Опубликовано в журнале СловоWord, номер 43, 2004
Печерский Виталий Маркович родился в 1965 г. в Николаеве. По окончании института работал учителем истории, диск-жокеем, фотографом, продавцом, был безработным. Безуспешно соискал кандидатскую степень по истории, но “ученым” стать не довелось. После распада CCCР эмигрировал. В Германии с 1994 г. В Германии написал роман “Немецкий омнибус”, опубликованный в журнальном варианте питерской “Невой”.
Виталий Печерский
РОТА-М
Раньше было многомужество. Сколько мужей хочешь – столько и заводи. К феномену семейного счастья закон о многомужестве сам по себе отношения не имел. Главное – результаты его применения. И они ощутимы – рождаемость сократилась, бомжей стало меньше, но главное, по всей общественной линии установлен всеполнейший женский майорат. Женщина стала независимой, единой хозяйкой собственной судьбы.
Королева девичьей тусовки, гражданка Елена Огурцова из Райгорода приняла себе в мужья целую роту солдат, заблудившихся в наших краях после демобилизации. Если говорить о деталях этого морганатического брака – то пожалуйста, вот они.
Рота дембелей «М», брела из армии домой. Солдатик всегда лакомый кусок для райгородских королев. Его ждут в городе женщин и женщины с удовольствием прибрали бы к рукам любого бесхозного дембелька, но так получилось, что коварная Елена Огурцова, в ту пору неопытная унтер-девушка (так в Райгороде называли несовершеннолетних), заполучила в хозяйство сразу сто двадцать мужских душ, ни с кем из женщин при этом не поделившись. Возмущались тогда почти все членши женсовета, молчала только ветхая старушка Петровна, владевшая двумя мужьями – евнухами, используемыми, в основном, в бытовых целях.
Раньше, в прошлой тысяче лет, выжить мужчине было гораздо труднее. Кто такой мужчина? Бесправнейший из зверей, страдающий от человека в юбке. Был холод, был голод, и когда нечего было жрать, солдаты-дембеля шутили, обзывая Роту-М подразделением голодных мудаков, хотя буква «М» в этом названии означала секретный код, связанный с военной тайной.
Заштатный Райгород тех времён больше напоминал посёлок городского типа. Имущие Единые хозяйки, владевшие парой-тройкой мужеских душ, вели почти натуральное хозяйство. Жили практически на лоне природы и в согласии с ней. Пасторальную тишину Райгорода утром летнего дня нарушил шум роты, марширующей по главной улице в грубых кирзовых сапогах. Вздымая клубы пыли, солдатики орали похабные антифеминистские частушки – что-то про маршала Гречко (в песне его имя, разрываемое боем сапог о мостовую, звучало как «Грей очко»), влюбившегося в красавицу-санитарку Зину и сломавшему ей жизнь.
Услыхав сразу сотню хриплых мужских голосов, унтер-девушка Елена Огурцова, возившаяся в огороде с овощами, оторвалась от земли, утёрла со лба пот и всмотрелась в даль. «Солдатики идут!» Накануне, у гадалки ей выпало сразу несколько марьяжных королей.
Встревоженная видом мужчин, девушка, взяла в руку горсть корнишонов и сжала их в кулаке. «Жаль, не парниковые», – подумала Елена, пальцами ощущая сыпь пупырышек на маленьких огуречных телах. Русую косу несовершеннолетней затронул ветер, донесший до ноздрей Елены запах демобилизованных. Их песня проникала в глубь души.
– Красавцы, – сказала Огурцова, представляя себе запылённых дембелей свежевыбритыми и в смокингах, целой ротой стоящих в ЗАГСе на широкой дорожке для новобрачных.
Товарки ненавидели Огурцову за прожектёрство и мечтательность. Елена же, страстно мечтавшая о первом сексе, глядела на замарашек-подружек свысока. Ей было чем гордиться, даже если бы в их доме не было денег – Елена была красива.
Райгородская улица красных фонарей, голые мужчины в витринах с синим освещением, стриптиз-клуб «У волосатого Жоры», рассказы подруг о многочисленных инцестах в их семьях, – вот, пожалуй, и всё, что знала унтер-девушка Огурцова о мужской половине человечества.
Рота-М выглядела расхлябано. «Какое-то женоподобное воинство», — подумала Елена, увидав солдат поближе. Ремни висели, форма была линялая, без погон. Сразу и не поймёшь какого рода войск: то ли бывшие стрелки-пехотинцы, то ли матросы в сапогах, но скорее всего, просто гидропартизаны атамана Немо, всплывавшие в райгородском порту на своей железной улитке, чтобы пополнить запасы еды и воды.
Рота-М была при полном вооружении. Сзади, к тащившейся на самоходной платформе полевой кухне, была прицеплена самая настоящая 75-миллиметровая пушка.
Кудахтая, в распахнутые окна домов на райгородских улицах, высунулись растрёпанные хозяюшки и замахали солдатикам платочками. Их головы, в пёстрых косынках, напоминали разноцветные кляксы на фоне жёлтых, розовых и зелёных стен.
Командир Роты-М Ванилий Меньшов, гвардии лейтенант, в огромной, как сомбреро, фуражке, державшейся на ушах, скомандовал:
– Рота, стой! Р-р-ряз, дуа! Воль-на!
Дембелей мучила жажда. Огурцова, умевшая мыслить самостоятельно, поливала огород из бочки с отстоянной дождевой водой:
– А я вас всех напоить могу! – смело сказала Елена и отворила для солдатиков калитку своего дома.– Это ж надо, мужей рота!
Оружие и пушку сложили в сарае. Елена закрыла арсенал на замок, нарисовала на дверях череп и кости, а внизу мелом подписала: «Не влезай, убьёт!» Так и остались солдатики в хозяйстве Елены Александровны Огурцовой. В те времена раннего матриархата отчество людям давалось исключительно по матери. Мать Елены Александровны, Александра Огурцова, опытнейшая женщина и хозяйка, сказала дочери после свадьбы: «Ой, не прокормить тебе их всех, доченька! Да и не справишься ты с ними одна», – мать Александра глубоко и томно вздохнула. Елена же Огурцова, составляя график посещения мужьями спальни, и с удовольствием повторявшая слова брачной клятвы: «Я, Огурцова Елена Александровна, перед старейшинами Женсовета Райгорода, торжественно клянусь содержать всех моих мужей в довольстве и сытости…», возразила матери:
– Ах, оставьте, мамаша! Мужья у меня умные. От одного их ума сразу доход получается. Муж Ванилий соображения свои по поводу семейного бюджета изложил.
Елена раскрыла перед матерью, тетрадку, исписанную аккуратным офицерским почерком. «Налоговая правда. Мысли о налоговом производстве и национальном доходе», – прочла мать Александра, ёрзая задом на пустом сундуке – Это что же такое национальный доход? – спросила она.
– Это когда нация без мужиков доходит, – объяснила Елена.
– Ага, что-то типа этнического дефолта, когда народ без географии остаётся, – сказала мать Александра, желавшая показать компетентность.
– Ой, не знаю! Неинтересно всё это, – Елена отложила в сторону пяльцы с вышиванием. – Этот трактат Ванилий мне сам принёс и сказал, что в Райгороде никто пока о налогах не знает. Какие такие налоги? Что такое? Я сама такого слова никогда не слыхала. Видимо, что-то из области сердечных отношений. Я слаба в теориях, больше люблю, когда Ванилий мне про секс объясняет.
– Для русского уха само слово «секс» звучит антисексуально, – оскорбилась иностранщиной мать Александра, – говорили бы лучше «притирка».
– Вот и я ему говорю, что за слово такое иностранное? Он и объяснил на примере, – Елена покраснела. – Это, говорит, я тебе супружеский налог плачу, с моего к тебе чувства.
– Так это самое чувство, вроде бы по-другому называется. – сказала мать Александра, в ужасе прикрыв рот ладонью. – В наше время все про любовь без налогов говорили.
– Так и сесть. Это мужицкие фантазии, не более. Мы верно женскому государству служим, чего же ещё надобно? О чём тут ещё говорить и кому?
Елена поглядела на стену с прибитой репродукцией Питера Брейгеля (мужицкого) «В стране лентяев», изображавшую сверхупитанных мужей, дремлющих в свободных позах. Один из них – точно Ванилий-мечтатель! – устремил задумчивый взгляд вверх. Неба там не было, но был круглый стол с остатками еды. Елена всмотрелась в объедки и вдруг поняла: «Налоги, ведь это аллегория! Речь идёт об объедках. Налоги – те же объедки с общего стола. Именно это Ванилий имел ввиду, когда твердил: по всей земле, кроме Райгорода отсталого, давным-давно ввели особую систему взаимоотношений между женщиной и её антагонистом мужчиной – через деньги. Верно! Трапезу – женщинам, мужчинам – объедки! Молодец, Ванилий!»
Непотребная канитель, – сказала мать Александра, тоже поглядев на картину, и видимо, угадав мысли дочери. – Мужики тебя объегорить хотят. Их всех надо в чёрном теле держать, чтоб не забывали, кто в доме хозяйка. Ой, наплачешься ты с ними, доченька!
Ванилий, теперь уже Огурцов, действительно, имел целью польстить Единой хозяйке и коллективной тёще Александре. У Елены к мужескому полу отношение было неоднозначное, как у всех райгородских хозяюшек. Да и сами мужчины были робкими в обращении с представительницами господствующего пола. «Будь говном и гордись этим!» – внушалось мужьям с детства. Мальчикам Райгорода прививали чувство врождённой вины за то, что не родились девочками. Мужчина – традиционный козёл отпущения на все времена. Именно мужчины изобретают на голову женщин разные пагубные новшества.
Из трактата «Налоговая правда» Ванилия Меньшова-Огурцова, прозванного «Корнишоном»: «Семья, как известно, ячейка общества, и если в городе, где она проживает, ещё нет налогов, мы мужья Единой и любимой жены Елены, желаем и можем поддержать и гарантировать благополучие нашей семьи силой оружия. Мы будем взимать налоги со всех, не взирая на лица, и руководствуясь налоговой правдой. Налоговая правда есть результат применения фискального опыта на единицу пространства и времени. Основа налоговой правды не отчёт, а ревизия. Налоги – обязательные, регулярные платежи в казну по самому разному поводу. Пока ещё в Райгороде никто не знает даже такого слова «налоги», но платить, тем не менее, надо. И для этого не обязательно знать что такое налоги. Главное – внедрить в головы райгородцев: одна часть прогрессивного человечества всегда платит другой его части. В налоговой философии главный вопрос – отнюдь не кто кого содержит – один работающий содержит на свои налоги одиннадцать хлыстов-бездельников, или же одиннадцать нищих работяг содержат одного богатого хлыста. В любом случае важно другое: не платить – значит не выжить. Мы, твои мужья, Единая жена и хозяйка, обязуемся взимать с горожан налоги без халтуры. Ты, глава нашей семьи, любимая Елена, станешь в Райгороде налоговой примой!
Не потакать, но регулировать, вот цель справедливых налогов. Бери налог со всего. Вот главный принцип налогообложения. Лесть и подкуп облагаемого не принимать в расчёт. Перед налогами все равны, и закамуфлированный под нищего богач, и нищий, собирающий неплохие подаяния.
Люди склонны впадать в зависимость от цифр. Налоги – что оцифрованные страсти. Деньги, монеты – суть живые существа, золотые жуки с крыльями. Если их вовремя не собрать, они разлетятся. Так сделай же это и выдай обложенному жетон об уплате. И пускай он гордится им, как медалью».
– Во какой муж, – сказала Елена гордо, имея ввиду Ванилия, – мудростью пышет. И ещё с ружьём! А вы говорите не прокормим! Да наши мужички сами деньги в дом понесут.
Елена Огурцова прямо тронулась заботами мужей о семейном благе. Её полюбили все, и она согласилась с налоговым проектом Ванилия.
Кроме Роты-М, активных мужчин в Райгороде не было. Их не пускали в город, держали на 101-м километре. А потом они сами куда-то ушли – просто надоело сидеть на 10-м. Через пару недель после свадьбы, Единая жена Огурцова, Елена Великая, стала замечать, что не все мужья ночуют в доме и тех, кого по ночам не было, видели утром в прекрасном расположении духа и обновах из магазина «Максим».
Две последние перед первой таксацией ночи, Елена провела не только в сладком томленье.
К исходу предпоследней ночи перед началом акта сбора налогов, ей даже стало казаться, что в кровати с нею не мужчины, а большие, холодные золотые червонцы с многими ногами, одна из которых, большая и шершавая, проникала ей под самое сердце и стучала в него как непрошеный гость в дом в ненастную ночь.
Обретя статус женщины, Елена утратила девичью наивность. Запасы её чувств не оказались бездонными колодцами. На дне этих глубоких ям хранилась тоска по воле без семьи.
Елена с грустью вспоминала добрачные времена, встречи с подругами, которые теперь от неё отвернулись, общение с космосом.
Она тогда решала вопрос: есть ли женщины на звёздах?
Единая теперь почти не трудилась – мужья делали всё сами, а Елена смотрела на свои ладони. Бугры Венеры на их тыльной стороне становились всё меньше и меньше с каждым днём замужества, а потом исчезли совсем.
– Это мозоли, – объяснила Елене мать, – всего лишь.
В Роте-М, изрядно потрёпанной за время горячих схваток медового месяца, пошли циркулировать шутки:
– За что вы любите групповой секс?
– За то, что всегда можно сачкануть!
При этом, сачок представлял себя с настоящим сачком в руках, доверху наполненным золотыми монетами, добытыми в результате сбора налогов.
Солдаты-мужья стали походить на хлыстов, утомлённых бесконечными ночными радениями за идею налогообложения в акте великого, всепоглощающего семейного экстаза. Сама муза налогообложения Льгота, витавшая по ночам в спальне под потолком, внушала молодожёнам:
– Вы не мужчины и не женщины больше! Ты – антимать, а вы – антиотцы. Вы рождаете нового сына. Мир мужчинам, любовь женщинам, а налоги за вас соберут ваши дети. Так будет в Райгороде во веки веков.
Тёща, не спавшая по ночам, утром говорила Единой:
– Если хотите сделать из бабы дуру, научите её говорить аллегориями.
Гляди, Елена, плохо кончишь!
Жертва конверсии и разложения, райгородская экономика напоминала самку, ненасытную паучиху, сжиравшую мужей-производителей. Мужья роптали, но очень тихо, корректно, чтоб не раздражать.
Мужской лик луны тонул в мыльно пене ночных облаков – видимо месяц собирался бриться. Кто-то обнял Елену за плечи. Ванилий!
– Родина там, где тебе помогают, и вражий край, где все наоборот, сказал муж.
Они поцеловались. Елена потёрлась о мужа и сказала:
– Удивительно всё это, ведь мы почти не знакомы.
– Изволь, я расскажу тебе, – сказал муж.
– Только говори правду.
– Как в суде, – улыбнулся Ванилий. – Я в солдаты попал, спасаясь налогов. Жизнь моя – налоговый аукцион. По-настоящему живут только платёжеспособные. Остальные же, выходят, максимум в полупенал конкурса.
Под утро Единая забылась на груди Ванилия тяжёлым сном. Её дыхание тонуло в чёрной роще мужниных волос на груди. Во сне за ней гонялся тяжёлый человекоджип с лицом Ванилия и телом автомобиля. Вместо радиатора – морда с железной пастью, по бокам, вместо глаз – квадратные, красные фары. Лысина крыши сияет металлическим блеском, а из задницы, под бампером – прости господи – клубами валит дым со страшным рёвом пополам.
В страхе Елена очнулась ото сна. Ванилия рядом не было.
Заря ещё не занялась, не достала пределов Райгорода. «Где же Ванилий?» – подумала Единая о лейтенанте, не найдя его на мужской половине.
Во дворе главного мужа тоже не было. Вместо бочки с водой, из которой девушка Огурцова поила роту мужей в первый раз, стояли орудийные салазки, а на них огромная круглая бомба любви из черного стекла, похожая на воздушный шар с хвостом. Взрыв такой бомбы способен стереть Райгород с лица земли. От страха Елена прикусила язык.
– Что же делать, мамочка? – Единая чуть не закричала.
– Раньше думать надо было,– шёпотом сказала Единой мать Александра Македонская, неизвестно как оказавшаяся рядом с дочерью в трудный момент.
Бомба шевелилась на салазках, как будто готовая взорваться в любую минуту. Внутри громко, на весь двор отсчитывал секунды часовой механизм: раз, два, три.
– Уже на время поставили, – с досадой сказала дочери Александра Македонская. – Всё, мы обречены.
– Спокойно! – сказал женщинам Ванилий, неизвестно откуда появившийся рядом с ними. Бронислав Подульский, доразведывался гадёныш!
Ванилий в каске, сатиновых семейных трусах, сапогах на босу ногу, по-пластунски пополз к жуткому, тикающему посреди двора монстру. Неслышным аспидом извивался он по земле. Каждое его движение причиняло Единой невыносимую душевную боль. Всё в городе женщин подвержено неожиданным изменениям.
«Вот и стала ты, Елена, налоговой примой», – с укоризной подумала мать Александра. – «Но какой ценой!» Во дворе становилось светлее, светлее с каждым новым зигзагом тела лейтенанта Ванилия Огурцова по земле, режущей его осколками камней, битым стеклом и занозами.
– Дождались, – ревела мать Александра, – говорила Я тебе, предупреждала! Гляди как ползёт, красавец-мужчина. Вот где настоящий претендент на власть в городе женщин. Вот кого проглядели!
Но Ванилий не слышал тёщу. Подползая к бомбе всё ближе, ближе, ближе, он пытался угадать какому количеству тротила эквивалентен данный заряд. Черный шар впереди него становился всё больше, больше, больше. Первый солнечный луч ударил о полированный бок бомбы и рикошетом скользнул вниз, целясь в глаз лейтенанта Огурцова. От боли Ванилий зажмурился. Часовой механизм замкнул контакты. Р-р-р-у-ба-гах-о-го-гах-бам-бо-бэ-м-барабах-дрым-ба-рабах-гагах-гэу-ай-тррр-м-бабах! Оглушённый взрывом Ванилий зажмурился и подумал, что погиб, что смерть уже унесла его. Чёрная стеклянная скорлупа секс-бомбы раскололась на две равные половины, выпуская наружу критическую массу незамужних женщин.
– Берите нас всех! Мы заплатим за вашу любовь самые большие деньги, – кричали женщины-бомбоделы, приманивая к себе мужей Елены Огурцовой.
Почти одновременно с бомбой, от взрывной волны, развалился дом Единой жены и хозяйки Елены Александровны Огурцовой. Из дверей и окон распадающегося здания наружу посыпались мужья Единой. Они были вооружены для сбора налогов, но оружие только мешало. Мужья Огурцовой ловили посторонних женщин, не обращая внимания на Елену Александровну. Берите нас, не говорите, что слишком дорого! Через несколько секунд двор опустел.
Еленой Огурцовой, в мгновение ока переставшей быть Единой женой и хозяйкой, овладел шок. Контуженная взрывом, стихшая, налоговая прима Райгорода замерла, опустив руки. Елена поняла – это и есть то самое историческое событие, распад её большой семьи на несколько десятков маленьких браков. Крушение матриархата в Райгороде. «Обманули», – сказала Елена.
Покидающие двор женщины из бомбы швыряли под ноги Огурцовой золотые монеты. У её ног образовалась целая гора из денег. Кто-то из мужей на прощанье повесил на шею Елене табличку «Налоговый инспектор».
Так получилось, что первый в истории Райгорода налоговый сбор оказался по своей сути госпошлиной за развод. Мать Елены, довольная разводом пошла в сарай, где хранилось разобранное беглыми мужьями оружие, взяла там большую совковую лопату, и стала ссыпать деньги в сундук, на котором она ёрзала, читая налоговую правду Ванилия Меньшова. Но если говорить правду, обыкновенную, не налоговую, то по-моему с давних пор ничего в Райгороде не изменилось: мужики по-прежнему пашут, а женщины сливки снимают.
Граждане! Платите налоги вовремя и в полном объёме. Этим вы облегчаете себе жизнь.
Эпилог
Где теперь Огурцова? Что с ней? Говорят, Елена Александровна стала нежной горлицей. Иногда она прилетает на развалины родного дома – мать Александра умерла, не успела его отстроить. Горлица подолгу сидит на дереве. Воркует о чём-то своём, только ей известном. Мальчишки с рогатками сгоняют её с дерева меткими выстрелами.