Продолжение
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 4, 2009
СЕУЛЬСКАЯ АТЛАНТИДА*
Глава 2. Лесопункт. Первое десятилетие.
Берега р. Сеульской окаймлены строевым лесом, сосновым и мешаным, с господством кедра; последний достигает в диаметре свыше аршина. Близ устья есть значительный чистый кедровник, а по р. Васпухольской — значительный сосновый бор. По обе стороны р. Сеульской, т.е. к р. Ендыру и к р. Ковинской, — болота, на которых острова и гривы, и даже значительные, покрытые строевым лесом кедра и ели, а к р. Ковинской — сосною. В верховьях р. Сеульской болот мало и лес молодой, по бывшей гари…
А.А. Дунин-Горкавич.
Тобольский Север
Обустройство лесов Ханты-Мансийским леспромхозом в верховьях реки Ендырь началось в июле 1946-го. Вероятно, в это же время было начато обустройство лесов и в бассейне Сеульской. Но первую серьёзную «разведку» сеульских лесов на предмет ценности и возможности их эксплуатации на рубеже XIX — XX веков провёл неутомимый Дунин-Горкавич. Сеульскую речку он прошёл от устья до истока. И вот что он увидел: «В лесах бассейна р. Сеульской древесные породы встречаютсяв следующем отношении: ели с пихтой 0,4, кедра 0,3, берёзы с осиной 0,2 и сосны 0,1 общего количества. Толщина строевого леса следующая: деревья ниже 6 верш. составляют 3/8, 8-9 верш. — 2/3 и 10 верш. — 1/8 всего леса. Лесные гривы занимают третью часть общей площади»[1].
Сеульский лесопункт начал свою деятельность в 1949 году. Как и в большинстве (если не во всех) лесопунктов Ханты-Мансийского леспромхоза конца 1940-х — начала 1950-х здесь широко применялась колхозная тягловая и рабочая сила. Причем, сезонники не просто отбывали «трудовую повинность», а отбывали, можно утверждать, «с песнями», ибо какое же социалистическое соревнование на лесоповале могло быть без «Дубинушки». Без «Дубинушки» двуручной пилой и топором да измождённой конягой невозможно было дать и обязательного плана, не говоря о сверхплановости. В заметке «Слово не расходится с делом» секретарь парторганизации колхоза «Заря новой жизни» В. Звягина рапортовала: «Работающие на Сеульском лесопункте колхозники артели“Заря новой жизни” вызвали на социалистическое соревнование здесь же работающих членов артели “Равнина”. Обе бригады лесозаготовителей обязались выполнить сезонный план заготовки и вывозки древесины к 23 февраля»[2].
О первых шагах молодого лесопункта в начале 1950-х появлялись очень противоречивые сведения. В кратких, в несколько строк, сообщениях можно прочесть, к примеру, о том, что Сеульский лесоучасток по состоянию на февраль 1953-го являлся самым отстающим в Ханты-Мансийском леспромхозе, сезонный план по заготовке леса он выполнил только на 60%, а по вывозу и того меньше. Что директор леспромхоза Сергей Алексеевич Комиссаров (будущий секретарь окружкома партии, председатель окрисполкома, начальник управления топливной промышленности Тюменского облисполкома, в 1951-1955-м возглавлял Ханты-Мансийский, а в 1957-1959-м — Урманный леспромхозы) безответственно относится к подбору руководящих кадров. В другом случае прочтём:«Успешно трудится на подучастке Пелик Сеульскоголесопункта бригада лесорубов под руководством Кальдикова Николая Николаевича»[3](того самого Кальдикова — начальника Майковского лесопункта), или: «возчик Чимдэ выполнил дневную норму на 300процентов»,а товарищи «Нану и Бородин вырабатывают по две нормы в день…»[4].
Контора Сеульского лесопункта находилась в посёлке Рейд Троицкого сельсовета (Нижний Сеуль) на расстоянии от Ханты-Мансийска санным путём 140-150, водным — 228-240 километров. Движение катеров по Сеульской речке до Рейда было возможно примерно до 1 августа, а после спада воды добирались на мотолодке или от п. Луговского по тропе через Матку, Востыхой и Ягурьях. Естественно, по тропе нельзя было доставить на Рейд и в Тавотьях потребное количество продуктов питания, сена, овса, фуража, стройматериалов, поэтому после спада воды завоз необходимых грузов производился в основном мотолодками.
Подучасток Пелик находился в верховьях Сеульской. Я пытался выяснить происхождение этого названия. Единственным обнаруженным мною «ключиком» к разгадке топонима стала фамилия вогульских рыбаков и охотников из юрт Тимка-Пауль, что в вершине Тапсуя, — Николая и Тимофея Пеликовых. В самом начале XX века Николай Пеликов арендовал у Атымьевских инородцев зверопромышленные места в верховьях речки Атымьи, где имел промысловую избушку, в которой зимовал. «Осенью1900 года он с двумя товарищами добыл с собаками и скрадом 60 оленей, 1 лося и 21 соболя»[5], —как всегда феноменально точен в подсчётах Дунин-Горкавич. В пользовании Пеликова была речка Позорья (Посырья — в современном произношении) в верховьях реки Пелыма, с юртой, двумя работниками, парой оленей и пятью охотничьими собаками. Ныне это место относится к территории Свердловской области. А второй Пеликов — Тимофей — арендовал у меньше-кондинских инородцев промысловые места, расположенные в верховьях небольшого притока Малой Конды — речки Еыт-Я, где также поставил промысловую избушку в 20 верстах к юго-востоку от своей юрты. Не исключено, что если не сами удачливые вогульские охотники-предприниматели, то их наследники со временем перебазировались в девственные леса и воды бассейна Сеульской или её притока Васпухольской, и их новая промысловая избушка дала название будущему подучастку.
Тёплые воспоминания о рабочих Сеульского лесопункта конца 1952-го — начала 1953-го оставил Фёдор Нечаев: «Запомнилась поездка в Сеуль, где довелось прожить многодней. Здесь всю зиму рабочие местного лесопункта от Ханты-Мансийского леспромхоза вели заготовку древесины, а сплавщики Нижне-Обской сплавконторы рубили, как дома, “глухари”, углы их связывали вицами (они были высотой более метра) и наполняли их круглым лесом. Отлично работали бригады двух тёзок — Фёдора Ратушина и Фёдора Барыкина. Брёвна им подвозил на лошади Иван Лежнёв. Они всю зиму и весну работали с большим напряжением, дружно ворочали брёвна под команду Барыкина: “Раз-два, взяли, молодчики, нажали!” (оказывается, не только знаменитой “Дубинушкой” сопровождалось разворачиваемое повсеместно социалистическое соревнование. — Н.К.) Любо было смотреть на дружнуюработу сплотчиков. А ведь Барыкин с Лежнёвым тоже были спецпереселенцами. Молодыми парнями их с Южного Урала сослали вместе с родителями на Север как кулаков. Они дома были хорошие труженики и здесь построили себе добротные дома, имели скот и жили зажиточно, так как умели по-настоящему работать…
На рейд сплава я приехал, когда разлились реки и протоки. Сплавщики сформировали плотокараван и с помощью катера с историческим названием “Аврора” погнали его на рейд Поснокорт, что в Микояновском (ныне — Октябрьский. — Н.К.) районе. Попросился и я в этот своеобразный маршрут… Мы гнали плоты почти круглые сутки. Приткнём их к берегу на час-другой, сварим горячий обед, закусим, отдохнём и снова в путь. Главным плотогоном у нас был Алёша Голованов (вероятно, здесь автора подвела память: Голованова звали не Алексеем, а Александром Григорьевичем. — Н.К.), низкорослый, щупленький мужичок, который, несмотря на свою малую силу, делал всё хорошо и ловко…»[6].
Лесоучасток периода 1952-1954-х представлял собой несколько жилых домов, продовольственный склад, контору, детский сад, медпункт, столовую, мужское и женское общежития на берегу речки Сеульской. Почта сюда, так же, как в Ягурьях, из Троицы поступала в основном со случайными попутчиками раз в полтора-два месяца. Впрочем, о том, в каких условиях жили и работали первые лесозаготовители Сеуля, расскажет акт, подписанный в декабре 1954-го председателем рабочего комитета профсоюза леспромхоза В. Ростовщиковым:
«…Общежития рабочих: оконные рамы одинарные, вместо вторых рам окна наполовину забиты досками и внутрь положено сено. Тепла не прибавилось, но света значительно убавилось.
Двери в домах просвечивают насквозь, а тамбуров нет, поэтому холодный воздух проникает в квартиры.
В общежитиях не хватает тумбочек; в ряде секций их вообще нет. В мужской секции № 2 проживает 21 человек. Здесь нет ни одной тумбочки и установлено всего 8 коек, остальные — двойные топчаны.
Из-за того, что нет табуреток, люди вынуждены сидеть в верхней одежде на койках. Вешалки и умывальники не оборудованы.
Нет на лесопункте парикмахерской; не созданы мастерские бытового обслуживания, хотя в них большую нужду испытывают молодые рабочие-одиночки, которым некому отдать постирать бельё, починить одежду.
Строительство клуба по вине руководителей лесопункта и леспромхоза срывается, кино демонстрируется в женском общежитии…
Радиофикация и электрификация лесопункта также сорваны.
Детский сад, открытый в этом году, не оборудован, рамы одинарные. В садике нет книг, игрушек.
Из 69 лошадей на лесопункте работают всего 32. Из них 28 запрягаются в сани, а 4 лошади из-за отсутствия саней — в подсанки…
Не хватает дуг, подсанок, варовины. Только по этой причине многие рабочие лес возят без подсанок.
В результате такой организации труда вместо 360 кубометров леса ежедневно лесопункт вывозит не более 120-150 кубометров».
Не лучше обстояли дела и в Пелике:
«В красном уголке на подучастке Пелик сквозь жердяной потолок просвечивает небо, на полу от резкой перемены температуры намёрзли кочки льда…» и т.д.
Не все рабочие мирились со скотскими условиями быта. И здесь находились люди, которые хотели жить по-человечески. В 1953-м рабочий Павел Дундин, не дожидаясь милости начальства, оборудовал в общежитии красный уголок, где имелись: баян, гармонь, радиоприёмник и даже библиотека из 270 наименований книг. И не важно, что половина из них принадлежала перьям Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. Важно, что другую половину книжного фонда составляли произведения Пушкина, Гоголя, Некрасова, Шолохова… Зашедший в дундинский красный уголок рабочий мог полистать подшивку районной и окружной газеты. Через год примеру Дундина последовали Данилов и Корякина, организовавшие в достроенном к тому времени клубе музыкальный, хоровой и драматический кружки.
И всё же лесопункт самоутверждался. Как закономерный результат трудного, несколько, может быть, затянувшегося становления — первое серьёзное признание, последовавшее в ноябре 1954-го: коллективу присудили Всесоюзную премию в размере 7000 рублей за перевыполнение плана по заготовке и сплаву леса по итогам работы за октябрь.
Здесь уместно будет сказать несколько сочувственных слов о незавидной участи большинства первых начальников новых лесопунктов. Мы уже прочли весьма нелестное высказывание «Сталинской трибуны» об одном из первых начальников леспромхоза Комиссарове. Не избежал сей участи и Николай Иванович Седов. Теперь уже не «Сталинская трибуна», а районная газета «Знамя коммунизма» беспощадным пером секретаря горкома партии А.А. Калачёва «приговаривала» не справившихся с планом по кубатуре руководителей лесопункта: «Хуже всех показатели уСеульского лесопункта (начальник Седов, секретарь парторганизацииТаран (Артемий Иванович. — Н.К.)). Полугодовой план выполнен лишь на 60%… Седов оказался плохим организатором. Таран оказался беспринципным партийным организатором. Больше того, Седов и Таран оказались «обещалкиными» перед рабочими, не выполнили большинство пунктов коллективного договора»(1957, 17 июля).
Критика Калачёва формально была правильной. В январе 1958-го вопрос о выполнении государственного плана Сеульским лесопунктом рассматривался даже на бюро горкома партии. Из опубликованного районной газетой сообщения можно сделать вывод, что в плане жилищно-бытовых условий на лесопункте практически ничего к лучшему не изменилось: «На лесопункте царит бесхозяйственность. В общежитиях грязно, тесно, не хватает скамеек. Плохо организована торговля и общественное питание. Пекарня и детский сад иногда по 2-3 дня не работают из-за отсутствия дров(«в лесу» не хватало дров! — Н.К.). На мастерском участке Тавотьях допоследнего времени не было бани, рабочие были вынуждены ездить в Сеуль. Постельное бельё в общежитиях меняется не регулярно. В прошлом году уволено за нарушения трудовой дисциплины и самовольно покинули работу около 80 человек…(Причём, по утверждению тогдашних сотрудников милиции Самаровского района, в Сеульском лесопункте по вине ответственного за прописку председателя Востыхоевского сельсовета особенно часто нарушался паспортный режим. Многие прибывшие по оргнабору вообще не прописывались по месту работы, а при увольнении покидали район, не снявшись с учёта. Можно только предположить, сколько среди этих уволенных и самовольно покинувших было не в ладах с законом «перелётных птиц». — Н.К.) В запущенномсостоянии массово-политическая и воспитательная работа. Воспитатель Плотников(он же — секретарь партийной организации лесопункта. — Н.К.) сам не является примером для рабочих. Стенная газета не выпускается, лекций и докладов не читается. Ни на одном из участков нет красного уголка(надо полагать, с отъездом Дундина красный уголок был заброшен. — Н.К.), негде демонстрировать кинофильмы. Радиоприёмники не работают…»[7].
Бюро горкома объявило Седову строгий выговор и обязало в течение месяца добиться «коренного улучшения дел», а партийной ячейке предложили самостоятельно решить вопрос о «товарище Плотникове». Но уже в марте 1958-го районная газета вновь сигнализировала о неблагополучном положении дел в Сеульском лесопункте: «Лесопунктрасполагает всем — имеется достаточное количество тягловой и рабочей силы, необходимые механизмы… Загляните в рабочее время в конюшни на мастерском участке Тавотьях и Пелик: увидите десяток, а то и полтора лошадей, которые простаивают… Кроме больных, в общежитиях… в рабочее время находятся без дела до 20 рабочих. Одни не знают, что им делать, так как не получили наряд, других сняли из одной бригады, и они ждут, когда их направят в другую, третьим просто нечего делать в лесу — мастер не обеспечил работой. К местам работ рабочие доставляются поздно, а домой возвращаются рано»[8].
Обратите внимание: в газетных публикациях тех лет люди зачастую не назывались даже по имени-отчеству, а вот так: Седов, Таран, Комиссаров… Уже в одной этой «мелочи» кроется отношение к человеку как бездушному рабочему механизму, «винтику и гайке» технологической цепи, призванному обеспечить план по кубатуре. Даже к технике относились уважительней. Трактора, автомашины, электростанции в приказах и иных леспромхозовских документах именовались не только по «фамилиям»: «ТДТ», «ЗИС», «ПЭС», а по «именам и отчествам»: если «ТДТ», то непременно ТДТ-40, если «ЗИС», то «ЗИС-5», если «ПЭС», то «ПЭС-12/200»…
В состав лесопункта в 1957-м входили два постоянно действовавших мастерских участка: Рейд и Тавотьях. (По мнению автора «Географических названий Урала» (Свердловск, 1980) А. Матвеева, название «Тавотьях» произошло от хантыйских слов «тов» — лошадь и «ях» — народ, что в дословном переводе означает «место, где люди (народ) имеют лошадей». «Тов» в русском произношении со временем трансформировалось в «тав»: «Тавотьях»). На механизированном участке Рейд вывозка древесины к сплаву осуществлялась хлыстами с кроной тракторами С-80 и С-100 волоком. Правда, тяжелые С-80 и С-100 использовались не в полной мере — они проваливались и тонули весной и осенью в многочисленных ручьях и болотах. На нижнем складе производились разделка хлыстов электропилами и зимняя сплотка на берегу Сеульской. Здесь хорошо себя зарекомендовала малая комплексная комсомольско-молодёжная бригада из 4-х человек (Суцесс, Ярков, Торопов) во главе с заместителем секретаря комсомольской организации лесопункта Виталием Трофимовичем Самолововым.
Обустройство мастерского участка Тавотьях в верховьях речки Сеульской в сорока километрах от Рейда началось с весны 1957-го. Начиналось с временного палаточного лагеря, а летом по обоим берегам реки возникли первые бараки. Летом лесозаготовители возвели десять двухквартирных жилых домов. С осени 1957-го до весны следующего года предполагалось возвести ещё 5 двухквартирных домов, магазин, пекарню, детсад, столовую, красный уголок, электростанцию и радиоузел. Планировались торговый склад, медпункт и клуб. Первыми новосёлами в Тавотьяхе были плотники Александр Иванович Белов, Алексей Иванович Васильев, Петр Сергеевич Евдокимов, Иван Дмитриевич Кривобоков, Анатолий Иванович Сиюткин…
Строительство затягивалось из-за задержки в подвозке кирпича (его доставляли из Ханты-Мансийска), отсутствия запасных частей к пилораме и электростанции… К августу 1958-го не смогли достроить даже необходимые пекарню и столовую, а помещение магазина больше подходило для временного склада… Клуб же, о котором, судя по обращениям в районную газету, мечтали наиболее продвинутые в культурном отношении тавотьяховцы (учителя начальной школы, служащие леспромхоза и ОРСа) был более-менее обустроен в 1959-м.
В Тавотьяхе формировались плотокараваны для ожидавших их на Рейде барж. Древесина для зимней сплотки на берег круглогодично вывозилась на лошадях летом по кругло-лежневым, зимой — по обыкновенным саночным дорогам на расстояние полтора-два километра. Здесь была на хорошем счету комплексная бригада из 4 человек во главе с Анатолием Ивановичем Сиюткиным. На подучастке Пелик работы производились сезонно, древесину вывозили по поливным дорогам на санях СЛЗ-3. С мая 1957-го Рейд переводил в Тавотьях необходимое количество рабочих и лошадей для строительства участка и заготовки леса.
С 1 июня 1957-го лесозаготовки планировали производить бензопилами «Дружба». Эти бензопилы в лесопункте начали осваивать ещё в сентябре 1956-го и убедились в их несомненном преимуществе перед электропилами К-5. Однако, по сообщению газеты «Знамя коммунизма», на начало 1958-го «в Ханты-Мансийском леспромхозе 59 из 95 пил“Дружба” лежали на складах, а в Сеульском лесопункте ни одна не работала»(1958, 1 февраля). С июля стали внедряться валочно-трелёвочные бригады. Имелись ведомственная радиостанция и почтовое агентство.
Органы местной власти в то время, похоже, совершенно самоустранились от помощи в обустройстве лесопунктов. В феврале 1958-го рабочие Сеуля жаловались в редакцию районной газеты на председателя Востыхоевского сельсовета, на территории которого находились лесоучастки Сеуль и Тавотьях: председатель если и заглядывает в Сеуль, то делами участка не занимается, отвечает людям: «У вас есть депутат, с него и спрашивайте».
В 1958-м в Сеульском лесопункте ещё раз поменялось руководство. Секретарём партийной организации был назначен Голованов, председателем цехкома профсоюзов — Лев Иванович Голосной, а начальником — опытный мастер леса Дмитрий Иванович Дубровин. Летом этого года лесоразработки производились только на мастерском участке Тавотьях с гужевой вывозкой на волокушах к берегу, а по мере отдаления лесосек — по кругло-лежневой дороге. В заметке «Как мы готовимся к весенне-зимнему сезону» главный инженер леспромхоза О. Высотский обнародовал согласованную с Дубровиным программу: «На мастерском участке “Рейд” намеченопроизводить вывозку древесины тракторами С-80 из урочища “Перешеек” за 3,5-4,0 километра на нижний склад р. Сеуль вблизи посёлка. В целях размещения работников и обеспечения их работой комбинат “Тюменьлес” дал указание леспромхозу принять “Рейд” от Нижне-Обской сплавной конторы и в дальнейшем своими силами производить все сплавные работы. На этот участок с открытием навигации направлены тракторы…»[9].
Дубровиным был осуществлён переход на новую технологию, организована валка леса только бензопилами «Дружба». Он создавал собственную базу для ремонта техники: при нём был построен бокс, слесарная мастерская, оснащённая токарным и сверлильным станками, сооружена кузница, подготовлен к работе электросварочный аппарат…
К осени 1958-го Дубровин создал на двух мастерских участках девять малых комплексных бригад по семь-восемь человек в каждой, три из которых работали на базе трактора С-80, остальные — на конной вывозке. Все бригады были разбиты на звенья. Трелёвка древесины производилась при помощи лебёдок, была организована хлыстовая, с кронами, вывозка и одиночная валка леса. Задание мастерам он стал выдавать с вечера, с них же требовал выполнение суточных графиков. В Тавотьяхе в это время работало шесть малых комплексных бригад общей численностью двадцать шесть человек. Ежедневной нормой укладки в штабеля для них стало 110-120 кубометров деловой древесины. Прямые затраты на сплотку «глухаря» объёмом 30 кубометров по дубровинской поточной технологии в апреле 1959-го составили 105 рублей. Это был очень хороший показатель не только по лесопункту, но и по леспромхозу. В Тавотьяхе ежемесячно отличались бригады Виталия Самоловова и Петра Сергеевича Евдокимова. В феврале 1959-го в бригаду Самоловова в Тавотьях с Рейда были переведены молодые ребята Василий Иванович Толстогузов (один из сыновей знатного сеульского охотника) и Сергей Корюкин. О бензопильщике Василии Толстогузове уже через месяц заговорили как о передовике, а бригаде Самоловова было присвоено звание Бригады коммунистического труда. Добавило Дубровину уважения и авторитета и то обстоятельство, что своего демобилизованного из армии сына Геннадия он осенью 1960-го принял в лесопункт простым рабочим.
В месяц переезда нашей семьи в Сеуль, т.е. в июне 1959-го опытнейший мастер сплава Фёдор Сергеевич Ратушин принял от ассов своего дела — мастеров лесозаготовок Николая Николаевича Кальдикова и Николая Васильевича Овсянникова 34 человека и, благодаря грамотной расстановке людей на зачистку «хвоста», пикеты по разбору «пыжей» и заторов, обеспечил своевременную сброску древесины в воду, успешный молевой и плотовой сплав. Другими словами, в срок и эффектно поставил точку в завершающей фазе круглогодичного производственного процесса. После чего Кальдиков, а затем и Ратушин были, как всегда, практически на всё лето командированы в Нижне-Обскую сплавную контору рейда Поснокорт для сдачи древесины.
По итогам работы за декабрь 1958-го Сеульский лесопункт был признан победителем в социалистическом соревновании по леспромхозу, а по итогам работы за июль 1959-го решением бюро горкома партии и исполкома райсовета признан победителем соцсоревнования по леспромхозам округа. Эти результаты были первыми победными шагами Дубровина и его сеульской команды — секретаря парторганизации Кальдикова и председателя цехкома профсоюза Александра Ивановича Белова.