Рассказы
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 5, 2011
Татьяна ГЛУЩЕНКО
КОНФУЗЫ И КАПРИЗЫ
Рассказы
ТУЗИК
На пороге квартиры стояла Соня. И глаза ее сияли.
— Мама! Он такой был несчастный! Такой миленький! Я не могла его там бросить! Мамочка, ты же обещала, что разрешишь котеночка?
За Сониной спиной возвышалась неопрятная гора рыжей шерсти. Шерсть была мокрой и отчаянно воняла псиной. Два синих глаза смотрели на меня настороженно и умоляюще. И еще как-то… да черт их разберет, этих бездомных зверушек.
— Соня, мы договаривались, что возьмем домашнего котенка. А это… этот…
— Тузик! — быстро сказала Соня. В свои восемь с половиной лет она уже отлично знала, что тот, кого ты называешь по имени, уже не может быть тебе безразличен.
— Глупости! Так кошек не зовут. Тузик — имя собачье.
— Туу-ссии, — просипела рыжая шерсть.
Час от часу не легче — он еще и простужен! Вечная шерсть по всей квартире, миски с едой-водой, выгуливать и еще…
— Соня! Обещай мне, что сама будешь его выгуливать.
— Обещаю, мамочка!
— И давай его сначала в ванну. Мало ли какие блохи к нему прицепились на улице.
Соня радостно потащила Тузика в квартиру. Я смотрела, как он протискивается в дверь и мрачно прикидывала, сколько придется закупать корма ежемесячно.
— Мамочка, ты не переживай! Он очень славный, ты с ним можешь разговаривать, пока я в школе. Тебе не будет скучно, — слышала я счастливый Сонькин щебет из открытой двери в ванную. Я заглянула туда. Соня поливала котенка водой из душа. Ванна была ему маловата — задние лапы свисали наружу, вода выплескивалась на пол.
— Шампунь возьми, — сказала я. И пошла за махровой простыней.
По утрам, пока я умывалась, Тузик пристраивался у батареи, занимая добрую треть кухни, и недовольно фыркал, когда мне нужно было открыть холодильник. Ел он на удивление мало, зато болтал без умолку:
— Способ вашего действия — готовность оказывать помощь окружающим, увлекаясь новыми идеями и перспективными возможностями. То, что Вы сами нуждаетесь в одобрении со стороны окружающих, делает Вас отзывчивым и готовым помогать другим. В ответ на поддержку жаждете тепла и понимания.
Я не особенно вслушивалась в его бормотню — кто же вообще слушает кошек? Я занималась хозяйственными делами, а Тузик волочился за мной по квартире и удовлетворял свою потребность к общению до тех пор, пока Сонька не прибегала из школы. Она взбиралась Тузику на спину и с удовольствием отправлялась его выгуливать. А я вздыхала с облегчением.
— Мамочка, тебе необходима разрядка, — сказала Соня как-то после прогулки.
— Да? И с чего ты это взяла? — спросила я.
— Тузик сказал, — сообщила Соня и тут же ускакала в свою комнату, играть.
Я села на табуретку и с досадой подумала, что вот оно и началось. Если мне, взрослому человеку, как-то удавалось не вступать с животным в дискуссии, чтобы не попасть под его влияние, то за Соньку поручиться я не могла. Это только считается, что дети эмоционально устойчивей. А на деле — вот, пожалуйста. Хотя о чем я? Соньку он и не трогает, пытается воздействовать на меня. Сонька — лишь парламентер.
— Кыс-кыс, — позвала я. Ладно. Устрою я себе разрядку. Он еще пожалеет!
Тузик услышал угрозу в моем голосе, но не прийти на зов не посмел. Уселся в коридоре, подперев стенку, и смотрел на меня исподлобья.
— Ну, давай, рассказывай, — сказала я.
— Навязчивое желание продемонстрировать свою индивидуальность формирует критическое и взыскательное отношение к другим, — сообщил Тузик, заморгал и попытался отодвинуться.
— Да ну? — я посмотрела на него с иронией.
— Воспринимаемая как мягкость и непозволительная слабость неуверенность в своих силах активно скрывается и маскируется кажущейся решительностью и авторитетной манерой выражаться, что позволяет Вам взять себя в руки и утвердиться в неприятной переходной ситуации.
— Поконкретней давай, — я уже еле сдерживалась.
— Из-за невыполненных требований создалась конфликтная ситуация. Досада привела к отвращению к себе, замкнутости и отворачиванию от реальности. Вы считаете себя вынужденной, по крайней мере, на время отказаться от притязаний, для того, чтобы избежать дальнейших напряжений. Стрессовое состояние вызвано чрезмерными требованиями, предъявляемыми сложившейся ситуацией.
Вот зараза! “Кошечки лечат” — ну конечно! Сначала эта кошечка доведет меня до предсмертного состояния!
— Потребность в разрядке. Усталость от перенесенного напряжения, стресса, стремление к безопасности, спокойствию и комфорту. Желание забыть прошедшее. При невозможности удовлетворить потребность в разрядке возможна депрессия!
— Да неужели? — удивилась я.
Тузик заерзал.
— Ну ладно, ты сам этого хотел, — сказала я и шлепнула Тузика мокрым полотенцем. Он жалобно вякнул, но с места не двинулся. — Н-на! — я врезала ему еще раз, с оттяжкой.
— Вы испытываете глубокую потребность в спокойной мирной гармонии, которая создаст Вам чувство сопричастности, общности в контактах с окружающими и приведет Вас к желанному удовлетворению. Вы жаждете тихого мирного состояния и уравновешенной удовлетворенности, — заверещал Тузик.
— Ага! — я почувствовала злорадство. — Вот как ты заговорил! Еще раз попробуешь меня достать, я тебе разрядку устрою на всю оставшуюся жизнь! Марш отсюда!
Тузик шмыгнул носом и поплелся в Сонькину комнату.
— Психотерапевт нашелся, тоже мне. Сопля такая, — пробормотала я.
— Мама, за что ты отшлепала Тузика? — спросила Соня. Вид у нее был суровый.
— За то, что гадит, — отрезала я.
В следующий раз Тузик подкрался ко мне незаметно. Я разговаривала по телефону:
— Да. Да, конечно, милый. Я понимаю. Не можешь, значит — не можешь. Поступай как считаешь нужным… Вот тварь!!!
Трубка в шоке булькнула и замолчала.
— Зараза, животное!… Прости, это я не тебе… Тут котенок опять нагадил. Извини. Позвони, как освободишься.
Я положила трубку и уставилась на Тузика в ярости. Я не сразу поняла, в какой момент разговора мне в мозг вклинился его вкрадчивый мурчащий голос, который вещал следующее: “Любая Ваша попытка отстоять свои права встречает сопротивление и заканчивается безуспешно. Вы полагаете, что мало что можете изменить в сложившихся обстоятельствах, а потому Вы должны использовать наличную ситуацию наилучшим образом. Ваши надежды что-либо радикально изменить угасли. Имеет место посильная адаптация к сложившимся условиям”.
— Ну, скотина. Что будем делать? — спросила я.
Взгляд Тузика стал тоскливым. Мой, наверное, тоже. Я совсем не хотела его наказывать, разряжаться, шлепать полотенцем или еще чем. Потому что это зверье было право. Тысячу раз право. Ну и что?!
— Значит, так. Слушай меня внимательно, несмышленыш. Я взрослая, самодостаточная личность. И больше всего на свете я не люблю, когда мне оказывают помощь без моего желания. Ясно?
Тузик молча сопел.
— Я терпеть не могу, когда вмешиваются в мое личное внутреннее пространство, рушат мои иллюзии и говорят правду, которая и без того мне слишком хорошо известна.
Тузик сопел.
— Еще раз попытаешься высказать свои аналитические соображения — я отведу тебя к ветеринару. И кастрирую. Как всех котов.
— Неприемлемый возраст, — возразил Тузик.
— Ничего, я договорюсь, — злобно пообещала я.
“Имеет место посильная адаптация”, надо же! Чтоб ты в этом понимал! И если бы понимал… кошки просто реагируют на то, что у человека болит.
— Марш в комнату! — скомандовала я. Тузик ретировался.
Алка приехала, как обычно, без предупреждения. От нее пахло морозом и праздником. Сунула мне в руки ворох пакетов, скинула шубу одним движением, стянула сапоги.
— Ну, чего стоим? Давай на кухню, разгружай это все. Гуляем! Сонька где? У бабушки? Отлично. О, котеночка завели? Славный. Привет, рыжик, — Алка почесала Тузика за ухом. Тузик вытаращился на нее во все глаза. “Ага, как ты с этим справишься, киса?” — подумала я. У Алки-то уж точно никогда ничего не болит. Самая здоровая душа в мире. Полная энергии и радости.
Тузик словно приклеился к Алке. Ходил за ней по пятам, очень удивился, когда она захлопнула перед его носом дверь в ванную, даже попытался открыть ее лапой.
— Так, ну что, дорогуша. Ты еще не достала бокалы?!
Я засмеялась. В этом она вся! События должны были бежать впереди Алки. Расстилаться перед ней ковровой дорожкой и празднично салютовать. Я поставила на стол два бокала. Алка села, вскочила, бесцеремонно пихнула в бок Тузика, который тут же попытался заползти под стол.
— Не суетись, — посоветовала я.
— Там в пакетах сыр, мяски разные, чего ты не достаешь? Давай, я яблоки быстренько порежу.
— На, — я сунула ей миску с мокрыми яблоками и нож, — только сядь. Видишь — и без того места мало.
Алка строгала яблоки и рассказывала мне все последние сплетни.
— Ой, ладно. Чего у тебя, рассказывай, — спохватилась она, когда мы опустошили уже полбутылки вина.
— Ну, чего… Вот, котенка завели, — не нашлась я.
— Вижу. А чего он такой молчаливый, даже удивительно?
— Да ты так трещишь, что он слова вставить не смог бы, — засмеялась я.
Алка скинула тапки и сложила ноги на Тузика, который развалился на полу.
— Тоже завести себе зверька, что ли?
Мы с Тузиком промолчали. Я налила нам еще вина, Алка подняла бокал:
— Ну, за нас, за девочек! Как, кстати, твой?
Я отпила вина и честно сказала:
— А никак.
— Я так и думала. И долго еще ты собираешься это терпеть?
— Что терпеть? — я сделала невинное лицо.
— Не прикидывайся! Ты же умная красивая баба! Какого хрена этот урод морочит тебе голову?
Я поболтала остатками вина в бокале.
— Я его люблю.
Алка воздела руки к потолку.
— Любит она! По ночам, небось, подушку грызешь?
— Не-а, не грызу. У меня крепкий здоровый сон, если повезет — то до обеда.
— Эротический сон? — поинтересовалась Алка.
— Не, триллеры в основном, — соврала я.
— Так… Открывай вторую бутылку, — скомандовала Алка. По ее тону я поняла, что сейчас начнется. Я с готовностью встала и нечаянно наступила Тузику на хвост. Тузик взвякнул обиженно и сдвинулся поближе к Алке. “Все вы заодно, дружочки!” — подумала я и с силой воткнула штопор в пробку.
Вторая бутылка пустела под долгий Алкин монолог, на предмет того, что я выбираю не тех мужиков, не так с ними себя веду и вообще, неправильно распоряжаюсь своей жизнью. Я подумала, что если бы мне дали другую жизнь, я, пожалуй, распорядилась бы ей так же. И тут же вспомнила:
— Один мой знакомый сказал, что фраза “я ни о чем не жалею” — самая лузерская фраза на свете.
Алка заткнулась и посмотрела на меня с подозрением:
— Ты это сейчас к чему?
— Вот ты, например, ты о чем-нибудь жалеешь?
Алка задумчиво наморщила лоб. Я усмехнулась. Алка возмутилась:
— Что?! Ты хочешь сказать, что я — лузер?!
— А что, тебе действительно не о чем жалеть?
Алка поставила бокал и сказала:
— Не о чем. У меня все прекрасно. У меня отличная работа, замечательные дети, хороший дом, чудесный муж…
— Ограничивает себя в реализации физиологических потребностей, полагая, что этим он доказывает свое превосходство и возвышается над толпой, — внезапно встрял Тузик.
— Кто, муж? — спросила я. И тут же поняла, что сморозила глупость. Откуда Тузику знать про мужа, он же только про тех поет, кого видит.
Алка сняла ноги с Тузика.
— Слушай, а чего ты его не кастрируешь? — спросила она с отвращением.
— Маленький еще, — сказала я.
— Маленький, да говнистый, — Алка сидела красная и злая.
— Да ладно тебе, не обращай внимания, он же всего лишь кошак. Что ты так взвилась?
Алка резко засобиралась домой. Я проводила ее и вернулась на кухню. Тузик Алку провожать не пошел. Как лежал на полу, так и лежал. Я задумчиво посмотрела на него. Интересно, это он из гадства ляпнул, из ревности, что кому-то я позволяю обсуждать мои проблемы, а ему — нет? “Да бред!” — тут же одернула я себя. Я рассуждаю о нем так, словно он способен на человеческие чувства. Откуда бы у котенка интеллект? Мурлычат, потому что так устроены. И кто бы вообще слушал кошек…
Я насыпала Тузику корма полную миску и потрепала по макушке:
— Все равно, спасибо.
— Мяу, — сказал Тузик.
СВАДЬБА
У невесты было чудесно-скользкое атласное платье и жениху очень нравилось катать по ее коленям соленые помидоры. Помидоры разбивались на паркете розмариновыми цветами. Невеста радостно хлопала в ладоши, а жених вылавливал пальцами из салатницы новую жертву.
Пока батюшка в праздничной рясе откровенно приналегал на все холодные и горячие блюда, находящиеся в радиусе его восприятия, хозяйская собака, озабоченная своим весенним состоянием, пыталась наскочить на племянницу, ползавшую под столом в поисках костей. Подружки жениха похабно хихикали на углу стола и тайком прятали хрусталь за пазуху. Гости самозабвенно распевали “Многая лета”, мерно покачивая бокалами и поливая соседей красным вином.
“Горько!” — раздался пьяненький папа невесты, умильно растянув усы, заляпанные жирной подливкой. “Горько!” — убежденно припечатала будущая теща. “Горь-ко, горь-ко-го!” — нестройно заныли гости, но постепенно вошли в ритм и начали скандировать с энтузиазмом первомайской колонны.
Невеста потупила глаза и стыдливо прикрыла ладошами помидорные красные следы на коленях. Жених лихо переломил ее в талии и пиявочно присосался к крашенному рту. “Р-раз!” — прорычала армия гостей. Жених и невеста вытянулись по стойке “смирно”, сияя одинаково размазанной по губам помадой. Невеста повернулась к гостям задом и замахнулась свадебным букетом. Подружки жениха живо нырнули под стол. Букет со всего маху шарахнул в тарелку с ухой, на которую нарядный батюшка хищно нацелился ложкой. Невеста ойкнула, гости замерли. Батюшка покраснел. Покраснела тихая опрятная старушка, помогавшая батюшке по хозяйству. Покраснела дородная девица, каждое утро приносящая молоко в батюшкины хоромы. Покраснели еще несколько гостей — все женщины. Но тут подружки жениха украли у невесты туфлю.
Гости разделились на две команды и стали шумно играть в “накось-выкуси”. Теща, воровато оглядываясь, спрятала кошелек поглубже в декольте. Подружки жениха с сарказмом тыкали кукишами в противников и предлагали жениху испить водки из второй туфли. Бывший бойфренд невесты крикнул, что он готов слизывать водку даже со сланца невесты. И что сейчас он украдет невесту. Прямо не сходя с этого места. Жених стал бить бойфренда в лицо. Невеста стала визжать. Подружки жениха стали орать “ату его, ату!”, а подружки невесты вытащили такие милые пушистые палки для смахивания пыли и давай ими ритмично махать.
И тут пришел модный приглашенный ди-джей и включил целую автоматную очередь ремиксов Мендельсона. Молодежь пустилась в неразборчивые пляски.
А старики, обнявшись, начали раскачиваться и петь застольную песню: холодильник, телевизор, стиральную машину, побольше детишек, совет да любовь, жисть-прожить-не-поле-перейтить, горько, пойдем перепихнемся, водку захвати.
Жениха утром нашли пьяного под столом. Невесту в спальне, в неглиже, без жениха, но не одну. Конфуз был страшный, но его сокрыли — во избежание. Теща пекла блины. Начинался второй день Свадьбы.
КОПЕЕЧКА
Он был высоким. Я знала его давно, и всегда он казался мне высоким.
Мы с подружкой встретили его в баре. Завидев нас, он сначала хотел откланяться. Но, заметив, что на столике у нас практически полная бутылка вина, оживился и, подсев к нам, потребовал у официантки дополнительный бокал. Затем он долго и красочно расписывал нам разнообразные предыдущие посещения баров и ночных клубов, где, весело прогуляв всю ночь с друзьями, он оставлял баснословные суммы денег. Развесив уши, мы с подружкой слушали его рассказы. Заказали еще вина. Когда принесли счет, он с любопытством посмотрел, как мы выгребаем последние десятки из карманов, и сказал, что подождет нас на улице. Он любезно поймал нам такси, и когда целовал меня в щеку на прощание, я с удивлением подумала, что это странно, но он всего-то на полголовы меня выше.
Вскоре он позвонил мне и пригласил погулять. Мы погуляли с ним по улице. До теток, которые продавали ландыши: “Как красиво…” — “Пойдем отсюда, спекулянтки они”. До набережной, где продавали сладкую вату: “Издевательство над детьми — потом будут орать в зубных кабинетах”. Обратно до моего дома: “Может, чаем угостишь?” Конечно, я угостила. Жалко мне чаю, что ли. Чай ему понравился. И печенье. И он остался у меня жить.
Он приходил со службы и опустошал холодильник. Затем съедал все, что находил на плите. У него был отменный аппетит. Вскоре я заметила, что когда он открывал дверцу моего старенького холодильника “Юрюзань”, ему даже не приходилось наклоняться. Его макушка была точь-в-точь вровень с холодильником. Метр пятьдесят примерно.
На просьбу сходить в магазин он доставал из заднего кармана бумажник, сосредоточенно пересчитывал находящиеся в нем купюры и скорбно замечал: “Денег совсем мало… а что нужно купить?” Когда он возвращался с буханкой хлеба, то я, открыв дверь, задумывалась — как же он дотягивается до кнопки звонка. Он в буквальном смысле дышал мне в пуп.
В начале лета мы долго обсуждали с ним отпуск. “Обязательно нужно куда-нибудь съездить, обязательно”, — говорил он и подробно расписывал мне свои предыдущие поездки на океаны и дорогие горнолыжные курорты.
Мне очень хотелось на океан. Ну, хотя бы на море. Решено было ехать на пригородные озера. Когда мы стояли в очереди за автобусными билетами, он схватился за живот и с мученическим выражением лица куда-то убежал. “Прихватило”, — сочувственно подумала я. Очередь подошла. Я купила билеты и пошла его искать. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила его в летнем кафе за столиком, нервно кусающего гамбургер.
“Мне срочно надо было поесть, я очень проголодался”, — сказал он. Его бегающие глаза находились в тот момент где-то на уровне моего бедра. “Купила билеты? Вот хорошо, могла бы еще в дорогу пивка купить”, — посетовал он, и на моих глазах уменьшился до высоты моих коленок.
Я отправила его домой, а сама прошлась по магазинам.
“Что, нельзя было купить чего-нибудь подешевле?” — недовольно заметил он, разглядывая бирку на моем купальнике. И уменьшился до размеров копеечки. Ну, собственно, и стал ею. Круглой плоской копеечкой, на которую теперь ничего не купишь.
Его билет я сдала. Копеечку выбросила в озеро.
Есть такая примета — нужно всегда носить в кошельке копеечку, чтобы там водились деньги. Только не эту. Только не эту…