Опубликовано в журнале СловоWord, номер 45, 2005
История, списанная с камня в пещере в свете фонаря
История о первобытных людях, которую я собираюсь рассказать, увидена… моими собственными глазами.
Это случилось в Абхазии, в пещере, куда меня, гостя горного этого края на берегу Черного моря, взяли спелеологи. Входом в пещеру была узкая вертикальная расщелина, через которую мы и проникли внутрь.
Свет фонарей открыл нам первую пустоту – высокую и широкую, как зал, с черными, будто закопченными, гулкими сводами. Из пещеры вели в глубь горы, в другие пустоты, несколько ходов, одинаково запечатанных густой, как смола, темнотой.
В каком-то из “залов”, в третьем или четвертом, я задержался у сверкающей в свете фонаря стены из слюдяного камня (гипсовый шпат, объяснили спелеологи), задержался, кинулся, опомнившись, догонять группу, попал в один закоулок, другой. Увидел какую-то щель, просунулся в нее, посветил вокруг фонариком и… очутился перед еще одной слюдяной стеной. Я присмотрелся – вся она оказалась расписанной рисунками! Шпат – мягкий материал, рисовать на нем легко даже осколком кремня, каждая черточка, особенно если стереть с нее пыль, отчетливо видна.
Я стер пыль, которой было, возможно, несколько веков, платком, – стена сказочно засверкала, а рисунки проявились так четко, словно их сделали совсем недавно.
Я вгляделся в них…
Первое, что я понял – рисунки очень древние, и что они – единый рассказ, расположенный так, как следуют одна за другой строчки в книге.
Я “прочитал” этот рассказ весь от первого рисунка до последнего, страшно жалея, что нет со мной видеокамеры или хотя бы фотоаппарата. Прочитав, отыскал, как мне почудилось, ту же щель, пролез в нее, но оказался Бог или, вернее, черт знает где, перепугался насмерть…
Около двух часов я блуждал, переходя из одной пустоты в следующую, страшась невидимых бездонных колодцев, не надеясь уже увидеть когда-либо людей…
Чудом вышел на встревоженные моей пропажей голоса. Рассказал спелеологам о своей находке – они дружно ахнули, – но сказать, где находится эта стена, как ни хотел, не мог.
Один из группы был ученый антрополог, он попросил хотя бы повторить в его блокноте рисунки, увиденные в дальней пещере. Я взял его карандаш и кое-как изобразил то, что увидел на стене.
– Вы даже не представляете, что обнаружили! – воскликнул ученый. – Рисункам не менее тридцати тысяч лет! Это же могут быть кроманьонцы!*
Нужно немедленно организовать новую экспедицию!! – кричал он на всю огромную пещеру. – Специальную!!
Экспедиция вскоре была организована, и не одна, но той стены так до сих пор и не нашли. Должно быть, щель, через которую я проник в уникальную пещеру, завалило. Ученые уже отчаялись отыскать бесценные рисунки, а некоторые даже не верят, что они существуют.
Единственное, чем я могу восполнить потерю, это пересказать историю, нарисованную острым осколком кремня на сверкающей в свете огня слюдяной стене.
Прежде чем начать ее, добавлю: рисунки сделаны столь талантливо, они столь выразительны и живы, что соответствуют каждому моему дальнейшему слову.
* “Кроманьонцы – ранние представители современного человека в Европе и за ее пределами, жившие 40-10 тыс. лет назад, возможные предки европеоидной расы.
“Если бы пещерные люди умели смеяться,
история пошла бы по другому пути”.
Оскар Уайльд
ДУМ ПРИДУМЫВАЕТ
Каких-нибудь тридцать тысяч лет назад (еще раз сообщаю цифру ученого) в пещерах, дырявивших подножие горы, жило племя первобытных людей. Их было примерно столько, сколько пальцев на руках и ногах у трех человек. Племя называло себя внуками Горы, законными детьми ее считая Вождя и Шамана, которые жили в отдельных пещерах.
Имена у Вождя и Шамана были простые и понятные. Первого звали Сокрушай, а второго – Шито-Крыто. Рисунки же сказали нам, как звали двух предыдущих вождей: Укрощай и Колошмат. Тут могут спросить, как я “прочитал” эти слова. Очень просто. Имена тогда писались такими выразительными портретами героев повествования, что глянул на них – и сразу все понял.
Племя поклонялось духу Горы, приютившей их, Тарараму. Это был дух довольно капризный и жестокий: чуть что, он гневался и побивал людей камнепадом или, если дело было зимой, снежной лавиной, а иногда и тем и другим, в зависимости от прегрешения. Разговаривать с духом Горы имел право только шаман Шито-Крыто, настолько косматый человек, что глаз его никто и никогда не видел.
Боялись же внуки Горы Бабая – духа Темных Закоулков, Пещерных Колодцев и Подземелий.
А еще – духа Леса, духа Воды, духа Огня и многих других.
Чем занимались внуки Горы? Охотились на зверей, ловили рыбу в реке и озерах поблизости пещер, шили одежды из шкур убитых зверей, делали из кремня ножи, ножички и ножища, наконечники для копий, собирали в лесу корешки и ели их, рискуя отравиться, лепили из глины горшки, лупились на вершину Горы, гадая о ее настроении. Хвастались удачной охотой, болели, ссорились, мирились…
Это самые главные сведения о племени, поведанные мне рисунками. Сама же история не столько о нем, сколько об одном человеке по имени Дум. Так его прозвали за то, что он был выдумщик.
Дум придумал кучу полезных вещей. Например, он изобрел Первую Пуговицу. Это была палочка на веревочке-сухожилии. Звериные шкуры, которые носили на себе дети Горы, стали застегиваться! Пуговицы, конечно, изменяются вот уже тридцать тысяч лет, но до сих пор они похожи на Первую Пуговицу Дума. А есть и такие, что ничем от нее не отличаются.
После Пуговицы Дум придумал Подошву, а за ней Пояс, за которым было удобно держать нож и другие охотничьи принадлежности.
А еще одним его изобретением было… Рукопожатие. До Рукопожатия внуки Горы хлопали друг друга по плечу и чем сильнее, тем, считалось, дружелюбнее.
И вот Дум предложил пожимать, здороваясь, руки. Тут приключилась история. Племя не всё приняло новинку. Одни продолжали придерживаться старого и проверенного хлопания по плечу, другие перешли на Рукопожатие. И первые со вторыми поссорились. Они назывались теперь Хлопуны и Рукожатники. Как они спорили, доказывая друг дружке преимущества своего способа здороваться! Хлопуны так разгорячились, что после каждого их показательного приветствия стоящий напротив падал наземь, а двое даже подрались, потому что, разгорячась, заехали друг другу по скуле и по уху.
Это-то и убедило косматого Шито-Крыто признать правоту Рукожатников. Новый способ здороваться, сказал он, безопасный, он не может причинить вреда племени. Рукопожатие было принято и существует, как вы видите, до сих пор. Короли и президенты приветствуют друг друга сегодня по способу Дума.
Про себя шаман подумал тогда, что может при случае выгодно обменять на что-нибудь новое приветствие у соседнего племени, выдав его за свое, что он вскорости и сделал. Шито-Крыто обменял Рукопожатие на “Во!”. Что такое “Во!”? Это когда насчет чего-то понравившегося говорят “Во!” и показывают большой палец. Будто бы шаманово “Во!” распространилось среди детей Горы за один день, в этот день все в племени было “Во!” и все славили шамана за его изобретение, говоря и про него “Во!”. А вождь, про которого тоже сказали “Во!”, наградил Шито-Крыто большим куском мяса.
Как вы поняли, Дум и шаман были конкурентами.
В отличие от Дума Шито-Крыто изобретал вещи вовсе пустяковые. Например, слюнить палец, прежде чем поймать на себе блоху. Об этом до него знали даже малые первобытные дети! А однажды он строго-настрого запретил всем плевать против ветра, ибо только что открыл: плевок незамедлительно возвращается.
Еще он придумал: трясти головой при звоне в ушах; чесать меж лопаток большим пальцем, а не всей пятерней; наступив случайно на первобытного ежа, не пинать его в отместку за боль босой ногой…
С некоторых пор шаман стал поглядывать на Дума с подозрением. Он не знал, что еще придет в голову этому парню, и боялся очередного Думова изобретения, могущего поколебать его, Шито-Крыто, авторитет.
А Дум уже появился перед племенем с новинкой! Он придумал зонт! Большой-пребольшой лист лопуха – тогда они были в два-три раза крупнее теперешних – Дум надел на сухую палку-раскоряку и прошелся, накрывшись Первым Зонтом, перед пещерами во время дождя. Кто хлопал в ладоши (внуки Горы это уже умели благодаря тому же Думу), кто хмурился, не зная, что и подумать, кто качал головой, кто, удивленный, моргал.
На шум вышел из своей пещеры шаман. Он увидел Дума под Зонтом и, как многие другие, покачал головой. Потом собрал племя вокруг себя и произнес горькую-прегорькую речь.
ГОРЬКАЯ-ПРЕГОРЬКАЯ РЕЧЬ
ШИТО-КРЫТО
– Итак, мы дожили уже до Зонта. Это то, чего нам остро не хватало. Все остальное у нас уже есть: еда, оружие одежда, лекарства… Мы приручили диких животных, и саблезубые тигры и пещерные медведи больше не отрывают нам головы. Мамонты и шерстистые носороги нянчат наших детей. А первобытные коровы сами приходят к нам, чтобы напоить нас молоком. А мы встречаем их, валяясь под Зонтом, который придумал Дум, и говорим им: Ах, как вы нам надоели! Нам хотелось бы не молока, а чего-нибудь другого, мороженого, например…
Тут надо сказать, что шаман говорил больше жестами, чем словами (слов тогда было все же немного), и речь Шито-Крыто походила на выступление теперешнего мима и одновременно переводчика устной речи на язык глухонемых. Можете себе представить речь косматого шамана (что я и делаю), а у кого есть способности мима, даже повторить.
– Кому нужен твой Зонт, Дум! – воскликнул Шито-Крыто. – Нам ли, первобытным, беспокоиться, что дождь нас помочит немного?! Что смоет с нас лишнюю грязь?! Ты опережаешь ход цивилизации, Дум! – Тут надо сказать, что Шито-Крыто не произнес, конечно, слова “цивилизация”, он вместо этого потопал ногами, посучил перед собой руками, будто бы крутя колесо, и зашипел то ли, как змея, то ли, как будущий паровоз. – Зонт преждевременен, он может породить ненужные нам качества! Хочешь знать, какие? Зябкость, изнеженность… что еще? Стремление угнаться за модой. Посмотри на наших женщин, Дум! Некоторые из них вместо того, чтобы заниматься делом, уже обзавелись Зонтами и ревниво поглядывают друг на дружку – у кого Зонтик лучше, кто стоит под ним изящнее, кто как его держит. Теперь я должен буду бороться с нововведением, ломать голову над тем, чьими происками это назвать – пещерного ли черта, которого, как ты знаешь, зовут Бабаем, или испытанием, что послал нам дух Горы Тарарам. Нет, Дум, так не пойдет! Либо ты будешь показывать мне первому каждое новое изобретение и спрашивать совета, либо мы распрощаемся. Я прогоню ослушника туда, где его не спасет даже его легкомысленная голова. Да, мысль твоя легка, как птичка, Дум, но она не всегда знает, куда лететь. Она летит наугад…
Я кончил, мне пора приниматься за Зонт – видишь, их все больше…
И шаман Шито-Крыто завопил таким страшным голосом, так свирепо затопал ногами и замахал руками, так затряс косматой своей головой, что женщины побросали Зонты и кинулись, визжа, в пещеру. Вместе с ними убежали первобытные дети. Мужчины же только попятились, чтобы видеть, как беснуется их шаман. Он крутился на месте, приплясывал, выкрикивал что-то, рычал, жужжал, шипел, хрипел, сипел, сопел, свистел и улюлюкал. Так Шито-Крыто начинал обычно вызывать духа Горы Тарарама, чтобы после объявить его волю.
У Тарарама шаман спрашивал о том, на что не мог ответить сам. Кончатся ли наконец проливные дожди? Прекратится ли засуха? Вызвав духа, Шито-Крыто излагал ему суть дела, а после спрашивал, стоя перед Горой:
– Дай нам, дух Горы, ответ!
Или:
– Скоро ль кончится беда?
И дух отвечал:
– Нет!
Или:
– Да!
ДУМ ИЗОБРЕТАЕТ КОЛЕСО
Как-то раз в руки нашего выдумщика попал каменный диск с дыркой посередине. Он вертел диск так и сяк, пока не догадался сунуть в дырку палку. Сначала он покрутил диск на палке… И вот догадался взяться за палку по обе стороны диска и начал катать его по земле! И вот додумался прикрепить к оси две длинные палки – и получилась первая в мире Тачка! С этой-то Тачкой, которую Дум лихо катал взад и вперед перед пещерами, и увидел его Шито-Крыто. Он отобрал изобретение у выдумщика и долго изучал его в своей пещере. Снял диск с оси и вышел наружу. Созвал к себе все племя и произнес длинную и заковыристую речь.
ДЛИННАЯ И ЗАКОВЫРИСТАЯ РЕЧЬ
ШИТО-КРЫТО
– Итак, первобытные мои друзья, изобретено Колесо. Это, конечно, сделал наш неосмотрительный Дум. Он снова придумывал, не посоветовавшись со мной! Посмотрим, во что может, так сказать, вылиться эта новинка. Порассуждаем… – И без того косматый шаман еще больше взлохматил волосы. – Я думаю, – сказал он внушительным голосом, – что Колесо может, во-первых, завести нас НЕ ТУДА – ведь мы не умеем пока им управлять, и оно несется куда хочет. Смотрите! – Шито-Крыто катнул диск, он вильнул прямо на толпу. Толпа завыла, отпрянула, а Колесо, отскочив от камешка, сшибло с ног старого Топ-Топа.
– Второе, – продолжал шаман, убедившись, что эксперимент удался, – на Колесе мы покатимся Гром знает куда и так стремительно, – тут Шито-Крыто быстро-быстро пробежался на месте, – что, боюсь, наш первобытный Разум за ним не угонится. Ведь думаем мы пока так, что нашу мысль перегонит и улитка, а Колесо мчится со скоростью лани.
И вот представьте себе: мы являемся на Колесе, оставив наш Разум за каким-нибудь поворотом дороги, неизвестно куда и сваливаемся неизвестно кому как снег на голову. И тут нас могут спросить: какого Бабая вы сюда прискакали? Гляньте-ка на них, какие они взмыленные! Вас кто-то сюда звал? Нет? Тогда чем объяснить ваше дурацкое появление здесь? Ах, виноваты не вы, а Колесо! Вот это? Теперь понятно, откуда пойдет выражение “круглый дурак”!..
Толпа, услыхав это слово, возмущенно зашумела и в Дума полетели первые камни.
– Я буду говорить еще, – не останавливался Шито-Крыто, – надеясь, что вы поймете из всего, по крайней мере, десятую часть, да и ту позабудете через минуту после моей лекции, – Шито-Крыто вместо этого слова пошлепал губами, – а говорить я буду для того, чтобы, пользуясь данным мне правом, сообщить вам непонятные вещи, и чем больше, тем для меня выгоднее, ибо, не понимая меня, вы будете думать, что я ужасно умный; поняв же хоть что-то, смекнете, не дай Гром, что не глупее меня… – Пока шаман говорил все это, племя и в самом деле начало зевать и потихоньку расходиться.
– И вот вам третье! – Шито-Крыто показал толпе три пальца. – Колесо, что дает возможность человеку так или иначе передвигаться быстро и, следовательно, далеко, может породить так называемую жажду странствий, охоту к перемене мест, которую назовут со временем бродяжничеством. Нужно ли нам это?
Останемся на месте, друзья! Куда нам торопиться? Разве здесь не прекрасно, в нашей стороне? Вон там, вдалеке, идет стадо мамонтов. А вон пасутся олени. Летают птицы. Каменный топор уже изобретен. Мы опоясаны шкурами. Научились добывать огонь, стуча камнями и высекая искры. Земля еще плоская и у нее есть Край. Нам известно, что Солнце, велением Грома рождается утром, каждый раз новое, и умирает вечером – точно так же рождается весной цветок, чтобы осенью умереть зрелым плодом…
Остановитесь! – рявкнул Шито-Крыто, увидев, что племя уже не просто расходится, а разбегается. – Остановитесь! Потому что я сейчас пригрожу Думу так, что ему расхочется изобретать, да и вы обомрете от страха.
Дум, – обратился он прямо к выдумщику, – если я услышу хоть еще об одном твоем изобретении, я ушлю тебя к Краю Земли и прикажу заглянуть с Края в Бездну! Никто из смертных не выдерживает этого испытания и сваливается, влекомый Бездной, вниз. Кувыркнешься и ты, Дум, и будешь лететь в пустоте множество лет и зим, пока не высохнешь и не превратишься в подобие сухого древесного листа. Ты будешь лететь сначала быстро, Дум, а потом, по мере высыхания, все медленнее, и в конце концов ты остановишься в полете и будешь кружить на одном месте, а вокруг тебя, куда б ты ни глянул, ослушник этакий, будет Бездна, Бездна, Бездна – и она станет твоим последним наказанием!
Шито-Крыто обратился теперь к замершей толпе:
– Как вы думаете, внуки Горы, заслуживает негодник Дум такого наказания?
Уставшее от длинной лекции племя дружно и одобрительно заревело, размахивая кто кулаком, а кто дубиной. В изобретателя полетело еще несколько камней. Толпа ревела, отводя душу, минут пять, не меньше. Дум многим не нравился тем, что не сразу, например, брался за какую-то работу, а через время, сначала прикидывая, как лучше, как легче ее сделать. Это в выдумщике раздражало, хотя с его помощью с работой управлялись быстрее.
Скоро все кончилось. Племя разошлось по своим местам в пещере и по делам, ушел, зачем-то прихватив с собой каменный диск, шаман. А Дум сел там, где стоял, пока Шито-Крыто произносил свою заковыристую речь, и долго рисовал на земле то Круг, то Треугольник, то Квадрат, не зная, конечно, что они так мудрено называются.
САМОЕ ОПАСНОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ ДУМА
Но самым опасным изобретением Дума было… нет, вы ни за что не догадаетесь, какое произведение человеческого ума больше всего угрожало, по мнению вождя и шамана, благополучию племени.
– Ты как-то странно научился скалить зубы, – сказал однажды, возвратившись с опасной охоты, старший брат Дума, которого за его хозяйственность прозвали Домом, – скалишь, а мне не страшно.
– Тебе и не должно быть страшно, – ответил Дум, – потому что я улыбаюсь.
– Улыбаешься? Снова непонятное слово! Что оно означает?
– Оно означает, что я чему-то рад. Чему-то или кому-то. Тебе, например. Ты вернулся с охоты, и я рад, что ты остался в живых.
– Когда я рад, я хлопаю себя по животу или по коленям – в зависимости от того, чему я рад. По-моему, нет ничего естественнее и понятнее для человека, чем хлопать себя по животу, когда он рад. Вот ты опять скалишь зубы, но уже как-то иначе. Я бы сказал – обиднее.
– На этот раз я усмехаюсь, – объяснил Дум.
– А это что за новость?
– Усмехаться? Как тебе объяснить… То, что ты сказал только что, показалось мне смешным, и я усмехнулся, то есть полуулыбнулся… Если ты помнишь, хлопал себя по животу наш дедушка, а он был, кажется, обезьяной. А мы – уже люди, хоть и дети Горы, и у нас должен быть свой способ выражать радость.
– Бабай тебя забери! – рассердился Дом. – Я ничего не понял! Знаю лишь одно – когда Шито-Крыто увидит, что ты, как ты говоришь, улыбаешься, тебе не поздоровится!
Улыбку на лице выдумщика шаман углядел в тот же день – Дум, видимо, хотел заразить ею все племя. Он подходил то к одному, то к другому и, разговаривая, улыбался во весь рот.
Кто смотрел на него с недоумением, а кто и пробовал оскалить зубы так же, как Дум. Не у каждого это получалось, как показывают нам рисунки на стене шпата, Первая Улыбка давалась не всем…
– Э-эй! – крикнул изобретателю Шито-Крыто, стоявший у входа в свою пещеру. – Ты что это делаешь?
Дум подошел к шаману. Рот его, как скажут через тридцать тысяч лет, был до ушей.
– Я улыбаюсь, – сказал он.
– А кто тебе разрешил? – спросил Шито-Крыто и вдобавок к космам прикрыл глаза рукой, чтобы не видеть улыбки Дума. Она действовала на него странным образом: шаману хотелось, глядя на выдумщика, тоже улыбнуться, и он еле-еле сдерживался.
– Разрешил? – переспросил Дум. – Эта Улыбка моя собственная. Я ее ни у кого не украл. Наоборот, я ее дарю направо и налево! Скоро все будут улыбаться!
– Ах вот оно как! – зашипел, чтобы не слышали другие, Шито-Крыто. – Да знаешь ли ты, что такое Улыбка?! Ну-ка пойдем со мной! – шаман схватил Дума за руку и потащил в пещеру вождя.
– О великий из великих! – завопил Шито-Крыто, швыряя выдумщика к ногам Сокрушая, сидевшего на толстой медвежьей шкуре. – Нам мало бед, что грозят нам сверху, снизу, со стороны восхода Солнца и со стороны захода, а также с двух сторон, не имеющих пока названия (шаман имел в виду Север и Юг), так вот – появилась еще одна, грозящая нам изнутри!
– Нельзя ли попроще? – рявкнул вождь. Он был самый высокий и самый широкоплечий в племени, самый мускулистый, и все сложные вопросы решал быстро и круто.
– Хорошо, – сказал Шито-Крыто. – Чем поддерживает великий из великих порядок в своем племени?
– Вот этим, понятно! – Вождь взял в руки дубинку, лежащую справа от него.
– А как великий разговаривает с чуждым племенем, неизвестно ради чего подошедшего к нашим границам?
– Конечно, только так! – Сокрушай свирепо оскалил зубы, зарычал и взмахнул дубинкой.
– А что если вождь внуков Горы выйдет навстречу чужакам и сделает вот так? – и шаман с трудом – это ведь было для него впервые – изобразил на лице Думову Улыбку.
Сокрушай вытаращил глаза и даже откачнулся к стене – такого на лице человека он никогда не видел!
– Что это с тобой, Шито? – спросил он. – Что за странную рожу ты скорчил?
– Эта, как ты справедливо заметил, странная рожа – очередное изобретение Дума. Он называет ее Улыбкой и считает, что скоро все-все будут друг другу улыбаться, а значит и ты, и я!
– С какой это стати, – зарычал вождь, – я буду кому-то, будь это свой или чужой, улыбаться вместо того, чтобы сразу нагнать на него страху? Разве не страх – условие порядка и мира? Так вот чем ты занимаешься, Дум! Изобретаешь Улыбку! Да знаешь ли ты, что это предательство и измена?.. – Здесь надо сказать, что Сокрушай не проговорил всех этих слов, он только имел их в виду. Рассвирепев от Думова поступка, вождь вскочил, оскалился, лязгнул зубами и начал, рыча, размахивая дубинкой и грозя развалить голову выдумщика на мелкие кусочки, метаться по пещере.
Съездив изобретателя по наклоненной макушке, Сокрушай потоптал Дума ногами (не до смерти), сел и приказал шаману закончить за него его речь. У вождя просто не хватало сейчас слов от ярости, чтобы разъяснить изобретателю, в чем вред его новации и преступность замысла.
– Дум, – начал Шито-Крыто, – ничто так не подрывает авторитет первобытного человека, как Улыбка!
– Вот-вот, – подтвердил с медвежьей шкуры вождь, – ты попал в самую точку, Шито: она подрывает авторитет! А теперь разверни эту мысль.
– Итак, Дум, я продолжаю, – послушался шаман. – Вспомни для начала, сколько неразумных голов было проломлено, прежде чем наш великий стал тем, кем ему предназначено было стать самим духом Горы Тарарамом.
Дум, стоявший на четвереньках, поднял ушибленную голову и потряс ею.
– Вспомнил? А теперь вообрази, что вождь, представ перед своим народом, вдруг разулыбается! Знаешь, что произойдет? Я думаю, земной Диск треснет и мы все очутимся в Бездне. Ведь каждый, увидев, как растягивается до ушей – непонятно для чего – грозный рот Сокрушая, подумает, что с ним что-то не то: либо он заболел, либо сошел с ума. В Улыбке, Дум, народ увидит слабость, узрит неуверенность своего предводителя! Но это еще не все. Сейчас я открою тебе, каким тайным оружием ты снабжаешь общество. Скажи мне, Дум, вот что: если раньше кто-то, слушая вождя, не соглашался с ним, что он делал? Да, Дум, правильно – неслух поднимал руки, потрясал ими и вопил дурным голосом. Так он сообщал о своем несогласии с предводителем. А как поступал с ним наш Сокрушай? И это ты знаешь, Дум. Он подзывал несогласного поближе, поднимал дубинку и…
– Блямц! – подал голос с медвежьей шкуры Сокрушай.
– Именно так и было всегда – блямц! – и ты этому свидетель, Дум, не правда ли? А теперь скажи мне, что будет, если среди народа распространится твоя Улыбка? Не знаешь, конечно! Я открою тебе глаза, Дум. Своевольник не станет больше размахивать руками, выдавая себя. Он… Да, да, Дум, – он улыбнется или, что еще хуже, ухмыльнется! Ухмылка же, неслышная, как змея, проскользнет по его лицу и никто ее не заметит. Ибо Усмешка, Ухмылка, о неосмотрительный Дум, это и есть след змеи на лице человека! Ослушник останется невыявленным, с целой головой, в которой, как пчелы в дупле, будут роиться предательские мысли. И может так случиться, что, слушая вождя или меня, ничтожного его слугу, ухмыльнется кто-нибудь еще. Эти двое увидят ухмылки друг друга – и вот они уже сообщники! И уже готов заговор! Видишь, Дум, какую угрозу таит в себе Улыбка, какого врага ты нам подпускаешь!
– Ты молодец, Шито-Крыто! – рявкнул вождь. – Прямо читаешь мои мысли! Ты выразил все именно так, как я думал.
– Я стараюсь, – скромно согласился шаман. – Читать твои мысли – моя первейшая задача.
– А теперь придумай ему наказание, Шито, – распорядился Сокрушай, – придумай, потому что я немного утомился, размышляя о вредоносности Думова изобретения. Самое трудное, Шито-Крыто, это заглядывать вперед, но я с этим справился – увидел, что может принести нам такая, казалось бы, невинная вещь, как… как я назвал вариант Улыбки?
– Ухмылка, о великий.
– Да, Ухмылка. Ну и пакостная же это, должно быть, вещь! За это, так сказать, изобретение, Дум, тебя бы надо сбросить с Горы. Но, может быть, Шито придумает что-нибудь похлеще. Надо хорошенько устрашить всех, чтобы никому не захотелось пустить змею на свое лицо.
– Дело об Улыбке, о вождь, нужно оставить между нами. Его нельзя обнародовать. Улыбка, как я выяснил, заразительна или, если сказать проще, заразна. Она немедленно прилипает к лицу того, кто ее увидел у другого. Поэтому лучше о ней не заикаться при народе, пусть он не знает об Улыбке как можно дольше. Суровые времена – суровые слова – суровые лица, – вот наш девиз.
– А как же все-таки мы накажем Дума?
Дум, как и прежде, стоял на четвереньках, потирая ушибленную голову, и смотрел то на одного говорящего, то на другого.
Шаман запустил руки в свои космы.
– Бабай меня забери – что-то я ничего оригинального не могу придумать! В голову лезет самое простенькое: повесить, утопить, сжечь на костре…
– Шито-Крыто, – подал голос с четверенек Дум, – помнишь, ты грозился услать меня к Краю Земли? По-моему, нет кары страшнее. У меня волосы поднялись дыбом, когда я об этом услышал. Я осознал свою громадную теперешнюю вину и считаю, что единственное, что мне остается после Улыбки, это заглянуть в Бездну! Упасть в нее и, как ты говоришь, бесконечно долго летя, превратиться в подобие сухого листа.
Шито-Крыто подозрительно посмотрел на Дума.
– Ну да, – сказал он, – мы тебя пошлем туда, а ты через неделю-другую вернешься.
– А ты дай мне провожатых, – посоветовал выдумщик, – двух крепких парней, от которых я не смогу убежать. Они проследят, как я исчезну в Бездне, придут и доложат о моем ужасном конце.
На этот раз Сокрушай переводил глаза с одного на другого.
– Боюсь, что ты хитришь, Дум, – сказал шаман, подумав с минуту, – но не могу пока поймать за хвост твою идею.
– Послушай-ка, Шито, – проговорил вдруг вождь. – За что мы хотим наказать Дума? За новинки! Изобретем же и мы кару! Край Земли – это как раз то, что нужно! Мы еще никого туда не усылали. Как аукнется, так и откликнется! Ты пропал на этот раз, Дум!
– Верная, как всегда, мысль, о великий! Но есть один вопрос. Как мы объясним народу наше решение, не упоминая об Улыбке? Ты больше ничего пока не изобрел такого, Дум, за что мы могли бы законно приговорить тебя к смерти?
Дум, боясь дубинки вождя, так и оставался на четвереньках.
– Есть кое-что, – сказал он уклончиво, – но оно в наши дни неосуществимо, так что не стоит об этом заводить речь. Я посоветую тебе, Шито-Крыто, поступить проще. Используй выражение “во избежание”. Скажи: во избежание дальнейших проступков этого… как меня лучше назвать?
– Я бы назвал тебя просто негодяем, – подсказал Сокрушай, – это дойдет до каждого.
– Мне в общем-то все равно, – согласился Дум, – раз меня ждет Край Земли. Но есть и другие прекрасные слова: смутьян, баламут…
– Народу покажется мало Края Земли, если он услышит эти слова, – а большего я пока не могу придумать, – сказал шаман. – Обойдемся негодяем и баламутом. Считай, что ты изгнан, Дум!
– Считай, что тебя нет, – кровожадно добавил Сокрушай. – Край Земли – это не шутка. Как только ты его увидишь, тебе расхочется улыбаться.
– Когда я отправляюсь? – спросил Дум, поднимаясь с четверенек. Бояться больше было нечего.
– Торжественное изгнание состоится завтра, – распорядился шаман. – Запасись едой, возьми в дорогу оружие: я хочу, чтобы ты умер предсказанным мной способом, а не в когтях у какого-то случайного хищника. Ох, Дум, я так и вижу, как ты, несчастный, падаешь в Бездну! Провожатые, если они смогут вернуться, расскажут об этом зрелище. Наше племя содрогнется, услышав их рассказ, и никто никогда уже не рискнет что-нибудь придумать!
– У тебя неплохое воображение, о всеведущий, – проронил Дум, собираясь уходить, – еще немного, и ты стал бы моим конкурентом.
– Оно у меня достаточно хорошее, – проворчал Шито-Крыто, – чтобы видеть, что чем кончается.
– Тогда… – начал было Дум, но стукнулся лбом о камень над выходом и прикусил язык.
Он вышел, но тут же снова сунул голову в пещеру.
– Шито-Крыто, тебе все равно, в каком направлении мы пойдем?
– Ну…
– Что если мы двинемся в сторону захода Солнца?
– Это почему? – насторожился Шаман.
– Я свалюсь в Бездну вместе с Солнцем, и мне не будет так одиноко лететь в ней. Заодно посмотрю, что с ним там делается.
– Я подумаю, – ответил Шаман. – Мое решение ты услышишь завтра.
Назавтра все племя собралось на площадке у пещер, где чернело место громадного кострища, на котором можно было зажарить целого мамонта. Отдельно стояли Дум и два молодых охотника, будущие его спутники в путешествии к Краю Земли – Напролом и Хоть-Куда. За плечами у всех, в кожаных мешках, было то, что потребуется в дороге: еда, кремневые ножи, костяные швейные иглы, запас сухих жил, что служили нитками. В руках все трое держали копья с кремневыми наконечниками.
Из пещеры вождя вышли Сокрушай и Шито-Крыто. Приблизились к толпе. Встали так, чтобы их видели те и другие. Начал говорить, как и полагалось, вождь:
– Вот что я скажу. Дум доигрался. Его предупреждали, что он допрыгается, но этому парню хоть кол на голове теши. Он продолжал изобретать, хотя никто его об этом не просил. Я спрашиваю у вас: просили вы его изобретать?
– Не-е-е! – дружно завыло племя.
– Мы с Шито-Крыто посоветовались, я ему кое-что подсказал, он вам изложит то, что мы решили. В общем, сообщит обвинительное заключение. Давай, Шито!
Но только тот откашлялся, прежде чем сказать свое слово, как Сокрушай рявкнул:
– Нет, вы только посмотрите на этого мерзавца! Стоит как ни в чем ни бывало! Ты слышишь, Дум, ведь это все я о тебе говорил!
– Я слышал, о вождь, – смиренно ответил Дум. – Ты не видишь, как я скорблю, лишь оттого, что, как лицо обливается слезами, так мое сердце, скрытое ото всех и даже от тебя, обливается кровью!
– Умеет завернуть! – буркнул Сокрушай и подтолкнул Шамана в спину: – Начинай!
Шито-Крыто произнес уже знакомую нам формулу изгнания, начав ее со слов, подсказанных Думом, – “во избежание…”, а кончил тем, что назвал страшную кару – Дум отправляется к Краю Земли, там он заглянет в Бездну и упадет в нее, чтобы… дальнейшее нам известно. Но самое страшное он припас напоследок.
– А пойдете вы, – повернулся он к троим, стоящим отдельно, – в направлении восхода Солнца, и Дум сверзится в Бездну, когда Светило будет подниматься! Он же будет, наоборот, падать и падать во все более холодную и черную пустоту! – и шаман вытянул тут руку, указывая путь.
Наверно, не скажи Шито-Крыто этого последнего, Дум не сделал бы того, что сделал. Выдумщик окинул взглядом всех и поднял голову к Горе, возвышавшейся над всеми.
– Дух Горы! – неожиданно крикнул он. – Ты ведь знаешь, что не так давно у нас пропало мясо оленя, которое мы, посолив, вялили на ветках дерева, запасаясь на зиму. Не скажешь ли нам, кем оно запрятано-зарыто?
Дух Тарарам откликнулся так же сразу, как если бы его спрашивал шаман:
– Шито-Крыто! – раздалось в ответ, – Шито-Крыто!
Толпа онемела, вождь замер, а шаман остолбенел.
– А знаешь, куда? – задал еще один вопрос Дум.
– Да! – ответил Дух.
Дум обратился к сородичам:
– Где спрятано вяленое мясо, спросите у Шито-Крыто сами. А я, прежде чем тронуться в путь, скажу вам несколько прощальных слов.
И он начал, повысив голос:
– Я, видимо, такой же преждевременный для вас, как Зонт, Колесо и Улыбка. Даже Рукопожатие – а что может быть естественнее его! – привилось вам с трудом. Вы чуть не передрались из-за него. А что, если бы я предложил вам пахать землю? Вы, наверно, зарыли бы меня в землю самого!
Я ухожу от вас, но вы даже не догадываетесь, куда. Знаете ли, чем на самом деле “наказал” меня Шито-Крыто? Простором! Далью! Путешествием! Я буду видеть другие земли, встречаться с другими племенами, узнавать от них, до чего они додумались – для человека нет большей радости! Вы спросите: а Край Земли? А Бездна?
Отвечу. Увидеть Край Земли входит в Программу моего Похода. Разве это не интересно – Край Земли? А заглянуть в Бездну? О-о-о! Что может быть страшнее и заманчивее! Я загляну в нее, но не исчезну в ней, не сгину, потому что кое-что предусмотрел. Двое моих попутчиков, – Дум положил руки на плечи Напролома и Хоть-Кудая, – станут держать меня за ноги, пока я буду любоваться Бездной. А уж я насмотрюсь всласть!..
Но что это я разболтался, как шаман. Пора в дорогу. Пошли, ребята! – и наш выдумщик сделал шаг в ту сторону, где всегда восходило Солнце.
Все же он оглянулся. Шито-Крыто, который с каждым Думовым словом приседал, словно его вбивали в землю колом, превратился чуть ли не карлика. Стоял, как каменный, Сокрушай, который тоже испугался, когда Гора ответила Думу. Молча, застыло таращилась толпа на простого смертного, что как равный разговаривал с Тарарамом. Так же, как все, смотрел на него его брат, Дом.
– Прощайте! – крикнул всем Дум. – Прощайте! Я не ведаю, вернусь ли сюда, вернусь ли к вам. Человек должен знать, нужен он тому, к кому возвращается, или нет. Я-то знаю, но известно ли это вам?
Племя не ответило Думу ни звуком. Помолчал, глядя на сородичей, и Дум.
– Меня не будет среди вас долго, – сказал он, – используйте это время, чтобы немножко поумнеть. И знайте, первый признак, по которому вы узнаете, что головы ваши посветлели, – это Улыбка. Второй – Смех. Третий – Хохот… Смотрите! – Дум неожиданно повернулся и показал пальцем на что-то – и все уставились туда, куда он уткнул палец.
Некогда и важный, и страшный шаман возвышался в этот момент над землей грудой лохм, а его косматая, вжавшаяся в плечи голова испуганно ворочалась во все стороны – Шито-Крыто боялся, что как только Дум уйдет, племя возьмется за него.
– Смотрите! – еще раз призвал Дум. – Разве это не смешно? – И он рассмеялся. И он захохотал, показывая все зубы. И хлопнул, хохоча, себя по коленям.
Робко, неуверенно, неумело растягивались губы детей Горы в улыбке.
– Смейтесь, смейтесь смелее! – не отставал Дум. – Не отчаивайтесь, если не получается. Вы ведь улыбаетесь в первый раз! После будет легче. Стоит только начать!
Надеюсь, – закончил он, – что когда я вернусь, вы будете уже смеяться, а не только улыбаться, и мы легко поймем друг друга…
Сказав эти слова, выдумщик решительно повернулся и пошел, а два его провожатых пошагали за ним.
Скоро тройка исчезла из глаз, оставив свое племя на площадке перед пещерами, чернеющими в подножии Горы.