К юбилею Александра Лейфера
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 12, 2013
Новосибирск без Омска, как Москва без Петербурга —
друг без друга непредставимы эти две столицы большого ЗапСибкрая.
Омск старше, историчнее, мудрее, там были Н. Ядринцев и Г. Потанин, А. Сорокин и А. Новоселов, Г. Вяткин и Ф. Березовский, Л. Мартынов и П. Васильев, без
которых наших «Сибирских огней» точно не было бы. По крайней мере, таких,
какими мы их знаем.
Есть у этого чудного города на Иртыше и Александр Лейфер — литератор в том смысле этого благородного слова,
который предполагает профессию и состояние души, долг и призвание, служение.
Все то, что когда-то так потрясло его в знаменитом омиче
Петре Драверте — человеке-университете, сибирском
Ломоносове начала ХХ века. А. Лейферу достаточно было
увидеть «Библиотеку П. Драверта» в омской «Пушкинке», ее невероятное разнообразие книг — от философии
до математики и палеонтологии, чтобы появилась сначала папка с материалами, а
затем книга о владельце этой библиотеки, о «загадочной фигуре» сибирской науки.
И словесности тоже, ибо П. Драверт имел редкий дар
сочетать в себе ученого и поэта, науку и литературу, настоящую, вдохновенную.
И вряд ли молодой журналист-газетчик, десять лет отдавший своей первой книге, стал бы писать о человеке,
чуждом ему по духу. Этот «дух» П. Драверта,
считавшего, что «писатели недалекого будущего обязательно должны пройти через
горнило естественных наук», с тех пор и сопровождает А. Лейфера.
Написанная двадцать семь лет спустя книга об А. Горбане — ученом широкого
физико-математического профиля, прошедшем путь от «диссидента» (в пятнадцать
лет выступил с политическими лозунгами и был отрешен от науки) до крупного
специалиста, работающего на стыке наук («нейроинформатика»,
«игротехника», «математическая теория эволюции»),
человеке, который «талантливее Ландау», подтверждает это. «Разгадать замысел
Бога…» — это ведь не только название книги о нем 2006 г., но и кредо и ученого,
и писателя, и любого по-настоящему творческого человека. Как и название книги о
П. Драверте — «Сибири не изменю!», столь же знаковое
для А. Лейфера, человека и писателя
твердых правил, сдержанного, не празднословного, знающего цену словам. Поэтому,
наверное, его книги так невелики по объему, не достигают и трехсот страниц. И
еще потому, что с того 1979 г., с «дравертовской» еще
книги, у него выработалось кредо писателя, работающего в документальном жанре и
утвержденное в книге «горбаневской»: «Мне как
литератору всегда кажется, что живой документ или чье-то меткое наблюдение ярче
высветят описываемые события, чем его пересказ или авторские рассуждения по
этому поводу».
Не зря даже такая сравнительно цельная книга, как
«Разгадать замысел…», названа «повестью-мозаикой», а другая — о поэте Вильяме
Озолине «Мой Вильям» — «эпизодами литературной жизни». Это, пожалуй, самая
известная и задушевная книга А. Лейфера, печатавшаяся
в начале 2000-х гг. и в «Сибирских огнях», самая «недокументальная», хотя процентов на восемьдесят состоит из
писем, газетных статей, дневниковых записей. Просто потому, что она о поэте
«чистом», без той «ученой» ипостаси, которая так важна для А. Лейфера-документалиста. «Энциклопедизм»
здесь другого рода, смысла и качества — человеческого, насколько человеческими,
т. е. братскими, кровными, могут быть отношения между писателями.
В. Озолин сделал, казалось, невозможное,
сдружив писателей от Омска до Читы, сблизив их творчески и лично до степени
неформального союза. Или, как пишет А. Лейфер, со
слов одного из таких «братьев», Р. Добровенского, до
«необъявленного содружества литераторов-сибиряков», из которого В. Озолин
сделал «культ, легенду». Р. Солнцев и Р. Филиппов, М. Сергеев
и Н. Самохин, А. Кобенков и М. Вишняков, Е. Раппопорт и И. Фоняков, М. Малиновский и Г. Граубин…
Для В. Озолина и «содружества» они попросту Рома, Слава, Коля, Толя, Женя…В
начале 70-х и А. Лейфер стал Сашей, расширил,
благодаря «моряку и поэту» В. Озолину, свои «литературные знакомства и в
географическом (Новосибирск, Красноярск, Иркутск), и —
что, разумеется, главное — в человеческом смысле», — пишет он в «Моем Вильяме».
Обаянию этого непоседливого и жизнерадостного человека
с большими глазами и талантом, одна из первых книг которого называлась «Песня
для матросской гитары» (1972), трудно было не поддаться. Потому
что В. Озолин был, может быть, самым ярким и «типичным» «шестидесятником» в
Сибири, в биографии которого были и расстрелянный в 30-е гг. отец, и клеймо
«сына репрессированного», и романтические профессии матроса на речном, а затем
океанском судне, и журналиста на Ямале, и экспедиции в Горную Шорию и на Памир, и даже «украденная невеста» (увел жену у
комсомольского ответработника), не говоря уже
об учебе в Литинституте, работе на Омском ТВ и резком неприятии всего «совкового»,
замшелого. Главное же, что он был поэтом: для 60-х — основная «профессия», даже
если формально ты не поэт. В. Озолин был тем, в ком «личность» была неотделима
от его стихов, а сам он — «сплошная эмоция, сплошной темперамент», — писал в
предисловии к первой книге поэта «сам» И. Сельвинский. Кстати, обложка этого
первого сборника стихов В. Озолина 1966 г. «Окно на Север» со стопроцентной
точностью повторяется в обложке книги А. Лейфера «Мой
Вильям», второе издание которой включает в себя приличную подборку стихов
поэта. Не устоял писатель-документалист перед лирическим напором своего рано
ушедшего друга, взывавшего к своим собратьям: «Звоните “ноль-три”: / Я примчусь, я приеду — / Звоните! / На
сборы мне только секунды нужны».
Это «шестидесятничество»,
может быть, не столь горячее, видно и у А. Лейфера. И если В. Озолин терзался «двумя натурами-дурами»,
стремившимися как-то «поделить» его «Я», т. к. «одна — из огня, / А другая —
как лед, холодна!», то А. Лейферу, «шестидесятнику
позднему», их удалось примирить. Иначе не воплотилась бы в книгу такая
значимая для него тема, как омский Ф. Достоевский. Не зря В. Озолин еще в 1981
г. шутливо приветствовал своего друга в письме: «Сашка, бармалей
музейный!» Ибо книга эта, 1996-го года, «музейная» настолько же, насколько и
личная, о личном отношении к классику, на пять лет оказавшемуся омичом. И называется она соответственно: «Вокруг
Достоевского», с той же композицией «мозаики» «живых документов», которая
наилучшим образом скажет об их герое, а также и о самом «собирателе мозаики»,
мечтающем о невозможном. Например, найти иллюстрации М. Знаменского к
«Запискам из Мертвого дома» («Надо искать!» — заключает он эту главу о
художнике XIX в.) или вернуть автограф «Записок…», увезенный в Америку
сомнительным достоевсковедом. И больше всего ценит А.
Лейфер письма — как самые «живые» свидетельства и
характеристики героев своих книг, будь то П. Драверт,
В. Озолин или Ф. Достоевский. Одно из них — письмо Достоевского Каткову
(11.01.1858 г.) о том, что «роман мой я задумал (еще) на досуге, во время
пребывания моего в Омске» — комментируется кратко-восклицательно:
«На досуге!».
Из таких вот сдержанно-лаконичных и точных
комментариев-откликов на события и явления текущие и минувшие, на книжные
новинки, из «штрихов к портретам» людей близких и дальних, известных широко и
не очень, и родилась потом книга «Блог-пост, или
Кровь событий» (2012), которую можно назвать самой «лейферовской».
Писатель здесь не скован обязанностью писать об одном
человеке, пусть и «вокруг» него. Тут он волен сам выбирать темы, дозировать
факты и комментарии. Этот, по сути, дневник, который в компьютерной субкультуре
принято называть «блогом», А. Лейферу
пришелся весьма по нраву за «постоянную возможность свободно, без всякой
оглядки на цензуру и начальство, высказываться», — признается он. Книга хорошо
читается еще и потому, что она автобиографична. Она — «вокруг Лейфера», написанная самим Лейфером, и, вслед за вступительным автобиографическим
очерком, здесь о ее главном герое говорят и 17-я омская школа, где он учился, и
Т. Белозеров с И. Токаревым, которых знал лично и книжно, и просталинская
книга «200 мифов о Сталине» с последующей антисталинской
отповедью при помощи школьных сочинений, и писательская, почти «озолинская» по своей эмоциональности, книга актера
Н. Чиндяйкина.
Название этого «поста», т. е. главки о книге Н. Чиндяйкина повторяет второе заглавие книги А. Лейфера — «Кровь событий». И является ключевым для него —
журналиста, писателя, документалиста, человековеда.
Тот, кто умеет остановить, запечатлеть «нечто неостановимое
— само Время», написать книгу, где «запеклась кровь событий», является для А. Лейфера настоящим писателем. Это же полюбившееся ему
выражение А. Герцена можно увидеть и в книге «Сибири не изменю!», и в названии
одной из главок «Вокруг Достоевского», где оно относится к письмам — как
помогающим лучше других документов «понять суть человеческих взаимоотношений,
заглянуть в давно прошедшее», письмам — как самому «интимному» документальному
жанру. А. Лейфер тут «кровожаден» в самом лучшем,
необидном смысле этого слова, зато мало найдется собратьев-сочинителей, кого
нельзя было бы уличить в литературщине — худшем из
видов бескровия в литературе.
Не назовешь А. Лейфера и
чистым «краеведом», хотя Омск для него не просто постоянная, неизбежная тема
его книг и статей, а подлинная святыня (слово, пожалуй, не из лексикона А. Лейфера). Он из писателей провинциальных — а этого
слова он совершенно не стесняется, — которые только благодаря провинции и
приобретают точку зрения, точку опоры, способную обеспечить незамутненный
взгляд на остальной мир. Дать, в конце концов, мировоззрение, ибо главные гении
и их произведения родились отнюдь не в столицах, а где-нибудь подальше от них.
Пятьдесят лет профессиональной работы в печати, отмеченные в прошлом году, и
нынешний юбилей дают Александру Эрахмиэловичу право
об этом говорить. В конечном итоге он просто исполняет завет героя своей первой
книги: «Решил работать лишь в провинции, находя, что нехорошо лишать
благодарного читателя слова, к которому он привык».
Спустя почти сто лет и А. Лейфер
мог бы повторить эти слова П. Драверта. К слову
автора «Моего Вильяма» и «Блог-поста» мы уже,
действительно, привыкли. Как привыкли и к редактируемой им «Складчине»,
продолжающей благое дело «содружества литераторов-сибиряков», так точно
выразившегося в удачном названии этого альманаха, в котором нет деления на СРП
и СПР (Союз российских писателей и Союз писателей России). Желаем нашему
коллеге и давнему автору «Сибирских огней» и дальше быть на «посту» — на работе
документальной и публицистической, «бумажной» и виртуальной. Ее в нашей
литературе по-прежнему много. Как и семьдесят лет назад.