Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 3, 2009
Коснувшись детства, не скоро расстанешься с ним. Теплом и зеленью веет на человека, пользовавшегося (что случается у нас очень редко) добрым детством и принявшегося рыться в своём прошлом; как росой освежает начинающее ожесточаться сердце…
М. Знаменский.
Исчезнувшие люди
1. Ни лесом единым…
Случалось, что инородцы привозили ясак в дорогих собольих шубах и на лыжах, подбитых соболями же. Торг был баснословно выгоден для русских торговцев: за обыкновенный медный или даже железный котёл инородцы давали столько шкур соболей или чёрно-бурых лисиц, сколько их могло в него вместиться. Можно сказать, край кишел пушным зверем.
А.А. Дунин-Горкавич.
Тобольский Север, том 3
Первое упоминание о кодичах и кодских князьях содержится в Вологодско-Пермской летописи 1484 года. Расположенное по обским берегам на север от устья Иртыша до Сумыт-воша (Берёзова), в основном на территории нынешнего Октябрьского района, Кодское княжество состояло из 14 укрупнённых городков. Кроме того, владело землями бывшего Эмдерского княжества, покорённого ещё до прихода русских, частью Ваховской волости в Сургутском уезде, волостями Васпукольской и Колпукольской, пожалованными царём в 1594 году князю Игичею Алачееву и его двоюродному брату Онже Юрьеву. В пожизненном владении Игичея находилась и волость Лена на Выми. Вместо платы ясака кодичи несли военную службу. Благодаря особым отношениям с Москвой, княжество долго сохраняло независимость. С приходом же в Сибирь казаков отпала необходимость в использовании кодских военных, поэтому в 1643 году княжество лишилось самостоятельности. На его территории была создана сборная волость «Кодские городки». «Городки» состояли из восьми административных образований — волостей или «сборов», в том числе Белогорской, Васпукольской, Ендырской в составе Берёзовского уезда. В состав учреждённой в 1840-х годах Кодской инородной управы вошёл и Троицкий «сбор». «Управа» в административно-территориальном отношении соответствовала Кодской инородческой волости и просуществовала вплоть до 1917 года…
Дунин-Горкавич «сообразно с естественными условиями» делил территорию Тобольской губернии на несколько условных частей. Рассматриваемую в данной главе часть территории современного Ханты-Мансийского района он отнёс к юго-восточному Обскому району юго-западной части Берёзовского уезда, подробное исследование которой им было проведено в 1899-м. Известный лесничий отмечал: на всём протяжении указанного района с запада на восток расположен покрытый хвойными лесами возвышенный материк, состоящий из цепи увалов и холмов, служащий водоразделом Обского и Иртышского бассейнов. С юго-восточного склона этого материка вытекает впадающая в Обь на территории современного Октябрьского района река Ендырь и другие мелкие речки. К этому же району он отнёс не только бассейны рек Нянынь-ёгана, Хуготы и Ендырской, впадающих в Обь между селом Кондинским (ныне — посёлком Октябрьским) и деревней Сухоруково, но и всю остальную местность, расположенную по левую сторону Оби южнее предыдущей, а именно — бассейны рек Сеульской и Ковенской, впадающих в Обь между Сухоруково и современным Ханты-Мансийском, а заодно и бассейн реки Согом…
В связи с Ендырской протокой в краеведческой литературе допускалось много путаницы, на что ещё в «Письмах из Сибири 1826 года» обратил внимание дотошный Словцов. В письме из Берёзова от 3 декабря содержатся его заметки о погрешностях, усмотренных на двух картах России — Генеральной (1809) и Подробной, изданной чуть раньше. На Подробной, указывал Пётр Андреевич, Обь соединяется с Иртышем двумя рукавами, и соединённая река через 10 вёрст делится на два рукава, «из коих западныйнадписан: река Обь», тогда как на самом деле («в натуре»)… «Обьсоединяется с Иртышом одним устьем», и соединённая река через 10 вёрст не делится, «а только из неё выходит пролив, Прорвою называемый, и этотпролив около деревни Белогорской тотчас впадает в протоку, или старицу, из Иртыша вышедшую повыше Самарова. Протока же, пролегая по поверхности земли особым путём до Нарыкарских юрт, осенью местами пересыхает и в разных расстояниях носит разные названия, например, название Байбалаковской, Васнухольской(в современном произношении — Васпухольской. — Н.К.), Ендерской»[1].
Кто тут прав, разбираться картографам. Я же в этом вопросе целиком доверяюсь Дунину-Горкавичу, объяснившему в начале XX века: «Верхнее устье протоки Ендырской находится ниже дер.Белогорской, в 7 вер. от неё; нижнее — на 5 вёрст выше юрт Больше-Атлымских, в Обской заостровке Ляс-Пугор. Протяжение протоки составляет около 200 вёрст, ширина её от 60 до 100 саж., а глубина от 1 до 9 саж.»[2].
Протока же Байбалаковская, которая, по Словцову, есть не что иное, как часть протоки Ендырской, по Дунину-Горкавичу, является «самостоятельной», соединяющей Иртыш с протокой Ендырской.
Несколько слов о населённых пунктах бывшего Троицкого «сбора».
Троица — одно из древнейших в этом «сборе» сёл. Располагается на левобережье Оби в 45 верстах водным и в 37 — зимним путём от Самарова. В 1868-м прихожанами здесь была построена деревянная церковь во имя святой Троицы с часовнями в деревне Белогорской — во имя Спаса Преображения (1888) и в юртах Троицких — во имя Всех Святых. В приходе были деревни Белогорская, Богдашка, юрты Богдашинские, Маткинские, Белогорские, Васпухольские, Вольно-Согомские, Миткинские, Троицкие, Востыхоевские. В самой Троице действовала церковно-приходская школа.
В юртах Ендырских в конце XIX — начале XX веков «проживало 23 домохозяина, из них семеро имело 18 лошадей и трое по одной корове, а всех собак — 122… Остяки ю. Ендырских вр.р. Ендырской и Ем-Ёган в хорошие годы добывают щуки до 2000 пуд., чебака 2000 пуд., окуня до 500 пуд., ерша до 200 пуд. и язя до 20 пуд. В лесах они промышляют зверя, которого добывают в зиму следующее количество: лосей до 100 шт., соболя до 200, лисиц до десятка, медведей 3-4 штуки и до полусотни зайцев»[3].
Деревня Ягурьях стоит на малой речке Ягурьяховской, устье которой, «лежит на протоке Горной, выше р. Сеульской на 3 версты. Выше по речке, в 3 вер. от её устья, расположены зимние юрты Югур-Яхские»[4]. Название этой деревни со слов хантыйского журналиста и литератора Григория Лазарева в записи краеведа Александра Заева произошло от имени человека — Ягур (Егор) и хантыйского слова ях — народ, то есть, «Егоркина деревня», или «деревня Егоркиного народа». Не знаю, что за Егорка жил в стародавние времена в этой глухой, удалённой от центральной усадьбы Троицкой сельской администрации на 80, а от районного центра Самарова — на 125 километров деревушке, но со слов старожилов, первым поселенцем в Ягурьяхе был некто Филимон Гордеевич Полков, приехавший из Увата. Первое упоминание об Ягурьяхе всесведущим Дуниным-Горкавичем датировано 1910 годом. В 1904-м во всём Берёзовском уезде проживало 19386 человек, из них остяков — 10649, вогулов — 2530, самоедов — 6207. Причём, лошадные остяки жили в основном по речкам Ковенской, Васпухольской, Ендырской и в низовьях Северной Сосьвы.
До 1924-го деревня Ягурьях, территориально тяготевшая к Троице, входила в состав Троицкого сельсовета Елизаровской волости Берёзовского уезда, а с января 1924-го вошла в Самаровский район. По «Списку населённых пунктов и административного деления Тобольского округа Уральской области» можно уточнить, что на 1 октября 1926 года деревня состояла из 8 русских и остяцких дворов (21 житель). В 1928-м в 274 дворах тринадцати населённых пунктах Троицкого сельсовета проживало 1084 человека, что означает довольно-таки «крупный» по тем временам «сбор»…
В 1930-м в Ягурьяхе была создана рыбартель «Новый быт». И, если в 1926-м здесь числился всего 21 житель, то по отчёту правления артели на 1 января 1937-го проживало 19 семей: «1 — ханты, 1 — татары, 17 — русские,всего 98 душ, из них трудоспособных 46, в том числе мужчин — 23, женщин — 18, подростков — 5»[5]. Первая начальная школа открылась в 1938 году.
В июле 1953-го члены ягурьяховской артели организовали промысел на Ендырской протоке. Но отдалённость промысла от ближайшего приёмного пункта более чем на 30 километров не позволила сохранить улов — рыба потеряла в сортности. (В том году в озере Ендырь возле деревни Ендырской выловили семнадцатилетнего двухкилограммового окуня-рекордсмена в полметра длиной).
Каждый новый шаг цивилизации вглубь этих Богом забытых, реками и болотами отрезанных от остального мира таёжных мест подавался как огромное достижение Советской власти. В ноябре 1951-го были протянуты провода от посёлка Луговского до Троицы, что позволило радиофицировать село, а затем и деревню Ягурьях. «Почти вкаждом доме в национальном посёлке Ягурьях есть радиоприёмник», — рапортовала окружная газета («Сталинская трибуна», 1953, 17 июля). Но ещё в 1954-м не было даже пекарни. Хлеб выпекала на дому одна из женщин, и если она, случалось, болела, люди оставались без хлеба. Такое положение, конечно же, не устраивало руководство Троицкого рыбкоопа, однако даже пекарню построить в этой отдалённой от Самарова деревне было не просто. Имелись проблемы и с завозом практически всех необходимых для нормальной жизни продуктов и особенно строительных материалов. По этому поводу окружная газета неоднократно выпускала критические стрелы: «21 июля в Ягурьях прибыл катер «Кооператор» сдвумя плашкоутами. Он доставил только 4 тонны овсяной крупы, 11 бочек керосина, 10 ящиков водки… Руководство Троицкого рыбкоопа не спешит с товарозавозом. До сих пор не доставлены лес, толь, смола и другие материалы для строительства морозильной камеры на Сеульской звероферме» («Сталинская трибуна», 1954, 10 августа)…
Самые подробные и достоверные сведения о речке моего детства Сеульской найдём опять же у Дунина-Горкавича: «Устье этой речкинаходится в сору (величина последнего вдоль речки 10х2 вёр.), с левой стороны протоки Горной, на 15 вёр. ниже юрт Вастыховских. На левой стороне речки расположены летние юрты Сеульские. Ширина речки на расстоянии 20 вёрст от её устья равна 10 саж., а далее, к вершине она постепенно суживается и у юрт Сеульских ширина её доходит до 7 сажен; глубина речки колеблется осенью от 1 арш. до 2 саж., протяжение водою составляет около 150 вёр., а по прямому направлению 110 вёр. … С правой стороны р. Сеульской, на 7 вёр. выше зимних юрт Сеульских… находится устье речки Васпухол»[6].
Земли бассейна Сеульской находились в пользовании остяков юрт Ягур-Яховских, Сеульских и Васпугольских и имели чётко обозначенные границы. Зимой остяки занимались здесь преимущественно звероловством, хотя во времена Дунина-Горкавича уже жаловались на оскудение зверя: «Прежде, по их сообщениям, на одного ловца добывалось в год: медведей до 5 шт., а теперь в 5 лет один; соболя 40 шт., а ныне 4-5; белки 300 шт., а ныне 15-30; оленей 20 шт., а ныне 1-2; лосей 15 шт., а ныне 2-3. В настоящее время промысел белки и росомахи они считают невыгодным для себя, почему и стремятся охотиться на более дорогого зверя»[7].
Как можно понять, не ограниченная добыча пушнины привела к оскудению сибирских лесов. А ведь спустя всего четыре года после взятия Кучумовой столицы Сибирь давала одной только казне ежегодно, по «…по200000 соболей, 10000 чёрных лисиц и 500000 лучших белок и, кроме того, бобров и горностаев. По мере того, как русские проникали в Сибирь, количество добываемой в ней дорогой и всякой вообще мягкой рухляди стало увеличиваться и достигло огромных, почти невероятных размеров»[8].
Обычно в конце марта в зимние юрты Ягурьяховские перегонялись лошади и коровы, а сами остяки на всё лето перебирались на 5 вёрст ниже юрт Ягурьяховских и промышляли рыбу на протоке Горной. Кстати, в верховьях речки Сеульской на огромном болоте имелось около десятка крупных озёр, изобиловавших «чёрной рыбой» — щукой и окунем, но местные остяки эти озёра не облавливали, считая, очевидно, также делом для себя невыгодным. В Сеульской речке ловили окуня и мегдема, в притоках — щуку. В одном только 1898 году отсюда вывезли около 1000 пудов окуня и столько же мегдема.
Так же, как остяки, обитавшие по берегам Оби и в низовьях Назыма Тобольского уезда, остяки Берёзовского уезда с рек Ковинской, Ендырской, Сеульской и её притока Васпухольской были лошадными. В конце XIX — начале XX вв. рыбачили без аренды, своими силами. Рыбопромышленник в Елизаровской и Котской волостях Берёзовского уезда аренды вотчинникам не платил, а выдавал так называемые «подъёмные» — деньгами, продуктами, рыболовецкими снастями. Вотчинники обязаны были всю добытую рыбу сдавать ему по договорной цене. В 1890-е годы в районе Елизаровской волости Берёзовского уезда от Самарово вниз по Оби на протяжении 85 вёрст, по данным Дунина-Горкавича, насчитывалось 12 значительных рыболовных промыслов: пески Оспан, Горно-Белогорский, Митькин (крестьян деревни Белогорской Елизаровской волости), 1-й Троицкий-Барашков и 2-й Троицкий Панов (крестьян села Троицкого Елизаровской волости, остяков юрт Троицких (Проточных) и Маткинских Кодской волости), Мыс (остяков юрт Васпухольских и Богдашинских Кодской волости), пески Тишь, Голец, Няша, Сарайный (крестьян села Елизаровского и остяков юрт Елизаровских (Олтырминых) Кодской волости), Заречный и Горно-Сухоруковский (крестьян села Сухоруково Елизаровской волости). Здесь, в отличие от жителей Самаровской волости, крестьяне и остяки промышляли сами. Только на Горно-Белогорском песке (выше деревни Белогорской на две версты) да Троицко-Пановом (ниже села Троицкого на 12 вёрст) у остяков арендовал угодья Яков Васильевич Протопопов на условиях совместной неводьбы с крестьянами деревни Белогорской да на песке Мыс остяки юрт Васпухольских и Богдашинских Кодской волости сдавали угодья в аренду Степану Александровичу Захарову.
В 1939-м была предпринята попытка сделать остяков юрт Сеульских овощеводами. В окружной газете с пафосом сообщалось: «В глухой тайге…в юртах Сеульских Самаровского района впервые посажены овощи: картофель, огурцы, морковь…»(«Остяко-Вогульская правда», 1939, 14 июня). Однако овощеводами рыбаки и охотники так и не стали. К началу войны остяцкие огороды заросли бурьяном. Как не стали сеульцы и примерными животноводами. В 1940-1950-е здесь, как и повсюду в районе, пытались организовать работу национальных колхозов, но к 1950 году«…имелись большие проблемы с новым строительством помещений для содержания скота в стойловый период, прежде всего из-за отсутствия строительных материалов и строительных бригад. В самых тяжёлых условиях скот содержался в национальных колхозах «Сталинская трибуна» (ю. Чучели), им. Чкалова (д. Матка), им. Ворошилова (ю. Сеуль)… Аборигены были прежде всего охотниками и рыбаками, поэтому требовать от них хоть каких-нибудь приемлемых результатов в развитии животноводства было по меньшей мере наивно»[9].Даже с учётом того, что эти колхозы были освобождены от обязательных поставок мяса и молока государству.
Чтобы иметь представление о выгодности пушного промысла в самом начале эпохи русского освоения Обь-Иртышья — в первой половине XVII века, приведу «справку» Дунина-Горкавича: «Продав две чёрныелисицы за 110 рублей он (Иван Афанасьев. — Н.К.) мог купить по среднейцене того времени(1623 г. — Н.К.)двадцать десятин земли (20 руб.),прекрасную хату (10 руб.), пять добрых лошадей (10 руб.), десять штук рогатого скота (15 руб.), два десятка овец (2 руб.), несколько десятков штук разной домашней птицы (3 руб.), — словом, полное хозяйство; кроме того, он мог, если имел на то право, купить в Сибири пар пять рабов (20 руб.) и у него ещё оставался бы капитал про чёрный день в 30 руб.»[10].
Беспошлинная на первых порах торговля пушниной привлекла на отвоёванные у остяков земли Оби и Иртыша торговцев и промышленников, в чём, естественно, было заинтересовано государство. Но правительство, не пожелавшее выпускать из-под контроля основной источник пополнения государевой казны, совершенно справедливо и даже запоздало монополизировало торговлю мехами, ибо обороты становились фантастическими:
«Ценность мягкой рухляди до 1790 г. составляла около 85% всех торговых оборотов с Китаем. Главные виды пушнины и количество её были в то время следующие: белки продавалось в Китай от 2 до 4 милл. штук ежегодно, соболей от 6 до 16 тыс. штук, хорьков — 20000-50000, выхухоли — от 87000 до 200000 штук, лисиц-сиводушек — от 2000 до 4000 шт., белодушек — 6000-20000, лисиц чёрно-бурых и чёрных — от 300-12000, корсаков от 10000-25000, лисьих лап белодушных — 120000-250000 штук, сиводушных — 50000-150000, чёрно-бурых и бурых — 2000-4000, песцов — до 15000, куниц — до 300, камчатских и русских бобров — 2000-4000 шт.».[11]
Ещё в конце XVI века было наложено несколько малоэффективных запретов и ограничений на размеры добычи. Промышленников обязали сдавать всю пушнину в казну и наложили на них различные пошлины. Правда, на такой огромной территории, как Берёзовский уезд, промысловики издавна руководствовались убеждением: закон — тайга, прокурор в ней — медведь, и проконтролировать их было практически невозможно. Поэтому повсеместно были устроены заставы, в том числе и в Берёзовском уезде: Обдорская, Собская, Картасская и Берёзовская. Миновать их промышленникам было сложно, но со временем научились и этому.
И только к началу XX столетия, когда в Китае на смену мехам пришли сукна, объём вывоза «мягкой рухляди» стал заметно сокращаться.
Экспорт пушнины в царской России сравним и сопоставим разве что с экспортом нефти и газа во времена позднесоветского периода и постперестроечной России. Многие десятилетия своей истории Россия держалась на плаву благодаря мягкой рухляди так же, как ныне держится благодаря нефтяной и газовой трубе. По-другому, увы, не умеем!
В начале XIX века охота на всей территории района приобретала характер товарного производства. В течение почти всего столетия аренда угодий была запрещена, поэтому русские практически не охотились, а если и промышляли, то с позволения аборигенов. Охотой на Сеуле занимались исключительно остяки. Особенно много соболя водилось в лесах по рекам Ендырской, Сеульской и Ковинской. Почти вся добыча отправлялась на продажу в Ирбит. Более значительный доход получали только от продажи белки. К основной российской «валюте» — соболю издавна было приковано особое внимание как промысловиков, так и первых «защитников живой природы». Не случайно уже в 1827-м по Тобольской губернии был издан приказ «О невынимании инородцами и русскими из гнезда лисят и соболей».
Из гнёзд, возможно, и не вынимали, но из ловушек вынимали немало. Даже в начале 1920-х гг., когда экономика района вследствие гражданской войны находилась в упадке, пушной промысел возрождался быстрыми темпами. В годы НЭПа цены на пушнину выросли в 5-7 раз. «В сезон 1925/26г. охотниками края был достигнут уровень добычи последнего года перед Первой мировой войной. Спрос на сибирскую пушнину, традиционный экспортный товар, резко возрос в связи с расширением внешней торговли СССР, которая обеспечивала амбициозную программу промышленной модернизации страны»[12]. По статистике, в 1926-м охотниками района было добыто: белки — 45322, горностая — 1374, колонка — 428, лисиц — 368, соболя (с куницей и кидусом) — 312, зайцев — 162, выдр — 130, лосей — 66, медведей — 46, не считая дичи и собранных дикоросов. С 1920-х гг. государственные органы осуществляли гибкую политику цен, что превращало заготовку пушнины в выгодную коммерческую операцию…
С такими объёмами добычи соболю грозило полное истребление. Если на территории одного только округа в начале XX века ежегодно добывалось около 2000 соболей, то в 1921-м г. во всей стране добыли меньше 10000. Требовались срочные меры по спасению исчезающего вида. С 1926 г. охоту на соболя запретили, а время промысла других зверей ограничили пятью зимними месяцами. Охотничьи угодья передавались группам коренных жителей, объединённых в кооперативы. Больше того, с 1935 по 1941 г. повсеместно была объявлена пятилетка запрета на промысел соболя. С 1946 года «золотой» зверёк стал добываться в строго ограниченном количестве по лицензиям.
Осенью 1931 г. в округе началось создание производственно-охотничьих станций (ПОСов), на которые помимо чисто промысловых возлагались и политические задачи содействия коллективизации и переходу кочевников к оседлому образу жизни. Все ПОСы находились в ведении государственной заготовительной организации «Союзпушнина». Работавшая в округе с весны 1933 г. экспедиция Госземтреста пришла к выводу о необходимости создания не менее 30 охотничьих хозяйств и нескольких дополнительных ПОСов, которые уже в 1936-1940 гг. заготовили 1130 тысяч шкурок белки — наибольшее количество за все годы советской власти. В 1940-е гг. продукция охотничьего промысла составляла свыше 20% от общеокружной. Как и следовало ожидать, с завершением коллективизации ПОСы своё значение утратили. В январе 1932 г. президиум Самаровского района утвердил проекты земельно-водного устройства территории Сеуль-Сидырского, Тагу-ега Маморовского, Байкаловского, Ходового и Тренькинского пушно-зверовых заказников.
Кроме «Союзпушнины», преобразованной в дальнейшем в «Заготживсырьё», в округе параллельно действовал рыболовпотребсоюз (рыболовецкая потребительская кооперация, имевшая пушнозаготовительные функции). Рыболовпотребсоюз по примеру «Союзпушнины» приступил к созданию своих хозяйств. «В 1941 году возникло сразу 5промыслово-охотничьих хозяйств (ПОХ) окружного рыболовпотребсоюза: Сысконзинское, Мало-Атлымское, Сеульское, Салымское и Корликовское. ПОХ были организованы уже после завершения коллективизации, поэтому с самого начала их работа строилась на основе договоров содействия с колхозами, расположенными в зоне деятельности ПОХов»(Богатство Югры: Рыбные и охотничьи ресурсы и их использование. — Ханты-Мансийск, 2005, с. 13).
Общее количество пушнины, добытой в округе в 1941-1945 гг., оценивалось в 25,8 млн., а в одном только 1944 г. — 5,9 млн. рублей. К концу войны на охотничьем промысле было занято 457 юношей и девушек, работало 7 комсомольско-молодёжных бригад. Пионеры Елизаровской сельской школы создали две охотничьи бригады из 25 человек и заключили договор с заготпунктом. Промысел освоили хантыйские и мансийские женщины, преступив вековые обычаи и запреты.
Во время войны был создан Назымский ПОХ окружной конторы «Заготовживсырьё». (В 1954 г. система «Заготовживсырьё» была ликвидирована, а встречную продажу товаров сдатчикам пушнины, шерсти, мехов, кожевенного сырья и т.д. стала осуществлять потребкооперация через магазины райрыбкоопов). В 1953-1954 гг. промысловики Назыма часто выезжали в богатейшие соболем урманы по Сеульской речке. Вскоре после войны были созданы Тром-Аганский ПОХ окррыболовпотребсоюза и Мало-Атлымское промохототделение Ханты-Мансийского коопзверопромхоза. Спрос государства на сибирскую пушнину в качестве валютного товара для внешнего рынка в 1940-х гг. возрастал. К началу 1948 г. насчитывалось 15 хозяйств, занимавшихся пушными заготовками на 30 миллионах гектаров территории округа. Охотничий промысел в районе с начала 1930-х по 1950-й г. увеличился более чем в десять раз. Тюменский Север ежегодно сдавал пушнины на 12 млн. рублей, а Самаровский район в одном только 1950 г. — на 2435 тысяч рублей в заготовительных ценах, которые были значительно ниже цен на мировом рынке. Правда, в конце 1940-х гг. отмечался незначительный спад. Главная причина заключалась в низких заготовительных ценах. В 1948 г. средний доход охотника в районе составлял 1290 рублей в год, а рыбака в 1950 г. — 5634 рубля.
В 1950-е гг. объём охотничьей добычи по сравнению с довоенным временем значительно сократился, но всё же оставался на достаточно высоком уровне. В Берёзовский, Нижневартовский, Октябрьский и Сургутский районы в течение десятилетия завезли из Иркутской области и выпустили на волю не менее 1000 баргузинских соболей, успешно, считают охотоведы, прижившихся. В 1954 г. 557 ондатр выпустили в водоёмы Кондинского, Берёзовского и Самаровского районов. В угодьях Согомского и Вершинского колхозов расселили 186 голов восточной норки. В 1956 г. в округе заготовили пушнины на 24 млн. рублей, а через 4 года — на 31 млн. В достижении таких показателей велика заслуга заведовавшего в 1955-1960-е гг. Ханты-Мансийским опорным пунктом ВНИИ охоты и звероводства Николая Ивановича Чеснокова. На слуху были имена Анны Кузьмовны Ляксиной и Александра Григорьевича Чарушникова из Чехломея Нижневартовского района, Ивана Евлампьевича Толстогузова из Сеульского промыслово-охотничьего хозяйства, заготовителей…
В 1957 г. на местах бывших ПОСОв и ПОХов организовали 7 промхозов, в том числе Сеульский. Охотников Сеульского коопзверопромхоза давно привлекали нетронутые промысловые угодья на реке Вошнина и Сивотурской гриве. Здесь водилось особенно много ондатры, горностая, лисицы, боровой дичи. Чтобы освоить новые угодья, Сеульский промхоз в конце 1950-х гг. построил там два культстана, состоящих из жилых домов, магазинов, складов и бани…Окружная газета сообщала:«Сейчас там, где раньше не ступаланога человека, трудятся две охотничьи бригады. На Сивотурском культстане уже добыто 138 соболей, много белок и другой пушнины. Гавриил Тимофеевич Бакшеев сдал 24 соболя и 53 белки. 16 соболей и много белок принёс в магазин культстана Петр Иванович Загваздин» («Ленинская правда», 1960, 20 декабря).
Вскоре промхозы потребкооперации стали именоваться коопзверопромхозами, которых к началу 1960 г. в округе имелось 13. А в 1961 г. коопзверопромхозы из подчинения райзаготконтор были переданы специально созданной окружной пушно-меховой конторе рыболовпотребсоюза. «В 1962 году пушно-меховая контора былапреобразована в укрупнённый окружной коопзверопромхоз. В него вошли 13 промхозов, преобразованных в отделения, а также включены на правах отделений Кондинская и Саранпаульская зверофермы. В Ханты-Мансийском окружном коопзверопромхозе в 1962 году работало 1210 человек, в том числе 610 штатных охотников-рабочих, а объём продукции промысла, производства и заготовок составил 1506,8 тыс. руб., из них промысловой продукции (пушнины, дичи, рыбы, ягод, грибов, орехов) на 628 тыс. руб. в ценах тех лет».[13]
В 1962-1963-е гг. в округе были организованы государственные промыслово-охотничьи хозяйства (госпромхозы) Главохоты РСФСР: «Ханты-Мансийский» и «Охтеурский», а Ханты-Мансийский окружной коопзверопромхоз в 1964 г. был реорганизован в Берёзовский, Ханты-Мансийский, Сургутский и Нижневартовский, для руководства которыми образовали трест коопзверопромхозов при Управлении заготовок облрыболовпотребсоюза, который сначала размещался в Тюмени, а затем в Ханты-Мансийске. Ещё раньше, в 1962 г., в районе создали государственные промысловые хозяйства Главного управления охотничьего хозяйства и заповедников при Совмине РСФСР: госпромхозы «Цингалинский» и «Урманный». Первый занимал территорию в пойменной части Иртыша, в низовье реки Конды и в бассейне реки Согом. В его границах находились четыре крупных колхоза и совхоз «Реполовский», которому все эти годы также устанавливался план по заготовке пушнины. «Урманный» располагался в Кышике с производственными отделениями в деревне Тренька, посёлке Сугунчум и селе Троице. Перед госпромхозами были поставлены следующие основные задачи: «Проведение мероприятий по воспроизводствуохотничье-промысловой фауны и рыбных запасов, добыча пушно-мехового сырья, рыбы, дичи, мяса копытных животных, ягод, грибов, кедровых орехов, развитие пушного звероводства, пчеловодства и подсобного сельского хозяйства, проведение на закреплённой территории по согласованию с органами лесного хозяйства рубок ухода, санитарных и других видов рубок промежуточного использования с учётом улучшения условий обитания охотничье-промысловых животных и повышения плодоношения древесных насаждений, переработка и реализация добываемой пушнины»[14].
От одного только перечня обязанностей у первых руководителей голова пошла кругом! Они просто растерялись, не зная, с чего начать и каким образом запустить в действие всю эту сложную махину. Оба госпромхоза в силу ряда объективных и субъективных причин не смогли организовать работу должным образом. Себестоимость заготовленной ими продукции была выше всяких разумных пределов. К тому же, жизнеспособность госпромхозов полностью зависела от развития звероводства. Эта прибыльная отрасль обеспечивала основную часть доходов. В 1964 г. Урманному госпромхозу было отказано в кредитовании.
В 1966 г. охотовед Виктор Георгиевич Подпругин (с 24 июня 1964 г. — главный охотовед Урманного госпромхоза, с 1966 по 1974 г.— зам. директора, главный охотовед госпромхоза «Ханты-Мансийский») внёс предложение о соединении двух госпромхозов в один, о перебазировке центральной конторы в Ханты-Мансийск. В июле того же года Цингалинский и Урманный госпромхозы были объединены в Ханты-Мансийский с центром в Ханты-Мансийске, было образовано Цингалинское хозрасчётное промохототделение с производственным участком в Согоме. Директором госпромхоза назначили Усенко Фёдора Ивановича. Подпругин дал согласие на главного охотоведа, но через восемь лет ему будет суждено стать во главе хозяйства, заработавшего очень эффективно.
Таким образом, в 1960-е гг. в округе и районе была создана целая охотничья индустрия: «Заготовки дикой пушнины в 1960-1990 годыежегодно составляли: белки до 300 тысяч штук; соболя до 4-5 тысяч штук(этот редкий пушной зверёк — чисто национальный «капитал», ведь нигде в мире, кроме России, соболь не водится! — Н.К.),ондатры до 100-150 тысяч штук;горностая до 10-15 тысяч штук; лисицы красной — свыше 2 тысяч штук. Заготавливалось около 100 тонн мяса диких животных; более 20 тысяч штук боровой дичи; значительное количество дикоросов (грибов, ягод, орех) и лекарственного сырья. На охотпромысел ежегодно выставлялось до 2 тысяч охотников, в том числе — 500 штатных, 500 сезонных, 1000 любителей…»[15].
К лету 1967 г. весьма успешно работали Ханты-Мансийский госпромхоз с отделениями в Кышике и селе Троице, с бригадой охотников, базировавшихся в посёлке Сугунчум, а также Сеульское промохототделение Ханты-Мансийского коопзверопромхоза с производственными участками в деревнях Востыхой и Матка.
Если охотой в округе занимались повсеместно и издревле, то клеточное звероводство как отрасль возникло в 1936-1937 годы. Известно, правда, что русские купцы до революции исхитрялись выращивать лисят в неволе — вспомним хотя бы забавный закон «О невынимании лисят из гнезда». В 1937 г. из Тобольского зверосовхоза на зверофермы Самаровского и Кондинского районов завезли 60 серебристо-чёрных лисиц. Государственная инспекция охотустройства организовала 6 ферм по выращиванию чёрно-бурых (канадских) лисиц, одну из них — в деревне Мануйлово Самаровского района. В 1940 г. поголовье лисиц составило 290. Для строительства звероферм колхозам выдавались долгосрочные кредиты на выгодных условиях. В образованном в 1941 г. Сеульском ПОХе окррыболовпотребсоюза (как и в Мало-Атлымском), в мае 1948 г. началось строительство зверофермы серебристо-чёрных лисиц на 70 голов с местом нахождения в Ягурьяхе. К середине 1955 г. сеульские звероводы добились впечатляющих результатов. Мария Алексеевна Захарова в 1955 г. стала участницей Всесоюзной Сельскохозяйственной выставки. Главный Комитет ВСХВ наградил её Малой серебряной медалью и премировал часами «Звезда»… А в первом году семилеткизвероводы Сеульского коопзверопромхоза «…под руководством зоотехника Марии Петровны Шепелевой получили от каждой самки по 3,5 щенка. В целом по ферме забито 707 лисиц, шкурки их выделаны и отправлены на московский холодильник, где приняты по 1304 рубля каждая. Такая стоимость является наивысшей в районе»,— писал в районную газету охотовед райзаготконторы А. Кряжков («Знамя коммунизма», 1960, 13 марта)…
Сеть звероферм, занимающихся разведением в клетках серебристо-чёрных лисиц, стремительно стала расти только в послевоенные годы. Планы доводились как по числу звероферм, так и по поголовью зверей.
В 1947 г. выпускник Ленинградского зоотехнического института Василий Аркадьевич Аммосов всерьёз приступил к изучению перспектив развития звероводства в округе. На основании его материалов было подготовлено подписанное Сталиным распоряжение Совмина СССР от 17 июня 1949 г. о развитии клеточного звероводства в национальных округах. В том же году в округе организовали 23 новые фермы серебристо-чёрных лисиц, а к июлю 1951 г. почти половина артелей имела фермы серебристо-чёрных в среднем на 18 голов. С марта 1952 по 1958-й г. Аммосов занимал должность заместителя директора Ханты-Мансийской опытной станции по научной работе. Его исследования увенчались разработкой зоотехнических и ветеринарных правил по кормлению, содержанию и воспроизводству серебристо-чёрных лисиц и типового проекта колхозной зверофермы. Поголовье зверей в колхозах округа увеличилось с 552 в 1949 г. до 8200 в 1955 г. В 1950 г. в районе имелось 22 зверофермы с общим количеством 382 зверька, сдано шкурок на 105289 рублей. Было организовано планомерное обучение звероводов с отрывом и без отрыва от производства. Звероводческое отделение Ханты-Мансийской сельскохозяйственной школы в 1950-1952 гг. подготовило около 130 специалистов.
«К концу 1950 г. в колхозах округа существовало 64 лисофермы, на которых было 1134 лисицы, в 1954 г. — 133 лисофермы и 3937 голов (в 1957 г. по количеству серебристо-чёрных лисиц округ уже занимал 1-е место в СССР. — Н.К.), а в 1960 г. число лисиц превысило 10 тыс., что составило 2/3 ихпоголовья по всей Тюменской области, занимавшей первое место в стране по количеству животных на зверофермах. В 1962 г. звероводством в округе занимались 31 колхоз, 11 совхозов и 11 подсобных хозяйств. По доходности звероводство стало самой выгодной отраслью животноводства края… До 1960 г. государству сдавалось ежегодно 15-16 тыс. ценных лисьих шкурок».[16]
В 1961 г. были созданы звероводческие совхозы «Юганский» в Сургутском и «Карымский» в Кондинском районах. Зверовод Галина Георгиевна Канева из Казыма, в золотой век окружного звероводства достигнув наивысших показателей в СССР, была награждена орденом Ленина. С 1965 г. звероводом в Кышиковском отделении Ханты-Мансийского госпромхоза стал работать известный в округе мастер своего дела Николай Кириллович Лозямов.
P.S. Всё это в безвозвратном прошлом…
А что сегодня?
— А сегодня новые экономические отношения, связанные с формированием рынка, не лучшим образом сказались на развитии охотничьего хозяйства, — начнёт издалека осторожный в высказываниях чиновник. — Но правительство, — скажет он с нажимом на ключевом для него слове, — разрабатывает концепцию развития хозяйства на период до 2015 года.
Он приведёт и цифры. О том, что на 1 января 2005 года ведением охотничьего хозяйства в округе занимаются тридцать три «пользователя», что имеется 484 территории традиционного природопользования (родовые угодья), на которых ведётся промысел. С заметным воодушевлением поделится планами об организации охотничьего туризма и трофейной охоты в районе. Вот только об охоте как промысле и охотнике как профессии умолчит.
А прямолинейный, как траектория жакана, вчерашний охотник-промысловик, нынешний безработный, если уже не пенсионер, рубанёт сплеча, высветив самую суть нынешней проблемы:
— О какой охоте речь, если патрон дороже белки?
Деревня Ягурьях, в отличие от деревни Матки, посёлков Сеуль и Тавотьях, пока ещё «жива». В 2003 г. там насчитывалось 211 жителей. Имеются школа, детские ясли, фельдшерский пункт, почта и даже три магазина. Местные жители с тоской вспоминают «светлые времена», когда в деревне находилось одно из трёх крупных отделений подпругинского госпромхоза. С преобразованием же госпромхоза в акционерное общество открытого типа «Национальная компания “Велпас”» в 1992 г. хозяйство обанкротилось. Ныне районная администрация выкупила основные средства и организовала муниципальное унитарное предприятие «Фактория» с участками вместо бывших отделений в Троице, Кышике и Ягурьяхе. Идёт сложный процесс «восстановления». Прежде всего — утраченных опыта и навыков. Вселяет надежду линия электропередачи, построенная нефтяниками на Ягурьях в 1993 году, автомагистраль на Нягань, проложенная с возведением вантового моста через Иртыш в Ханты-Мансийске, практически связавшая Ягурьях с окружным и районным центром…
Если в 1962 г. клеточным звероводством в округе занимались 31 колхоз, 11 совхозов и 11 подсобных хозяйств, в 1977 г. на зверофермах выращивалось более 27 тысяч голов серебристо-чёрных лисиц, и даже в 1992 г., несмотря на перестроечный погром, поголовье серебристо-чёрных лисиц всё ещё достигало 23 тысяч, то в настоящее время звероводством занимаются всего 9 хозяйств. Как и полвека назад, они специализируются на разведении серебристо-чёрных лисиц. Поголовье основного стада на 1 января 2006 г. составило 5,3 тысячи голов против 15-16 тысяч ежегодно сдаваемых шкурок в 1950-е. Свёртывание доходной отрасли экономики нынешними руководителями объясняется трудностями в реализации шкурок в связи с уменьшением спроса на мех вообще и мех с длинным ворсом в частности. Однако же, традиционные страны-звероводы Канада, Норвегия, Финляндия не спешат расстаться со зверофермами, а, напротив, наращивают объёмы. А дело, объясняют наши «специалисты», в том, что у канадских и скандинавских зверей мех короче… «Ну так подстригите наших!» — хотелось бы ответить…
Нынешний руководитель известного в прошлом зверосовхоза «Казымский», расположенного ныне в посёлке Шугур Кондинского района, пошёл на преднамеренное уничтожение основного стада серебристо-чёрных лисиц с тем, чтобы заменить его «скандинавками». Однако не все опытные звероводы признают такую замену разумной. Руководитель бывшей окружной опытной сельскохозяйственной станции, ныне в духе времени названной «ГНУсно» и длинно: «ГНУ ХМ СХОС СО РАСХН» (Государственное научное учреждение «Ханты-Мансийская сельскохозяйственная опытная станция Сибирского отделения Российской академии сельскохозяйственных наук») — Леонид Ефимович Силин, один из немногих фанатов, решившийся на содержание поголовья лис, считает замену «землячек» на «скандинавок» очень рискованной затеей, ибо «скандинавки» в наших погодных условиях и при нашем рационе кормления могут не прижиться. Леонид Ефимович видит выход в повышении классности «своих» зверей, в разведении помимо лис песцов, норки, соболей различного окраса. Свою опытную станцию Силин видит окружным центром научных изысканий в области клеточного звероводства и свято верит, что при грамотной постановке дела эта отрасль вновь способна стать доходной статьёй экономики…
Продолжение следует.