Роман. Продолжение
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 11, 2011
Станислав ВТОРУШИН
ПОСЛАНЕЦ
Роман*
*
Продолжение. Начало см.: “Сибирские огни” № 10-2011.
8.
Вскоре на просеке показалась вся группа бывших солдат, бежавших неторопливой трусцой. Первым был Глебов, замыкал цепочку Елагин. Глядя на них, Беспалов снова почувствовал себя командиром. Теперь они живут по правилу: один за всех и все за одного. Ребята побывали в таких переделках, что им не страшен даже черт. Они знают все — и боевое искусство, и снайперскую стрельбу, и подрывное дело. Таким ребятам нет цены. Как нет задачи, которую бы они не решили. Им надо лишь немного набрать физическую форму. Особенно Биденко и, конечно же, самому Беспалову. Но форма — дело наживное, через неделю все ребята будут в порядке.
— Ну что, командир, на первый раз хватит? — спросил Елагин, когда группа поравнялась с Беспаловым.
— Думаю, что да, — ответил Беспалов, еще раз отмечая хорошую физическую форму старшего лейтенанта.
Елагин дышал ровно, его лицо немного раскраснелось, глаза были веселыми. Пятикилометровая пробежка оказалась для него не более чем забавой. Таким же спокойным выглядел и Ушаков. Он был самым молчаливым из всех, в разговор никогда не вступал первым, больше слушал, что скажут другие. Ушаков был крупным, коренастым парнем, с широкими, как лопаты, ладонями. Когда он сжимал их в кулаки, они походили на пудовые гири. Он молча остановился около Беспалова, ожидая, что тот скажет дальше.
Из всей группы выпадал один Биденко. Он тяжело дышал, по его лицу стекали капельки пота.
— Устали? — спросил Беспалов.
— Это потому, что первый раз, — сказал Биденко, нервно втягивая воздух дрожащими ноздрями. — Надо привести в порядок дыхание. К концу недели все будет в норме, товарищ капитан.
— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Беспалов. — Три минуты отдыха и расходимся по домам. Из леса выходим по одному с интервалом в четыре минуты. Завтра встречаемся здесь же, в это время.
Возвратившись на квартиру, Беспалов принял душ, позавтракал и стал размышлять об операции. Его интересовали люди, с которыми предстояло столкнуться. Он уже навел о них кое-какие справки.
Председатель правления банка Григорий Наумович Хавкин до распада Советского Союза и прихода к власти в России Ельцина был фарцовщиком. Через своих знакомых доставал со складов магазинов джинсы и перепродавал их студентам. Джинсы в то время были среди молодежи в особой моде, а достать их легально не представлялось возможным. Сейчас это называется бизнесом, в советские времена подобные операции считались спекуляцией. Но Гриша счастливо избегал контактов с правоохранительными органами. Спекулируя джинсами, слишком богатым он не стал, но на необходимые нужды денег всегда имел в достатке.
Во время президентства Ельцина Гриша открыл пункт обмена валюты. Через туристическое бюро скупал доллары и марки у приезжающих в город иностранцев и с очень большой выгодой перепродавал их за рубли в своем обменном пункте. Это было уже легально, такая деятельность поощрялась властями. Бизнес Гриши рос как на дрожжах, вслед за первым он открыл еще несколько пунктов обмена валюты. Деньги надо было где-то хранить и пускать в оборот, поэтому Гриша основал свой банк, назвав его “Доверие”. Но к этому времени вкус к деньгам проявили и другие люди. Появилось много обиженных. В первую очередь среди высших чиновников, оттертых от финансовых потоков более шустрыми, наподобие Гриши, людьми, и силовиков, всегда стоявших на страже народного богатства и вдруг осознавших, что их средь бела дня обобрали все те же шустряки. Банки стали переходить под контроль высших чиновников и бывших силовиков, а те, кто отказывался это сделать, разорялись. Гришу неминуемо постигла бы та же участь, если бы не началась Кавказская война. Она потребовала огромных денег. Они курсировали между Москвой и Кавказом, оседая по дороге туда и обратно во многих карманах. Их тоже потребовалось отмывать. Тогда и появился перед Гришей Джабраилов.
Приехавшие в город кавказцы были дерзкими и беспощадными. Пока неторопливые, привыкшие подолгу обдумывать каждое действие сибиряки пришли в себя, все прибыльные места в областном центре отошли к горцам. Дававший очень хороший доход центральный рынок города в самом начале приватизации государственного имущества прибрал к своим рукам бывший начальник горкомхоза Хомяков. Джабраилов пришел к нему в кабинет, закрыл за собой дверь, по-домашнему сел на стул около начальственного стола и, улыбаясь и поблескивая черными выпуклыми глазами, сказал:
— Поговорить хочу.
Хомяков, бывший человеком властным и по натуре хамоватым, грубо оборвал:
— У меня нет времени на разговоры, — и начал подниматься из-за стола. Кавказец с первого взгляда чем-то не понравился ему.
Улыбка тут же сошла с лица Джабраилова, и он жестко произнес:
— Сядь, у меня к тебе предложение.
— Какое предложение? — спросил Хомяков, оторопев. До сих пор с ним еще никто не разговаривал так дерзко.
— У меня есть мальчик хороший, его на работу надо устроить, — сказал Джабраилов. — Возьми его к себе заместителем. Замечательный помощник будет.
— У меня нет должности помощника, — сказал Хомяков.
— А ты подумай до завтра. — Джабраилов снова улыбнулся, но на этот раз Хомяков почувствовал от его улыбки леденящий холодок под ложечкой.
Он поборол это чувство и, поднявшись из-за стола, сказал:
— Извини, дорогой, но у меня действительно нет времени.
— Я завтра приду, и ты мне скажешь, что придумал. — Джабраилов тоже поднялся.
Хомяков слукавил, говоря, что у него нет помощника. Его помощником в должности заместителя директора рынка и одновременно руководителя службы безопасности являлся бывший начальник районного отдела внутренних дел Фефелов. Проводив Джабраилова, Хомяков тут же отыскал его и рассказал о странном посетителе. Фефелов молча выслушал своего начальника и равнодушно сказал:
— Придет еще раз, пошли его подальше.
Хомяков так и сделал на следующий день. А еще через день его расстреляли из автомата, когда он пытался открыть дверь собственного подъезда. При вскрытии в морге из тела Хомякова извлекли шестнадцать пуль. Милиция сбилась с ног, но найти киллеров не смогла. Никто не запомнил даже марку машины, которая подъезжала к подъезду. Убийство было совершено в высшей степени профессионально. Правоохранительные органы поняли, что в городе появилась хорошо организованная преступная группа.
Фефелов тоже понял свою ошибку. Он недооценил странного посетителя, приняв его за простачка. И когда через две недели после похорон в его кабинете появился Джабраилов, задал тому всего лишь один вопрос:
— Почему ты хочешь устроить своего мальчика именно на должность заместителя директора рынка?
— Молодой еще, неопытный, — сказал Джабраилов. — Надо немножко поработать, опыта приобрести. Тогда и станет директором.
Фефелов насупился. Несколько мгновений молчал, уставившись взглядом в стол и барабаня по нему пальцами. Потом глухо произнес:
— Здесь не все я решаю. Посоветоваться надо.
— Понимаю, что надо, — согласился Джабраилов. — Советуйся, завтра в десять утра скажешь.
Советоваться Фефелов пошел к своему дружку, начальнику городского отдела по борьбе с организованной преступностью Смольякову. Тот посчитал, что с такими, как Джабраилов, надо действовать смело и решительно. А поэтому кавказца следует задержать прямо в кабинете директора рынка, иначе потом его не поймаешь. Для этого на следующее утро он отправил к Фефелову двух оперативников. Через сорок минут Смольякову позвонил один из частных охранников рынка и сказал, что в кабинете директора обнаружил три трупа. Нового директора рынка Фефелова и двух незнакомых ему мужчин. У Смольякова заскребло под ложечкой. Он понял, что вместе с Фефеловым погибли и его оперативники. Убийц снова не нашли.
Джабраилов между тем купил главную гостиницу города, сменил там всю обслугу, набрал девочек для круглосуточного обслуживания постояльцев, поставил свою охрану. Начал участвовать в благотворительных мероприятиях, по праздничным дням посылал мелкие подарки в детские дома и дома престарелых. В ресторане гостиницы стали отмечать корпоративные вечера городские начальники и местные дельцы. В нем вкусно готовили, плюс ко всему Джабраилов делал для таких гостей хорошую скидку. Здесь он и познакомился со Смольяковым. Они быстро поняли друг друга. Отдел по борьбе с организованной преступностью не только перестал мешать Джабраилову, но и начал снабжать его информацией о владельцах самых крупных состояний. Нет нужды говорить, что все они были нажиты незаконно и силовиков к своим деньгам не пускали. Дела на таких людей силовым структурам заводить не разрешалось, а поскольку служба безопасности Джабраилова подчинялась только ему, он и решал, у кого и сколько нужно отнять. Если человек не расставался с награбленным сам, его отправляли на тот свет. Чем ценнее была информация, тем большие деньги получал за нее Смольяков.
В гостинице Джабраилова тоже находился обменный пункт валюты, принадлежавший Хавкину. И когда Джабраилов предложил ему стать партнером по банковскому бизнесу, тот, не раздумывая, согласился. Кавказец не очень разбирался в финансовых хитросплетениях, да они и не интересовали его. Всеми делами в банке заправлял Хавкин, а Джабраилов взял его под свою защиту.
В банке отмывались все деньги, которые проходили через руки Джабраилова. К этому времени он уже взял под полный контроль букмекерские конторы, рынки и мелкий ссудный бизнес. Эти ссуды, предоставляемые под большие проценты, не проходили через банковские операции, они выдавались наличными на короткие сроки под расписку, а иногда и без нее. Долги выколачивала служба безопасности Гусейнова, в особых случаях в дела по возвращению долгов вмешивались люди Джабраилова.
Существовала в банке и еще одна сфера деятельности, о которой знали всего несколько человек. В его хранилище постоянно находились деньги, которые никогда не проходили по банковским документам. Ими распоряжался только Джабраилов. Эти деньги тайно привозили к Хавкину, вместе с ними ему же передавалась флэшка с паспортными данными людей, которых чаще всего уже давно не было в живых, и он с помощью этих данных переводил не очень надежные рубли в твердую западную валюту. По мере накопления валюты ее забирал Джабраилов. Куда он ее отправлял, на что использовал, Хавкин не знал. Да его это и не интересовало. Главным было то, что банк находился под надежной охраной кавказца. Его деятельность никогда не проверялась федеральными финансовыми органами, а уж о том, чтобы на него попыталась посягнуть какая-нибудь преступная группа, не могло быть и речи. Все знали возможности Джабраилова и его головорезов. Служба безопасности кавказца работала надежнее всей системы правоохранительных органов региона. В нее входили не только соплеменники Джабраилова, но и бывшие сотрудники милиции и ФСБ.
Беспалов уже давно понял, что посягнуть на банк “Доверие” было абсолютным безумием. Но он был уверен, что так же думали и Джабраилов с Хавкиным. А чрезмерная самоуверенность всегда наказывается. В системе охраны банка надо было найти слабое место. В том, что оно существует, не было никаких сомнений. Беспалову захотелось познакомиться с Джабраиловым. Не подойти и представиться, а посмотреть на его лицо, манеры поведения, понаблюдать за телохранителями. Это можно было сделать только в публичном месте. А единственным публичным местом в городе, где открыто появлялся Джабраилов, был ипподром.
9.
За всю свою жизнь Беспалов ни разу не был на ипподроме и знал его только по описаниям и телевизионным картинкам. А уж о том, как он функционирует, имел самое смутное представление. Тем не менее он поехал туда, в воскресенье на ипподроме проводились забеги молодых лошадей-пятилеток.
Ипподром напоминал место огромного праздника. Еще на подходе к нему ощущался щекочущий аромат дымков многочисленных мангалов, на которых жарили аппетитные шашлыки. Перед входом на трибуну растянулись разноцветные красочные палатки со сладостями и сувенирами. Хорошо одетые молодые женщины, собравшись небольшими стайками, весело щебетали и заразительно смеялись. Мужчины находились поодаль и говорили, в основном, о делах. Ипподром был тем местом, где обсуждались последние моды, политические и биржевые новости, намечались сделки, принимались решения, касающиеся многих людей. Он был тусовкой для самых богатых, и это удивило Беспалова. Он даже представить не мог, что в одном месте может собираться столько нуворишей.
Беспалов не знал, что с недавних пор в области появилась мода на рысаков и скаковых лошадей. Состояние скоробогачей оценивалось по тому, какую лошадь они имели в своей конюшне. Цена лошади определяла положение хозяина в обществе ему подобных. Самым большим соревнованием года считались бега на приз губернатора. В этот день губернатор появлялся на ипподроме в белом костюме в окружении одетых в черное телохранителей и проходил на трибуну для почетных гостей. Хозяева лошадей также имели доступ на эту трибуну. Во время заездов самые влиятельные из них могли сесть рядом с губернатором и переброситься с ним несколькими фразами или коротко побеседовать на самую важную для себя тему.
На ипподром Беспалов отправился с Глебовым, который уже был здесь до этого и хорошо ориентировался в обстановке. Они прошли к кассе, взяли билеты и программку соревнований. Заглянув в нее, Глебов сказал:
— Этот конь точно принадлежит нашему знакомому.
— Какой конь? — спросил Беспалов.
— Казбек.
— Почему вы так думаете?
— А кто бы из сибиряков дал своей лошади такое имя?
Беспалов не ответил. Он невольно засмотрелся на молодую длинноногую женщину в короткой красной юбке, плотно облегающей бедра, и белой кофточке с большим вырезом на груди. На ее плече висела маленькая белая сумочка. У женщины было красивое лицо с аккуратным точеным носиком и припухлыми розовыми губками. Он так очаровался ею, что когда услышал над самым ухом негромкий голос Глебова: “Не отвлекаться, командир”, — невольно остановился и несколько мгновений растерянно смотрел на сержанта. Потом рассерженно пробурчал:
— Надо же, какие бывают.
Женщина скользнула по ним рассеянным взглядом и, вдруг широко улыбнувшись, сделала шаг в сторону и громко произнесла:
— О, Аслан! А я уже заждалась.
Навстречу ей шел высокий, красивый черноволосый парень в светло-сером костюме и бежевых туфлях. Она взяла его под руку и, защебетав, потянула к трибуне.
— Не знаете его? — тихо спросил Беспалов.
— Знаю, что из команды Джабраилова, а чем занимается, пока не выяснил, — ответил Глебов.
Парочка подошла к группе одетых во все черное рослых широкоплечих парней, и Аслан о чем-то заговорил с ними.
— А вот этих я знаю, — сказал Глебов. — Они из службы безопасности Джабраилова.
— Значит, и хозяин должен быть здесь, — сказал Беспалов.
— Он вон там, за ними, — произнес Глебов.
Джабраилов стоял в двух метрах от парней и разговаривал с пожилым, элегантно одетым мужчиной. Оба то и дело смеялись, постоянно поглядывая на женщин.
— Губернатора сегодня не будет, — сказал Беспалов.
— Об этом нетрудно догадаться, — Глебов посмотрел на женщину Аслана, которая украдкой рассматривала Джабраилова. — Губернатор появится в следующее воскресенье, когда будет разыгрываться приз его имени.
Джабраилов и его компания направились к трибуне. Но когда Беспалов с Глебовым обошли палатку, за которой скрылись кавказцы, никого из них уже не было. Прямо за палатками находилась дверь, которая вела в ложу VIP-персон. Около нее стояли двое охранников.
— А где сидят букмекеры, принимающие ставки? — спросил Беспалов.
— В торце трибуны. У них там специально оборудованные кассы.
— Пойдем глянем, — предложил Беспалов.
К окошечкам букмекеров выстроились длинные очереди. Беспалов пристроился к одной из них. Его интересовали люди, делающие ставки. Среди них были и хорошо одетые, и такие, на которых жалко смотреть. Впереди него стоял сухощавый парень в старенькой, замызганной курточке и стоптанных, разваливающихся туфлях. Он нервно дышал и постоянно дергался, сжимая в руке засаленную сотню.
— На кого будешь ставить? — спросил Беспалов.
Парень резко отшатнулся, испуганно посмотрел на него и ответил вопросом на вопрос:
— А ты на кого?
— На Казбека, на кого же еще? — ответил Беспалов.
— Казбек в первом заезде не выиграет, — уверенно сказал парень.
— Почему ты так думаешь?
— Если хочешь схватить большой куш, в первом заезде не надо светиться. Казбек светиться не будет.
Хорошо одетый мужчина, расталкивая очередь, лез к окну. Отодвинув локтем Беспалова, он протиснулся вперед, но парень не пустил его дальше. Они начали ссориться. Еще немного и дело могло дойти до рукопашной. Беспалов развернулся и вылез из очереди.
— Почему все они такие ненормальные? — спросил он Глебова.
— Потому что у них перед глазами стоят только деньги. Здесь не надо работать, надо лишь угадать лошадь, которая придет первой. Это единственное место, где у бомжа и миллионера одна и та же цель. Это же своего рода наркоманы. Азарт — страшное дело.
— Может, и нам поставить? — спросил Беспалов. — Не хочется пережить острые ощущения?
Вопрос походил на провокацию, но Беспалов специально задал его, чтобы лишний раз проверить, насколько азартен товарищ.
— Я в такие игры не играю, — ответил Глебов, отвернувшись.
— Тогда пошли на трибуну.
Большая трибуна была почти вся занята народом. На самом ее верху под навесом располагались места VIP-персон. Раньше они были лишь огорожены небольшим барьером. Но с тех пор, как стали устраиваться бега на приз губернатора, места VIP-персон переоборудовали в специальную ложу, застеклили, установили в ней хорошие кресла и столики, за которыми можно было выпить шампанского и перекусить. Охрана губернатора заставила дирекцию ипподрома вставить в ложе тонированные стекла, чтобы обычные посетители не могли видеть ее гостей.
Джабраилов не любил такие стекла, они искажали цвет поля и масть лошадей. Когда в ложе не было губернатора, он заставлял охранников открывать окна. Беспалов сразу увидел его. Джабраилов сидел рядом с Асланом и его красивой русской девушкой. Они о чем-то негромко разговаривали, при этом не глядели друг на друга. Аслан встал, а на его место сел другой человек. Вскоре его заменил еще один. Беспалов понял, что ложа VIP-персон является местом встреч определенного круга людей для решения важных вопросов.
Между тем празднично одетые жокеи в коротких цветных курточках уже готовились к соревнованию, выстраивая лошадей на стартовой линии. Вскоре был дан старт, рысаки понеслись по дорожке, распустив хвосты и выбрасывая из-под копыт землю и мелкие камушки. Грациозные лошади были красивы, полны сил и желания показать себя, и Беспалов невольно залюбовался ими. Цокая копытами, они стремительно пронеслись вдоль трибуны, унося за собой легкие, воздушные коляски, в которых сидели, казалось, такие же невесомые жокеи. Казбек шел вторым, косясь злым глазом на обогнавшего его жеребца. Но Беспалову показалось, что жокей специально придерживает его. Казбек так и пришел вторым, не сумев обогнать своего соперника. Многие зрители тут же соскочили со своих мест и кинулись к окошечкам букмекеров получать выигрыш. Парень в старенькой куртке и стоптанных туфлях, на которого обратил внимание Беспалов, расталкивая других, спешил к проходу.
— Наверное, выиграл, — кивнув на него, сказал Беспалов.
— В следующем заезде все равно проиграет, — ответил Глебов. — Система ставок отлажена таким образом, что самый большой куш достается букмекерам. А они принадлежат тем, кто сидит выше нас.
Глебов не стал поворачиваться, но Беспалов и без того понял, что тот говорит о Джабраилове.
— После окончания соревнований и выдачи выигрышей деньги повезут к Хавкину, — сказал Глебов. — Там их пересчитают и положат в сейф. Или в сейфы.
— И сколько, по-вашему, их будет? — спросил Беспалов.
— На билетах заработают тысяч пятьсот. А сколько заработают букмекеры, одному богу известно. Самые большие ставки делаются на губернаторских бегах. Там речь идет о миллионах. Это будет в следующее воскресенье.
Беспалов встал, Глебов поднялся вслед за ним. Спустившись с трибуны, они прошли мимо букмекерских касс и увидели у дверей невысокого здания администрации ипподрома серую “тойоту-универсал”, около которой стояли два парня в черной одежде.
— Вот они и повезут деньги в банк, — кивнув на парней, тихо произнес Глебов.
— Целую империю создали, — сказал Беспалов.
— Это потому, что нас здесь не было, — Глебов внимательно рассматривал охранников. — Интересно, довелось им служить в горячих точках или нет?
— Может быть, и служили, но только не у нас. Наверняка были по другую сторону блок-постов.
— Я тоже так думаю. Мне даже кажется, что я уже встречался с ними… В горах…
— Едем в “Доверие”, — сказал Беспалов.
Он уже был в этом небольшом, красивом здании из красного кирпича, но сейчас снова внимательно рассматривал его. Особенно служебный вход, находящийся во дворе. Им пользовались только Хавкин и начальник службы безопасности. Через этот же вход в банк заносили деньги, прибывавшие на инкассаторской машине. Въезд во дворик перекрывал шлагбаум. Его открывал и закрывал охранник, находящийся в будке у ворот. Сейчас дворик был пуст, лишь у стены здания стояла золотистая “Ниссан-Мурано” последней модели, на которой сюда приехал Хавкин. Директор банка уже ждал, когда с ипподрома привезут деньги.
Беспалова снова удивило, что у ворот не было камеры наружного наблюдения. У центрального входа была, а здесь отсутствовала. А ведь все деньги поступают в банк через ворота. Но, поразмыслив, он решил, что именно здесь она не нужна ни Хавкину, ни Джабраилову. Машины, подъезжающие к боковым дверям, не должны значиться ни в каких документах. Никто не должен знать, когда и на каком автомобиле были отправлены деньги из банка. Во дворик попадает только особая клиентура, на которую выдается особое распоряжение.
“Тойоту” с кассой ипподрома и букмекерскими деньгами пришлось ждать довольно долго. Беспалов с Глебовым сначала пару раз прошлись по противоположной стороне улицы, потом перешли ее и остановились недалеко от шлагбаума, но так, чтобы их не смог наблюдать сидящий в будке охранник.
Наконец “тойота” подъехала. Водитель один раз коротко просигналил и шлагбаум поднялся. Машина въехала во двор и остановилась около двери. Из нее вышел начальник службы безопасности и впустил в банк двух инкассаторов с деньгами. Они не появлялись ровно двадцать минут, и все это время машина стояла около двери. Затем дверь открылась, из нее вышли инкассаторы, сели в машину и тут же уехали.
— Ну вот, теперь мы знаем, сколько людей находится там, когда привозят деньги, — сказал Беспалов.
— Сколько? — спросил Глебов.
— Четверо, не считая женщин.
Глебов с удивлением посмотрел на Беспалова, и тот невозмутимо продолжил:
— Хавкин, начальник службы безопасности и двое инкассаторов.
— А что за женщины находятся там? — поинтересовался Глебов.
— Операторы банка, которые пересчитывают деньги. Я думаю, что их две.
— Мне казалось, что народу здесь будет гораздо больше, — сказал Глебов.
— Но и тех, что есть, тоже немало, — Беспалов посмотрел на золотистую машину Хавкина, стоящую у стены. В выходные дни Хавкин не пользовался услугами шофера. По всей видимости, ему нравилось самому сидеть за рулем. А соревнования на ипподроме проходили только по выходным.
На следующий день вся группа собралась на квартире Беспалова. Приходили поодиночке, с интервалом в восемь-десять минут. Дом обходили по периметру. Зайдя за угол и выждав несколько мгновений, каждый разворачивался и двигался назад, проверяя, нет ли слежки. И только после этого заходил в подъезд. К этому времени все уже имели ключи от домофона и квартиры.
— Кофе не предлагаю, — сказал Беспалов, когда все уселись в гостиной за большим столом. — Это невольно отвлекает на посторонние разговоры. Сейчас же хочу еще раз услышать мнение каждого.
— Мнение у нас одно, — сказал Елагин. — И оно созрело уже давно. Мы должны поставить мафию на то место, которое она заслуживает. А для этого необходимо лишить ее денег. Не будет у нее денег, не будет власти.
— Меня все время мучают моральные проблемы.— Беспалов опустил голову, помолчал, потом посмотрел на Елагина. — Получим мы в свои руки миллионы. А дальше что? Разве мы станем от этого лучше? Ведь не зря говорят, что деньги — зло.
— Смотря чему они служат, — сказал Глебов.
— А чему должны служить эти деньги? — Беспалов вскинул брови и посмотрел на товарищей.
— У нас есть одна идея, — сказал Елагин. — Но я суеверен. Когда все распланируешь и разложишь по полочкам, обязательно что-нибудь сорвется. Давайте сначала заимеем деньги, а потом обсудим, на что их потратить. Уверяю вас, мы найдем им хорошее применение.
— Я хочу знать это сейчас, — сказал Беспалов.
— Вы верите в приметы? — спросил Елагин.
— Мы все верим в приметы.
— Тогда давайте соблюдем традиции. — Елагин поджал губы, и его лицо стало строгим и непроницаемым.
Беспалов понял, что сегодня из него не стоит вытягивать его идею. Придет время, он поделится с ним сам.
— Какие факторы учитываются перед тем, как группу отправляют на задание? — спросил Беспалов и, неторопливо обведя каждого взглядом, сам же ответил на этот вопрос: — В первую очередь физическая и боевая подготовка. Далее: чувство локтя, скорость принятия решений каждым из членов группы, чувство противника за каждым углом и каждой дверью здания. Физическую подготовку мы подтянули, в стрельбе тренироваться негде. Да и стрелять мы без нужды не собираемся. — Он поднял глаза на Елагина и спросил: — Каким оружием мы располагаем?
— Практически любым, — ответил Елагин. — Из пистолетов — Макаров и Вальтер. Из автоматов — Калашников и Узи.
— Может, у вас есть и гранатометы? — усмехнулся Беспалов, привыкший ничему не удивляться. Но, услышав ответ Елагина, не смог скрыть своего удивления.
— Имеется три подствольника и полсотни зарядов к ним, — ответил Елагин. — РПГ вывезти не удалось.
Брови Беспалова поднялись еще выше, и он спросил:
— Надеюсь, ни один ствол не засветился?
— Никак нет, товарищ капитан, — все так же спокойно ответил Елагин. — Все оружие законсервировано и уложено на хранение.
— Завтра проверяем навыки рукопашного боя, — сказал Беспалов. — Мы уже отвыкли от этого, а во время операции каждое движение должно быть автоматическим. Где мы сможем позаниматься?
— На природе, — сказал Елагин. — Есть у меня одно место, хотя и не совсем под боком у города.
— Сколько до него?
— Часа два езды.
На следующий день в семь часов утра вся группа погрузилась в микроавтобус “тойота”, принадлежавший Елагину, и выехала за город. За рулем сидел Ушаков. Место, куда он привез, было действительно красивым. Дорога, бегущая по заросшему бурьяном полю, вдруг пошла под уклон, проскочила через березовый лес и оборвалась у края неширокой прозрачной речки. Еще недавно здесь была большая деревня, остатки которой можно было разглядеть и сейчас. По косогору вдоль берега на месте бывших домов тянулись поросшие крапивой бугры, да стояли две чудом сохранившиеся печки с высокими трубами. Все, что можно было забрать и вывезти отсюда, люди уже увезли. Но кое-что оставили навсегда. Беспалов стал оглядываться. Словно отгадав причину его беспокойства, Елагин сказал:
— Кладбище на том конце деревни. Там в лесу большая поляна, оно на ней.
— А почему исчезла деревня? — спросил Беспалов.
— Сначала исчез колхоз. Потом, как всегда, здравпункт и школа. Взрослым стало негде работать, детям — учиться. Вот люди и разъехались. Вокруг этой деревни только пашни, заросшей бурьяном, восемь тысяч гектаров. А всего ей принадлежало двадцать тысяч гектаров сельхозугодий. И все это теперь брошено.
— Уж не думаете ли вы отстроить ее заново? — Беспалов зачерпнул пригоршню воды, выпил ее с ладони.
— Вам бы, товарищ капитан, провидцем быть, — засмеялся Елагин. — Мы с Ушаковым часто ездим сюда. Здесь и рыбалка хорошая, и груздей в лесу хоть косой коси. И, что самое интересное, народ никогда не бывает.
— Почему не бывает, — спросил Беспалов, — если рыбалка хорошая и грибов много?
— Дорога скверная, особенно после дождя, и место совсем глухое. Случись что, не выберешься.
— А мне здесь нравится, — признался Беспалов.
— Нам с Никитой тоже, — сказал Елагин. — И девушкам нашим нравится. Моя сказала, что хотела бы построить здесь дом и на речке с ребятишками купаться. Но дом непременно со всеми удобствами, с горячей водой, ванной и теплым туалетом. Живем-то ведь уже в двадцать первом веке.
— В каком же веке жили те, что совсем недавно уехали отсюда?
Елагин неопределенно пожал плечами, потом ответил:
— Наверное, в шестнадцатом.
— Речка-то как называется? — спросил Беспалов.
— Светлая.
— А деревня?
— И деревня так же называлась. Теперь это название сохранилось только в паспортах тех, кто тут родился. Правда, здесь хорошо?
— Да, — сказал Беспалов. — А теперь давайте к делу. Сначала рукопашный бой, потом арсенал мне покажете. Он у вас здесь, я знаю. И пострелять у этой речки можем. Никто не услышит.
Руководить занятиями Беспалов поручил Глебову. В его подразделении Глебов был инструктором рукопашного боя, в совершенстве владея всеми приемами. Поэтому поручение командира принял как само собой разумеющееся. Вместо холодного оружия бывшие солдаты взяли в руки палки. Нападавшие и защищавшиеся сражались отчаянно. Беспалову здорово досталось по руке, на мгновение он даже остановился, но тут же продолжил схватку. Против него выступал Елагин. В воинской части Беспалова считали самым техничным бойцом, но сейчас он отметил, что Елагин тоже обладает отличной техникой. У него была отменная реакция и широкий арсенал приемов. К его удивлению, Биденко также сражался хорошо. За неделю он сумел здорово натренировать мышцы, и это обрадовало Беспалова. Он боялся, что к началу операции в физической подготовке Биденко будет заметно уступать другим.
После рукопашного боя и небольшого отдыха Елагин показал Беспалову свой схрон. В одном из крестьянских дворов, заросшем непролазной крапивой, хорошо сохранился глубокий погреб, выложенный кирпичом. Елагин искусно замаскировал лаз и проход к нему через крапиву. В погребе было сухо, у одной стены его стояли стеллажи, заваленные битым кирпичом. На таких стеллажах крестьяне обычно хранят банки с соленьями. Отодвинув их, Елагин показал еще один лаз, ведущий в небольшой погребок. В нем и лежало упакованное оружие.
Беспалов уже решил, что стрелять сегодня они будут только из пистолетов Макарова. Применение оружия во время операции не входило в его планы, он не хотел никого убивать. Но если охрана откроет стрельбу, придется отбиваться. Там уж будет как на войне: в живых останется тот, кто попадет первым. Проверять меткость стрельбы бывших диверсантов не было нужды. Беспалов не сомневался, что они не разучились стрелять. Надо было убедиться, что ни один из пистолетов не дает осечки.
Пристреливал оружие Биденко. Все пять пистолетов работали отлично. Пули, направленные в березу, ложились одна в одну.
Проверив пистолеты, Беспалов сел в машину и вместе с Ушаковым выехал на взгорок. Ему не хотелось, чтобы кто-то слышал выстрелы, и он решил посмотреть, нет ли поблизости посторонних. Дорога была пустынной, поле — тоже. И он решил воспользоваться случаем, чтобы заодно пристрелять и автоматы. Они тоже работали без осечки.
— Молодец, — сказал Беспалов Елагину. — Помните солдатскую заповедь: надежное оружие — ключ к успеху.
Елагин улыбнулся, ему была приятна похвала капитана. Возвращая автомат, Беспалов спросил:
— Откуда оружие, если, конечно, не секрет?
— Какой секрет, товарищ капитан, — ответил Елагин. — Когда возвращались из Афганистана, каждый мог увезти с собой все, что хотел. Хотя в то время это было, в общем-то, опасно. Но мы провозили. А теперь такое оружие с Кавказа машинами везут.
— Давайте договоримся, что с сегодняшнего дня и до конца операции у нас не будет ни званий, ни имен, — сказал Беспалов. — Каждый получит свой номер. Я буду первым. Елагин — вторым, Глебов — третьим, Биденко — четвертым, Ушаков — пятым. Поняли? — Беспалов посмотрел на Елагина.
— Так точно, товарищ первый.
— А вам, — Беспалов повернулся к Биденко, — с завтрашнего дня не надо появляться на работе. Скажите, что по срочным делам уезжаете к семье. Вечером снова собираемся у меня. Нам надо заняться разработкой операции.
10.
Беспалов не помнил, когда смотрел телевизор последний раз. В горах Кавказа в солдатских палатках его не было. Единственным развлечением солдат в свободное время была гитара. В каждой части находились свои артисты. В его группе таким был Леша Иноземцев. По вечерам он пел задушевные песни.
Лешу Иноземцева убили под Ведено, когда группа выходила на задание. Боевики выследили ее еще на подходе и устроили засаду. Тело Леши не удалось вынести потому, что Беспалов двое суток не мог оторваться от преследования. Тогда его первый раз ранило в руку. Когда группе все же удалось добраться до базы, там уже знали о гибели Иноземцева. Боевики отрезали Леше голову и выставили ее на дороге недалеко от блок-поста. Такого в Афганистане не позволяли даже душманы. А здесь ненависть лишала людей рассудка, делала их похожими на зверей.
Операция под Ведено провалилась потому, что командование не дало времени на рекогносцировку. В результате группа не имела возможности заранее вычислить места, где ее могла поджидать засада. Выходя на задание, необходимо в мельчайших деталях знать зону будущих действий. Именно об этом думал сейчас Беспалов, поджидая ребят, чтобы обсудить с ними детали предстоящей операции. Времени до их прихода было много, и он от нечего делать включил телевизор. Передавали новости, в которых от каждого сообщения веяло безнадегой.
На Кавказе боевики устроили теракт, в котором погибло много людей. На автотрассе Москва — Ростов-на-Дону столкнулись два автомобиля, погибли оба водителя и пять пассажиров. В Корякском национальном округе собака покусала малолетнего ребенка. На Сахалине из-за обильных дождей, принесенных тихоокеанским циклоном, прервано сообщение между двумя поселками. Создавалось впечатление, что вся жизнь огромной страны состоит только из таких событий.
В дверь позвонили условленным сигналом. Он встал и направился, чтобы открыть ее. Но прежде заглянул в дверной глазок. На лестничной площадке стоял Биденко.
— Здравия желаю, товарищ первый, — тихо произнес Биденко, появившись на пороге.
— Проходите, четвертый, — сказал Беспалов, пропуская его в прихожую.
Биденко неуклюже помялся у порога, снял стоптанные туфли и прошел в комнату. Осторожно присел на краешек стула у большого стола и облегченно выдохнул:
— Ну, все. Покончил я с этим базаром.
Беспалов понял, что Биденко бросил ненавистную ему работу.
— Кофе будете? — спросил Беспалов.
— А почему бы и нет? Пьют же его белые люди, — засмеялся Биденко и спрятал ноги под стул. Правый носок у него был дырявым, из него выглядывал большой палец, и бывшему сержанту не хотелось, чтобы это заметил командир.
Беспалов поставил на стол две чашки, насыпал в них кофе, налил кипятку. Через минуту по всей квартире разнесся тончайший аромат.
Биденко повел носом и, посмотрев на Беспалова, сказал:
— Не помню, когда в последний раз ощущал такое благоухание.
— Да, на базаре запахи совсем другие, — заметил Беспалов.
— Там все смердит. — Биденко пододвинул к себе сахарницу, положил в чашку с кофе два кусочка. Выдержав паузу, размешал кофе ложечкой и, отхлебнув глоток, сказал:
— Я когда шел к вам, подсчитал, сколько имеет Джабраилов только с одного рынка. В год на нем продается около десяти тысяч тонн мяса. Десять миллионов килограммов. Все, что не успеют продать за день, вечером сдается на мясокомбинат, который тоже принадлежит Джабраилову. С каждого килограмма он имеет минимум сто рублей чистой прибыли. В год получается миллиард. И все наличкой. И это только за мясо. А ведь ему принадлежат все лотки и киоски, данью обложено каждое рабочее место. Гостиницы, туристические компании тоже его. Когда начинаешь об этом думать, на голове шевелятся волосы. Ведь с этого миллиарда в сельское хозяйство не возвращается ни копейки. Получай его крестьяне, они бы жили лучше американцев.
— Мы же сами проголосовали за капитализм, — с усмешкой ответил Беспалов. — А при нем успех и совесть несовместимы.
— Я за него не голосовал, — запротестовал Биденко и сделал обиженное лицо. — Меня и раньше многое устраивало. Кое от чего, конечно бы, отказался. Но все базовые принципы оставил бы.
Он снова отхлебнул кофе, поставил чашку на стол и сказал:
— Жена письмо прислала из Забайкалья. Просит денег. Осенью дочка в школу пойдет, а одеть не во что.
— Бог даст, поможем.
Беспалов смотрел на Биденко, а видел сестру и всю ее семью, с утра до вечера копошащуюся на своем огороде и не знающую как свести концы с концами. У нее те же проблемы, что и у жены Биденко. А ведь такой богатый колхоз у них был. Племенной скот разводили, свиноферму на шесть тысяч голов держали, пшеницы по тридцать центнеров с гектара убирали. Доярок и механизаторов каждую зиму в санаторий набираться здоровья отправляли. А потом вдруг кто-то объявил сельское хозяйство черной дырой и сразу ничего не стало. Но ведь оно живет до сих пор. Если Джабраилов только с одного рынка такие деньги имеет, сколько же он получает с остальных? “Да, пока нас заставляли воевать, другие в это время прибирали к своим алчным рукам все, что было создано нашими отцами, — думал Беспалов. — Даже девушек, которых теперь тоже выставили на продажу. Аслан себе вон какую отхватил. Отправь ее на конкурс красоты, она мисс Вселенной станет”.
Беспалов вытащил из тумбочки несколько чистых листов бумаги, положил их перед Биденко и сказал:
— Нарисуйте здесь подробный план банка “Доверие”. Вы ведь в нем были несколько раз. Нам нужно знать входы и выходы, коридоры, расположение комнат, сигнализации. Мы должны знать все, что там находится, как “Отче наш”. Без этого ни на какое задание идти нет смысла. Потому что любая проблема чревата жертвами.
Биденко на несколько мгновений задумался, потом достал ручку и начал чертить план здания. В квартире снова раздался условный звонок и Беспалов, оставив сержанта за столом, пошел открывать дверь. На этот раз за ней стоял Елагин. Войдя в коридор и поздоровавшись, он потянул носом воздух и спросил:
— Кофейком наслаждаетесь?
— Для вас тоже чашка приготовлена, — ответил Беспалов.
Вскоре пришли остальные. Все уселись за большим обеденным столом, перед каждым стояла чашка кофе. Беспалов обвел всех взглядом, положил ладони на край стола и негромким, спокойным голосом сказал:
— Через три дня на ипподроме соревнование на приз губернатора, в котором участвуют лучшие лошади и делаются самые большие ставки. Но для нас важно другое. В день соревнования банк не работает, но именно в этот день в него легче всего попасть, потому что туда привозят деньги. Активная фаза операции начинается сразу после того, как из банка выходят инкассаторы. Пассивная — за два часа до этого. Мы должны точно установить, кто из сотрудников придет в банк, кто будет их охранять. Нам надо решить две проблемы. Локализовать охранника у ворот и открыть внутреннюю дверь, запирающуюся на два обычных и один электронный замок. Кто имеет соображения на этот счет?
— Надо придумать, как выманить охранника, — сказал Елагин. — Если мы будем нападать на него в будке, он может успеть включить сигнализацию.
— Как устроена система дежурства? — спросил Беспалов. — Кто-нибудь знает это? И что за люди служат там в охране?
— Исключительно кавказцы, — сказал Глебов. — Сутки дежурят, трое отдыхают. Очень горячие. Один респектабельный мужичок попытался однажды при мне поставить машину около шлагбаума. Другого места на улице не оказалось. Охранник выскочил, вытащил его из машины и так врезал, что у мужичка оказалась сломанной челюсть.
— Неужели? — удивился Беспалов. — Неужели охранник так легко клюнул на подобную дешевку?
— Все, кто служит у Джабраилова, чувствуют свое превосходство над остальными. Они — из неприкасаемых. Поэтому такие нетерпимые.
— Нам это только на руку, — сказал Беспалов. — Что с электронным замком? Он открывается с помощью карты. Я, честно говоря, не очень разбираюсь в таких штучках. Есть возможность открыть его быстро и без шума?
— Элементарная, — сказал Глебов. — Нужно на мгновение обесточить здание. Там же во дворе стоит щитовая. Надо открыть ее, на полсекунды отключить и снова включить рубильник. В банке этого никто не заметит, электричество у нас часто мигает. Полсекунды хватит на то, чтобы открыть дверь.
— Кто разбирается в этом?
— Я, — сказал Биденко.
— Хорошо, — Беспалов отодвинул чашку. — Теперь о форме одежды. Нам нужна серая камуфляжная форма, какую носит частная охрана. Кроме того, черные шапочки и боксерки.
— Какие еще боксерки? — спросил Биденко.
— Те, в которых боксеры выступают на ринге.
— А это еще зачем? — не понял Биденко.
— Затем, чтобы нас не услышала даже мышь, когда мы окажемся в банке. Вы хотели, чтобы мы вломились туда в подкованных солдатских ботинках?
Биденко опустил голову. Беспалов, повернувшись к Елагину, спросил:
— Когда мы сможем достать форму?
— Завтра. Ее продают где угодно, в том числе на каждом рынке. Боксерки надо посмотреть в спортивных магазинах. Мне только нужно знать размеры обуви.
Он потянулся за чистым листком бумаги, но Беспалов остановил его.
— Никаких записей, — строго сказал он. — Нас немного, размеры запомните и без того. Деньги на экипировку есть?
— Есть. На нее много не потребуется.
— А теперь посмотрите сюда, потренируйте память. — Беспалов взял лист бумаги со схемой банка и положил его перед Елагиным. — Заходить будем в эту дверь. — Он указал на отметку в чертеже. — Поднимаемся по четырем ступенькам и оказываемся в коридоре. На площадке перед коридором оставляем одного человека. Он проследит за тем, чтобы никто не появился здесь, пока мы будем находиться в хранилище. Этим человеком будет Глебов. Мы с Елагиным и Биденко идем в хранилище, где в это время будут пересчитывать деньги, привезенные с ипподрома. Забираем их и те, что лежат в хранилище, и выходим из банка. В это время к шлагбауму должна подъехать машина с Ушаковым. Сколько нам потребуется на операцию?
Беспалов обвел всех взглядом. Биденко неопределенно пожал плечами, Глебов молча опустил голову. Елагин взял в руки лист бумаги с планом банка, несколько мгновений сосредоточенно рассматривал его, потом сказал:
— После того, как мы окажемся в помещении, нам надо будет уложиться со всеми нашими делами в пять-семь минут.
— Хорошо, — сказал Беспалов. — Завтра в восемнадцать ноль-ноль собираемся в вашей мастерской. Примерим экипировку. А теперь еще раз внимательно посмотрите на план здания, запомните его и нарисуйте мне на листе бумаги. Вы должны вспомнить его во всех подробностях, даже если разбужу вас посреди ночи.
Он взял план из рук Елагина и протянул ему чистый лист. Тот вскинул голову, несколько мгновений, не мигая, смотрел в потолок, потом начал рисовать. Через минуту выпрямившись и положив на стол ручку, вернул бумагу Беспалову
— Подождем третьего, — сказал Беспалов, перевернув лист и положив его перед собой.
Через пару минут схему банка начертил Глебов. У разведчиков была великолепная память, в том числе и на детали. Оба воспроизвели схему с абсолютной точностью. Но Беспалов нарочито долго рассматривал оба чертежа. Затем передал чертеж Глебова Елагину, а елагинский — Глебову и сказал:
— Проверьте и скажите свое мнение.
Глебов с недоверием взял лист бумаги, долго и придирчиво рассматривал схему, вернул ее Беспалову и произнес:
— Здесь все правильно, товарищ первый.
— У меня тоже нет замечаний, — сказал Елагин.
Беспалов подвинул к себе пепельницу, достал зажигалку и неторопливо сжег все три листа, на которых были начерчены схемы. Затем сходил в туалет, высыпал пепел в унитаз и смыл его.
— Размяться бы нам надо перед операцией, — сказал он, вернувшись в комнату. — Снять мандраж, если он у кого-нибудь возникнет. Что вы скажете на этот счет?
— Что вы подразумеваете под словом “размяться”? — спросил Биденко, и глаза его озорно заблестели.
— Не девочек, конечно, — строго произнес Беспалов. — А вот хорошая банька или что-нибудь в этом роде не помешали бы.
— Нам так или иначе придется ехать в Светлую за стволами, — заметил Елагин. — Там можем и порыбачить, и устроить хорошую уху.
— Я тоже подумал о Светлой, — Беспалов вытер салфеткой пепельницу и поставил на стол.
На следующий день в шесть вечера все были в автомастерской. Елагин аккуратно разложил на верстаке серую камуфляжную форму, поверх каждого комплекта положил боксерки. Биденко взял одну из пар в руки, долго и пристально рассматривал длинные шнурки, помял пальцами мягкую подошву и сказал:
— В таких, наверное, балерины танцуют.
— Не нравится? — спросил Елагин.
— То, что надо, — сказал Биденко и спросил: — Какие тут сорок второго размера?
— Как раз те, что у тебя в руках.
Все начали раздеваться и примерять форму. Они уже отвыкли от нее, но теперь, увидев друг друга в одинаковом камуфляже, вдруг сразу ощутили себя и солдатами, и боевой единицей одновременно. В гражданской одежде каждый из них был сам по себе. Камуфляж как бы размыл индивидуальность, сделав частью чего-то большего, объединившего в единое целое и помыслы, и жизни. Камуфляж придавал уверенность, в нем в свое время они ходили на самые опасные боевые задания, где только принцип “один за всех и все за одного” давал возможность и выжить, и справиться с порученным делом. Биденко похлопал себя ладонью по плечу и сказал:
— В зеркало бы сейчас посмотреться.
Он весь сиял. Униформа сделала его совсем другим, совершенно не похожим на того, каким он встретился на рынке Беспалову. В ней он никогда не согнулся бы перед Гусейновым и его телохранителями, первыми дрогнули бы они.
Беспалов натянул униформу последним. Когда он переодевался, Елагин увидел на его правом боку и ноге свежие розовые рубцы. Он с таким вниманием уставился на них, что Беспалов немного смутился. Потом, подняв голову, сказал:
— Привез память с Кавказа. А вас нигде не цепляло?
— Пока, слава богу, нет, — ответил Елагин.
И Беспалов понял, что во время предстоящей операции он не исключает перестрелки. Это было бы самым худшим из всего, что могло возникнуть. Все зависело от многих, может быть, незначительных обстоятельств, которые сейчас даже невозможно представить, и, конечно же, везения. Без него не обходится ни одно дело. Но везет тому, кто правильно рассчитает свои силы и хорошо изучит слабые стороны противника. Время для того, чтобы еще раз обдумать и взвесить каждый свой шаг, есть. Беспалов затянул шнурки на боксерках и выпрямился.
— Вам в этой форме, товарищ первый, хоть на парад, — оглядывая командира, сказал все еще сияющий Биденко.
Но Беспалов не принял его шутки.
— Попробуйте отвести руки назад, а потом поднять вверх, — сказал он. — Надо, чтобы ничто не связывало движения. Удобная форма — тоже оружие. Кстати, на левый карман и рукав нам надо бы прицепить нашивки. Вы об этом не подумали? — он посмотрел на Елагина.
— Откровенно говоря, нет, — признался Елагин.
— Хорошо бы омоновские, — сказал Глебов.
— Почему омоновские?
— Они произведут большее впечатление.
— На кого? — спросил Беспалов. — На сотрудников банка, может быть, и произведут. А любой прохожий сразу заподозрит неладное. Если появился ОМОН, значит, в банке что-то произошло. Лучше пришить “Охрана”. Такие нашивки на униформах встречаются сегодня на каждом шагу. Охранников стало не меньше, чем чиновников. Если вдруг кто-то увидит нас в ограде, без всяких подозрений примет за охранников банка.
— Нашивки сделаем, это не проблема, — сказал Елагин.
— Вот и хорошо. А сейчас снимаем форму и складываем ее каждый на свое место. Завтра с утра едем в деревню.
Перед утром заморосило, и дождь прекратился уже после рассвета. Беспалов спал с открытой форточкой, через которую доносился шум стекающей с крыши воды. Проснувшись, он сразу же встал и подошел к окну. Дождя не было, но тяжелые серые тучи ползли над самыми крышами домов. Беспалов подумал о том, что дорогу к речке, по всей вероятности, размыло, и сегодня вряд ли удастся проехать по ней на микроавтобусе. Несмотря на это, он был на условленном месте, как и договаривались, в восемь утра. Едва он подошел, как из-за угла вывернул микроавтобус, за рулем которого сидел Ушаков. Группа в полном составе уже была в нем.
— Кофейку не хотите? — спросил Елагин после того, как Беспалов оказался в машине, и показал глазами термос, стоявший у ног.
Беспалов отрицательно покачал головой, потом поинтересовался:
— После такого дождя до деревни доберемся?
— А куда нам деться? — засмеялся Елагин. — Если застрянем — вытолкаем. Нас вон сколько.
Дождь освежил землю. Трава и посевы вдоль дороги, налившиеся свежей силой, сочно зеленели, листва на березах, кое-где выбегающих прямо к шоссе, отливала изумрудным блеском. Серое небо, затянутое тяжелыми тучами, постепенно светлело, тучи растягивались и в разрывах между ними появились кусочки голубизны. Вскоре вдали разрывы между тучами пронзили снопы солнца. Самого солнца не было видно, но его лучи золотили верхушки холмов и квадраты зеленых полей.
— Мы сегодня еще позагораем, — сказал Елагин, глядя на убегающие в бесконечную даль холмы.
— А почему бы и нет? — поддержал его Беспалов.
Через час свернули на проселочную дрогу, по обочинам которой тут и там стеклянным блеском отливали лужи. Машину начало таскать из стороны в сторону, но Ушаков уверенно держал ее на дороге, не давая сползти в кювет. По обе стороны тянулся березовый лес, перемежающийся широкими полянами, покрытыми изумрудной травой. Раньше в это время на каждой такой поляне уже стоял стог сена. Стога украшали пейзаж, они казались неотъемлемой частью сельской природы. Сечас траву никто не косил. Она была высокой и сочной. У Беспалова тихонько защемило сердце. Мальчишкой он постоянно помогал отцу на покосе. Хорошо, что отец не дожил до нынешних времен, он бы не выдержал этой картины.
Вскоре машина вынырнула из леса, дальше, почти до самой реки, дорога бежала по заросшему сорняками полю, уходящему к горизонту. Машина елозила, но ползла вперед, пока снова не выехала к лесу, от которого начался пологий спуск к реке. Съехав вниз, Ушаков остановился в нескольких метрах от берега. Елагин открыл дверь, и ребята по одному начали выходить из машины. Очутившись на земле, Беспалов покрутил головой, потянул носом воздух и умиротворенно сказал:
— А все-таки здесь хорошо.
— Я же говорю, что это лучшее место в мире, — засмеялся Елагин. — Мы уже оформили его в собственность. На следующей неделе должны получить документы. А поля, которые проезжали, берем в аренду.
— Кто это “мы”? — недоверчиво спросил Беспалов.
— Мы с Никитой, Глебов и еще четверо бывших участников локальных войн, как нас сейчас называют. Организуем сельскохозяйственный кооператив. В городе делать нечего, там все мертво, предприятия закрыты. А здесь еще можно кое-что наладить. Руки-ноги есть. Что еще надо? Присоединяйтесь к нам, товарищ капитан. Мы вам лучший участок отдадим. Из любого окна на реку и лес смотреть сможете.
— Вы на самом деле решили поселиться здесь? — повернувшись к Глебову, спросил Беспалов.
— А разве это плохо? — Глебов обвел глазами поляну. — Через год-два заасфальтируем дорогу, город совсем рядом станет.
— Решили построить коммунизм в одной отдельно взятой деревне, и думаете, вам это удастся? — Беспалов саркастически усмехнулся.
— Почему бы и нет? — с вызовом ответил Глебов.
— Потому, что система не позволит. Все, что вырастите, гусейновы забирать будут.
— С гусейновыми мы разберемся, — решительно заявил Глебов.
— Гусейновы возникли не сами по себе, их создала система. — Беспалов смотрел на Глебова и не понимал, почему до того все еще не дошли такие элементарные вещи. — До тех пор, пока не изменится система, не изменится ничего и вокруг нас. Почему я ушел из армии? Потому, что защищать нечего стало. Оттого что мы где-то наводим порядок, народу легче не становится. Порядок нужен гусейновым, джабраиловым и, конечно, еще кое-кому. Чтобы они деньги не потеряли.
Беспалов замолчал, удивившись тому, что говорит. С тех пор, как он ушел из армии, его день и ночь изводило чувство несправедливости. Она была повсеместной и всепроникающей. Несправедливо жила сестра Настя со своей семьей. Ведь за непосильный труд на огороде и своем подворье они, по сути дела, не получали ничего. А какой жуткой оказалась жизнь у Нади! Да она ее практически и не видела, она ведь только начинала жить. Несправедливо складывается жизнь и у ребят, стоящих сейчас рядом с ним. Они с оружием в руках отстояли границы, честь и достоинство своей родины, а кому сейчас нужны? Кто воспользовался их победой? Их всех предали самым циничным образом. В том числе и самого Беспалова. От этих мыслей становилось жутко. Одно Беспалов знал твердо. Он сделает все, чтобы операция прошла безукоризненно. Те, кто повелевает сегодня жизнью других, должны почувствовать, что их власть не беспредельна. На них надо натянуть ту же шкуру, в которую они одели остальных. И это будет самой высшей справедливостью.
Тучи между тем поднялись и поредели, и над рекой появилось запоздавшее, заспанное солнце. Оно словно стеснялось того, что задержалось в дороге и теперь старалось наверстать упущенное. Листва на березах заблестела и зашевелилась, поворачиваясь к свету и теплу, капли дождя, оставшиеся на траве, засверкали, как драгоценные бриллианты. Вода в реке задымилась, клубы белесого пара потянулись вдоль нее, поднимаясь и тая. У самого берега неожиданно плеснула рыба и широкие круги, разрастаясь, начали расходиться по воде.
— Сама на обед просится, — кивнув на круги, произнес Елагин.
Ушаков вытащил из машины кусок брезента, расстелил на траве и начал выкладывать на него хлеб, огурцы, огородную зелень. Биденко, взяв топор, пошел на край поляны к зарослям тальника. Вскоре он принес две рогатины и поперечину к ним, на которую можно было повесить котелок. Глебов отправился в березняк за дровами.
— А нам с вами, товарищ капитан, надо будет наловить рыбы, — сказал Елагин. — Спиннингом пользоваться умеете? Вон там хорошая яма, — он показал рукой налево. — В ней наверняка щука стоит. И не одна.
Елагин вытащил из чехла спиннинговое удилище, потом достал катушку. Беспалов проследил за тем, как ловко он приладил катушку к удилищу, продел сквозь кольца леску и подумал, что с таким опытным спиннингистом соревноваться, очевидно, не стоит. Поэтому спросил:
— А какой-нибудь другой снасти у вас нету?
— Удочка устроит?
— Конечно, — обрадовался Беспалов.
Он взял удочку, баночку с червями, которые оказались у запасливого Елагина, и пошел к тальникам, где река, огибая мыс, образовала заводь. Беспалов встал на самый мыс, насадил наживку на крючок и закинул в воду. Поплавок качнулся, и его медленно понесло вниз по течению. Отплыв на всю длину лески, он остановился. Несколько минут Беспалов внимательно смотрел на него, но поплавок не шевелился. Он уже хотел вытащить леску из воды и закинуть в другое место, но в это мгновение поплавок качнулся и медленно направился против течения. Беспалов сделал подсечку и вытащил приличного чебачка.
— Ну, вот и первый улов, — крикнул ему Елагин, в очередной раз вхолостую забрасывая блесну в воду.
— Мы этими ребячьими играми не занимаемся, — сказал Ушаков и достал из машины невод. — Раздевайся, — приказал он Биденко. — А ты, — кивнул он Глебову, — возьми ведерко.
Троица, поеживаясь и по-страусиному поднимая ноги, чтобы не намочить их в холодной росе, спустилась к дымящейся воде. Биденко зашел по пояс в реку и присел, погрузившись в нее по шею. Тут же вскочил, удовлетворенно фыркнул и потянул свое крыло невода в воду. Ушаков пошел у берега. Минут через пять рыбаки вытащили невод. Беспалов издалека увидел, как в его мотне трепещет рыба. Оставив на берегу удочку, он пошел к ребятам. Глебов уже выбирал рыбу из невода и бросал в ведерко. Улов оказался довольно приличным. Вместе с чебаками в невод попало несколько окуней и хорошая щучка.
— Вот вам и уха, — глядя на Беспалова, сказал Ушаков. — Разводите костер, а мы заведем еще одну тоню.
Елагин между тем все пытался поймать в своем омуте щуку, но единственный из всех до сих пор оставался без улова.
Беспалов разжег костер, сходил с котелком к реке и, набрав в него воды, повесил над огнем. Биденко начал чистить рыбу, а Глебов картошку. Ушаков расстелил невод на траве для того, чтобы тот просох. И только Елагин все еще стоял на берегу, упрямо делая один заброс за другим. Блесна со свистом рассекала воздух и, словно галька, шлепалась в воду. Он ждал, когда она уйдет в глубину, и, подергивая удилище, начинал наматывать леску на катушку. Но щука, будто издеваясь над ним, не брала.
Вскоре уха была готова, вскипел и чай. Ушаков заварил его в котелке и отставил от костра в сторону. И в это время закричал Елагин. Его блесну схватила щука. Первым это увидел Биденко. Он вскочил на ноги и кинулся к реке. Леска на спиннинге натянулась и звенела. Конец удилища согнулся, готовый вот-вот лопнуть. У Елагина на лбу вздулись жилы. Уперевшись удилищем в живот, он постепенно выбирал леску, подтягивая щуку к берегу. Вся команда сгрудилась вокруг него, не зная, что предпринять, — у рыбаков не оказалось сачка. Надежда была только на то, что рыба устанет, и тогда ее удастся вытащить на мелководье. Борьба длилась минут десять. В конце концов щука сдалась. У нее уже не было сил уйти в глубину, она вышла на поверхность и легла на бок. Елагин подтащил ее к самому берегу, а Биденко ухватил ослабевшую рыбину за жабры. Все были возбуждены поединком и довольны победой.
— Вот такие щуки здесь и водятся, — блестя счастливыми глазами, сказал Елагин, показывая на рыбу Беспалову. — А вы говорите, что место неважное.
— Я этого не говорил, — возразил Беспалов. — Место здесь прекрасное. Был бы вокруг порядок, я бы назвал его райским уголком.
— В следующий раз, товарищ капитан, я обязательно дам вам спиннинг. Вам тоже надо будет поймать такую рыбу.
— Сколько она весит? — спросил Беспалов.
— Да кто его знает… — ответил Елагин.
— Килограммов пять будет точно, — сказал Биденко. Он все еще держал щуку за жабры на вытянутых руках.
Уху ели весело, каждую фразу превращая в шутку. Особенно смеялись над Биденко, схватившего щуку на мелководье.
— Ты ее обнял прямо как женщину, — говорил Ушаков, подливая себе в чашку ухи. — Пока вытаскивал, за все места пощупать успел.
— И ты пощупай, кто тебе не дает, — недовольно бурчал Биденко.
— Что же теперь щупать, когда ты ее всю облапал. На ней, поди, живого места не осталось. С бабой, видать, давно не был.
— Это ты правду сказал. Давно, — согласился Биденко.
Беспалов смотрел на друзей, слушал их ни к чему не обязывающий разговор и удивлялся необыкновенной выдержке каждого из них. Завтра им предстояло брать цитадель олигарха, а они даже не вспоминали об этом. Словно речь шла о каком-то пустяке. Хотя каждый понимал, что рискует собственной жизнью. И риск этот был чрезвычайно велик.
День совсем разгулялся, солнце, не скупясь, дарило тепло, и после обеда все решили искупаться. Биденко раздевался рядом с Беспаловым. Когда он снял рубаху, Беспалов увидел чуть пониже плеча на правой стороне его груди круглый шрам с рваными краями. Такой же шрам был и на правом бедре.
— Это меня там, в Афганистане, — перехватив взгляд Беспалова, сказал Биденко. — Спасибо вам. Если бы не вы, остался бы я тогда там на той горе.
— Остаться мы могли только вместе, — ответил Беспалов. — А у меня такого желания никогда не было. Я вообще нигде никогда не хочу оставаться. Нам еще жить да жить. Разве не так?
— Конечно, так, — засмеялся Биденко.
После купанья Елагин с Ушаковым сходили в тайник за оружием. Надо было решить, что брать с собой. Остановились на том, что каждый возьмет по пистолету, а в машине в качестве резерва будут находиться три “калашникова”, причем два из них с подствольниками для гранатомета. Подствольники решили взять на тот случай, если придется уходить от погони и ситуация окажется безвыходной.
— Ну что, — вздохнув, сказал Беспалов. — Осталось дождаться следующего дня. Ночевать будем у меня. С утра распишем весь день по минутам.
11.
Проснулся он оттого, что услышал чьи-то вздохи. Биденко стоял посреди комнаты, широко расставив ноги, и делал зарядку. Сержант старательно разводил руки в стороны, затем клал сжатые в кулаки ладони на плечи и, поднимаясь на носках, вытягивал руки вверх. При этом шумно вдыхал и выдыхал. Беспалов, приходя в себя, несколько раз моргнул, затем рывком поднялся на кровати, протянул руку к тумбочке, на которой лежали часы, и посмотрел на циферблат. Было семь утра.
За завтраком Ушаков снова пытался шутить над Биденко.
— Бицепсы накачивает, — сказал он, подкладывая себе на тарелку яичницы. — Чтобы Хавкина одной рукой за шиворот из-под стола вытащить.
Но Беспалов не поддержал шутки.
— Биденко делает все правильно, — заметил он. — Хорошая физическая форма — половина успеха. Если к этому добавить еще хорошую голову, успех почти обеспечен.
— Почему почти, а не полностью? — спросил Ушаков.
— Потому что дальнейшее зависит от организации операции и стечения многих частных обстоятельств. Которые, кстати сказать, не всегда можно предвидеть. Нарисуйте-ка мне еще раз план здания, — обратился Беспалов к Елагину.
Тот сходил в комнату, принес лист бумаги и ручку и, ни секунды не задумываясь, начал чертить план. Беспалов много раз воспроизводил его в своей памяти. Ему казалось, что он знает расположение всех помещений банка лучше, чем квартиру, в которой живет уже вторую неделю. Он во всех подробностях представлял, как войдет в это здание через маленький коридорчик, поднимется по четырем ступенькам, осторожно приоткрыв дверь, выглянет в большой коридор и вместе с Биденко и Елагиным двинется по нему к главному хранилищу денег. Глебов останется в коридорчике следить за тем, чтобы никто не появился в здании, пока Беспалов с группой будет находиться в хранилище. Если в коридоре окажется дежурящий на главном входе и что-то заподозривший охранник или в здание войдет неожиданно вызванный Хавкиным служащий банка, Глебов должен будет локализовать его. Оглушить пистолетом или под страхом смерти заставить лечь на пол и молчать. Все будет зависеть от обстоятельств и поведения человека. Оружие Глебову разрешено применить только в том случае, если возникнет угроза жизни для него и его товарищей.
Елагин в течение минуты точно воспроизвел план здания и протянул бумагу Беспалову. Тот бросил на него беглый взгляд и коротко сказал:
— Все правильно.
Елагин достал зажигалку, поджег бумагу и положил на тарелку, из которой перед этим ел яичницу. Никто не торопился вставать из-за стола, ждали, что скажет Беспалов.
— Погода сегодня хорошая, — произнес Беспалов, глядя в окно. — На ипподроме будет настоящий праздник.
Он вдруг вспомнил парня, который, зажав в кулаке сотню, с трясущимися руками лез к букмекерскому окну, чтобы успеть сделать ставку. “Откуда это у людей? — думал он. — Неужели они действительно считают, что таким образом можно разбогатеть? Неужели кто-то по-настоящему верит в то, что, не ударив палец о палец, может в одно мгновение стать миллионером? Ведь миллионерами таким способом становятся только в кино. В реальной жизни этого не бывает никогда”. И тут же сам ответил на свой вопрос: “Наверное, верят. Если бы не верили, не делали ставки на последние деньги”. Его обожгла неожиданно пришедшая мысль. Если закрылись все заводы и фабрики, рухнули колхозы и совхозы и у людей отобрали возможность хоть где-то заработать копейку, они готовы ухватиться за соломинку. Сегодня тот парень наверняка придет на ипподром, и снова будет делать ставки, надеясь выиграть. А когда просадит последние деньги, напьется с такими же, как он, или примет наркотик, чтобы хоть на время забыть весь ужас своего существования. И на таких людях Джабраилов с Хавкиным делают состояние. Он передернулся и, глядя на Елагина, спросил:
— Машины в порядке?
— В полном порядке. Легковую приготовили, микроавтобус проверили и вымыли вчера вечером.
— Из квартиры выходим по одному. В час дня мы с Биденко и Глебовым должны быть у банка, — сказал Беспалов.
Он тщательно продумал, а затем обсудил с ребятами весь план операции. Для того чтобы выманить охранника из будки у ворот банка, к шлагбауму на легковой машине подъедет один Ушаков. У самого шлагбаума машина заглохнет, и Ушаков будет пытаться ее заводить. Это наверняка выведет из себя охранника. Он начнет требовать, чтобы тот убрал машину. Ушаков попросит помочь вытолкать ее от ворот. Когда охранник подойдет к машине, его надо будет оглушить и затащить в будку. После чего Ушаков уберет машину и в это же мгновение к шлагбауму подъедет микроавтобус с остальными. Вся группа во главе с Беспаловым зайдет в ограду банка и начнет операцию. Ушаков в это время отгонит микроавтобус в конец квартала и, наблюдая за банком, будет ждать там семь минут. Затем заведет микроавтобус и подъедет к шлагбауму. В это время группа уже должна будет завершить все дела в банке, выйти из него, сесть в микроавтобус и, не вызывая подозрений, выехать на соседнюю улицу, по которой направится в автомастерскую Елагина. Легковую машину придется бросить. Ушаков тщательно протрет ее, чтобы не осталось отпечатков пальцев, закроет на ключ и выбросит его в ливневую канализацию. Брошенную машину не жалко, она была украдена в Казахстане. Елагин об этом знал, но купил ее по дешевке, чтобы разобрать на запчасти. Она нигде не зарегистрирована, никаких документов на нее нет. Российские номера на ней фальшивые, также взятые с машины украденной, правда, на Урале. Три года назад ее разобрали на запчасти, а то, что не удалось использовать, выбросили на свалку.
Таков план, но как он осуществится на самом деле, никто не знал.
В час дня Беспалов с Глебовым и Биденко взяли банк под наблюдение. Они расположились так, чтобы каждому из них был виден центральный вход и въезд во двор. Улица была пустынной, в воскресный день горожане стремились уехать поближе к природе. Горячее солнце звало их к реке с прохладной и ласковой водой и золотистым песком. Редкие машины, как торопливые запоздалые птицы, пролетали вдоль улицы, исчезая у ее горизонта. В течение получаса, которые провел здесь Беспалов, не спеша вышагивая вдоль фасадов домов, по тротуару прошли лишь одна старушка и женщина с ребенком. Но ровно в два у шлагбаума остановился огромный черный “Лэнд крузер”. Шлагбаум поднялся, сверкающая лаком машина проехала во двор, затормозила у дальней стены, и из нее вышел руководитель службы безопасности банка Шуляков. Захлопнув машину, он подошел к боковой двери, сунул в щель над ручкой электронную карту, затем открыл дверь и вошел в здание. Шулякова Беспалов видел первый раз, но знал, что начальник службы безопасности ездит на новеньком “Лэнд крузере”. Об этом ему доложил Елагин.
До того, как перейти к Хавкину, Шуляков работал в райотделе милиции начальником отдела по борьбе с организованной преступностью. А когда в МВД вышел приказ о расформировании этой службы, перешел в банк. Хавкин взял его с удовольствием — Шуляков хорошо знал и преступный мир, и тех, кто борется с ним. Шуляков всегда мечтал жить на широкую ногу, но работа в милиции не позволяла этого. Даже имея немалые деньги, нельзя было тратить их на виду у всех, это сразу вызвало бы ненужные подозрения. В банке же не было нужды стесняться своего богатства. Вот почему уже через полгода после перехода на новую работу Шуляков купил себе сверкающий лаком громадный “Лэнд крузер”.
Через десять минут после Шулякова во двор въехала золотистая “Ниссан Мурано”. За ее рулем сидел Хавкин. В такие дни он обычно не брал с собой шофера. Выходной день Хавкин всегда проводил с семьей в своем загородном доме. Усадьба была огорожена глухим и высоким кирпичным забором. Хавкин не любил крестьянский труд, поэтому на всей территории у него не было ни одной грядки. Зато росло несколько местных сибирских яблонь, кустов вишни, смородины и малины. Их Хавкин посадил только для того, чтобы две его маленькие дочки могли рвать плоды прямо с куста. За фруктовыми посадками и территорией тщательно следил садовник, поливавший и каждую неделю подстригавший газонокосилкой подросшую траву.
Сразу за домом Хавкин построил бассейн и теннисный корт. По воскресеньям он играл с девочками в теннис, затем они купались в бассейне и устраивали на террасе первого этажа дома обед. В этот день его всегда готовила жена Хавкина. Сегодня обед должен был состояться не в два часа, как обычно, а чуть позднее, после того как Хавкин примет деньги, которые ему привезут с ипподрома.
Почти сразу вслед за Хавкиным в боковую дверь банка, тоже пользуясь электронными картами, прошли две молодые женщины, по всей видимости, операторы, которым предстояло пересчитывать деньги. И тут же у шлагбаума остановилась инкассаторская машина. Шлагбаум поднялся, она подъехала к двери, в которой показался Шуляков. Он подождал, пока инкассаторы с двумя сумками выйдут из машины, пропустил их в здание и закрыл дверь.
Краем глаза Беспалов увидел, как в конце квартала из-за угла выехал и остановился микроавтобус. Быстрым шагом, но в то же время сдерживая себя, чтобы не привлечь внимание, он направился к нему. Биденко и Глебов уже были в нем и переодевались в форму охранников. Беспалов тоже переоделся, взял пистолет, который протянул ему Глебов, вытащил обойму, проверяя патроны, и щелчком вставил ее обратно в рукоятку. Елагин, сидевший за рулем машины и тоже одетый в камуфляжную форму, не отрываясь, смотрел на ворота банка. На его голове была черная вязаная шапочка. Такие шапочки велел приобрести для всех Беспалов. Края шапочек были завернуты, при входе в банк их следовало опустить, чтобы закрыть все лицо. С этой целью для глаз в шапочках были сделаны специальные прорези.
— Держите, — сказал Глебов и протянул шапочку Беспалову.
Беспалов увидел, как в это время из ворот банка выезжает инкассаторская машина. Он машинально натянул шапочку и весь подался вперед. И даже не заметил, как Глебов передал ему рюкзак. Беспалов закинул его на плечи автоматически. Теперь все зависело от удачи Ушакова.
Его машина стояла в ста метрах от ворот банка. Как только инкассаторы выехали из него, он завел ее и двинулся к воротам. Машина дребезжала и дергалась, не желая ехать и, наконец, окончательно заглохнув, уперлась радиатором в шлагбаум. Ушаков, размахивая руками и громко разговаривая сам с собой, вылез из нее, открыл капот и начал рыться в моторе. Выглянувший в окно будки охранник увидел только его широкий зад. Вся остальная часть тела была скрыта под капотом. С минуту охранник молча смотрел на незадачливого шофера. Потом понял, что если из банка неожиданно выйдут Хавкин или Шуляков, они не смогут выехать со двора. Сломавшаяся машина загородила выезд.
Охранник открыл маленькое окошечко и, высунув голову, крикнул:
— Слушай, ты! Мотай отсюда со своей колымагой. Здесь нельзя стоять.
Но Ушаков не слышал его. Охранник повысил голос и повторил свое требование. Ушаков высунул из-под капота нос и сердито пробурчал:
— Не видишь, что не заводится?
— А мне какое дело! — рявкнул охранник.
— А если нет никакого дела, сиди в своей конуре и не вякай. И без тебя нервов не хватает.
Этого охранник снести уже не мог.
— Я вот сейчас тебе дам пинка под зад, тогда и узнаешь, есть мне дело или нет.
— Как же я могу мотать отсюда, если машина не заводится? — снова произнес Ушаков, высунув нос из-под капота.
Он включил стартер, но перекрыл подачу бензина. Стартер рычал, вращая мотор, но тот не заводился.
— Убирай машину немедленно! — теряя самообладание, закричал охранник. Ему показалось, что дверь банка открывается. Но, к счастью, это только показалось.
— А я тебе говорю, что не могу. И вытолкать не могу, — ответил Ушаков.
Охранник выскочил из будки, обогнул шлагбаум и, схватив за рукав рубашки, попытался повернуть Ушакова к себе. И в это время почувствовал, как на темя обрушился чугунный кулак.
Упасть ему Ушаков не дал. Он, как ребенка, подхватил его одной рукой, приподнял и тут же занес в будку. Затем достал из кармана тонкую капроновую, похожую на шнурок, бечевку, положил охранника на живот и связал ему руки за спиной. Другой бечевкой связал ноги и притянул их к рукам. В такой позе охранник, даже если придет в себя, не сможет встать на колени и выбраться из будки. После этого залепил охраннику рот, несколько раз обмотав вокруг головы широким скотчем, вышел из будки, захлопнул капот, сел в машину и поехал, чтобы оставить ее за первым же углом.
Когда Ушаков вернулся к банку, у шлагбаума стоял пустой микроавтобус. Беспалов и все остальные были уже у дверей банка, а Биденко — у электрощита. Он увидел, как открылась дверь, в нее проскользнули сначала Беспалов, затем, чуть не зацепившись за косяк рюкзаком, Елагин. За остальными проследить не успел, ему нужно было немедленно отъезжать от банка, объехать по периметру квартал и встать, не доезжая до шлагбаума сто метров. Единственное, что успел сделать Ушаков — посмотреть на часы. Ровно через восемь минут он снова должен быть с микроавтобусом у шлагбаума.
Беспалов поднялся по четырем ступенькам на площадку и выглянул в главный коридор. Он был пуст. Вытащив пистолет, Беспалов осторожно шагнул в коридор, жестом приглашая остальных следовать за собой. В маленьком коридорчике, как и предусматривалось, остался только Глебов. Но, сделав всего два шага, Беспалов предупреждающе поднял руку и остановился. В конце коридора кто-то поднимался по лестнице. Судя по стуку каблуков, шла женщина. Она поднялась на второй этаж и стук шагов тут же затих. Беспалов опустил руку и двинулся дальше.
Через две двери налево открывался небольшой коридорчик, заканчивавшийся массивной металлической дверью. Это был вход в хранилище. Только сейчас, увидев эту дверь, Беспалов понял, что совершил роковой просчет. Взломать или чем-то открыть ее не было никакой возможности. Оставалось одно: затаиться около нее и ждать, когда из хранилища начнут выходить Хавкин с Шуляковым и операторшами банка. Пересчитав и положив деньги в сейф, они обязательно выйдут оттуда, но когда это случится, никто не мог даже предположить. Подождать их, конечно, было самым разумным выходом из создавшегося положения. Но через восемь, а теперь уже меньше, минут к шлагбауму должен подъехать Ушаков. Задержаться около него он может не более двух минут. После этого необходимо уезжать. Он может, конечно, снова объехать квартал и встать на прежнем месте, наблюдая за банком. Но ничего подобного не было предусмотрено в плане операции. Ведь Ушаков может подумать, что всю группу задержала в банке его охрана. Вместо одного дежурного охранника туда сегодня могли прийти десять. Что ему делать тогда? Стоять на месте и ждать, пока не заберет милиция или скрыться? Эти же мысли пришли в голову не только Беспалову, но и всем остальным.
На размышление ушли доли секунды. Беспалов кивнул Елагину на дверь, показывая, что необходимо потянуть за ручку. А вдруг она не заперта? Вдруг за ней решили, что не стоит возиться с замками, если в банке никого, кроме тех, кто находится в хранилище, нет и быть не может?
Беспалов не знал, что всего минуту назад из хранилища вышла оператор Люда Белоглазова — симпатичная тридцатилетняя женщина со стройной фигуркой и красивыми длинными ногами. Ее мучительно долго и безнадежно обхаживал Шуляков. Белоглазова была замужем, имела двух детей трех и семи лет и никогда не думала изменять мужу, которого любила. Недвусмысленные жесты внимания Шулякова были ей просто противны. Ее муж работал на хорошей должности в торговой фирме. Но менее года назад фирма разорилась, муж оказался без работы и все это время не мог никуда устроиться. Это настолько угнетало его, что он стал пить. А потом и воровать деньги у жены и делать ставки в букмекерской конторе на ипподроме, надеясь крупно выиграть и разом поправить семейный бюджет. Но ему, как и всем остальным, не везло. Он проигрывал все, что ставил.
Людмила через своих знакомых пыталась найти ему работу, в том числе и в банке. Работы, к сожалению, не было. И тогда она пришла к Шулякову, попросив куда-нибудь устроить мужа.
— А что я буду иметь за это? — спросил Шуляков, раздевая Белоглазову наглыми, бесстыжими глазами.
— Не знаю, — она пожала плечами и стыдливо опустила голову.
— Все ты знаешь, — сказал Шуляков, поняв, что Белоглазова доведена до отчаяния, и дожать ее уже не составляет труда.
Через неделю, встретив Белоглазову в коридоре, он обронил:
— Мне вчера звонил приятель из одной хорошей фирмы. Им срочно требуется опытный ведущий специалист. Если твой муж не нашел работы, могу предложить ему приличное место.
Он снова начал раздевать ее глазами. И хотя она старалась не смотреть на него, чувствовала это всей кожей.
— А что за фирма и к кому ему надо обратиться? — спросила Белоглазова, не поднимая глаз.
— Если ты согласна, я дам тебе координаты, — Шуляков обнял ее за талию и притянул к себе.
Она не отстранилась, хотя его рука была ей противна. Потом сказала, чувствуя, как наливаются краской щеки, и еще ниже опустив голову:
— А что мне остается делать?
Было это две недели назад. Муж устроился на работу, а Белоглазова, всякий раз сгорая от стыда при мысли о том, чем ей придется заплатить за это трудоустройство, делала все возможное и невозможное, чтобы избежать встречи с Шуляковым. Сегодня ей этого не удалось. В банк ее вызвал Хавкин, она знала, что там будет и Шуляков, но не прийти на работу не могла. И пошла с таким чувством, будто ей предстояло взойти на плаху.
Шуляков встретил ее в коридоре, придержал за руку, пропуская в хранилище Хавкина с операторшей, и сказал:
— Как только закончишь, приходи ко мне. Я буду ждать.
Она кивнула, понимая, что ей не отвертеться, и пошла вслед за Хавкиным.
Когда деньги были пересчитаны, и их осталось лишь переложить со стола в сейф, Белоглазова, повернувшись к Хавкину, спросила:
— Я могу уйти? Мне надо еще переговорить с Шуляковым.
— Конечно, можете, — не задумываясь, ответил Хавкин. Он и сам уже был в мыслях дома.
Белоглазова ушла, забыв захлопнуть за собой дверь. В другое время она бы никогда не допустила подобной оплошности, но сейчас была в таком состоянии, что не могла думать ни о чем, кроме встречи с Шуляковым. Она ненавидела саму себя, представляла, как омерзительно будет ей на его замызганном диване, но не могла не заплатить эту чудовищную цену. Ее душили слезы отчаяния еще и потому, что за все годы благополучной семейной жизни ей впервые предстояло изменить своему мужу. Она боялась позора и не могла избежать его.
Елагин потянул за ручку и дверь открылась. Оператор банка, сидевшая за столом, подняла голову и, увидев людей в черных масках, онемела от неожиданности. Хавкин, державший в руках перед открытым сейфом несколько пачек денег, замер с отвисшей челюстью. Люди в масках, не издав ни шороха, появились здесь, как привидения. Хавкин почувствовал, что у него трясутся руки и горячей, противной влагой набухает левая штанина. Беспалов хищной птицей метнулся к нему и, приставив пистолет к горлу, прошипел:
— Одно движение — и ты мертвый!
Елагин уже зажал рукой рот операторше, тихо повторяя ей в самое ухо:
— Осторожно ложись на пол и не делай никаких глупостей. Ты ведь хочешь остаться живой? У тебя ведь и дети, наверное, есть? Ты же не хочешь оставлять их сиротами?
Операторша, дрожа от страха, свалилась со стула, упала на бок и, вытянув вперед руки, замерла. Елагин положил ее на живот, связал за спиной руки и обмотал скотч вокруг головы, заклеивая рот. Все это он проделал в течение нескольких секунд. Операторша была мокрой, от страха лицо и все ее тело покрылось липким горячим потом.
Биденко закрыл дверь, а Беспалов, словно железными клещами взяв Хавкина за запястье, тоже положил его на пол, скрутил за спиной руки и заклеил рот скотчем. Когда он поднялся, Биденко уже сгребал деньги из сейфа в рюкзак. Сейф был огромным, больше похожим на кладовую, и на каждой его полке лежали пачки денег. Беспалов снял рюкзак и тоже начал торопливо загружать его.
— А это? — Елагин кивнул на отделение сейфа, где пачки лежали не плашмя, как обычно, а стоя на ребре.
Беспалов кивнул, что означало: надо брать все подряд. Рюкзаки были почти полными, Биденко с трудом закинул свой на плечо, Беспалов помог ему продеть руки в лямки. Затем кивком головы показал Елагину, что пора уходить. Но тот все бросал и бросал деньги в свой рюкзак. Беспалов взял рюкзак и, повернув Елагина, надел ему лямки на спину. Затем взвалил на плечо свой.
Прежде чем выйти в коридор, они постояли несколько мгновений у двери, прислушиваясь к посторонним звукам. Но в банке было так тихо, что если бы пролетела муха, ее жужжание, скорее всего, приняли бы за гул самолета. Хавкин и операторша еще не вышли из шока и не совсем соображали, что с ними произошло. Беспалов осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Там никого не было. Он выскользнул наружу, подождал, пока из хранилища выйдут Елагин и Биденко и, осторожно надавив локтем на дверь, дождался, когда щелкнет замок. И только после этого сделал три быстрых шага к коридорчику, где их ждал Глебов.
Глебов тут же открыл наружную дверь, выпустил всех во двор и осторожно, стараясь не издать ни звука, снова закрыл ее. Подняв голову, Беспалов увидел, что на выходе, по ту сторону шлагбаума, стоит микроавтобус, за рулем которого сидел Ушаков. Будка охранника сотрясалась от ударов. Охранник, по всей видимости, пришел в себя и теперь стучался головой в стену, стараясь привлечь внимание. Но ни Беспалов, ни остальные никак не отреагировали на это. Проскользнув мимо шлагбаума, они заскочили в машину, задернули за собой дверь и микроавтобус отъехал от банка. Ушаков вел его осторожно, стараясь не привлекать внимания и не дать повода остановить их случайному гаишнику.
Беспалов, первым влетевший в салон машины и тяжело плюхнувшийся на сиденье, поставил на пол рюкзак с деньгами, стянул с себя шапочку и начал снимать камуфляжную одежду. Ему хотелось поскорее избавиться от всего, что связывало его с ограблением. Дольше всего пришлось повозиться с боксерками из-за длинных шнурков. Он снял их, пошевелил пальцами ног и надел лежавшие рядом и оставленные им на сиденье брюки и рубашку. Затем аккуратно свернул камуфляж, положил его в пакет и сунул под сиденье. Остальные тоже молча переодевались. Никто не проронил ни слова. Все еще не отошли от недавнего напряжения. И хотя они уже были далеко от банка, говорить не хотелось никому. Заговорили только тогда, когда машина остановилась у автомастерской. Да и не заговорили, просто Елагин произнес одну фразу.
— Я открою, — сказал он Ушакову, сошел на землю и несколько раз провернул ключ в замке.
Затем открыл ворота, подождал, пока машина въедет в мастерскую, и снова закрыл их. Беспалов вышел наружу, впервые за этот день почувствовав, что смертельно устал. Он подошел к стоявшему в углу столу, сел на его край и начал смотреть, как из машины достают рюкзаки с деньгами.
— Ну, будем подводить баланс? — нетерпеливо спросил Елагин.
Беспалов видел, что и Елагин, и все остальные сгорают от нетерпения поскорее узнать, насколько они стали богаче. Особенно не мог скрыть своего возбуждения Биденко. До него только в эту минуту окончательно дошло, что операция прошла успешно и рюкзак с деньгами, который он вынес из банка, стоит сейчас перед ним на столе. В кармане камуфляжной формы у Биденко находилась еще одна пачка денег. Он сунул ее туда уже после того, как Беспалов надел рюкзак ему на плечи. Деньги были новенькие, их лежало там много, класть их было уже некуда, и Биденко машинально схватил эту последнюю пачку. Он не знал, сколько там было, запомнил лишь красный цвет банкнот — выходит, что это были пятитысячные. А если так, то в кармане камуфляжной формы у него лежало полмиллиона рублей. Такой суммы он ни разу не держал в своих руках и сейчас мучительно соображал, стоит ли говорить об этих деньгах товарищам. А поскольку сам собой ответ не находился, решил подождать, а там действовать по обстоятельствам.
— Я бы сейчас поел, — сказал Беспалов. — Голод такой, что ноги трясутся.
Елагин с недоумением посмотрел на него, но Глебов, понимавший своего бывшего командира, взял со стола электрический чайник, налил в него воды и включил в розетку. В углу мастерской стоял холодильник. Глебов открыл его, достал колбасу и, постелив на стол бумагу, стал аккуратно резать ее на тонкие кружочки. Затем попросил Ушакова принести кружки и заварку.
Чай вскипел, Глебов налил кипятку в кружку Беспалову, потом себе и, поставив чайник на стол, кивнул остальным.
— Наливайте, чего стесняетесь.
Ушаков отодвинул рюкзак и заварил себе чаю. Елагин молча и все с тем же недоумением смотрел на него.
— Больше всего боюсь, как бы у нас после всего этого не поехала крыша, — сказал Беспалов, прожевывая колбасу, которая казалась ему абсолютно безвкусной. — Деньги — зло. Мы никогда не должны забывать об этом. А поэтому распоряжаться ими следует крайне осторожно.
— Что значит осторожно? — сразу насторожившись, спросил Биденко.
— А то, что некоторое время, и я думаю, продолжительное, нам не надо будет менять образ жизни. Особенно делать крупные покупки. У Джабраилова хорошая служба безопасности, в ней работают профи. Да и у Хавкина неплохая. Они начнут сейчас рыскать не только по всему городу, но и по ближним и дальним окрестностям. Милиция и прокуратура тоже встанут на уши. Нам надо иметь это в виду, когда будем решать, что делать дальше.
— Что, и пересчитывать не будем? — спросил Биденко.
— Как же не будем? — сказал Беспалов. — Вот поедим и пересчитаем. Ты что себе чаю не наливаешь?
— Я пока есть не хочу, — сказал Биденко и замолчал. Он снова подумал о пачке, спрятанной в камуфляже. Теперь он уже решил, что не скажет о ней товарищам.
— Что стоишь? — обратился Беспалов к Елагину. — Вываливай на стол и считай.
Елагин одной рукой подтянул рюкзак, принесенный Беспаловым, развязал тесемку и вытряхнул деньги. По столу рассыпались упакованные в пачки купюры. В основном это были тысячные и пятисотрублевые.
— Возьмите лист бумаги и ручку, — попросил Беспалов Елагина. — Без бухгалтерии здесь не обойтись. Нам надо записывать количество пачек.
Елагин принес бумагу и ручку, а Глебов начал пересчитывать деньги. Ушаков и Биденко только успевали подавать ему пачки. В следующем рюкзаке оказались сто и пятидесятирублевые купюры. Это был рюкзак Биденко. Очевидно, в отделении сейфа, из которого он торопился как можно быстрее забрать деньги, первой на глаза попалась именно эта полка.
В третьем рюкзаке тоже оказались сто и пятидесятирублевые купюры. Беспалов не ожидал этого. Он почему-то думал, что в банке хранят только купюры высшего достоинства. Во всяком случае, по его мнению, они должны были составлять большинство. На деле все обстояло по-другому. Но вслед за пятидесятирублевыми купюрами из рюкзака на стол полетела валюта. Ее было много, и это были купюры в сто и пятьдесят долларов.
— Их клади отдельно, — строго сказал Беспалов Глебову.
Вскоре все деньги были рассортированы на кучки по своим номиналам. Они заняли весь стол и лежали на нем горой. Биденко лег на них грудью, обнял руками и зажмурился, изображая на лице улыбку самого счастливого человека на земле.
— Ну что у тебя за привычка? — оттаскивая его за шиворот, недовольно сказал Ушаков. — Даже деньги обнимаешь, как бабу. Сил терпеть нету, что ли?
— А у тебя есть?
— У меня есть, — сердито сказал Ушаков.
— Ладно вам подковыривать друг друга, — остановил перебранку Беспалов и поднялся из-за стола. До этого он молча наблюдал за тем, как Глебов пересчитывает пачки, а Елагин записывает их количество на бумагу. — Вот теперь мы можем подвести баланс. Сколько здесь оказалось?
— Без калькулятора не сосчитаешь, — сказал Елагин.
Он подошел к полке, взял карманный калькулятор и, вернувшись к столу и глядя на лежавшую перед собой бумагу, начал сосредоточенно нажимать на кнопки, а затем писать цифры под каждым столбцом. Все с нетерпеливым напряжением смотрели на его работу. Закончив считать, Елагин поднял глаза к потолку и тихо произнес:
— Боюсь даже говорить.
— Не тяни, чего мучаешь? — не выдержал Биденко.
— Сначала о валюте. — Елагин положил калькулятор на стол и взял в руки бумагу. — Если говорить о долларах, у нас их десять миллионов восемьсот сорок тысяч.
— Ничего себе, — присвистнул Биденко. — А рублей?
— Рублей? — Елагин снова посмотрел на бумагу. — Рублей получается сто одиннадцать миллионов четыреста двадцать тысяч.
Он переводил взгляд с одного лица на другое, но на каждом можно было увидеть только растерянность и недоумение. Никто не произнес ни слова, даже Биденко. Все молча переваривали услышанное. А Беспалов теперь уже серьезно подумал, что от таких денег кое у кого на самом деле может закружиться голова.
— Много у нас банкнот, не побывавших в обращении? — спросил он, кивнув на заваленный деньгами стол.
— Много, — сказал Елагин.
— Значит, так. — Беспалов взял пачку тысячерублевых купюр и потряс ею. — Все не побывавшие в обращении купюры сложить отдельно. Ими пользоваться сейчас нельзя, у них могут быть переписаны номера. Доллары тоже сложить отдельно. Нам надо решить, где мы спрячем деньги и сколько можем взять с собой, чтобы не навлечь подозрения. За этими деньгами сейчас начнется волчья охота. Она уже идет. И надо думать, как не попасть в капкан.
Биденко сразу приуныл. Он уже продумал для себя весь ход дальнейших действий. После ограбления банка он хотел забрать свою долю и уехать к жене и дочке в Забайкалье. Там построить хороший дом, купить машину и зажить жизнью человека, как теперь любят выражаться, среднего класса. Если не сорить деньгами, его доли ему хватило бы до конца жизни. Но у Беспалова, оказывается, совсем другие намерения. Он хочет спрятать деньги и залечь на дно. Может быть, это и правильно, но когда же в таком случае жить? Он и так уже намыкался на весь оставшийся век. Значит, продолжать мыкаться и дальше?
Биденко посмотрел на Глебова, взглядом ища у него поддержки, и сказал:
— Я бы хотел взять свою долю и уехать отсюда как можно дальше. Туда, где меня никто не достанет. Ни Хавкин, ни менты, никто другой.
— Все бы хотели уехать отсюда как можно дальше, — произнес Беспалов. — Именно на это и надеются те, кто начал искать нас. Сейчас в аэропорту, на вокзале, на всех автобусных станциях шныряют их люди. Шмонают любого подозрительного, потрошат все сумки и чемоданы. Город уже заперт так, что мышь не проскочит. Поэтому и говорю: нам надо решить, что делать.
— На первое время деньги можно оставить здесь, в мастерской, — сказал Елагин. — Место не безопасное, но любое другое в городе ничуть не лучше. — Он помолчал немного и добавил: — Меня соседка вот уже два раза просила отвезти ее с маленькой дочкой и бабушкой в деревню. Я их отвозил туда в прошлом году. Такая компания не вызовет подозрения. Если остановят, подумают, что семья вместе с ребенком и тещей. С их вещами можно увезти и деньги. Но вывезу я деньги за город, а что с ними дальше?
— Ничего, — отрезал Беспалов. — Этот вариант мы даже не будем рассматривать. В нем слишком много риска.
Ни Беспалов, ни все остальные не думали, что именно сейчас они окажутся в такой ситуации. Она казалась безвыходной, хотя Беспалов всегда утверждал, что безвыходных ситуаций не бывает.
— Без денег плохо, а с деньгами еще хуже, — сказал Глебов.
— Да, — вздохнул Елагин.
— Где ваш тайник, покажите, — попросил Беспалов.
Он думал, что тайник находится в смотровой яме, в которой сделано двойное дно. Но оказалось, что не в яме, а у дальней стены под полом. Приподняв несколько бетонных плиток и вскрыв лопатой пятнадцатисантиметровый слой земли, Елагин обнажил крышку большого и прочного деревянного ящика.
— Мы тут оружие хранили, — сказал он. — Пока не устроили схрон в Светлой и не перевезли его туда. Мне кажется, на время здесь можно спрятать все деньги вместе с рюкзаками. А что делать дальше, будем думать.
— Деньги надо положить во что-то другое, а рюкзаки уничтожить, — отрезал Беспалов. — И камуфляжную форму тоже. А об остальном голова болеть не должна. Тайник надежный. Они здесь могут лежать долго.
— Себе-то сколько-нибудь возьмем? — не очень уверенно спросил совершенно расстроенный Биденко.
— Конечно, возьмем, — ответил Беспалов. — Давайте решать, сколько. Но так, чтобы это была сумма, не вызывающая подозрений.
— А как будем уничтожать рюкзаки и камуфляж? — спросил Биденко. Его обеспокоило то, что вместе с камуфляжем может быть уничтожена и припрятанная пачка.
— У нас за мастерской лежит куча мусора, — сказал Елагин. — Около нее можно развести маленький костер. На нем и сжечь. Народ здесь почти не ходит, никто не увидит.
Он принес полистироловый мешок и передал Ушакову. Тот раскрыл его, а Глебов пачку за пачкой начал бросать в него деньги. Но Беспалов поднял руку и остановил их.
— Сколько оставим себе? — спросил он. Все повернулись к нему, но никто не ответил. — По сто тысяч хватит?
— Я думаю, этого мало, — сказал Елагин. — Мы с Никитой, — он кивнул в сторону Ушакова, — хотели заменить на “тойоте” двигатель и резину. Нам двести тысяч только на этот ремонт надо.
— Хорошо, давайте оставим по двести.
Он нагнулся над деньгами, рассматривая пачки пятисотрублевых. Выбрал купюры, уже бывшие в употреблении, и отложил их в сторону. Потом взял по несколько сторублевых и пятидесятирублевых пачек.
— Берите, — сказал он, пододвигая каждому по небольшой кучке.
Биденко взял свои деньги и пошел к пакету, в котором лежала его камуфляжная форма. Достал сначала куртку, потом боксерки и демонстративно бросил их на пол. Но когда доставал брюки, незаметно выронил из их кармана в пакет припрятанную пачку. После этого положил в пакет деньги, которые передал ему Беспалов, и, не скрывая облегчения, вздохнул.
В один мешок деньги, привезенные из банка, не вошли. Пришлось брать второй. После этого их уложили в ящик, на крышку насыпали слой земли, сверху положили плитку и тщательно подмели пол во всей мастерской.
— Теперь нам надо договориться о том, как мы будем контачить, — сказал Беспалов.
— Лучше всего с помощью мобильника, — сказал Елагин.
— У меня его нет, — развел руки Беспалов. — Я им не доверяю. Любой разговор с мобильника легко засечь и прослушать.
— Слушают не только мобильники, — сказал Глебов. — Но вам покупать и регистрировать на себя телефон не следует. Завтра я принесу вам телефон своей подружки. Я уже давно обещал ей купить новый.
— Хорошо, — сказал Беспалов. — А сейчас расходимся. Две недели никаких контактов друг с другом. Если, конечно, не возникнет чрезвычайной ситуации. Через две недели соберемся и обсудим, как нам жить дальше. Уверен, что новостей будет много. Вопросы есть?
— Есть, — сказал Биденко. — Я так и не понял, сколько денег причитается каждому из нас.
— А ты раздели общую сумму на пятерых и узнаешь, — сказал Беспалов. — Арифметику небось изучал?
— Изучал.
— Вот и дели. Высшей математики здесь не требуется. Правильно я говорю, товарищ миллионер? — Беспалов похлопал Биденко по плечу и впервые за все это время улыбнулся.
Биденко тоже улыбнулся и ничего не ответил.
12.
Шуляков не получил того удовольствия, которое ожидал, принуждая Белоглазову отдаться ему. Она была неживой и походила на куклу. Даже лицо отвернула и закрыла глаза, так и не посмотрев на него за все время ни разу. А когда он поднялся и начал натягивать брюки, торопливо вскочила с дивана, схватила свои маленькие белые трусики и побежала в туалет, находившийся на этом же этаже. Он решил подождать, когда она вернется, но Белоглазова не зашла в его кабинет. Шуляков услышал лишь ее шаги в коридоре, а потом стук каблуков по бетонным ступенькам лестницы. Он не стал догонять ее, решив, что зайдет в хранилище после того, как обе операторши выйдут из него. Но вскоре услышал, что Белоглазова возвращается. Она без стука открыла дверь и сказала, не скрывая недоумения:
— Там закрыто. Может, они уже ушли?
— Куда они могут уйти без меня? — удивился Шуляков.
Первой его мыслью было то, что Хавкин занимается со второй операторшей тем же, чем перед этим занимался он с Белоглазовой. Но он тут же отверг это предположение. Хавкин эстет, ему нужны удобства, а в комнате, где пересчитывают деньги, нет даже дивана. Но, может быть, они зашли в кабинет Хавкина? Но и этого не должно быть потому, что дверь хранилища обязательно пломбируют. И пломбу эту ставит сам Шуляков. Хавкин педант, он никогда не нарушит заведенного распорядка.
— Пойдем, — сказал Шуляков, решительно шагнув из кабинета.
Дверь в хранилище действительно была заперта. Она закрывалась на два ключа. Оба из них имел только Хавкин, Шуляков распоряжался одним. Хавкин — единственный из всех служащих банка, кто мог войти в хранилище в любое время, Шуляков — только в присутствии Хавкина. Сейчас он достал свой ключ, сунул в замочную скважину и провернул. Замок щелкнул и дверь отворилась.
Первое, что увидел Шуляков, это торчащие из-под стола ноги операторши. Ее и без того короткая юбка задралась, обнажая трусики и голое бедро. Шуляков бросился к женщине, подумав, что она потеряла сознание. И только наклонившись над столом, увидел ее связанные за спиной руки и заклеенный скотчем рот. Его мгновенно прошиб холодный пот. Руки затряслись, он скреб ногтями по скотчу, пытаясь найти приклеенный конец, чтобы освободить рот операторши, но ему это не удавалось. Тогда он засунул под него пальцы и сдвинул скотч на подбородок, освободив женщине губы. Он хотел услышать от нее хоть какие-то слова, но вместо этого она закричала, а потом громко заплакала, давясь рыданиями и оставляя на щеках окрашенные тушью длинные дорожки от слез. Он перевернул ее на живот, развязал руки, поднялся и увидел, что за дверями другой комнаты у сейфа точно в такой же позе, как и операторша, лежит Хавкин. Шуляков почувствовал, что у него останавливается сердце, и он теряет рассудок. Его от головы до пяток вдруг пронзила такая слабость, что вместо того, чтобы бежать на помощь шефу, он сел на стол и судорожно вздохнул.
Белоглазова тем временем помогла операторше подняться, отмотала с ее лица скотч и спросила:
— Что тут случилось?
Но операторша только трясла руками и ловила открытым ртом воздух. Шуляков поднялся и, шатаясь, направился к Хавкину. Он холодел от самой мысли давать объяснение случившемуся. Объяснений просто не было. Но он понимал, что давать все равно придется, поэтому лихорадочно искал хоть какое-то оправдание своей профессиональной несостоятельности. Ограбить банк так, чтобы находившийся в нем начальник службы безопасности даже не заподозрил этого, это не укладывалось в сознании. Он готов был испепелить Белоглазову, хотя и осознавал, что она не имеет к случившемуся никакого отношения. Виной всему — преступная халатность самого Шулякова. Сейчас он еще не понимал, что и его присутствие в хранилище вряд ли предотвратило бы ограбление.
Шуляков развязал Хавкину руки, поднял его на ноги и снял скотч. Он ожидал взрыва ярости, но Хавкин молчал, опустив голову и плотно сжав губы. Потом, дернувшись, сказал:
— Пойдем ко мне, надо обсудить случившееся.
— Мы не можем идти, — возразил Шуляков. — Надо вызывать оперативников и начинать следственные мероприятия. Здесь наверняка осталось немало улик. Не может быть, чтобы не осталось.
Шуляков посмотрел на нейлоновый, похожий на шнурок, кусок шпагата, который непроизвольно вертел в руках. Им связывали Хавкина. Точно таким шнурком была связана и операторша. Он поднес его к лицу, словно пытаясь понюхать, потом спросил:
— Кто же здесь все-таки был?
Хавкин уже пришел в себя, одернул рубашку, поправил смятый воротник и сказал:
— Трое в камуфляже и черных масках. У всех пистолеты. Я даже не слышал, как они вошли. Влетели, мгновенно положили на пол меня и Машу, — он посмотрел на операторшу, которая уже перестала рыдать и только всхлипывала, сделал паузу и добавил: — Мне приставили к шее пистолет, вот сюда, — Хавкин показал пальцем и Шуляков увидел на шее у шефа большое темно-красное пятно, — потом заклеили рот и связали руки. Сгребли деньги в рюкзаки и тут же исчезли.
Он произнес слово “сгребли”, это было самое точное определение: грабители не складывали, а сгребали деньги с полок хранилища. Хавкин задумался еще на несколько мгновений и медленно, словно вспоминая, сказал:
— Все они были в черных хлопчатобумажных перчатках. В таких женщины работают на даче.
Шуляков между тем окончательно пришел в себя. Теперь ему нужно было сделать две вещи. Во-первых, отвести гнев Хавкина от себя. И, во-вторых, как можно быстрее начать расследование. Он покрутил головой, внимательно осматривая помещение, подергал носом, принюхиваясь и глядя на шефа, потом сказал:
— Григорий Наумович, нам нужно закрыть хранилище, оставив в нем все как есть. Это необходимо для следствия. А тебе, — он повернулся к операторше Маше, — надо сейчас же сесть за стол и подробно изложить на бумаге все, что с вами случилось. Я же, — Шуляков снова повернулся к Хавкину, — пойду к охранникам. Дай бог, чтобы они оказались живыми.
Маша шмыгнула носом, посмотрела на стол и произнесла:
— Здесь нет бумаги. На чем я буду писать?
— Писать надо не здесь, а в моем кабинете. Подождите нас в коридоре.
Операторши вышли, а Хавкин, тяжело вздохнув, горестно сказал:
— Не понимаю, как это могло произойти. И, главное, так быстро. Практически моментально.
— Сейчас выясним, — спокойно ответил Шуляков. — Мне надо пообщаться с охранниками.
— Сейф я все-таки закрою, — сказал Хавкин. — В нем еще остались деньги.
Шуляков увидел, как из-под ресниц президента банка на щеку скатилась прозрачная и крупная, словно горошина, слеза. Она повисла на верхней губе и Хавкин, шмыгнув носом, слизнул ее кончиком розового языка.
Хавкину до слез было жалко украденных денег, но еще больше страшило другое. Он уже увидел, что из сейфа унесли всю валюту. Она принадлежала не ему, а Джабраилову. Тот должен был забрать ее сегодня вечером.
С того самого дня, как Хавкин перевел банк под крышу кавказца, он все время хранил в нем нигде не оприходованные деньги. Чаще всего это были доллары. Хавкин никогда не знал, где их брал Джабраилов и кому передавал. Он всегда привозил их сам на своей машине, заносил через боковую дверь прямо в хранилище, где его уже ждал Хавкин, и через эту же дверь выходил из банка. Иногда они лежали по месяцу и дольше, иногда их забирали через несколько дней. Десять миллионов восемьсот тысяч долларов, которые украли четверть часа назад, Джабраилов привез сюда позавчера. А сегодня на ипподроме сказал, что вечером заедет за ними с друзьями. Все друзья Джабраилова тоже были с Кавказа. Туда они и увозили его деньги. А может быть, это были не его? Может, они принадлежали кому-то другому или другим? Хавкин никогда не интересовался этим, справедливо считая, что чем меньше знаешь, тем дольше проживешь. Теперь он не знал, что скажет Джабраилову и как с ним рассчитается. Он еще раз шмыгнул носом и пошел закрывать сейф.
— Вы подождите меня в своем кабинете, — сказал Шуляков. — Я сейчас проверю охрану и сразу зайду к вам. Тогда и будем решать, как поступать дальше.
— А можно, я напишу завтра? — спросила Маша, когда Шуляков оказался в коридоре.
Он уже забыл о ней, только сейчас, снова увидев ее рядом, вспомнил, что должен обязательно запротоколировать показания живого очевидца.
— Никаких завтра, — отрезал Шуляков. — Сейчас пойдешь ко мне и напишешь.
— А мне что делать? — спросила Белоглазова.
Ее Шуляков в эту минуту хотел видеть меньше всего. Но он понимал, что не может отпустить Белоглазову просто так. Она ведь тоже является свидетельницей. Но как с ней поступить, он не знал. Поэтому сказал:
— И ты тоже никуда не уходи. Подождите меня у моего кабинета.
Он повернулся и быстрым шагом пошел вдоль коридора к парадному выходу из банка, где у дверей в маленькой каморке должен был находиться охранник. К удивлению Шулякова, охранник сидел у себя на диване и смотрел телевизор. Шуляков постучал в окошечко, и он тут же вышел наружу.
— Кто здесь проходил пятнадцать минут назад? — спросил Шуляков, буравя охранника взглядом.
— Никто. — Тот моргал глазами, не понимая вопроса. — Вы первый пришли.
— Давно ты смотришь телевизор?
— С утра. А что мне делать? Мы всегда смотрим телевизор. Дверь закрыта, в помещении никого нет. Кроме вас, конечно.
— И ты ничего не заметил? — спросил Шуляков.
— Ничего. А что-то случилось? — нервное состояние Шулякова начало передаваться охраннику.
— Я тебя спрашиваю, ты отвечай, — строго приказал Шуляков.
— Ничего не заметил. Только телевизор мигнул и тут же включился снова.
— Давно мигнул? — спросил Шуляков.
— Да нет. Минут пятнадцать назад. Может, чуть больше.
— Иди к себе, — сказал Шуляков, поняв, что охранник действительно ничего не видел, а посвящать в случившееся его еще рано. Когда придет время, узнает все сам.
Он снова посмотрел на шнурок, который до сих пор почему-то был в его руках, и пошел во двор проверить охранника наружного наблюдения. Боковая дверь была в порядке, никаких следов повреждения ни ее, ни замка не было видно. Шуляков внимательно осмотрел ее, когда выходил во двор. Уже подходя к будке охранника, он услышал стук, доносящийся изнутри. Он в два прыжка подскочил к ней, рванул дверь и увидел ту же картину, что и в хранилище банка. Руки охранника были связаны шнурком, а рот заклеен широким скотчем.
Шуляков развязал охранника, дал ему прийти в себя и сурово, как приговор, произнес:
— Ну, рассказывай!
— Подловил он меня, — сказал охранник, потирая запястья, на которых остались врезавшиеся полосы от шнурка. — Я хотел помочь ему убрать машину от шлагбаума, а он врезал мне по голове. Я даже лица его не успел увидеть.
Охранник рассказал, как задрипанная бежевая иномарка, рыча и дергаясь, остановилась у шлагбаума. Как из нее вышел мужик и, подняв капот, начал возиться в моторе. Охранник знал, что с минуты на минуту из банка будет уезжать Хавкин, потому что так бывает всегда, как только от него отъезжают инкассаторы. Он крикнул из окошечка мужику, чтобы тот убирался. Мужик не отреагировал. То ли не расслышал, то ли сделал вид, что не слышит. Охранник вышел, чтобы помочь ему убрать машину, закрывавшую выезд. Как только он подошел к ней, сразу получил по голове. Очнулся уже в будке, связанный, с заклеенным ртом.
Картина становилась ясной. Грабители оглушили охранника, каким-то образом открыли боковую дверь и проникли в банк. И на все про все им хватило десяти минут. С Людой Белоглазовой Шуляков был не более пятнадцати минут. Он профессиональным взглядом окинул внутреннее пространство будки, взял со стула шнурок, которым связывали охранника, и пошел в банк докладывать первые результаты расследования Хавкину.
Тот сидел на стуле в своем кабинете обмякший и какой-то бесформенный, с отвисшей нижней губой и обвисшими серыми щеками он походил на старика, страдающего необратимой формой маразма. Шуляков даже испугался.
— Григорий Наумович, — попросил он, остановившись напротив него. — Разрешите сказать?
Хавкин поднял голову. Шуляков увидел, что, в отличие от лица, глаза его не изменились, они смотрели требовательно и холодно.
— Говори, что у тебя? — тяжело произнес Хавкин и положил руки на стол.
— Вошли с бокового входа, — сказал он, — перед этим оглушив охранника. Действовали в высшей степени профессионально. Группа состояла из четырех или пяти человек. Трое были в банке, один с машиной на улице, еще один мог быть на вассаре.
— На каком вассаре? — спросил Хавкин.
— В наблюдении. Следить за тем, что происходит снаружи. — Шуляков повертел в руках шнурки и протянул Хавкину: — Вот!
— Я это уже видел, — сказал Хавкин, брезгливо отворачиваясь.
— Такими шнурками обычные уголовники не пользуются. У нас их нет. Ни в милиции, ни в уголовном мире. Да уголовнику они и не нужны. Уголовнику легче зарезать человека, чем связать его. А эти никого не тронули. За исключением охранника. Но там по-другому было нельзя.
— Ну и что из этого вытекает? — нервно, с неприязнью спросил Хавкин.
— То, что круг поиска будет не так и широк.
— Ты думаешь, что деньги еще можно вернуть? — Хавкин сразу оживился и выпрямился на стуле.
— Думаю, что да. Во всяком случае, большую их часть. Все они все равно не сумеют истратить.
— А что нам делать сейчас?
— Звонить дежурному УВД и вызывать оперативников.
— Звони, — Хавкин кивнул на телефон.
— Может, сразу связаться с губернатором? — неуверенно спросил Шуляков.
— Зачем? — пожал плечами Хавкин. — Ему обо всем доложат и без нас.
Он убрал руки со стола и снова стал сразу безвольным и постаревшим. Больше всего ему не хотелось встречаться с Джабраиловым. Не столько из-за неотвратимости объяснения, сколько из-за страха. Десяти миллионов долларов у Хавкина не было, значит, рассчитаться с Джабраиловым он не сможет. Хавкина заставят отдать банк, а может быть, и виллу с садом и бассейном. То есть снова стать тем, кем он был при советской власти. Младшим сотрудником какого-нибудь НИИ. Но теперь нет даже научно-исследовательских институтов, куда без проблем можно было устроиться при коммунистах. А это означает, что придется впасть в полную нищету. От этой мысли он приходил в ужас, она вгоняла его в прострацию.
Джабраилов приехал в банк сразу после того, как из него уехали оперативники. Он уже знал об ограблении. Дежурный УВД позвонил его начальнику службы безопасности раньше, чем своему собственному начальству. Не знал Джабраилов только одного: остались ли в банке доллары, которые он привез туда позавчера, или их тоже забрали. Доллары сегодня вечером должны были уйти на Кавказ для финансирования операций, о которых он никогда ни с кем не говорил. Без этих денег там надолго сорвутся все планы. И он молил Аллаха о том, чтобы тот отвел взор грабителей от этих денег. С долларами гораздо легче засветиться, чем с рублями, уголовный мир это понимает, поэтому не исключено, что их могли и не взять.
И еще одно не давало покоя Джабраилову. Все, в том числе и уголовники, знают, что настоящим хозяином банка является он, а не Хавкин. Знают и о наказании, которое последует за любое посягательство на него. Оно может быть только одно — страшная, мучительная смерть. По этой причине уголовный мир уже давно наложил табу на все, что касается Джабраилова. Никто не мог покуситься ни на его собственность, ни даже на девушку, на которую он положил глаз. В этом городе все принадлежит ему. И вдруг — это ограбление.
В отличие от Хавкина Джабраилов считал, что ничего случайного в мире не происходит. Первый знак свыше пришел ему раньше, еще тогда, когда в тюрьму посадили соплеменника Казбека. Если бы об этом вовремя узнал Джабраилов, за изнасилование и убийство русской Казбек никогда бы не получил шесть лет тюрьмы. Самое большое, что ему могли дать — условное наказание. Если бы дело вообще дошло до суда. Казбека наверняка освободили бы сразу после ареста под подписку о невыезде. И уже на следующий день он был бы на Кавказе. А оттуда его никто никогда не смог бы достать.
Вторым знаком свыше было изнасилование Казбека. Джабраилов знал, что тех, кого садят за изнасилование, в тюрьме насилуют заключенные. Но этого никогда не было с его соплеменниками. Их боялись осквернять, поскольку кавказцы мстили. И месть, как всегда, была одна — смерть. А здесь не побоялись. Это был вызов. Но кому? Ему, Джабраилову, или соплеменникам, которые на чужой территории ведут себя не всегда корректно? “Надо будет завтра же связаться с генералом и как можно быстрее вытащить Казбека из колонии, — подумал Джабраилов. — Иначе можно дождаться еще одного недоброго знака”. Он уже поневоле становился суеверным.
Хавкин встретил его на пороге банка. Джабраилов не подал ему руки, только кивнул и быстрым шагом направился на второй этаж, в кабинет. Но в кресло Хавкина садиться не стал, присел на стул, к боковому столику. Хавкин сел напротив него.
— Валюту взяли? — спросил Джабраилов и нервно забарабанил по столу пальцами.
Хавкин кивнул.
— Всю? — спросил Джабраилов.
Хавкин снова кивнул. Создавалось впечатление, что он боится открыть рот.
— Как это произошло?
— Я позову сейчас Шулякова. Он здесь был, он все и расскажет, — произнес Хавкин.
— Он был, только неизвестно чем занимался, — сказал Джабраилов. — Вместо того чтобы охранять банк, наверное, возился с бабой. Иначе бы не ограбили. С Шуляковым я еще поговорю. Сколько денег унесли?
— Пока не знаю, — ответил Хавкин. — Надо проводить ревизию. Но унесли много.
— Сколько их было? — спросил Джабраилов.
— Четверо или пятеро. Я видел троих. Все в масках и с пистолетами.
Про пистолеты он напомнил для того, чтобы Джабраилов понял, какой опасности подвергался Хавкин во время ограбления. Но тот не обратил на это никакого внимания.
— Зови Шулякова, — строго приказал он.
Шуляков зашел в кабинет, сел на стул у двери и слово в слово повторил Джабраилову то, что три часа назад докладывал Хавкину. В том числе про нападение на охранника у шлагбаума.
— Вязали разные люди, но почерк у всех один, — сказал Шуляков и достал из кармана шнурок.
— Что это? — спросил Джабраилов, подавшись вперед и сразу изменившись в лице.
— Вот такими шнурками они связывали всем руки, — сказал Шуляков.
Джабраилов посмотрел на свою руку, потер запястье и сказал:
— А ну-ка дай его мне.
И Шуляков понял, что Джабраилов хорошо знаком с подобными шнурками. Он растянул его на всю длину, потом взял за один конец и начал неторопливо перебирать пальцами. Шуляков ждал, что он скажет, но Джабраилов молчал, устремив задумчивый взгляд в окно, за которым виднелась зеленая крона тополя. И только через долгую минуту, показавшуюся Шулякову целой вечностью, медленно произнес:
— Такими шнурками пользуется армейский спецназ. Мне рассказывали об этом на Кавказе. Ты говорил, что шнурков было три. А где еще два?
— Забрали оперативники, — сказал Шуляков. — Это же вещдок. На сегодняшний день — главная улика.
— Этот я возьму себе, — сказал Джабраилов и положил шнурок в карман. — Еще пригодится.
И по тому, как он это сделал, Шулякову показалось, что у Джабраилова не самые приятные воспоминания об этих шнурках. Если он взял его себе, значит, зацепился за что-то. Знает, почему ограбили банк, и кто мог это сделать. Но задавать вопросов не стал. Понимал, что Джабраилов скажет не больше того, что считает нужным.
— Можешь идти, — сказал Джабраилов и, повернувшись к Хавкину, спросил:
— Когда будешь знать, сколько денег украли и сколько осталось в банке?
— Завтра к обеду.
— Как только узнаешь, сразу позвони мне.
Джабраилов поднялся и, не попрощавшись, вышел.
Почти в это же время губернатору позвонил начальник областного управления внутренних дел Гендарев и рассказал об ограблении банка. Новость была крайне неприятной еще и потому, что о таких событиях докладывают министру, а тот — президенту. О разгуле криминала в стране не говорит только ленивый, а резонансные ограбления по нескольку дней смакуются всеми средствами массовой информации. Теперь на трепливые языки журналистов попадет область. Ходом расследования наверняка поинтересуется и президент. А докладывать о подробностях подобных историй всегда неприятно. И губернатор уже заранее готовился к допросу. Поэтому спросил:
— Что удалось выяснить по горячим следам, какие меры вы принимаете?
Даже по голосу в телефонной трубке можно было понять, что губернатор нервничает. Гендарев, в отличие от него, был спокоен, ответил так же спокойно и неторопливо:
— Создана оперативно-следственная группа, во главе которой поставлен наш лучший следователь подполковник Головченко. Выставлено наблюдение на всех контрольно-пропускных постах, в аэропорту, на вокзале и автобусных станциях. Ведется сбор дополнительных вещественных доказательств. Уже найден автомобиль, на котором приезжали преступники, сейчас выясняется его происхождение.
— Нужна какая-нибудь помощь? — спросил губернатор.
Вопрос имел свой подтекст. Задавая его, губернатор хотел знать, справится ли управление с расследованием собственными силами? Или необходимо подключить специалистов из Москвы?
Гендарев понимал, что согласиться на помощь — расписаться в собственной несостоятельности. А если отвергнуть ее, то взять на себя очень серьезную ответственность. Решать надо было немедленно, но он выдержал небольшую паузу и после этого сказал:
— Пока никакой помощи не требуется. Но если возникнет такая необходимость, я сразу же обращусь к вам.
— Завтра на оперативном совещании доложите, как идет расследование, — холодно сказал губернатор и положил трубку.
Утром в своем кабинете, оставив после совещания начальника УВД, губернатор спросил:
— Министру уже доложили?
— Пока нет. Он только сейчас пришел на работу. Вчера доложил дежурному по министерству. Но министр уже знает об этом.
— Сегодня министр доложит президенту, — глухо произнес губернатор. Гендарев понял, как давит на него это обстоятельство. — У вас что-нибудь новое есть?
— Машина, на которой увезли деньги, три года назад украдена в Нижнем Тагиле. Номера на ней наши, но автомобиль под таким номером не числится. Судя по почерку, преступники очень опытные. Расследование будет нелегким.
— К такому ограблению они готовились не один день, — сказал губернатор. — Не исключено, что у них могут быть сообщники в самом банке. В большинстве случаев так оно и бывает.
— Мы сейчас проверяем эту версию, — сказал Гендарев.
— Докладывайте мне о расследовании ежедневно, — губернатор кивнул, давая понять, что разговор окончен.
Возвратившись в управление, Гендарев вызвал к себе всю оперативно-следственную группу во главе с подполковником Головченко. Он не надеялся услышать от них что-то новое, но хотел знать логику их действий. Головченко докладывал коротко и четко. Допрошены все сотрудники, находившиеся в банке во время ограбления. Выяснилось, что начальника службы безопасности Шулякова в самый ответственный момент в хранилище не было. Используя служебное положение, он склонил к сожительству оператора банка Людмилу Белоглазову. Во время налета он совершал с ней сексуальные действия в своем кабинете, поэтому ничего не слышал и не мог помешать ограблению.
— Ну и начальник службы безопасности, — возмутился Гендарев и тут же спросил: — А может, он делал таким способом себе алиби?
— Мы проверяем и эту версию, — сказал Головченко, — но доказательств пока нет.
— Мы знаем, что основным собственников банка является Джабраилов, — Гендарев произнес это пониженным тоном и оглянулся на дверь, словно боялся выдать строжайшую государственную тайну. — У него своя служба безопасности. Насколько я знаю, довольно серьезная. Он тоже будет искать грабителей. Не может случиться так, что он найдет их раньше нас?
Гендарев беспокоился о своем престиже, не скрывая этого. Головченко понимал, что будь он в его кресле, поступал бы точно так же, хотя с формальной точки зрения не имело абсолютно никакого значения, кто быстрее раскроет преступление. Главное, чтобы оно было раскрыто. Но в данном случае на кону стояли репутация и профессиональное достоинство следователей ГУВД. Поэтому ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы они пострадали.
— Мы знаем и начальника службы безопасности, и некоторых его сотрудников, — сказал Головченко. — И думаю, что сможем внедрить к ним своего агента.
— Вот это было бы хорошо, — тут же откликнулся Гендарев. — Постарайтесь обязательно сделать это, сразу же поставьте в известность меня. Нельзя допустить, чтобы они раскрыли преступление раньше нас.
Выйдя из кабинета начальника, Головченко пожалел, что произнес последнюю фразу. Он действительно знал начальника службы безопасности Джабраилова Семена Лобкова, но не имел представления, как внедрить к нему своего человека. Лобков был опытным оперативником и очень осторожным человеком, сунуть ему осведомителя со стороны просто невозможно. А тут ведь нужен не просто осведомитель, а такой, кому бы доверял сам Лобков. Головченко даже растерялся.
Весь день он ходил потерянный, ничего хорошего в голову не приходило. А вечером вдруг вспомнил одну историю. С ним всегда было так, когда ситуация загоняла в угол. В самый ответственный момент, в последнюю минуту услужливая память вдруг подсказывала главное.
Еще три года назад Лобков работал в следственном управлении. Тогда же в находящийся по соседству отдел криминалистики пришла выпускница юридического института Ольга Брызгунова. “Да-да, ее фамилия именно Брызгунова”, — подумал Головченко. У него была хорошая память на лица и фамилии. Нельзя сказать, чтобы девица была очень красивой, но подать себя умела. А фигурку имела просто отменную. Как сумел уговорить ее Лобков, остается загадкой до сих пор. Если бы не зависть мужиков, никто бы об этом не узнал. Дошли эти слухи и до Головченко.
Лобкова уже три года нет в управлении, а Брызгунова осталась. Выводы напрашивались сами собой.
На следующее утро Головченко зашел к начальнику отдела криминалистики Фаткулину и в дверях столкнулся с Брызгуновой. Она как раз выходила от него, свеженькая и стройная, как на картинке. На ее плечах были погоны старшего лейтенанта. Сам бог велел заговорить с Фаткулиным сразу о ней.
— Когда капитана присвоишь? — спросил Головченко, кивнув на дверь, за которой скрылась девушка.
— Будет так работать, как сейчас, через год присвоим, — ответил Фаткулин.
— Мне кажется, она у тебя просто расцвела, — сказал Головченко. — Мужики из соседних отделов, наверно, проходу не дают?
— К ней шибко-то не пристанешь, — с явным одобрением произнес Фаткулин. — Да и крыша такая, что не каждый захочет связываться.
— Завела кого-то нового? — спросил Головченко.
— Я об этом не спрашивал, но, по-моему, она не из тех, кто любит разнообразие.
— А я к тебе пришел поговорить именно о ней.
— Что случилось? — сразу насторожился Фаткулин.
— Мне в группу надо еще одного криминалиста.
— Я найду тебе хорошего специалиста, — сказал Фаткулин.
— Мне нужна женщина.
— Почему именно женщина?
— Там такая работа, что лучше всего с ней справится женщина.
— У меня свободных женщин нет, — сухо заметил Фаткулин.
— Ладно, я поговорю с Гендаревым, — на всякий случай пригрозил Головченко.
— Я ему скажу то же самое, что и тебе, — уже сердито ответил Фаткулин. — У меня в отделе своей работы невпроворот, лишних людей нету.
На следующий день Гендарев распорядился включить в оперативно-розыскную группу Головченко еще одного криминалиста. И этим криминалистом оказалась Брызгунова. После планерки Фаткулин посмотрел на Головченко таким взглядом, словно хотел проткнуть его глазами насквозь.
Вскоре Брызгунова пришла к подполковнику и доложила, что прибыла в его распоряжение. Она знала, что Головченко занимается только самыми ответственными расследованиями и была невероятно рада, что попала в его группу. С ним всегда интересно, нигде не наберешься такого опыта, как у него.
Головченко усадил ее за стол перед собой, расспросил о том, чем она занимается сейчас, потом, без всяких предисловий, сказал:
— Нам поручили расследовать одно очень важное дело. Ограбление банка “Доверие”. Улик пока немного, но кое-что есть. — Он вытащил из ящика стола прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором лежал свернутый в кольцо кусок тонкого нейлонового шпагата. — Вот этим шнурком преступники связывали сотрудникам банка руки. Возьмите его. Выясните, что это за шнурок, из чего состоит, кто его производит, где его можно прибрести. В общем, все данные, какие сможете собрать. Времени в обрез, поэтому к работе приступайте сейчас же.
Головченко был почти уверен в том, что уже вечером Лобков будет знать, куда перевели Брызгунову. Но именно это и входило в его планы. Получая информацию от Брызгуновой, Лобков, хочет он того или нет, будет делиться какими-то добытыми сведениями и с ней. Надо только сделать так, чтобы она сразу же докладывала о них. Но это касается уже самого Головченко. Он найдет способ заставить девушку работать на интересы следствия. Одного не мог предусмотреть Головченко: Лобкову в эти дни было не до встреч с любовницами. В отличие от не слишком обремененного служебными заботами Шулякова, Лобков честно отрабатывал перед Джабраиловым свой хлеб.
Джабраилов дал ему наводку, которая выводила службу безопасности на верный след.
Продолжение следует.