Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 1, 2012
БОРИС РЫЖИЙ.
Вспоминают очевидцы
1. ЗАДЕВАТЬ НИКОГО НЕ ХОЧЕТСЯ
Вспоминает Виталий Савин, классный руководитель: 1987-2001.
Виталий Витальевич, начнем с вас?
11 или 12 или 13 января я устроился работать в 106-ю школу Чкаловского района. Сначала мне сказали: “Вам дадут седьмые классы!” Естественно, я приготовился к седьмым классам. А когда я пришел, меня поставили перед фактом: “Мы переиграли! У вас будут шестые классы. На год младше…” Для меня это был большой шок — я же по их программе не готовился! Был бы у меня опыт — я бы знал твердо, что делать. А тут пришлось импровизировать… На первом же уроке в “Г” классе у нас возник конфликт с Рыжим и Лузиным. Этого стоило ожидать! Чем дальше буква, тем трудней класс. Этого никто не афишировал, но все об этом прекрасно знали. Классный руководитель — послабее, педагогический состав — похуже, сами ребята — похулиганистей. Чем дальше класс, тем хуже встреча. Будь у меня опыт, я бы знал об этом заранее…
Но вы не знали?
Я не знал, а они привыкли, что нарушать дисциплину можно! Тем более я — еще молодой педагог. Привыкли отчасти потому, что большинство педагогов — женщины. Мужчины — обычно построже, но сколько их есть — на всю школу? Один — трудовик, другой — физрук, и все! Учитель пения, учитель зоологии — это исключения. В общем, мужчина — учитель русского языка и литературы был тогда редкостью. Когда мы поступали — нас в группе было двадцать. И только два из двадцати — дошли до диплома. Люди не доучивались — такая была специфика…
Что натворили Рыжий и Лузин?
Двадцать четыре года прошло — мне все подробности не упомнить! Помню, рванул я Лузина за пиджак. И отлетели у него все пуговицы. Разумеется, он это заслужил. Только сейчас не скажу — как именно. Потом я спросил у них: “Как фамилии?” Один ответил: “Лузин”. Ладно, думаю, запомню. Второй заявил: “Рыжий!” Естественно, я подумал, что он издевается. И говорю сам: “Что это за выдумки? Нет таких фамилий! Сейчас ты у меня побелеешь, покраснеешь, почернеешь…”
Все кончилось мирно?
До пуговиц на Рыжем — дело точно не дошло! Все решили на уровне разговора. В течение недели все “устаканилось”. Классным руководителем я был в шестом “Б”. И со всеми шестыми классами — все успокоилось до полного комфорта за семь дней. На ближайшем педсовете меня спросили коллеги: “Как у вас отношения с ребятами?” “Полное взаимопонимание со всей параллелью!” “Да, коллектив заметил это”. А со стороны — всегда бывает виднее…
В армии вы были педагогом?
Половина призывников — русского языка не знала вообще!
Вернемся к Рыжему и Лузину?
Никаких конфликтов — не припоминаю! Помню, что мне было очень интересно. Не могу сказать: либо я их пересадил, либо сами они пересели? Но оба оказались на передней парте в среднем ряду. То есть прямо передо мной! Вели они себя смирно — поскольку были на виду. А если Рыжий и Лузин не шумят, значит, и весь класс сидит спокойно. Воду мутили именно они, но это было раньше. До перемещения на первую парту: “Не забывай, не забывай // игру в очко на задней парте. // Последний ряд в кинотеатре. // Ночной светящийся трамвай…” (1999).
Мирно было не всегда?
Да, хоть я не знаю деталей, но слухов было много. Рыжий и Лузин умели, так сказать, найти подход к учителям. Многие педагоги, что называется, “вешались” из-за Бори и Сережи. То есть были конфликты, кто-то уходил из школы, случались скандалы. Но у меня на занятиях Рыжий и Лузин — не нарушали порядка. И остальных к этому не толкали. Вообще, я не “панибратничал”, и Рыжий с Лузиным тоже — дистанцию соблюдали. Я у вас много нового вычитал (Вспоминая Бориса Рыжего // Урал, № 5, 2011). Там, где вспоминают Сергей Лузин и Ольга Рыжая. Если Боря и Сережа озорничали, то втайне от меня…
Неопытность вам помогала?
Можно сказать и так! Если долго, лет десять, работаешь в школе, приходится повторять одно и тоже изо дня в день. И вот, каждый год — в одном и том же месте — дети начинают хохотать. Они тебя прогнозируют, а ты прогнозируешь их. Знаешь заранее, что в седьмом классе — начнут курить. Наперед видишь: что будет с каждым — лет через пять? Догадываешься заранее, кого выгонят из школы. Смотришь на девочку и понимаешь, что забеременеет она очень рано. Кто-то еще что-то…
Им будущее не видно, а вы его видите?
Например, мне уже в 1987-м году было ясно, что Лузин в 1989-м — уйдет из школы. По нему “сто пудов” — это было видно. Я ему ставил “тройку”, прекрасно понимая, что на “тройку” знаний у него не было. У Бори по литературе была “четверка”, но тоже с оговорками. Если бы его посадить за стол и заставить заниматься — могла быть и “пятерка”. И даже без оговорок…
Домашние сочинения Боря писал сам?
Этого я точно знать не могу! Я же дома у них не бывал. И не присутствовал при написании. Но что взаимопомощь у них в семье была очень развита — это точно. И уж тем более — мы не обсуждали с Борей такие вещи! Стихотворений он при мне не писал. Это было — его личное, и он это не выносил на широкий обзор…
Как вы стали классным руководителем?
После восьмого класса — отсеяли семьдесят процентов. Борю тоже — пытались отсеять, хотя сам он уходить не собирался. Из четырех восьмых классов — надо было сделать лишь два девятых класса. Подробностей я не помню. Но в школу являлись его родители. И Маргарита Михайловна, и Борис Петрович. Приходили хлопотать. Самого же Борю я не мог понять. То говорит: “Пойду на мясик!” Это означает — мясокомбинат. То ничего не говорит…
Уезжать со Вторчермета точно не хотел?
Не хотел, и, как показали события — Боря правильно делал, что не хотел! Переехали они на Московскую Горку. Боря в десятом классе — ездил через полгорода. Случалось — ездил, случалось — ходил. Вот тогда ему и настучали по голове. Это уже после школы было, но в том же самом 1991 году. И не на Вторчике, не на Елизавет — а около Дворца Спорта, на улице Большакова. Борю избили и кое-что сняли. То ли разули, то ли раздели, что-то такое: “Отделали что надо, аж губа // отвисла эдак. Думал, всё, труба, // приехал ты, Борис Борисыч, милый. // Нога болела, грезились могилы…” (1997).
Давайте вернемся в девятый класс.
Итак, отсев был очень большой. Сформировали два девятых класса. Именно тогда — Борис Рыжий и Ирина Князева оказались в одном классе. В том самом, где классным руководителем стал я. А другим классом руководила Раиса Михайловна, учитель английского языка. Сейчас она живет в Америке. Она была старше меня на порядок…
Боря лидировал в классе?
Лидером был — это верно. Но только — лидировал неформально. В самодеятельности он не участвовал. Ни в какой! В каждой школе перед выпуском бывает концерт. Что-нибудь поют хором, например: “Вот кто-то с горочки спустился, наверно, военрук идет…” Это пели — без Бори. Танцуют ламбаду — опять без него. Монтаж стихотворный — читали без него. Исполняется музыкальная композиция — играют без него. Ни разу я Борю на сцене не помню…
А в чем он участвовал?
Ну, в любом случае его задело общее увлечение. Подготовка к поступлению. Тем более что правила уже тогда менялись ежегодно. Скажем, поступавшие на год раньше абитуриенты сдавали четыре экзамена. А поступавшие на год позже — всего три экзамена. Иностранный язык — сдавать уже не надо. Это в одном и том же институте. И каждый год выходило новое издание “Справочника для поступающих в вузы”. А я старался свой класс “натаскивать” как раз в этом плане. Чисто “натаскивал” их для вступительных экзаменов. Это иногда приводило к спорам с другими педагогами…
На Борю оглядываясь многие?
Конечно, он был лидером!
Типичная кампания Бори — кого она включала?
Вот как раз характерное фото. Это 1990 или 1991 год. Слева направо: Андрей Ждахин, Сергей Ефимов, Костя Буньков, Эдик Рясов, Боря Рыжий, Ирина Князева, Артур Ефимов, Сергей Лузгарь. Целых семеро парней, только одна девушка: “Вы, Нина, думаете, вы // нужны мне, что вы, я, увы, // люблю прелестницу Ирину, // а вы, увы, не таковы…” (1999).
Боря выглядит самым робким!
Это он, как обычно, прикалывается! Посмотрите на остальных парней — на других фото. Кто глаза к носу сводит, кто палец в ноздрю засунул, кто просто набычился, глядя в кадр. Приколист на приколисте…
Боря мастерски улаживал конфликты?
Я вообще не помню, чтобы в его компании — кто-то с кем-то конфликтовал! По-моему, все они были очень дружны. Они между собою не ругались вообще. Возможно, конфликты случались. Но я ни разу не был свидетелем или участником…
После школы Рыжий у вас бывал?
Помню такую подробность: пальцы у Бори — были очень желтые. Те два пальца, которыми сигарету сжимаешь. Не просто желтые — а очень желтые. Можно сказать, желто-коричневые. Так бывает у человека, который курит папиросы. “Беломорканал”, например. Или сигареты без фильтра: “Астра”, “Пилот”, “Прима”. Цвет пальцев напрямую зависит от количества выкуренного: “Усталый, молодой, красивый// сижу, затягиваюсь “Примой”, // окурком крохотным, что жжется, // и это высшее пижонство…” (1998).
Боря был на вашей свадьбе?
С нашей свадьбой связано одно типичное событие для того времени! “Пепси-колу” мы покупали (два или три ящика, сорок или шестьдесят бутылок) по два рубля десять копеек. Это было в декабре 1991 года. Прошло три месяца, сыграли свадьбу, понесли сдавать бутылки. Сдали мы их по три рубля за штуку. Это уже в феврале 1992 года. Понимаете? Два рубля за полную бутылку, спустя три месяца — три рубля за пустую! Жизнь менялась почти что по дням…
Итак, Боря на вашей свадьбе…
Дело было первого февраля 1992 года. В 1993 году — у нас уже ребенок родился. Ирины Князевой — на свадьбе я не помню. Кроме Бори, был там мой дядька. Приехал он из Москвы, точнее из Фрязино. Брат моего отца. Этот дядька умер недавно, ему было семьдесят лет. Когда уже подпить успели, начался конкурс: кто дороже всех купит бутылку водки? Сначала — пять рублей, потом — десять рублей и пошло-поехало!
Боря бился до конца?
Ну да! Всего гостей было на свадьбе — человек тридцать, на первых порах — торговаться стали все. Но в итоге начали бодаться — Боря Рыжий и мой дядька. Но Рыжий-то был один, его некому было останавливать. А при дядьке-то был мой отец: “Не увлекайся чересчур!” “Почему?” “А ты обратно не улетишь”. “То есть как?” “Отдашь все деньги за эту бутылку…”
До какой цены дошло?
Сейчас не помню. Раз в сто больше, чем просили за бутылку для начала. Но Боря выиграл! Тут же отдал все деньги сполна, вынув их из кармана. На бутылке все гости расписались. И Боря поклялся, что разопьет эту бутылку со мной. То ли через десять лет, то ли — когда ребенок родится, но только не скоро. Года не прошло — Боря ее выпил. И мне об этом рассказал! Дескать, он ее очень берег и ценил. И положил на самом виду. На книжной полке. И она все время была перед глазами. Потому-то он ее и не уберег. Открыл и выпил…
Это случилось очень скоро?
Может быть, через год. Может быть, через два. Но пять, тем более десять лет — точно не прошло…
Борина свадьба — чем запомнилась?
Поразительно, как быстро Боря с Ириной вступили в брак! Ведь меньше года прошло от начала общения (январь 1991-го) до дня свадьбы (декабрь 1991-го). Я сейчас — сам отец. Моему сыну — восемнадцать лет. Он ровесник Артема — сына Бори. Кстати, восемнадцать лет — это даже больше, чем было Боре на момент свадьбы. Я ума не приложу: какая женитьба в семнадцать лет? “Тогда мне было восемнадцать лет, // я молод был, я нес изящный бред // на фоне безупречного заката // и материл придурка азиата…” (1999).
1991 год — был насыщенным!
В этом году Боря закончил школу. В этом же году — его избили около Дворца Спорта. И поступать пришлось в институт, имея следы побоев на лице. Пока Боря сдавал вступительные экзамены — Борис Петрович перенес инфаркт. И в августе того же 1991-го года — случился путч! В декабре — СССР превратился в СНГ.
Давайте вернемся к Бориной свадьбе.
Дело было в конце декабря 1991 года. Помню, Борис Петрович дал свою черную “Волгу”. По тем временам — это было круто! Все равно что сейчас, в 2011 году, лимузин арендовать. Помню, что в этой черной “Волге” — все отчаянно курили. Я бы в своей машине — такого безобразия не допустил… При мне в школе — никто, включая Борю, не курил никогда! Это был барьер, некое жесткое правило…
Ровные отношения без всякого панибратства?
Объясняю на примере. В десятом классе к нам перешла одна девочка. Сестра у нее работала учителем русского языка в другой школе. Однажды я эту девочку поймал со шпаргалкой. Во время сочинения, которое писали в классе. Она заявила мне: “Засунь себе эту бумажку в штаны!”
Это был явный перебор?
Разумеется! Сказать такое учителю — на глазах целого класса! Все это привело к тому, что школу она не закончила. Она написала на экзамене сочинение. И получила “двойку”. Приходили проверять — и мать, и сестра. Ничего не помогло. “Двойку” не исправили. Аттестат девочка не получила. Дружба дружбой, а табачок врозь…
Боря не был таким?
Никогда! Хотя Боря был лидером, ему подчинялись многие. Возможно, еще и потому, что он знал, где надо остановиться. Ну, я, конечно, и сам мог подшутить. Скажем, перепутать портфели Рыжего и Лузина. Они могли в ответ — исправить две-три буквы на доске. Но не более того…
Вернемся снова к Бориной свадьбе?
Помню, как мы ездили через весь город. Как говорится, “тудым и сюдым”. Со Вторчермета на Московскую Горку — из нашего дому к Боре на дом. Сплошные новостройки! С Московской Горки на Елизавет — “покупать” невесту. Частный сектор. Он начинается там, где кончается маршрут двадцатого автобуса. Не зря у Бори в стихах так много городской географии: “дождь на улице Титова”, “в общежитии жиркомбината”, “сесть на трамвай десятый”…
Городская география как социальное положение?
Тогда, в 1991 году, Московская Горка едва начала застраиваться. То есть это было так же круто, как в наши дни, в 2011 году, Карасьеозерский Поселок, например. Место жительства — социальный статус. Чуть позднее, когда в том же районе Боря, Ирина, Артем поселились отдельно, напротив их окон — оказались окна Иннокентия Шеремета. В 1996 году он уже был знаменитостью Екатеринбурга. Боре через окно было видно, какой шикарный евроремонт делал себе И. В. Шеремет…
Вторчермет и школа № 106 — не были элитными?
Район — это район, а люди — это люди! Кем были родители моих учеников? Директор фабрики одежды, директор школы ДОСААФ, директор городского ОВИР. Ты — мне, я — тебе. Могли по знакомству достать сервелат. Его же тогда в свободной продаже не было в принципе. Могли помочь с квартирой кооперативной…
Среди выпускников — бандиты возникали?
Многие ребята из моих дальнейших выпусков — пошли в ряды. Нет, не в ряды советской армии. В ряды бандитов. То есть не совсем бандитов! Сейчас это называется ЧОП. А кто был тогда “авторитетный лидер преступной группировки”, тот сегодня называется “директор частного охранного предприятия”. Бывало, идут мои бывшие ученики…
Это когда, например?
Через два или три года после выпуска. Значит, идут мои бывшие ученики. Грубо говоря, собирают дань. С бабушек, что водкой торгуют на улице. Увидят меня, сигаретку спрячут, приветливо скажут: “Здравствуйте, Виталий Витальевич!” Меня это убивало. Идут такие здоровяки, в спортивных штанах, с цепями на шее, короче — взрослые люди. Но, увидев меня, сигаретку прячут сразу…
Почему же Боря не стал бандитом?
Может быть, просто по своим физическим качествам. Да, он занимался спортом! Кстати, мой старший сын ходил на бокс к тому же тренеру, с которым занимался Боря! Видимо, этот тренер работает там всю жизнь. Еще одно пересечение: мой отец с отцом Бори, Борисом Петровичем, лежали вместе в одной больнице. После того, как мой отец умер, Борису Петровичу об этом долго не говорили. Чтобы он не переживал, чтоб у него инфаркт не спровоцировать…
Успехи в боксе у Бори были. Я с этим не спорю. Но для бандита нужны еще угрожающие внешние данные. Ширина плеч, высокий рост и так далее. Ну, как в милицию — не берут худых парней со средним ростом. И самый высокий сотрудник в любом ОВД — это, как правило, именно начальник данного ОВД. Допустим, идет молодой человек стройного сложения и среднего роста. Он не производит впечатления. Молодой человек должен быть крупный, глупый, бритый…
Вообще Боря, конечно, был заводилой в компании. Среди близких друзей он был лидером. Но внушительной и пугающей наружности он никогда не имел. И после школы он постоянно искал компанию. Видимо, собутыльников в центре было найти трудней, чем на Вторчермете. Иначе зачем было ехать — с улицы Куйбышева на улицу Ферганскую…
Кроме алкоголя, были наркотики?
Наркотики — не алкоголь, это намного хуже. Сейчас уже иначе все. А тогда — другое дело. Девочки, мальчики — не из нашего класса, но из нашей школы. Они же, натурально, сгорали на глазах. Ты это видишь, когда встречаешь их. Там, на РТИ, есть такой пятачок. Вчера бывший ученик с тобой здоровался. Сегодня он уже бегает за бабушками. Из колясок — кошельки таскает. Потом исчезает из виду! Еще у наркомана заработок — отдать за пятьсот рублей свой паспорт. На него регистрируют — двадцать, тридцать, сорок фирм. “Бритвочкой на зеркале гашиш // отрезая, что-то говоришь, // весь под ноль // стриженый, что времени в обрез, // надо жить, и не снимает стресс // алкоголь…” (2000-2001).
Видели вы Борю после выпускного?
Виделись мы, когда он поступал в институт. И на свадьбе нашей — виделись мы с ним. Как-то зашли втроем: Рыжий, Ефимов, Лузин. Потом настало время, когда Боря начал крепко выпивать. Затем, когда у нас уже родился ребенок, было два эпизода с участием Бори…
Однажды Боря пришел к нам домой с какой-то девицей. Я говорю ему: “Боря, это кто?” “Я не знаю!” “Почему?” “Я с ней только что познакомился!” Вот такая вот ситуация. Был он немного пьян в этот раз. Впрочем, ни в тот раз, ни в любой другой — пьяным “в хлам” Боря не был. Выпить он мог, упиться — нет…
А в другой раз?
Мы c Мариной шли к своему дому и заметили издалека Борю с новой спутницей. Стоят и ждут нас около подъезда. Мы подходить не стали, притаились в кустах. Боря с девицей в подъезд не входят, стоят около крыльца. Курят, курят, курят. Мы им так и не показались. Вот таким был второй эпизод…
Оба раза Боря выпивал без вас?
Мы никогда с Борей не выпивали. Этого не было категорически. Ну, кроме свадьбы! Я на его свадьбе — был свидетелем. Он на моей свадьбе — был одним из гостей. Жаль, видеозаписей со свадеб мы не делали. Вообще такая услуга тогда уже появилась. Но она стоила дороговато…
Помните последнюю встречу с Борей?
Дело было в 2000 году. Когда Боря выиграл “Антибукер”, то есть — получил эту литературную премию. Во-первых, он купил компьютер. Не у всех они были? Это слабо сказано! Даже их назначение было ясно немногим. И вот Боря приходит: “Виталий Витальевич!” “Что такое?” “Запишите мой электронный адрес!” Диктует буквы, потом говорит: “Собака”. Я не пойму: какая собака?..
Все это было тем прикольней, что писать ему я не мог. Компьютера тогда у меня не было. Ни на работе, ни в доме. И Боря знал об этом прекрасно. Он диктовал адрес — с этаким смешком. Мы же друг друга часто подкалывали…
Вы были на похоронах?
Помню, что там присутствовал Голубицкий Вениамин Максович. Политик и писатель. Видимо, он был другом семьи у Рыжих. А я Голубицкого часто видел тогда по телевизору. Вхожу я в комнату, где гроб стоит. И вижу — Голубицкий сидит около Бори. А в руке у него — букет цветов. И оформлен он бумагой гофре — не красной, не белой, а черной! Я такую бумагу — первый раз в жизни увидел…
Вы вспоминаете Борю?
Этим летом, в 2011 году, мы ездили на Широкую Речку. На этом кладбище — мой отец похоронен. И вот мы выходим оттуда. Не очень грязные, но в руках — грабельки, и вид — рабочий. Смотрим, стоят на тропе: Серега Лузин и Оля Пестова. Жила она на Сухоложской улице. Потом уехала в Ленинград, где вышла замуж. Сейчас она живет в Италии. Сережа с Олей искали там же — могилу Рыжего…
Что можно добавить?
Вообще рассказать можно гораздо больше! Но хотя Боря мертв — его близкие живы. И задевать никого не хочется…
2. НАВСЕГДА ОСТАНЕТСЯ МАЛЬЧИКОМ
Вспоминают Л. И. Позднякова и А. Н. Инёшина, лито “Горный родник”: 1992-2001.
“Горный родник” собирался здесь?
Альбина Николаевна: Именно здесь все и было. Екатеринбург, улица Куйбышева, дом 30, первый этаж. На фото в книге Алексея Кузина — Боря сидит во главе стола. Это место главы литобъединения, стало быть, снимок сделан — когда вечер уже завершался. И все начали расходиться. А вообще Борино место было ближе к середине. Стихи читали — как хотели. Одни — стоя, другие — сидя.
Как состоялось знакомство с Борей?
Людмила Ивановна: Я работала старшим преподавателем на кафедре геологии, минералогии и биохимии. Боря был студентом потока РФ-92. Они вместе с Ириной учились у меня два семестра. Оба хорошо занимались. Спокойные и нормальные оба. Но, видимо, еще тогда у него проявлялся какой-то комплекс, что ли. Не знаю даже, как назвать это…
Может быть, приведете пример?
Прежде всего, я была куратором другой группы. Не той, в которой учился Боря. Я была куратором у геофизиков. И Боря им всегда завидовал. И вот как-то очень доверительно он мне говорит: “Людмила Иванна!” “Что такое, Борис Борисыч?” “У меня прыщики на лице”. “Допустим!” “Что же мне делать?..”
И что вы ответили?
Это был второй семестр первого курса. Они у меня учились начиная с февраля. Я отвечаю ему: “Борис, ты что? Это же у тебя юношеское явление. Ты женишься, и все пройдет…” Он хмурится, я продолжаю: “Если прыщики тебя так напрягают — сходи к врачу! Три укола отсюда (жестом показывает на локтевой сгиб) нужно поставить сюда (жестом показывает на пятую точку) и все будет в порядке. И станешь летом загорать…” То есть нужно взять кровь из вены и ввести ее внутримышечно.
Разговор имел продолжение?
Боря пришел на третий семестр, то есть на второй курс. Подошел ко мне — счастливый и довольный: “Людмила Иванна!” “Что такое, Борис Борисыч?” “Посмотрите — какой я!” “Да, прыщиков нет”. “Спасибо вам!” “Борис, я тебя не понимаю. Ты — мужчина, тебя любят девочки. Чего ты переживаешь…”
С алкоголем были эпизоды?
В 1994 году, в июле мы были на практике в Сухом Логу. Я была там со своей группой. Это РПГ — минералоги. И геофизики были с нами. Я их, конечно, тех и других — знала как облупленных. Ведь я их учила — все пять групп. У Бориса к тому времени уже ребеночек родился. Но вел себя на практике Борис неадекватно…
В каком плане?
Он там пьянки устраивал. Сколько-то дней мы там прожили. Все уже быт свой обустроили. Однажды я иду от своих ребят. Смотрю, Боря со товарищи столик накрывают. На столике — стоит бутылка. Водка среди бела дня! Я говорю ему: “Борис Борисыч!” “Что такое, Людмила Иванна?” “Ну-ка, подойди сюда! Что ты там устраиваешь…”
Что он ответил?
“Идите сюда, Людмила Иванна!” Я от такого хамства, естественно, взвилась! Зашла к себе, позвала девочку одну, велела ей строго: “Позови ко мне Бориса Борисыча!” Он пришел с дамой. И получил по полной программе: “Ты думаешь, если мы с тобой — в доверительных более-менее отношениях, ты можешь меня запросто окликать? Идите, мол, сюда…”
Как Рыжий себя повел?
Извинился! Покраснел и извинился. Прошло несколько дней. Стук в дверь. Опять вдвоем приходят. В этот раз с парнем: “Людмила Иванна!” “Что такое, Борис Борисыч?” “Я вот получил очередной выпуск “Горного родника”…” “Со своими стихами?” “Вот именно!” Он протянул мне сборник, а я его открыла. На титульном листе было написано: “Уважаемой Людмиле Ивановне от нерадивого студента! Борис Рыжий…”
Вы принялись за чтение?
Разумеется, я прочитала все его стихи. Было там стихотворение, посвященное Вадиму Синявину: “Договоримся так: когда умру, // ты крест поставишь на моей могиле. // Пусть внешне будет он, как все кресты, // но мы, дружище, будем знать с тобою, // что это просто роспись…” Прочитав эти строки, я кликнула студента: “Позовите Бориса Борисыча!”
И что дальше?
Приходит он ко мне. “Борис Борисыч, тебе сколько лет?” “Двадцать!” “И что ты пишешь? Мне в твои годы, в двадцать лет, казалось небо — голубым! Трава была — зеленая! Энергии было — хоть отбавляй! Тем более что я — человек военного времени! Уж мы-то пережили такое! А ты что пишешь? “Как умру, похороните…” Какой ужас! Я прочитала — мне плохо стало. Я в шоке…”
Он пытался возражать?
Возможно, он обиделся. Но ничего не сказал — сначала. Потом заявил: “Такое настроение у меня!” А я говорю: “У тебя такая прекрасная жена Ирочка! У тебя сын растет! У тебя папа — знаменитость! Радоваться надо жизни! Ты что, Боря? Только второй курс закончил в вузе, а уже расстраиваешься? Ты что?” На этом разговор закончился…
Вы посещали “Горный родник”?
Иногда. Отношения у нас с Борей были ровные. Но стихи его, иногда — неплохие, большей частью казались мне тоскливыми. Романтик он был, понятное дело. Очень впечатлительный! Бывало, подойду к нему после чтения стихов: “Боря, вот это стихотворение мне понравилось! Но подними ты уже свое настроение! Ну что такое!..”
Какое стихотворение вам приглянулось?
Этого я сейчас не вспомню. Я наизусть стихи не учу, я так читаю…
Как развивались события?
Потом получилось так. Он продолжал писать стихи и начал ездить на конкурсы. Старшие поэты принялись его, так сказать, поднимать. Да еще — пьянки эти! Как обычно бывает — творческие личности оступаются. Самое-то главное, что в семье было недопонимание. Родные не понимали, что Борису надо было идти учиться в университет. Но поскольку отец — геофизик, поступил Борис в горный институт! Хотя это все не его было. Ну да, потом была аспирантура. О кандидатской диссертации — был разговор. И явно он защитился бы…
Закончил Боря аспирантуру?
Не совсем понятно.
Откроем книгу “Следы Бориса Рыжего”?
Берем страницу 32: “24 июля 1994. Сегодня я вернулся из Сухого Лога. Навестил Б. Рыжего. Брал гитару. До четырех утра сидели у костра. Они знают песен много…” Да, пели все замечательно! “Пили по кругу разведенный спирт…” Чего я вообще запрещаю студентам делать по жизни, и в поле, сколько езжу, никогда! “Борису геология пока неинтересна…” Занимался Борис у меня нормально — у меня лично! “Еще не ладит со Слободчиковым…” Слободчиков Евгений Александрович — замечательнейший человек! “И вообще им геологи-преподаватели не нравятся…” Не будем об этом! “Грубоваты…”
Вы обсуждали эти строки с автором?
Я говорю ему: “Это что такое?” Он в ответ: “Ну, я же раньше с вами не общался!” “Как вы могли — написать фамилию? То есть оскорбить человека…”
Снова страница 32: “Бутин на дискотеке перерубал топором провод с током несколько раз, как змею убивал, а провод был холостой…” Ну, конечно! Они до такой степени нас довели, эти самые студенты, что наш начальник Венедикт Венедиктович Бутин — он пошел за топором, раз они не понимают! Если они — пьяные все! Днем начали — и до ночи! Я бы их всех утопила…
Кто-нибудь отличился особенно?
Я двух девиц гоняла по лагерю. Они матерились обе — и как раз напротив окон, я в палатке спала. Выхожу и говорю: “В чем дело? Почему спать-то не даете преподавателю?” А они стоят совершенно пьяные. И что-то одна ответила мне матом. Я говорю: “Я тебя сейчас за твои патлы возьму и в речке утоплю! И еще раз мат услышу — вашей палатки тут не будет. Я ее снесу. В один момент. Вы меня еще плохо знаете. Будете снова материться — я вас снесу вместе с палаткой в речку”. И всё — затихли…
Драки на практике случались?
Сколько я ездила — ни одной не было! Даже деревенские не дрались…
Слухи о драках — есть, фактов по дракам — нет?
Боря-студент драчуном не был. Был он адекватным и уважительным. Его сгубило то, что он пил. Но вот спектакль! Свое впечатление о нем я высказала Ирине Князевой. Это она меня пригласила в театр — через Алексея Кузина. Я довольна, что я сходила. И что в честь Бори — спектакль поставили. Но там его показали такой пьянью! Он не был таким. А в остальном — все замечательно. Играли прекрасно…
Во всех отношениях?
Там как раз сцену из общежития показали. Я в те времена ходила к своим студентам. Тоже получилось — утрировано очень в спектакле. Мои студенты меня “мамой” зовут до сих пор. Все, кто со мной общается. Их два потока было. Я внушала так: “Пока я с тобой разговариваю — я твоя мама! Но если меня вызовут в деканат — я твой преподаватель. Буду жесткие меры принимать…”
Ваша оценка “Рыжего” в целом?
В принципе спектакль мне понравился. Но когда я оттуда вышла — у меня даже слезы навернулись. Так уж они его показали! Хулиган, разбитной парень, алкоголик, неуважительный тип. По-моему, он был другим…
Слишком много драматизации?
Может быть, он где-нибудь иголки выпускал. Но это была защитная реакция! Вообще же — Боря был нормальным человеком. Впрочем, я виделась с Борей только на вечерах поэзии в “Горном роднике”. Раза три или четыре — мы встречались здесь, где сейчас беседуем…
Как это происходило?
Все прекрасно организовывалось! Руководили этим — Долганов и Лобанцев. Они же устраивали застолье. Сперва — стихи, затем — рюмки. Это была традиция. Ну, это вообще — традиция в России. Но кому-то оно идет на пользу, а кому-то — во вред пошло…
Кто-то может остановиться, а кто-то не может?
Я считаю, что Боря был воспитанный человек. Нормальный парень. Родители хорошие…
Вы лично были на похоронах?
Меня не было в это время в городе. Мне рассказал один человек (который сейчас уже умер). Борис Петрович весь вечер читал стихи Бори. Видимо, отец все-таки хотел из сына ученого в какой-то степени сделать. И все равно — Борис Петрович почитал Борю как поэта. И он, конечно, не хотел, чтоб скатывался парень вниз. Очень обидно! Сколько ему было, лет двадцать вроде?
Двадцать шесть лет и восемь месяцев…
Погибнуть так рано — ведь это ужасно! Потрясающе. Я в таком шоке ходила — когда приехала и узнала. Это был шок для всех…
Поговорим еще о “Горном роднике”?
Л.И.: Конецкий однажды критиковал…
А.Н.: Вообще нам не нравилось, когда он приходил!
Л.И.: Борю он критиковал за пессимизм, за уныние в стихах. И мне тоже не хотелось, чтобы был Боря таким кислым. Я сама — очень бойцовский человек по натуре. Я в армию стремилась в девятнадцать лет. Полгода ходила, добивалась. И когда парни боялись…
Чего боялись студенты?
Прибегает: “Людмила Иванна!” “Что такое?” “Можно у вас стипендию оставить?” Однажды вот здесь вот, прямо в вузе, напали на старосту моей группы два каких-то жлоба. Я его, старосту, таскала потом в деканат, я его на кафедру таскала. Говорю: “Я бы им башку свернула, если бы они меня встретили! Ведь это же не на улице вышло. А прямо в учебном здании…”
Это в начале 1990-х, когда учился Рыжий?
Старосте говорю: “Ты же парень! Как ты девушку защищать-то будешь? Я уже бабка, но и я бы им показала. Пусть я бы получила, но они бы тоже получили”. Вот такие сейчас ребята! Не знаю: откуда они берутся? Борис-то, кстати, таким-то не был. Это однозначно…
Однажды избили его около Дворца спорта?
Вот это как раз показали в спектакле “Рыжий”! В детстве у нас — тоже банда была. Мама не горюй! Нас только попробуй тронь — ох, мама родная. Сами мы не трогали никого! А жила я на Сортировке. Так визовская шпана к нам заезжать боялась. Училась я в педучилище, трамвай был один, ходила в двенадцать ночи пешком. От почтамта на Сортировку. Вместе с подружками. Очень часто. Никого не боялась. Такая уж выросла…
Вы начали про Конецкого…
А.Н.: Он агитировал Борю поступать в литературный институт. Несколько раз агитировал. Уединялись они в угловой комнатке: “Боря, ты меня не слушаешь!” “Ну да…” “Надо, надо, Боря, надо!” “Да, геофизику я не люблю…” “Тебе надо поступать в литературный институт!” Уходят же некоторые из горного. После второго или третьего курса. Один — в архитектурный ушел. Но Боря-то писал стихи! Куда ему было уходить? На филфаке в УрГУ — писать стихи не учат…
Литературная тусовка пила много?
Л.И.: Борю, конечно, споили! Здесь-то как раз, в “Горном роднике”, чаще пили чай. Это все-таки вуз. А вот на других сборищах! Тем более — в других городах. Когда он ездил на конкурсы. И начали его признавать. Конечно, поездкам на конкурсы — способствовал Ю. Лобанцев…
Он выделял Рыжего?
Видимо, Лобанцев понимал, что Рыжий — это талант! Ну, я сама настолько глубоко в поэзии не разбираюсь. А в человеческом плане — он интеллигентный парень был. Очень хороший мальчишка. Нормальный молодой человек…
Явный неформальный лидер?
Вообще-то, это за пределами учебного процесса! Ну, в Сухом Логу — он был король. Он это все (выпивка) организовывал. За что и получил! Становился неформальным лидером — при неформальной обстановке…
В аудиториях Боря был скромным?
Да, пожалуй, да! Когда я прочла сборник “Борис Рыжий. Стихи 1993-2001 годов”, то пришла к выводу, что человека не понимали. Настроение у него по жизни подавленное было. Не понимали его до конца. А с виду просто — молоденький мальчишечка. Видимо, характер все-таки слабый был. Мне кажется, есть сильные натуры и слабые натуры. Поскольку я знала его стихи, я не удивилась в глубине души, когда он погиб. После спектакля, который состоялся в Театре драмы, я шла пешком до Площади 1905 года. И всю дорогу плакала. Господи, ну за что такая судьба у парня? Судьба…
Маяковский: “А горло — бредит бритвою, а сердце — рвется к выстрелу?”
Кстати, драки Бори в школе — это, я считаю, нормально! Человек должен уметь за себя постоять…
Расскажем еще о “Горном роднике”?
А.Н.: Борис Рыжий посещать “Горный родник” начал в 1990-х годах. Но в 1980-х это литературное объединение уже было. Еще раньше была газета “Горняк”. Орган парткома, дирекции, профкома Свердловского горного института имени В. В. Вахрушева. По крайней мере во время Великой Отечественной войны она уже выходила. С самого начала “Горняк” печатал стихи. Сегодня эта газета стала красочной…
Как имя-отчество Долганова?
Валерий Константинович. Руководя “Горным родником”, он старался привлекать студентов. То же самое делал Ю. В. Лобанцев. Еще раз вернусь к стихотворению “Договоримся так: когда умру…” Когда я прочитала эти строки, я подумала — это стихи пожилого человека. И вдруг я узнаю — что это еще студент! Я захотела увидеть этого мальчика…
Вы пытались Борю излечить от пессимизма?
Нет, я просто любила его как сына. Как мне казалось — почти ребенок. Тем более мой сын — того же возраста. И я тоже — иногда боюсь за сына. То, что сейчас называют “харизма”, у Бори было. Я его не помню ни в одном конфликте…
Вернемся к строке “Договоримся так: когда умру…”
Вадим Синявин (адресат этих слов) тоже очень мне нравился! В частности, он положил на музыку (и пел сам) несколько текстов Бори. Включая вот это: “Облака пока не побледнели, // как низкопробное сукно. // Сидя на своей постели, // смотрел в окно…” (1992). Синявин сам стихов не сочинял. Я его воспринимала как барда. Вообще же Синявин был человеком артистического склада.
Валерий Константинович ценил Рыжего?
Долганов Борю-то просто обожал! Очень душевно к нему относился. Иногда даже называл “паинькой”. Не знаю уж — почему. Он и как поэта Борю поддерживал. И кружку чая налить старался. За чаем, кстати, Боря сидел чаще всего возле колонны. В этом самом помещении, где мы сейчас беседуем. Примерно на половине пути от стола руководителя до входной двери…
Долганов ко всем так тепло относился?
Юрий Конецкий и Любовь Ладейщикова — были чужими, конечно. “Горный родник” — это горняки прежде всего. Случалось, стихи Конецкого чрезмерно много места занимали в нашем сборнике. Вопреки обыкновению — ставить два-три стихотворения каждого автора. Как-то пришли на вечер две девочки. Одна из них — дочь нашего выпускника. Обе прочли стихи… Он начинает их критиковать. Разбор такой жесткий! Я тут же поняла — девочка больше к нам не придет. После этого студенты начали Конецкого бояться. Никто больше не показывал своих стихов…
На Борю Конецкий не “наезжал”?
Нет-нет-нет, Борю он обожал! Или, по крайней мере, принимал в нем участие. Не препарировал Борины стихи в жесткой манере. Такого не было…
Боря не был “увлечен горной наукой”?
Боря учился нормально. Но его не привлекала работа горного инженера. Он чувствовал, что не сможет отдать ей душу. То есть для Бори геофизика как учебный предмет была вполне сносным явлением. А как специальность на всю жизнь — она совсем его не устраивала…
Каким вы запомнили Рыжего?
Боря в моей памяти навсегда останется мальчиком. Как-то я его встретила с коляской. “Боря, боже мой!” “Что такое, Альбина Николаевна?” “Ты уже папа!” “Да…” “Ирочка — мама?” “Да…” И повторил еще раз с гордостью: “Да, да, да! Я — папа…” Я знала, конечно, что они поженились. Но как-то все это — так быстро происходило…
3. УДИВЛЯЮСЬ ТОМУ, ЧТО РОЖДАЮТСЯ
Вспоминают В. Смирнов и Н. Смирнова, литературные коллеги: 2000-2001.
Виктор Смирнов:
Март 2000 года. Подборка моих стихов была напечатана в февральском номере журнала “Урал”. Называлась она “Ангельский союз”. Всего там было пять стихотворений. Вскоре после публикации у меня дома прозвучал телефонный звонок. Я снял трубку и услышал незнакомый голос: “Здравствуйте! Говорит Борис Рыжий. Я прочел ваши стихи. Они мне нравятся. Все-все-все, то есть вся подборка…” Это было непривычно! Так никто не поступал. Я запомнил имя Бориса Рыжего.
Осень 2000 года. Я вместе с маленьким сыном ехал в трамвае. На одной из остановок в салон поднялись Наталья Смирнова и Борис Рыжий. Рыжий был очень пьян. Он принялся вслух читать стихи. Ничуть не стесняясь, никого не слушая, ничего не опасаясь. Какие именно стихи — сейчас не помню! Кстати, никто ему мешать и не пытался. Сначала я подумал, что она везет его домой. Но затем сообразил, что едут они в обратную сторону. Может быть, Наталья везла Бориса к себе…
Май 2001 года. Больше всего мне запомнилось не кладбище, а поминки и их участники. Меня буквально поразило многолюдье. В Уральской государственной горно-геологической академии очень большая столовая. Так вот, это огромное помещение было заполнено до отказа. Среди друзей и близких Бориса Рыжего там явно было множество людей, никогда не знавших его лично.
Наталья Смирнова:
В трамвае мы встречались на улице Малышева, бывший Дом промышленности, только по моим понятиям, это был троллейбус, и ехали мы ко мне. Я при Вите стеснялась платить за Борькин проезд, а не платить тоже риск — все на нас смотрели, ибо Боря выдуривался. Плюнула, в общем, и заплатила. Ехали, кажется, от Евгения Касимова, но точно не помню, может, и нет, потому что у Касимова никто не пил — Женя был закодирован, да и просто был незнакомый Борьке человек, а с незнакомцами он не пьянствовал, предпочитал людей проверенных. Насчет поминок я тоже помню, что количество народу меня поразило. Много было незнакомых людей из Горного института. Было человек триста, гораздо больше мужчин, чем женщин, а Маргарита Михайловна воспроизвела слова Ирины Князевой: “Мужчин много, но ни одного, сколько-нибудь ему равного”. Не без гордости сказала. Я ее пробовала успокаивать, сказала, что хорошо, что есть Артем. Но она категорично отрезала: “Внук — это не сын”. Еще я на похоронах зачем-то приперла к стенке Лену Тиновскую — заявила, что ведь Лена в Борьку влюблена. Ведь влюблена же? А та сурово: “Как это можно? У человека семья”. И еще так афористично: “Не удивляюсь я тому, что такие люди умирают. Удивляюсь тому, что рождаются”. Лена к Борису вообще относилась как к сакральному существу. Высшему…
4. СЕРЬЕЗНОЙ ДРАКИ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ
Вспоминает Салават Фазлитдинов, проект “Дорогой огород”: 1992-2001.
Вы были лично знакомы с Рыжим?
Да, Борис Рыжий знал меня лично.
На вечерах поэзии вы были председателем?
Я не был председателем, просто отвечал за порядок в зале. За порядок в помещении, куда приходили поэты. Сначала этим занимался Леонид Федорович Быков, директор ДК “Автомобилист”. Еще был у нас Юрий Леонидович Лобанцев. Позже он ушел в Горный институт. И у нас никакого руководителя из поэтов (из настоящих) не осталось. Некому стало “умные слова говорить” и все такое. Почему выбрали меня? Я очень люблю слушать стихи. Как это называется, звукомания, да?
Именно слушать, а не читать с листа?
Я могу читать, но только для того, чтобы поддержать впечатление от устного чтения. Очень жаль, что сейчас в Екатеринбурге нет такой точки, где можно слушать живых поэтов. Но я планирую реанимировать старую гвардию…
Порядок в комнате часто перерастал в беспорядок?
Беспорядок там возникал всегда! Просто я приходил первым, брал ключ на вахте, отпирал дверь, поэты входили за мной и начинали читать стихи. Одно время собирались на первом этаже. Потом — на третьем, самом верхнем, этаже. В итоге оказались в фойе второго этажа. Там звук интересный. Лет пять или шесть мы собирались. По итогам этих вечеров мы хотели сделать книгу.
И она возникла?
“Дорогой огород” она называется. Вышла в 2000 году. Я нашел спонсоров, все они скинулись, я тоже скинулся…
Долго вы ее собирали!
Да-да-да, лет десять примерно. Может быть, даже больше. Эдик Поленц сказал мне: “Собирай тексты, будешь редактором!”
1990 год — Горбачев. 1995-й — Ельцин. 2000 год — Путин. Многострадальная книга…
Она не страдала, она созревала — огород, как-никак! Когда она вышла, людей ушедших было немного. Борис Рыжий (1974-2001), Роман Тягунов (1962-2000), Максим Анкудинов (1970-2003), Наташа Ашатаян (1962-2000), Старик Букашкин (1938-2005) — все они были еще живы. Только Владимир Четвериков уже успел уйти…
Владимир Четвериков умер своей смертью?
Там много версий было. Как мне говорили, его застрелили в кафе. Он не был бизнесменом, он не был политиком, он даже не был завсегдатаем этого кафе. Это все, что я слышал…
Вернемся к Рыжему?
Дело было в 1992 году, когда мы собирались на третьем этаже. Случилось это зимой, будь это летом — мы читали бы стихи на лужайке! Кстати, мне всегда нравилось, если у нас появлялись новые лица. Вообще — молодежь, и в частности — студенты. Так вот, пришел А. В. Кузин, привел с собой парня. Кузин сказал: “Вот, учится в Горном институте поэт, давайте его послушаем!” Сразу видно было, что мальчик воспитанный! Не очень разговорчивый. Стихи, безусловно, были хорошие. Нельзя было сказать, что гениальные стихи. Впрочем, мы там оценок стихам никогда не давали. Просто слушали…
Обменивались мнениями, обмениваясь взглядами?
Да-да-да, критикой не занимались, рецензентов не выбирали, отзывы не формулировали. Поочередно читали стихи, после чего беседовали. В первый раз Рыжий прочитал три или четыре стихотворения…
Первое впечатление от внешности Рыжего?
Он очень походил на Александра Блока! Нет-нет-нет, вслух я об этом не сказал — мало ли что мне кажется! Чего я точно не заметил — так это шрама на лице. Я этот самый шрам заметил только на фотографиях! А сходство с Блоком — я заметил сразу.
Все вокруг шумели, кричали, беседовали. А он стоял тихо и смирно. Я тогда решил, что он не привык к такой суматохе. Это потом я услышал, что он был хулиганом…
При первой встрече Рыжий совсем не хулиганил?
Ни при первой, ни позже, никогда! О хулиганствах я только слышал. Может быть, у нас он опешил из-за обилия поэтов. И потому был тихим. Хотя вообще у нас там стычки случались часто…
Вернемся к стихам.
Стихи Рыжего были достаточно традиционные. С некоторой претензией на Серебряный век. Должен сказать, стихи Рыжего мне понравились. Звук хороший, ритм хороший. Ни сложных версификаций, ни сленговых словечек у Рыжего не было.
Позже вы встречали Рыжего?
Встречал, но я не помню — где! Может быть, там же — в ДК “Автомобилист”…
Как именно назывались ваши вечера?
Поэтический клуб “Альманах”. Мы и книгу, “Дорогой огород”, когда делали, указали в предисловии именно такое название нашего клуба. Были у нас в основном поэты, зрителей (слушателей) у нас практически не было. Вспомните те времена! Интернета не было, не было никакого пути к публичности текстов! В конце 1980-х годов даже пишущая машинка была не у каждого. Мы иногда принимали стихи, то есть рукописи, просто-напросто записанные от руки на бумажных листах.
Рыжий ходил к вам регулярно?
Нет-нет-нет, не вполне регулярно, хотя собирались мы еженедельно — вечером в пятницу. А Рыжий, я слышал, чаще ходил в “Каменный цветок”. Ох, я хотел сказать: в “Горный родник” при УГГГА. Но иногда бывал и у нас. Позже я услышал — от Игоря Воротникова или от Юрия Лобанцева — что Рыжий отбыл покорять Санкт-Петербург и Москву. Делать поэтическую карьеру…
5. СТИХИ НА СТЕНЕ
44 строки, нанесенные Б. Рыжим на кирпичную стену балкона: 1996-2001.
1.
И воют жалобно телеги,И плещет взорванная грязь,
И над каналом спят калеки,
К пустым бутылкам прислоняясь.
2.
И остается расплатиться,
И выйти заживо во тьму.
Поет магнитофон таксиста
Плохую песню про тюрьму.
3.
И нам понять доступно это,
И выразить дана нам мощь:
Приют поэта, дом поэта —
Прихожая небесных рощ.
4.
И под божественной улыбкой,
Уничтожаясь на лету,
Ты полетишь как камень зыбкий
В сияющую пустоту.
5.
И Баден мой, где я, как инок,
Весь в созерцанье погружен,
Уж завтра будет — шумный рынок,
Дом сумасшедших и притон.
6.
И бесконечной челобитной
О справедливости людской
Чернеет на скамье гранитной
Самоубийца молодой.
7.
И тот прелестный неудачник
С печатью знанья на челе
Был, вероятно, первый дачник
На расцветающей земле.
8.
Да и зачем цветы так зыбки,
Так нежны в холоде плиты?
И лег бы тенью свет улыбки
На изможденные черты.
9.
Мне тяжело, мне слишком гадко,
Что эта сердца простота,
Что эта жизни лихорадка —
И псами храма понята.
10.
А сам закат в волнах эфира
Такой, что мне не разобрать:
Конец ли дня, конец ли мира
Иль тайна тайн во мне опять?
11.
И стоя под аптечной коброй,
Взглянуть на ликованье зла
Без зла — не потому, что добрый,
А потому, что жизнь прошла.
Подготовил
Алексей МЕЛЬНИКОВ