Отрывок из поэмы
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 11, 2010
Иосиф КУРАЛОВ
* Отрывок из поэмы “Пир”.
Взорвался мой цветной стакан!
В окно ударили сполохи!
Метнулся обнаженный стан!
Из крыши вышел столб огня!
Покров небесный разрывая,
До звезд восстала мощь живая!
Секунда ночи — ярче дня!
На рельсы встала тень трамвая,
Стекла осколками звеня.
Взрывной волной перевернуло
Пространство-время.
Грохот!
Крик!
Оглохла девочка от гула.
Лицом к моей груди прильнула.
Укрыл рукой.
И в тот же миг
Дыра небесная зевнула.
И медленно в себя вдохнула:
Стол, барабан, обломки стула,
Официантки медный лик,
Оркестров жесть, бутылок груды,
Три уха штатного Иуды;
Под рестораном был завод —
Он тоже выплыл в небосвод,
Колонной вылетели танки,
Фонтаном — рваные рубли,
В реке “Агдам” — минтая банки,
Шестого флота корабли,
Живые трупы и останки,
Лопаты с комьями земли,
Потом отдельные летели
И в световой струе блестели
Шестерки, дамы, короли,
В авто, манто и неглиже,
И много прочих “М” и “Ж”,
Сапожки, туфельки, колготки,
Акселератки, профкрасотки,
Монгольский хан, татарский царь,
Огромный гроб, в гробу — швейцар,
В парадных маршальских штанах,
В геройских звездах, в орденах!
Явилась полная Луна.
Спокойно местность озарила.
Установилась тишина.
И Машенька глаза открыла.
Поцеловать бы их сейчас,
Но я боюсь девичьих глаз!
Глубоких. Голубых. Печальных.
В них полон смысла весь объем.
И ночью явственней, чем днем,
И чище всех колец венчальных
Звенит вопрос: куда пойдем?
Глаза девичьи — это суд!
В них — ни намека на условность.
Отчаяние и готовность
Идти туда, куда ведут.
Прямоугольное пространство
Синеет стеклами бесстрастно.
Стоят дома кубами льда.
Асфальт. Панели. Провода.
Провинция или столица?
Сентябрь. И скоро холода.
Дождь моросит, а ветер злится.
А из Батыева следа
Индустриальный дым струится.
Куда по тем следам идти?
Здесь город-сад хотел цвести.
Но города теряют лица,
Не успевая обрести.
И Храм в молитве золотится,
Над головой воздев кресты.
Космический телеэкран
Отпел последние куплеты.
Спят пролетарии всех стран,
Домохозяйки и поэты.
Функционирует фонтан
Перед театром оперетты.
Спортсменка страшная с веслом
Стоит одна. И смотрит хмуро.
Просвечивает арматура,
Проверенная на излом.
А прутья городской ограды,
От лишней силы и досады,
Тугим завязаны узлом.
И перевернуты скамейки.
Огромный призрак в телогрейке
Мелькнул и скрылся за углом.
Молчим. А надо говорить.
Едва ученье ленинизма
Собрался Машеньке раскрыть,
Бомж или призрак коммунизма
(Где видел я его харизму?!
Не вспомню!), проявляя прыть,
Вернулся. Просит закурить.
Дал, не предвидя катаклизма,
Грозящего народ урыть.
Идем. А вот и — Главный Дом.
Там, за китайскими стенами,
Портрет, который вечно с нами.
Над государственным челом
Звенит стекло в тяжелой раме.
Антракт! В комедии иль в драме?
Какая завершилась треть?
Не знаю. Устаю смотреть.
Стекло звонит. Тревожен зуммер.
Очередной бессмертный умер.
Или собрался умереть.
Холщовый хлопает плакат.
Слова давно дождем размыты.
Но помню я слова молитвы:
Тонн, кубометров, киловатт.
От этих слов мороз по коже.
В стране рабочих нет крестьян.
Что ни крестьянин — то смутьян.
И что тут скажешь?
Э-э-эх!
И все же
Осенней ночью ветер пьян!
Деревья светятся стволами!
Из сердцевины рвется пламя!
В стволах вовсю гуляет сок!
Стоят деревья в пыльных сетках!..
Деревьям хочется в лесок!
Им не хватает птиц на ветках!
Заполнив звуковой изъян,
Поет невидимый баян.
Звенит трамвай. Гудит автобус.
Планета круглая, как глобус.
И где-то светят в океан
Подводные глаза эсминцев.
Стоим на площади вдвоем.
Решил вопросы датских принцев.
И не решил, куда пойдем.
Во мгле летает лист кленовый.
Он тоже рвется к жизни новой.
Сопровождает нас в пути
И красным пламенем пылает.
На землю падать не желает.
Желает ввысь себя нести.
Лети, кленовый лист, лети!