Рассказы
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 8, 2009
ВЕТРЕННАЯ ОСЕННЯЯ НОЧЬ
Иван Федорович Кошкин читал книгу, сидя за столом на кухне. Ветер выл за окнами, в темноте по огороду летели листья и кружила какая-то газета, то садясь на землю, то повисая в ветвях качающихся яблонь. Фонарь на столбе за забором тоже светил неверно, и желтый размытый круг света метался по крыше сарая и по дороге.
Домик был у самого леса, мимо которого вела в поселок старая сырая дорога. Ветер гудел в лесу, тучи носились весь день и не улетели, когда настали синие осенние сумерки. Из окна видно было поле с кустами вдали, лес был слева, и дорога шла вдоль леса.
По ночам осенью, когда в поселке оставались несколько человек, а остальные уезжали до лета в город, было одиноко и жутко: в основном были пустые дачи.
Итак, теперь Иван Федорович сидел и читал книгу. В другой комнате храпели его дед восьмидесяти девяти лет, Елизар Васильевич, и бабка Ульяна Ильинична. На столе стояла кружка с чаем, часы показывали двадцать минут первого. Лампа висела над столом.
Иван Федорович отложил книгу и пошел на улицу, запереть сарай. Хлопнув дверью, он испугался и хлопка, и того, что бабка и дед проснутся и заругают. С фонарем пошел он к сараю. Ветер дул сильнейший, деревья трещали, листва неслась, как дым, по земле. Заперев сарай, пошел он к дому. Как назло, уронил в траву ключи от сарая, стал искать под лестницей. Вот!
Иван Федорович зашел и выключил свет, случайно посмотрел в поле и вдруг увидел, что по дороге, далеко, кто-то идет с фонарем. Что за чудеса? Ночью в поле? Кто там? Не по себе стало Ивану Федоровичу. Сел в темноте у окна, занавеску отодвинул и смотрит.
Ветер гудит, гремит по крыше, воет где-то за стенами. Храпит дед. А кто-то все идет по дороге с фонарем, шагает. Уже метров за сорок, высоченный кто-то.
Отошел от окна Кошкин и сел на табуретку. Сидит, смотрит. Вот человек сейчас должен свернуть направо и идти по дороге… Но от дороги тропинка ведет к калитке их дома!
Человек действительно вдруг остановился, стал думать о чем-то. Огромный посох у него. Метра два ростом этот человек! Свет уличного фонаря летал, и тень от незнакомца была как живая.
И вдруг погасил свой фонарь и тихо пошел по тропинке. Иван Федорович испугался. Калитка запиралась на крючок. Пришелец откинул крючок и вошел на участок.
Кошкин пошел к деду.
— Дед!
— Хр-р-р!
— Дед!
— Чаво? — вскинулся дед, облокотившись на подушку.
— Там кто-то пришел!
— Хто?
— Шел вдоль леса, с палкой…
— Да ты што?
— Бандит, вор! Кто ж еще?
— Да? Надо подождать. Где мой топор?
— Ты чего, дед? Топор…
— А што? Чтоб он окна побил палкой-то?
— Да подожди ты!
— Бабку не разбуди, а то ведь щас запричитает.
— Ладно, ты лучше… — сказал было Иван Федорович, как вдруг на крыльце кто-то заходил, гремя башмаками. — Во, слышишь?
— Топор неси, дурак!
Кошкин пошел в кухню и нашел топор в темноте. За дверью по-прежнему кто-то ходил. Вдруг пришелец зажег фонарь — свет по окну. Иван Федорович напугался совсем, пошел к деду. Вдруг проснулась бабка, зажгла, жмурясь, лампу.
— Чего расшумелись?
— Туши свет!— зашипел дед и потушил лампу.
— Да чего?..
Дед побежал в кухню. Тут мимо окна прошел незнакомец.
— Вход в хату ищ-щет! — прошептал дед и побежал к двери с топором.
— Ты куда? — спросил Иван Федорович.
Но дед выскочил на улицу, сбежал по ступенькам и крикнул:
— Стой! Стой!
Тотчас кто-то затопал за домом, потом загремело ведро, затрещали сучья, и стало тихо. Дед высморкался и пошел с внуком за дом. Бабка в ужасе смотрела в окно.
Посветили фонарем: ведро опрокинуто, куст поломан, палка сломана в заборе.
— Сволочь! — громко сказал дед, высморкался и пошел к дому.
Пришел, налил водки и подвинул другую рюмку жене.
— Надо замок купить на калитку! — сказал Кошкин.
— Замок — что… — махнул рукой дед и пошел спать.
Утром все обсуждали, но так ничего и не узнали. Кто приходил — неизвестно.
ДЕНЬ ДОЖДЯ
В холодном автомобиле “москвич” ехал на дачу по проселочной дороге Иван Павлович Воронов. Лил дождь. Толстая куртка мешала рулить, но без куртки пенсионер давно бы замерз. Коричневые лужи разлились от края дороги до края, приходилось ехать, уже не думая о чистоте машины. Грязная вода веером подымалась за окнами, обливая дверцы. Иван Павлович поздно заметил, что дорога поворачивает, крутанул руль, но машину снесло с дороги в траву.
“Москвич” накренился, буксуя и разбрызгивая грязную жижу. Иван Павлович пробормотал: “Сволочная дорога!” — и, щелкнув ручкой двери, вышел под дождик. Сразу намокла кепка, очки запотели. Оказалось, что машину бросило в какую-то яму, вот задние колеса и буксовали теперь.
Поворот был к лесу. Иван Павлович оглянулся и посмотрел в ту сторону, откуда ехал — никого. Низкие облака, клубясь, как дым, сносимый ветром, летели над угрюмыми соснами. Иван Павлович обошел машину, полез сквозь цепкую мертвую траву, открыл багажник. Ничего, что бы могло теперь помочь, не было с собой. Хоть бы палка. Иван Павлович еще раз оглянулся — никого нет. Тогда он запер машину и пошел к лесу, чтобы поискать веток. Шлепая по грязи, он обзывал себя дураком за то, что не положил в сумку зонт.
Вот и лес. Иван Павлович наклонился, набрал каких-то палок и понес, спотыкаясь и скользя, к машине. Подойдя к “москвичу”, пенсионер увидел вдали велосипедиста, который вилял, объезжая лужи, и устало крутил педали. Иван Павлович бросил ветки под колеса, вмял забрызганным грязью сапогом и снова оглянулся. Велосипедист ехал, подняв капюшон штормовки, и глядел под колеса. Иван Павлович нетерпеливо прошелся вдоль автомобиля, дожидаясь, когда подъедет незнакомец. Наконец, стуча педалями велосипеда, тот подъехал и, посмотрев сначала на пенсионера, а потом на машину, остановился.
— Что, помочь? — сказал он, доставая папиросу и зажигая спичку.
— Да спасибо, я…
— Спасибо будешь говорить, если вытолкаем, — сурово перебил велосипедист, кладя свой велосипед в траву. — Ну, что тут?
— Вот веток подложил, подтолкните. Я газану, — сказал Иван Павлович и сел за руль.
В зеркало он увидел, что человек смотрит под колеса, но ничего не делает.
— Толкайте же! — крикнул в окно пенсионер.
Велосипедист навалился на багажник и стал толкать. Жужжа, машина задергалась, но не выезжала… Иван Павлович с недовольной гримасой вылез и подошел снова к заднему колесу.
— Да, засел, брат, — пробубнил велосипедист, щурясь и глядя в лицо растерянного Ивана Павловича.
— Что же делать?
— Садись, еще толкнем… — без надежды в голосе сказал человек и пустил тучу дыма.
Пенсионер вернулся за руль, газанул, и вдруг машина поползла. Через минуту “москвич” уже был на дороге.
— Ну, спасибо! — сказал Иван Павлович, выйдя снова под дождь. — Вам тут далеко?
— Нет-нет, не беспокойтесь, — ответил, тоскливо оглядываясь, человек, потом сел на велосипед и поехал.
— Спасибо большое!
Тот кивнул и поехал к лесу. Иван Павлович сел за руль. Обгоняя велосипед, он думал помахать незнакомцу, но тот смотрел под колеса.
Иван Павлович приехал в поселок, оставил машину за забором, вошел, топая, в пустой дом. Дождь стучал по стеклам.
— Чайку! — провозгласил старик и поставил кипятиться чайник.
Выйдя на крыльцо, он увидел соседку.
— Здравствуйте!
— А, здравствуйте… Что, по грязи ехали?
— Да, — засмеялся Иван Павлович. — Еще с дороги слетел. Ужас!
— Ну, пейте чай! Не простудитесь! — ответила соседка и ушла в дом.
Иван Павлович вернулся и заварил чайку.
НА КРАЮ ПОСЕЛКА
28 августа Василий Константинович шел домой с работы. Электричка уехала, но шум ее еще доносился из-за леса… День был серый и тихий.
Где-то уныло проскрипели железные ворота. Трава сухо шелестела под ногами от слабого ветра, что дул с севера. Птицы взмыли над лесом и скрылись. Вдали уже были видны заборы крайних участков поселка.
— Так… — сказал вполголоса Василий Константинович, перепрыгивая канаву с водой.
Вот уже он шел мимо заборов. В саду деревья редели: ранняя осень.
— Здравствуйте! — сказал старик медсестре Инне Михайловне, что жила здесь.
Она следила за самоваром, замечательный дымок летел сюда из сада.
— Добрый день! — приветливо ответила она, улыбаясь и показывая на самовар. — Вот чай сейчас будем с мужем пить…
— Правильно, а то прохладно, — кивнул старик и, тоже улыбаясь, пошел дальше.
Дальше был старый дом, в нем никто не жил уже два года. Хозяйка, которую все звали Кукушкой из-за одинокости, заболела и переехала в город. Дом был старый, проведать никто не приезжал.
Василий Константинович задумался о том, что надо будет еще починить стол в кухне… Вдруг часть старого забора заскрипела и начала падать в эту сторону. Старик отскочил, и забор рухнул на тропинку, полетели щепки. Это ужасно напугало Василия Константиновича.
— Чего там, Василий Константиныч? — крикнул кто-то.
Старик оглянулся: сюда шел его знакомый, Павел Сергеевич.
— Да тут… Вот рухнул, старый…
— Забор, что ли?
— Да, забор… Хоть бы приехала Кукушка-то, вон падает все…
— Да уж…
Они подняли забор и привалили к столбам.
— Ну ладно, пойду… — сказал Павел Сергеевич.
— Давай…
Василий Константинович пришел домой, достал гвозди и молоток.
— Ты чего, стол будешь делать? — спросила жена.
— Да нет, там забор упал, у Кукушки…
— И что?
— Приколочу, а то залезут…
— Не валяй дурака!
— А что?
— Пусть сама делает.
— Она в городе сейчас…
— Ну ладно, сходи, и давай обедать будем…
Василий Константинович пришел и стал колотить молотком. Доделав, он посмотрел на участок: сухая высокая трава колыхалась перед пустым домом с темными окнами…
Старик тихо вздохнул и пошел обедать. Ветер дул сильнее, новые желтые листья полетели по дороге…
СЛУЧАЙ ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ
Как-то раз вечером Петр Васильевич ехал на автобусе домой, в поселок Угли-67. Людей мало, день дождливый, и теперь на улице смеркалось быстро, все было серым и седым, в дымке. Дорога неслась под колесами. Мелкая водяная пыль летела на стекла, и “дворники” с унылым скрипом метались, борясь с ручьями воды. На сиденьях качало, как в бурю, и стрелка спидометра медленно ползала около отметки 80 километров в час. Водитель курил “в форточку”, но дым носился по автобусу.
Вдруг вдали через дорогу понесся велосипедист. Его быстро осветило фарами. Водитель стал мощно сигналить, потом засвистели тормоза, все полетели со своих мест…
Петр Васильевич поднялся и увидел, что разбитый велосипед валяется на асфальте метрах в десяти, а велосипедист, рассеянно махая руками, ежится и что-то говорит водителю, который, весь бледный, вытянув злобно шею, орет в лицо тому. Какой-то грузовик сбавил скорость и объехал велосипед.
Водитель вернулся назад, сел, с железным грохотом захлопнулась дверь. Петр Васильевич заметил, как мимо проплыло в сером дыме белое лицо велосипедиста, потом в заднем окне долго виден был удаляющийся человек, который стал поднимать велосипед, а потом исчез за поворотом.
— Дурак! Говорят же: смотри в оба своих… когда идешь! — кричал водитель не то себе, не то пассажирам, причитающим сзади в салоне. — Ну не осел ли? Вон, пусть посмотрит, что бывает! (Мимо мелькнула придорожная могила). Щас бы неизвестно чего, если б не по тормозам! Хорошо, отскочил, а если б нет?..
Пронеслась надпись: “Угли-67”. Скоро уже Петр Васильевич вышел под дождь и под зонтом пошлепал вдоль заборов к дому.
Открыв старую калитку, он пошел к крыльцу. Хлопнув дверью, закрыл зонт. Жена вышла с полотенцем на плече.
— Ну, давай, сейчас ужинать! — сказала она.
Петр Васильевич позвенел рукомойником и пришел за стол. Картошка, вся в пару, уже была на тарелке.
— Представляешь, сейчас чуть автобус не сбил велосипедиста.
— Да ну?
— Ну… — Петр Васильевич кивнул. — Живой остался, повезло дураку.
— Вот так вот бывает… — вздохнула жена и пошла в кухню.
За окном шумел дождь.
НА ДАЧЕ
Весь день был хороший, солнечный, но перед ужином Иван Федорович, сидя на крыльце, вдруг не то чтобы почувствовал тревогу, но какое-то неясное невеселое чувство овладело им, несмотря на то, что лучи ярко озаряли сад, где-то над лесом летали птицы, было тепло, и ветер мягко колыхал яблони.
“Чепуха…” — было успокоил себя Иван Федорович, как вдруг ветер подул вдоль дома сильнее, полотенце задело ведерко, что стояло на перилах, и оно упало на землю, ударившись с грохотом.
Что же Иван Федорович? На него это произвело сильное впечатление, ибо это его просто-напросто напугало. Он открыл дверь и крикнул жене:
— Нина!
— Что?
Говорить о своих неясных самому же тревогах было неуместно, и поэтому Ивану Федоровичу пришлось ответить вопросом:
— А ужин скоро?
И Нина Петровна отозвалась:
— Да, минут через десять.
Иван Федорович притворил дверь и вздохнул. Ветер повеял в лицо… Скрипя по ступенькам, Иван Федорович в домашних зеленых тапках спустился и поднял ведро. Потом он вернулся, сел на стул и вдруг увидел вдали, через участок, незнакомую женщину, которая смотрела хмуро в его сторону. Иван Федорович удивился: что такое? Женщина еще внимательнее посмотрела, окинула взглядом дом и пошла куда-то за теплицу.
И этот взгляд тоже растревожил Ивана Федоровича. Он ушел в дом.
— Ну что? Гречка? — говорил он спустя некоторое время жене. — Это хорошо.
— Старалась, — отвечала Нина Петровна.
После ужина вдруг из-за леса побежали облака, и когда стемнело, полил дождь. Он стучал в окна, и кругом раздавались разные шуршащие странные звуки.
Иван Федорович включил телевизор и стал смотреть какую-то передачу.
— А спать? — сказала жена.
— Сейчас, досмотрю…
— Ну, давай, пока пойду умываться, — Нина Петровна ушла, хлопнув дверью.
Вдруг Ивану Федоровичу показалось, будто кто-то осторожно шагает на втором этаже, прямо у него над головой. Потом все стихло. Иван Федорович испугался: жена точно умывается, она вышла. Что такое? Может, почудилось?
Иван Федорович пришел к лестнице. Свет на втором этаже не горел, а зажечь его можно, только поднявшись на второй этаж. Иван Федорович послушал — тихо… Как вдруг снова показалось ему, что кто-то шагает. С ужасом он позвал жену.
— Ну что?
— Там!
— Что?
— Слушай!
Тишина.
— Что?
— Будто кто-то ходит! Там!
— Не говори ерунду!
— Правда!
Иван Федорович посветил фонарем на ступеньки и наверх, свет метнулся по потолку.
— Пошли.
— Ты бы хоть молоток принесла.
Жена ушла за молотком. Вернулась. Они пошли по лестнице. На втором этаже было пока тихо… Свет фонаря осветил картину на стене.
Вдруг Нина Петровна выронила молоток, и тот с резким грохотом полетел вниз. Вместе с Иваном Федоровичем, у которого от ужаса дух захватило, Нина Петровна сбежала вниз.
— Ты что? — закричал он.
— Да я случайно.
— Да! Случайно. Я чуть не потерял сознание от страха!
— Я тоже, — виновато ответила жена.
Они пошли опять. Дождь ударял по крыше.
— Быстрее! — сказала жена.
Иван Федорович мгновенно щелкнул выключателем и осмотрелся вокруг. В комнате на втором этаже все было спокойно.
— Ну вот…
— Трус! — сказала жена и пошла, гремя тапками по ступенькам, вниз.
Иван Федорович открыл окно проветрить комнату.
Когда легли спать, Иван Федорович накрылся одеялом и слушал в темноте шум и шелест дождя. Было по-прежнему тревожно. И он вспомнил и ветер, и ведро, и лицо женщины за забором, и мнимые (а может, и нет) шаги на втором этаже. Он прислушался снова.
Нет, ерунда, никого нет, и прятаться там негде: стол, стулья да диван. Никого.
Он прислушался — только капли стучат в окна да по крыше.