Стихи
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 5, 2013
Даниил ЧКОНИЯ
ИЗ КЁЛЬНСКОГО ДНЕВНИКА
* * *
Вот
облаков небесных рать,
Безвестная
доныне,
Намерилась
меня карать
За
мелкий грех унынья.
Сижу
над тихою строкой,
Над
медленным строеньем
Строки,
над тихою рекой
И
вод её струеньем.
И в
этих близких небесах
Отсвечивает
пойма.
Там
взвешивают на весах —
Там
я раскрыт и пойман.
Живя
на быстрых скоростях,
Меняю
обстановку.
Пусть
облака меня простят
За
эту остановку.
* * *
Иллюминаторы — что золото медали. Аэропорта
застеклённая стена. Вам, улетающим, чего-то недодали, нам, провожающим, вся
будущность темна. Вот набирает высоту земная долька. Она растает через миг, и —
не гляди вослед взлетевшему, не вглядывайся, только ещё пытайся угадать, что —
впереди. Твои догадки всем расставшимся едва ли помогут прошлого вернуть
весенний блик… Чего надумали, напели, наваяли — теперь осмысливай, но выбор
невелик.
Гул оголтелый над бредущими глумится, они расходятся
куда-то в никуда… Стальная птица — за другой — взлетают птицы, и свет небесный
ловит их, как невода.
ФОТОХУДОЖНИК
Тайны
— как видеть — не выдав,
Тенью
сгоравшего дня
Высветил
Додик Давыдов
И
приукрасил меня.
Высветил
в гаснущем свете,
Занавес
не осветив.
Вижу
я в этом портрете
Прошлого
грустный мотив.
Небыли-беды,
обиды,
Времени
выгул и гул…
Додик
— лукавец! — Давыдов,
Ты
меня не обманул.
* * *
Становились ложными слова, но зато не сложными —
умора! Наболтала, наплела молва: тут тебе Содом, и тут — Гоморра! Выйди на
вечерний ветрогон, ветра против плюй — и вся отвага. А потом доплёвывай вдогон:
стерпит всё привычная бумага. Столько было непохожих лиц, и предупреждали их
пророки… За окном мелькание синиц разбавляет полдень одинокий.
БАЗАРНЫЙ ТОРГАШ
Он вечно приговаривает: брат мой! А облапошить всё же
норовит. Грозится, мол, на родину обратно уедет. А пока — душа горит.
Он — узелок, затянутый втугую. И тычется в слепые
тупики.
И сочинить судьбу себе другую ему, как видно, вовсе не
с руки. И смех его, такой ненастоящий, и плач, не составляющий труда… Он и
живёт, как будто ворон спящий. И смотрит он куда-то в никуда.
* * *
О чём-то
токуют колёса,
Толкуют,
на стыках стуча.
Выходит
луна из-за плёса,
Туман
за собой волоча.
Тускнеет
ночная ограда.
И
веток обломанных хруст
До
нас долетает из сада,
Который
по осени пуст.
Гудит
на мосту электричка.
Кого
она хочет увлечь?
Какая
дурная привычка —
Тянуть
стихотворную речь.
Пускай
это вовсе не поза —
Стремление
выловить звук.
Но
даже суровая проза
Песком
вытекает из рук.
* * *
Гулянье
осенней заразы
Тебя
пробрало до кости.
И
ночи пусты и безглазы,
И
сердце зажато в горсти.
Но
свет потолочною фреской
Вдруг
выдернет: прочь ото сна!
От
всплеска до нового всплеска
Надежды
стучится весна.
ВОЗВРАЩЕНЬЕ
Можно письменно и устно говорить о том, что глядится
очень грустно опустевший дом. Что весну ломает ветер, что твердеет наст, что
мужик башкою вертит, крепок, коренаст. Мне-то что, признаться честно, в этом
мужике! Мне, конечно, неизвестно, что в его башке. А гадать — что пальцем в
небо тыкать — не резон. Вижу, вглядываясь немо: неприкаян он.
* * *
Ветер
бросил горсть песка,
И
не оттого ли
Показалось:
смерть близка
До
сердечной боли?
Но
ещё один порыв
Ветра,
злой и свежий,
Мне
шепнул: до той поры
Ты
ещё и не жил!
Понапрасну
не пеняй,
Не
ругай погоду…
Понял,
хватит для меня
Молока
и мёду!
И
пошёл я вдоль волны,
Бережной,
прибрежной,
Вдоль
взбухающей весны
В
сердце, в песне нежной.
* * *
Что поразительно — там, на краю земли, где, что ни
утро, чистые пороши. Они воспоминанья намели, и ты мне написала: мой хороший! И
мне, как прежде, светит этот свет. Годами понапрасну вьюга выла. Прошло так
много быстротечных лет…
Обратный адрес написать забыла.
* * *
Упаду лицом в ладони, я когда-то говорил. Видно, утлый
чёлн не тонет, жить ещё хватает сил. Я, наверно, бестолково эту жизнь свою
живу. Но ещё мне снится слово, снится будто наяву, будто всё-таки случится, и
старанья не пусты… Где-то слово волочится, продираясь сквозь кусты.
* * *
Свет и зелень, хлорофилл, ряд деревьев вехой… Я тебя
не подловил на идее ветхой. Соблюдая свой режим до конца недели, не зови меня
чужим — что с тобой мы делим? Или я уже немой, будто порешили, или день-другой
— не мой, не ко мне пришили. Говорю, закройте рты, гнусные зеваки! Говорю, не
верь им ты, всюду-всюду враки. А кровинка на губе — горькая калина.
Снится, вдовая, тебе на могиле глина.
* * *
Они
сидят растерянно в гнезде.
Они
— птенцы сияния дневного.
Но
к полуночной тянутся звезде
И
пробовать крыло готовы снова.
Полёты
начинаются с утра.
Усталые
снимаются с орбиты.
И
встречные весёлые ветра
Снимают
накипь с крыльев, как сорбиты.
И с
высоты слетают голоса —
Какую
песнь из каждого исторгла.
Луна,
река, окрестные леса —
Испуг
не пересилит их восторга.