Запад. Проходя мимо него, хотелось чувствовать себя свободными, и многим это тогда удавалось.
Менее зависимые от всяких рецептов и во главе с такими “великороссами”, как Боффо, Бернардацци, Фельнер и Гельнер, одесские зодчие преуспели и после Освобождения. Результаты их трудов снова украшают город, имея в своём геометрическом центре возрождённый из пепла по чертежам начала прошлого века Спасо-Преображенский Кафедральный Собор, а в своих центробежных окружностях новые здания и личные особняки тружеников Большого бизнеса. По объёмам разворовывания национального сырья и продажи его за границу он действительно огромен. По объемам экспорта он никакой, ибо единственный пригодный для экспорта продукт – одесский юмор – никаких банковских прибылей городу дать не может.
К сожалению, потомки Остапа Бендера так и не освоили доступную и алжирским эмигрантам во Франции, и неграм из Джамайки в США мысль о том, что продолжая грабить награбленное у самих же себя, материального благополучия для своего народа не добиться даже при множестве работающих кафе и ресторанов. Конвертируемая валюта конвертируется в Одессе только в одну сторону.
Психологические очки, надеваемые на одесситов при рождении, автоматически лишают их должного кругозора и наделяют способностью уверять себя и окружающих в том, что «столицу мира» Одессу знают на всех пяти континентах благодаря улице Дерибасовской, рынку «Привоз» (привоз чего?), Потёмкинской лестнице, бандиту Мишке-Япончику – поразительна в своей инфантильности. На поверку оказалось, что ни в Европе, ни тем более в Америке широко слыхом не слыхивали о городе Одессе и её главной улице Дерибасовской! Ни Бродвей, ни Елисейские Поля, ни Унтер дер Линден, ни Пикадилли не имеют времени объявлять себя главными, да и ни к чему им это. Главными их сделало не мнение своих горожан, а их труд, зачастую без выходных, с достаточно скромным отпуском и небольшим количеством праздничных дней. Бандиты же за рубежом иногда пользуются популярностью во время следствия и суда, но и не могут быть предметом гордости по определению. Блатной фольклор там не почитают вовсе.
Не слыхали заграничные массы и о наших писателях. Там известны в основном Толстой и Достоевский, единицам – Булгаков. («Мастер и Маргарита» кое-где переведена, как «Дьявол в Москве»). Фамилии Лермонтова, Бунина, Гоголя, Фета, Тютчева, Куприна, Блока и даже Пушкина в большинстве случаев ничего не говорят заграничному уху. Секрет переводов русских книг состоит в том, что университеты для поддержания своих реноме на средства, полученные от студентов за обучение, могут издавать и издают всё, что их душе угодно, включая непереводимую поэзию эфиопских, дагестанских и индигиркских авторов. Процент открывания первых страниц таких книг не дотягивает и до нуля. Конечно, там есть свои эксперты и знатоки героев Гражданской войны в России и штурма Измаила войском Суворова. Есть и такие, которые слышали об атамане Головатом и революционере Фельдмане, но за границей таких знатоков одесской истории даже в городах-побратимах единицы, в большинстве своём бывшие подданные СССР. Их познания редко интересуют кого-либо за пределами занимаемых ими кафедр славистики. Малоизвестно в Одессе то, что в тринадцати американских не городах, но деревнях с названием «Одесса» практически никто из жителей, включая учителей и библиотекарей, никогда не слышал об Одессе, расположенной где-то между Болгарией и Крымом. В мире скорее были известны моряки coветского торгового флота (в Одессе их называли «моряки загранплавания»), которые на дешёвых распродажах раскупали никому там не нужные «товары повышенного спроса».
Приблатнённый шик постоянно присутствует в городском фольклоре с выходом в открытое море и заходом в рабочие кабинеты городских голов, одна из которых «за разбазаривание государственной и коммунальной собственности» находится где-то в южноафриканских бегах.
Фривольность в обращении с русским языком была многие годы монументально закреплена даже в названиях улиц Одессы. Ссылки на то, что это составляет элемент притягательной силы жаргона «южно-русской школы» несостоятельны, во-первых: поскольку у жаргона существует известная, лимитированная сфера применения, во-вторых: для доказательства так называемой «притягательности», хорошо когда «притягивающий» знает, что он пользуется жаргоном и может ту же мысль выразить грамотно.
Та же Дерибасовская должна была бы в соответствии с нормами русского (да и украинского) языка называться улицей де Рибаса, улица Пушкинская должна была бы называться улицей Пушкина (это мог бы подтвердить и он лично), улица Ришельевская – улицей графа де Ришелье, Дюковский Сад – садом графа де Ришелье, улица Пироговская – улицей Пирогова, улица Порто-Франковская – улицей Порто-франко, улица Маразлиевская – улицей Маразли, Деволановский спуск – спуском де Волана. Деятелям красной революции повезло в этом смысле больше: правильно были названы улицы Чичерина, Воровского, Орджоникидзе, Кирова, Энгельса, Карла Маркса, Карла Либкнехта, Розы Люксембург, Халтурина, Щепкина. До Чичеринской, Халтуринской или Энгельсовской никто не додумался. Революционная дисциплина не дозволила приспособить к их фамилиям ненужные окончания. Новое время вернуло улицам их первоначальные имена. Название же городского района «Жовтневый» оставалось долго. По тайному руководящему недомыслию в нём соединены украинское слово «жовтневый», что по-русски означает «октябрьский» с русским словом «район». Таким образом на «непонятный» одесситу вопрос «Что означал «Жовтневый район»(?) спрашивающий в большинстве случаев мог получить «вразумительный» ответ-вопрос: «Жовтневый район» означал «Жовтневый район» – шо здесь непонятно? Вишонэмэсный?»
Возможные обвинения в некорректном употреблении слова «недомыслие» легко побиваются картой на которой вместо изображения дамы или короля написано публичное утверждение позднейшего из мэров о том, что Одесса, как отдельно взятое и ориентированное на Запад политико-публицистическое образование, достойна «начать борьбу» за включение её в Евросоюз. (В этом месте ремарка «сильный смех в зале, переходящий в истерику» явно недостаточна). Далее следовали подкрепляющие элементы планируемой «евроконструкции» в виде наличия «крупного железнодорожного узла», «оборудованных по последнему слову техники» аэропорта и морского порта, «разветвлённой сети автомобильных дорог». Куда девать разрушенные промышленность, порт, жилой фонд, системы водоснабжения и водоотведения и пр., и пр. указано не было. Одновременно не были указаны следующие обязательные составляющие:
– идущее не снаружи, а изнутри соблюдение закона всеми нормальными гражданами Европы;
– отлаженная и работающая уже несколько сотен лет в Европе и в Америке так называемая «этика труда»;
– совершенно неведомые к востоку от Карпат отношения работодателя со своими работниками;
– отшлифованная система социальных ценностей и социального страхования;
– наличие 80% достаточно зажиточного среднего класса;
– протестантизм во всех его вариантах с главной заповедью о том, что «бог помогает только тем, кто помогает себе сам»;
– возможность забыть свой чемодан в магазине и, вернувшись за ним через день, два, неделю или месяц, получить его обратно с тем же содержимым;
– чистота десятков тысяч километров автомобильных дорог, городских тротуаров и отхожих мест общественного пользования;
– стрижка травы, кустов, газонов, мытьё мыльным раствором мостовых;
– построенные исключительно на честности законы бизнеса,
и так далее по всем неизвестным заявлявшему пунктам.
Даже ударные отряды фестивалей одесского «боди-арта» (слово-то какое, ново-украинское!) на крутом спуске имени де Волана с подражанием племенам чероки и апачей не помогут Одессе войти в Евросоюз. Вволю испить из канализаций африканского Запада по-прежнему считается престижным в городских гвардейских гинекологических дивизиях. Не для их ушей, арт-бодей, брестов, фейсов, хипсов, легсов, фитнессов и паркингов мужал Заратустра.
Каким образом этот город Российской Империи вообще оказался на территории и под юрисдикцией Украины, говоря тем же одесским языком, «историки объяснить, конечно, могут, но вряд ли». Несуразица обнаружилась быстро, но нашла своё достойное, воплощённое в бронзе выражение только через восемьдесят шесть лет со дня основания недоразумения, когда просвещённые потомки тех потомков соорудили второй по счёту Памятник императрице Екатерине, но теперь уже с русско-украинским словарём в руке.
В Западной Украине не скрывают, что этот город должен быть вытравлен из своей исторической колыбели и национализирован, как и всё, что не имело отношения к бывшей Австро-Венгерской империи. Основой «резолюции», должно быть, служат очень старое кладбище украинских казаков, в районе «полей орошения». Ещё лет на четыреста раньше территория, на которой расположен город, входила в состав Великого Княжества Литовского со столицей в Вильно, однако нынешняя Литва на эту территорию не претендует.
К сожалению, большинство представителей некоторых общин «одесской национальности», благодаря которым Одесса приобрела своё отличное от Российской империи и Украинской Народной Республики обличье, уже покинули город, сделав необратимое осязаемым. В результате «На Дерибасовской угол Ришельевской» возник другой этнос.
Одесса меняется, как всё, что течёт, и количество переходит в качество поперёк улицы имени учения Карла Маркса. В новом виде её на генетическом уровне полюбят те, кто сегодня ходит в детский сад.
Значит ли сказанное, что мы любим вольную Одессу и не так любим или вовсе не любим вольные Геную, Верону, Неаполь, Яффо, Царское Село, Саратов, потому что мы в ней родились? Безусловно.
Значит ли сказанное, что мы любили бы Торжок, Кинешму, Великий Новгород, Бежецк, Бостон, Триест, Дамаск, если бы родились там? Безусловно.
Значит ли сказанное, что «вся Одесса очень велика»? Конечно, нет – по размерам она примерно как очень малая часть Нью-Йорка, Парижа, Москвы или Мехико.
Значит ли сказанное, что Одессу, в том виде, в котором мы её хотим знать, может заменить одесситам какой-либо другой город в мире?
Безусловно нет!
Июль 2005 г.