Стихи
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 7, 2010
ВТОРАЯ МОЛИТВА ПАЗЛА
* * *
Выпавший из расписанья скорый,
Жидкий чай, кроссворд и карандаш.
Всё леса, поля, леса, заборы —
Движущийся медленно пейзаж.
О ненужном радио вещает.
Жарко, душно, как в гриппозном сне,
Сахар в кипятке казённом тает,
Как апрельский запоздавший снег.
Ложечка стучит в железной кружке,
Не вагон трясёт — трясётся мир,
И лежит на верхней боковушке
Умерший от счастья пассажир.
* * *
И думаешь, что рай — как тот курорт.
И путаешь уже кусты и кущи.
Лишай стригущий. Бреющий полёт.
А дальше — только хуже, только пуще,
Всё наизнанку, вкривь, наоборот,
Как бреющий лишай, полёт стригущий.
Закат Европы. Сумерки богов.
Не разберешь, где стрижено, где брито.
Не разберешь, где эллины, где бритты…
Не ведаешь ни дна, ни берегов.
Друзей не отличаешь от врагов.
Благоуханье черни, вонь элиты,
Божественной комедии финита,
Жизнь после окончания торгов.
* * *
Прибыль растёт, растут объемы продаж.
Даже зарплата — медленно, но растёт.
С прошлой получки приобретён трельяж,
С этой получки можно купить комод.
Случка «американ дрим» с русским «давай»,
«Этой страны» бездонные закрома…
Яблоко капитализма, советский рай.
Если не пить, то можно сойти с ума.
Я и не пью. Я и почти сошёл,
Глядя на эти нравы и времена.
Кроха не знает, что плохо, что хорошо,
Если что и спасёт — так только война.
Только война расставит всё на места,
Только война, и только враг у ворот.
Только странная надпись на пол-листа:
«Офис закрыт. Офис ушёл на фронт».
* * *
Катит шарик скарабей
Из навоза и песка.
Покопаешься в себе:
Всё одно — одна тоска.
Вот усмешка на губе,
Вот чернила, вот февраль.
Покопаешься в себе:
То аптека, то фонарь.
Грибоедов на арбе
Едет Пушкина встречать…
Покопаешься в себе,
И охота закопать.
МОЛИТВА ПАЗЛА
Прошу тебя
Больше
Не разбирай меня
ВТОРАЯ МОЛИТВА ПАЗЛА
Прошу тебя
Больше
Не собирай меня
* * *
Как написать о том, чего нет и не будет?
Слух выключает свет и выходит в люди.
От уха к уху правдивее и заметней
Обрастает подробностью и становится сплетней.
Чем дальше — тем гуще, и где-то там, на пределе,
Он станет
фактом,
бывшим
на самом деле.
* * *
За окнами хмуро и сиро,
Уснёшь и увидишь во сне,
Что мир разделён на два мира
В какой-то ужасной войне.
В какой-то продуманной бойне.
В каком-то тумане и мгле…
И колокол на колокольне
Звонит обо всех на земле.
Ты держишь винтовку, как палку,
От страха и злости дрожишь,
Такой близорукий и жалкий,
Кого-то убить норовишь…
Окопы, обстрелы и взрывы,
И будет всё именно так,
Пока не увидишь красивый
Пробитый осколками знак:
До вражьей столицы две мили,
И тут же проснёшься без сил
От счастья, что мы победили,
И ты никого не убил.
* * *
И когда ты раскрываешь объятья, снимаешь платье,
Путаешься в чулках, будто ногу вставляешь в стремя,
Я вдруг вспоминаю, что платье — китайское, как проклятье:
«Чтоб ты жил в интересное время!»
А когда меня оставляют силы,
Мысли становятся вязкими, словно тесто,
Я шучу, что, поскольку рождён в России,
Интереснее времени может быть только место.
* * *
Вот я и сам погряз в серии сериала,
Вот я и сам вплетаюсь в канву канала,
Вот стопка книг становится просто стопкой.
Вот пульт, вот диван, вот вечер на пятой кнопке.
Всё неспокойно в странах третьего мира,
В Азии снова сухо, в Европе — сыро.
В этом и есть баланс для всей Азиопы.
Мы не рабы, но мы рабы кинескопа.
Он нам, крохам, расскажет. Что хорошо, что модно…
Вот началась реклама, и можно вздохнуть свободно,
Поразмышлять о битве духовного верха, телесного низа,
Не пропустить ток-шоу «Как выключить телевизор»…
* * *
Чем многохвостая комета
Комет обычных веселей?
Какие хмурые рассветы
Встают над Родиной моей…
Дочь кутается в одеяльце,
Устало в книгу смотрит сын.
Бреду и загибаю пальцы:
Соль, гречка, спички, керосин.
* * *
Падает снег на снег
Медленнее, чем блюз,
Пишет любимец муз,
Выживший имярек.
Выживший из ума
Пишет стихи поэт.
Падает навзничь свет,
И наступает тьма.
* * *
В глухой Сибири, где бродит лось
И сладка вода родника,
Течёт и пробует на износ
Русло своё река.
Берега её утопают в песке,
Воды её легки.
Но те, кто живет на этой реке,
Боятся этой реки.
Наступит зима, когда нужно зиме,
Льдом эту реку скуёт.
Никто из местных в своём уме
Не ступит на этот лёд.
Прощай, рыбалка, рыбка, прощай.
Не будет подлёдным лов.
Не тронется лёд, не наступит май —
Рыбак не покинет кров.
По небу крадётся, словно шпион,
Поздний зимний рассвет.
А по-над речкой — малиновый звон.
Малиновей звона нет.
Звон ненадёжных зимних оков
Пока не померкнет свет.
Лёд звенит, но ни рыбаков,
Ни конькобежцев нет.
Лёд, звенящий, но хрупкий лёд
Провалами чреват.
Система ходов, система пустот
Изрыли лёд наугад.
Система дыр и система нор.
Шаг ступил — и привет.
В этой реке есть рыба-шахтёр —
В других местах её нет.
Черна как смоль, с фонарём во лбу
И с плавником-киркой,
Рыба-шахтёр, проклиная судьбу,
Ушла в ледяной забой.
У местных с неместными вышел спор,
Как есть, о природе вещей:
Зачем нужна эта рыба-шахтёр?
И есть ли она вообще?
Спор утихает, но лёд звенит,
И пацаны твердят:
Мол, рыба-шахтёр найдет динамит,
И местные победят.
* * *
Кончается лето. Уже холодок
Касается сердца.
Нехитрое дело — портвейн и сырок
Помогут согреться.
Согреюсь, и кругом пойдёт голова:
Хмель пьяного метит.
На ветер беспечные брошу слова —
Никто не ответит.
Кончается лето, как в склянке духи.
Мы — как неживые.
Я, чтобы забыться, читаю стихи.
Твои и чужие.
* * *
То ли с веком-кастратом не справился,
То ли впрямь — человеческий хлам.
Все поступки мои мне не нравятся.
А по сути — не нравлюсь я сам.
Ни стишком, ни романом, не повестью
Не изжить, не сказать напрямик
Эту мелочность, сделочки с совестью,
Будто совесть моя — ростовщик.
Наслаждаясь минутной победою,
Сам себе, сам себе говорю:
Я ведь ведаю, ведаю, ведаю,
Я ведь ведаю, что я творю.
Я ведь знаю всё это заранее,
Понимаю: за каждым углом —
Не возмездие. Нет. Наказание.
А возмездие будет потом.
* * *
Я покопался в душе и нашёл Иуду.
Я покопался в сердце и нашёл Иуду.
Я покопался в уме и нашёл Иуду.
Я покопался в карманах и нашёл серебро.
* * *
Пока не кончатся патроны,
Пока не почернеет ворон,
Мы выстоим. Но наши жёны
Возьмут нас лаской и измором.
Пускай взирают благосклонно
С доски почёта наши лица,
Мы хороши, но наши жёны
Нас знают лучше сослуживцев.
Пусть на заре прихлынут волны,
Поймём, что никуда не деться…
Мы не рабы! Но наши жены
Похожи на рабовладельцев.
Следующий материал
«Неизбежное небо» Станислава Минакова
Светский разговор о горней поэзии на фоне Апокалипсиса