Опубликовано в журнале СловоWord, номер 45, 2005
ПОДВАЛ
Рассказ
И зайдя туда, я почувствовала, что лучше бы не заходила. Как будто это была не комната, а подвал. Темный, страшный подвал, без окон, где было ужасно тяжело дышать. Меня как бы опутало паутиной, липкой такой, мерзкой. Я встала в уголке, пытаясь освободиться. Но чем больше я отрывала ее от себя, тем сильнее паутина липла ко мне.
Было сыро, мрачно, не по себе. Душу сдавило. Я перестала чувствовать душу. Я не знаю, куда она исчезла, как будто не вошла сюда со мной. Я стала осматриваться. Посередине подвала стоял длинный, неуютный стол. За столом сидели животные. Вместо пола – земля.
Они мне сразу не понравились своим запахом. Для них-то он свой, приятный, привычный. А для меня чужой, вонючий. И они мой запах сразу тоже почуяли, засуетились, закопошились, стали меня обнюхивать. Свинье с приплюснутым пятачком и толстой физиономией я особенно не понравилась. Она стала, поглядывая на меня, рыть копытцами землю.
Я отошла куда-то к шкафу, старалась не вызывать их звериной агрессии, что-то лепетала, пытаясь их успокоить. Но тщетно. Они очень возбудились. Не обращая уже внимания на меня, они стали фыркать, чавкать, елозить, копошиться, словом – вести себя омерзительно. Одна свинья тыкала своим слюнявым носом в бок другой свинье, та же радостно повиливала своим хвостиком. Козёл с мерзкой, ободранной бородкой что-то пытался доказать барану. Тот тупо глядел на него, а козёл периодически толкал его рогами в лоб. Змея громко шипела, извивалась перед зеркалом, любуясь своей стройной фигурой. Остальные даже на животных похожи не были, скорее — чудовища. Они суетились, дергались, уродничали, кривлялись, издавая отвратительные звуки и запахи.
Рябило в глазах. Я так и оставалась неподвижно на одном месте. Смотрела, что будет. Но всё было по-прежнему, ничего не менялось: ни подвал, ни животные. Всё так же мерзко, гадко, жутко.
Мне кто-то сказал, когда я ещё должна была только родиться, что это – жизнь и что я должна к ней привыкнуть. Так я стояла и привыкала. Я успокаивала себя, что должна, что привыкну. Но втайне я всё распутывала и распутывала паутину.
“Ничего я не должна!” – вдруг с яростью крикнула я и, разорвав её, наконец, кинулась к выходу. Никто не заметил, что я ушла…
23 декабря 2003
Желтый букет
Рассказ
С меня стекала вода, с рук и ног, струилась рекой. А я молча стояла и смотрела на лужу вокруг себя. За окном был дождь и серость. С той стороны двери тоже весь мокрый прыгал Сережка. Он был такой смешной. Я видела, как он впопыхах бежал за мной, очень торопился, боясь, что со мной что-то случилось. Он держал в руке желтый букет из одуванчиков, которые нарвал по дороге. Они были разной длины, вперемежку с травой и корнями. Он скромно скребся в дверь.
А я стояла, полуголая, в луже, и ничего не делала. Сережка был деревенский парень, и я очень любила его. Я открыла дверь. Одуванчики рассыпались по полу и стали плавать как маленькие кораблики. Я больше не держала в голове, что я студентка филологического факультета, что… Я просто закрыла глаза и улыбнулась.
Мы вместе закрыли глаза. Я увезла его в Москву. Он очень любил меня. Он стал работать электриком, и с каждым днем был все смешнее и смешнее. А я стала известной. Наши глаза открылись, и его стали смотреть на меня снизу вверх. Так длилось недолго. Он просто уехал назад в деревню. Мое каменное сердце даже не передернуло. Я только подумала, что хорошо, что у нас нет детей.
Я не вспоминала его до вчерашнего дня. Вчера у меня был концерт на открытом воздухе. Было много народу. Я говорила о своем творчестве, читала стихи, что-то изображала. На меня смотрели умильные лица. Я давно заметила, что как на маленького ребенка, так и на человека, которого считают талантливым, смотрят с одинаковым умильно-приторным выражением на лице. Будто это не живой человек, а занятная игрушка. Мой гордый и состоятельный муж тоже сильно не выбивался из этой массы. Потом мне стали задавать вопросы. Вдруг я заметила, словно где-то промелькнул мальчик, молодой человек с букетом желтых одуванчиков. Мне показалось, что что-то струится по спине, то ли холодок, то ли мурашки, то ли капли воды. Вот снова он, те же белые кудри…
Я почти рванулась, но вовремя остановила себя. Мне-то было уже к пятидесяти.
Лето 2004
КРИК
Рассказ
Всё как всегда ужасно… безобразно ужасно… Дорога в горку, тяжелая сумка. Снег. Снег в лицо. Ветер. Мокрый снег. Слякоть. А я все иду. Все иду, потому что надо. Сумка сваливается с плеча, падает в лужу. Ах, черт! Не заладилось, так не заладилось. Теперь весь день такой: мелкие неудачи.
Люди, люди! Мельтешат, идут, ползут, переваливаясь. Утки… Утки в лесу… Там хорошо.
Облезлая кошка, серая кошка перебежала прямо передо мной и — под машину. Сердце перехватило больно. Успела. Жива. А что с того? Грязь. Люди. Лица. Рожи. Все вперемежку, на одной планете. Надо бы написать, но себя не заставишь… Да и всё не запомнишь.
Вот и метро. Щеки раскрасневшиеся щиплет, руки согреваются, болят, ресницы слеплены. Грустно. Шумно. Не слышно, как бьется сердце. А оно вообще бьётся в метро? Серьезные, нарисованные лица. Я сбегаю по эскалатору вниз. Главное, не смотреть в лица.
Только бы не было этой бабки. Но нет. Угол. Красная юбка. Седые волосы. Руки, свет. Почему свет? Но руки всегда почему-то освещены… Глаза… Кажется, карие… Да, карие. Казалось бы, не сумасшедшие. Листы бумаги в руках. Нет, не смотреть! Страшно! Страшно! Она говорит, она кричит, она призывает нас слушать ее, она нам что-то хочет сказать, но ее никто не видит. Люди идут взад и вперед. Люди проходят мимо. И я прохожу. А то, что она говорит не слышно, голоса нет, он уже пропал. Но, Господь, хоть Ты слышишь?! Нет, и Ты не слышишь!
Поезд.. Отвернувшись, я бегу, чтоб успеть. Но я боюсь, что я не успею, что двери захлопнут меня. Я то хочу войти, то удерживаю себя. Двери захлопываются. В ушах звенит. На глазах слезы. Вечность. Кажется, я только что видела вечность… В глазах собаки. Она в углу лежит, глаза умные. Они всё осознают, знают больше всех. Они голодные. Хоть бы кто дал кусок…
Девушка, родинка над губой, колготки, короткая юбка. Юноша, стрижка, густые брови, портфель. Пошлые поцелуи.
Следующий поезд. В голове мутит. Главное, не прыгнуть сейчас под поезд, устоять, удержаться непонятно зачем. Выйти бы из этого метрa !
Шум. Звон. Наступили на ногу. Обязательно всё напишу! Если время будет. А хотя… вот и эскалатор вверх, а как выйдешь, всё уже не то, забывается… Да и зачем писать, когда чувствовать устаёшь?!
Декабрь 2003.
Разнообразие
— Выключи музыку, мне надо подумать. Слышишь, что я тебе говорю?!
Нервы были на пределе. Опять шел снег, и было очень холодно. Муж Сережа многим рисковал, не выполняя просьбы усталой и раздраженной жены. Но у него же тоже были нервы, и в этот момент он как раз вспомнил о них, подумал, что его нервы ничем от ее не отличаются, и ему хочется делать то, чего он решил.
Музыка продолжала играть. Сережа и не думал идти на уступки. Он нарисовал уже в своем воображении все возможные последствия своего “непослушания”: полет тапочек, громкие возгласы о черствости и эгоизме, хлопанье дверьми, отсутствие ужина, спанье в разных постелях. Ниче, он стойкий – выдержит. Сережа еще раз прокрутил в голове все картину и воспринял ее еще с меньшим беспокойством. “Пусть хоть что-то произойдет, — думал он, — скука невероятная, каждый день одно и тоже!! А тут хоть скандальчик выйдет…”.
Музыка продолжала играть, назойливо громко, врезаясь в мозг. У нее очень болела голова. От усталости не чувствовались ноги, неизвестно откуда шла нестерпимая боль. Она откусила яблоко – дико заныл зуб, будто кто-то яростно содрал с него верхнюю оболочку. Она нажала на кнопку электрического чайника, хотела кофе, даже не то чтобы хотела его выпить… Она просто привыкла делать кофе, когда приходила домой. Закипающая в чайнике вода, звуки безобразной музыки бултыхались в голове, перемешавшись с мозгами. Порыв ненависти прошел, его сменила апатия, равнодушие и бессилие, внезапно подействовавшие на нее, как анестезия, — боль притупилась и заглохла. Музыка тоже начала притихать. Она почувствовала резкую перемену в теле и душе, будто ей вкололи наркотик. Становилось все легче, тише, спокойней. Чем больше она ощущала спокойствие, тем меньше она чувствовала свое тело. Так обычно бывает, когда человек входит в наркотический сон. Ей очень нравился этот переход из одного состояния в другое: перед глазами все расплывалось… Вот и чайник сорвался со своей подставки и поднялся на воздух, летая вокруг нее, два стула то соединялись над столом, сливаясь в один, то, расставаясь, снова возвращались на свои места… Руки и ноги пухли, становились большими, огромными, ватными, голова тяжелела, сердце становилось все равнодушней и холоднее, скука и боль оставались где-то позади нее. К горлу подступил ком мокрого снега, она вздохнула, взлетела и рухнула на стул у окна. Душа ее индифферентно болталась где-то между желудком и ключицей. Плоть была продуваема сквозь открытое на кухне окно.
Музыка перестала играть. Закипел чайник, издал характерный щелчок и начал свистеть. Сережа расценил это как знак примирения, — значит, будет вечерний чай. Поначалу он очень удивился и даже расстроился, что жена не стала напирать на то, чтобы он выключил музыку, что не устроила скандала, а просто, подавив в себе раздражение, куда-то удалилась. Сережа не любил прятать эмоции в себе, очень ему хотелось на жену все накопившееся выплеснуть, разрядить загнивающую атмосферу. Он уже даже приготовился, что именно скажет, когда она начнет кричать, жаловаться и упрекать его. Когда жена говорила о скуке, усталости, однообразии, он всегда обижался и принимал это на свой счет. По правде сказать, Сереже самому надоела каждодневная суета: работа, тусьня, выпивка. Чего-то все время недоставало, остроты ощущений, что ли… Поэтому он и не стал выключать музыку или делать ее тише. Пусть будет скандал, пусть!! Пусть хоть что-то будет!
Теперь со звуком свистящего чайника все рушилось. Значит, она простила и громкую нелюбимую музыку, и его утреннее дурное настроение. Значит, не будет полета тапочек, хлопанья дверьми, а будет вечерний чай супругов, молчание, равнодушное облизывание в постели… Все как обычно, ничего не случится значит… Потом он вспомнил друга Васю, который каждый день скандалит с женой… “Вот счастливчик, — подумал он, — все время разнообразие!”.
Нехотя он шел на кухню. Жена все также индифферентно сидела на стуле. Сережа почувствовал веяние чего-то холодного, даже ледяного. Наверное, из окна дует… Он подошел к окну, чтобы закрыть его, и вдруг остановился. Веяло от жены… Он хотел вскрикнуть, позвать ее, разбудить (что за странное место она себе для спанья нашла!), — но не мог. Звуки застыли в горле. Он дотронулся до нее. Она сидела вся ледяная, пульс не стучал, сердце остановилось.
“Ты умерла?” — наконец спросил он.
Она умерла. Умерла и душа, и плоть. И то, и другое сидело теперь перед Сережей на стуле и испускало на него могильный холод.
Сережа стоял неподвижный, не знал, что делать со случившимся.
19 января 2005 г.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО РОЗОВЫХ СЛОНОВ
Рассказ
Я вырвалась из дома и выбежала на крыльцо. Было уже очень темно, совсем как ночью. На мне — белое прозрачное платьице, продуваемое ветром. Наконец, чувство долгожданного покоя и одиночества приближается ко мне.
Дома уже все спали, я тоже притворилась, что сплю, а сама выбежала сюда, чтобы насладиться ночным, столь приятным чувством. Я села на предпоследнюю ступеньку крыльца, прислонилась головой к перилам, обнявши столбик перил руками и… я покинула этот мир, столь угнетающий, мрачный, суровый. Я перенеслась в мир мечты. Здесь все не так, здесь все волшебно, все прекрасно, все сказочно.
Вот вышли уже знакомые розовые слоны мне навстречу, они весело приветствуют меня своими хоботами. Я иду за ними по извилистой тропинке, куда-то вверх, туда, где светятся звезды. А повсюду мне подмигивают разноцветные цветы, они улыбаются и кивают мне своими головками. А мы все идем к звездам, желто-синим, ярким, теплым звездам. И мне хорошо, очень хорошо, и кажется, что ради этой дороги, ради этих розовых слонов и светящихся звезд я и живу, что в них вся моя жизнь, что весь день мой стремится к ночи, чтобы быстрее дать мне возможность насладиться гармонией и тишиной.
Так каждую ночь мы идем по этой дороге, идем к звездам, и никак не можем дойти, а розовые слоны каждую ночь являются моими проводниками. И это таинство только мое и их, и никто не знает ни о дороге, ни о звездах, к которым мы идем. Это становится уже чем-то вроде потребности, и я каждую ночь должна улизнуть из дома, чтобы продолжить свой путь к звездам.
Мне страшно даже подумать, что случилось бы со мной, если бы дорога завершилась и розовые слоны довели бы меня до желто-синих звезд. Что стала бы я делать, достигнув звезд?
Но однажды ночью — при нашей обычной встрече со слонами — что-то подозрительное показалось мне в их поведении, и даже хоботами они меня приветствовали ниже, чем всегда. Я не придала этому большого значения, но коварный план зародился в головах розовых слонов.
Этой ночью мы пошли другой дорогой. Я даже не заметила этого. Сильно устав за день, я тихо шла за розовыми слонами, любуясь сверкающими звездами. В эту ночь мы шли дольше обычного, дорога была тяжелей. Она проходила через овраги и косогоры, и волшебства было все меньше и меньше… И вдруг она кончилась… Слоны остановились, а я нечаянно шагнула дальше, и мы оказались отделены друг от друга прозрачной стеной. Потом розовые слоны стали растворяться, и исчезли совсем, стена тоже куда-то делась.
Я сидела на крыльце, вся холодная и мокрая от ночной капели. Звезды казались мелкими темными точками, хаотично разбросанными по небу, а жизнь длинной и абсолютно бессмысленной машиной, из которой вынули основной механизм, без которого она не может ехать. Я встала и пошла греться в дом.
Я продолжала жить такой однообразной жизнью, какая она и есть, какой живут все… Вот только… я ненавижу с тех пор слонов.
17 ноября 2003