Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 10, 2009
Теодозия Заривная. Вербовая дощечка. Роман. — Киев, 2008.
Теодозия (Феодосия) Заривная — известный автор нескольких поэтических сборников, романов, повестей, пьес, эссе и статей. В прошлом году вышел ее новый роман “Вербовая дощечка”.
Эту книгу имеет смысл читать и перечитывать — возможности для символической трактовки она предоставляет немалые. Каждый эпизод превращается в притчу, а каждая романная реалия видится полисемантичной. Поэтому роман нельзя понимать лишь как повествование о судьбе трех женщин разных поколений на фоне вооруженного сопротивления пришедшей извне дьявольской власти, или, наоборот, как притчу о героизме участников сопротивления, воинов Украинской повстанческой армии, на фоне судеб трех женщин, которые неразрывно были связаны с лесными бойцами. “Вербовая дощечка” не является голой эмпирикой: ни историософией, ни бытописанием.
Украина еще много лет обречена плодить маньяков, об одном из которых мы узнаем в самом начале романа. Дело не в реальных девиациях некоторых представителей рода человеческого, а в том, что их появление (настоящее, выдуманное ли) порождает у людей страх: неочерченный, несознаваемый, но, тем не менее, действенный. Ни на одной странице романа мы так и не встретим настоящего маньяка, но его присутствие ощутимо почти на каждой странице, как и в каждом прожитом дне немногочисленных героев романа.
Украина с ее традиционными ценностями (а почему не просто общечеловеческими, как будто можно из ценностей выстраивать оппозицию-баррикаду: традиционное — актуальное!) доживает свой век в лице бабушки. Перепрятывается глубоко в подполье, в андеграунд сознания-леса (“или лес, или смерть”), как Катря, мать главной героини романа. Или же прибегает к вынужденному бегству сквозь гэбистские кордоны и заграды лесами через Словакию в Австрию, как это делает полковник Мирон, один из руководителей отрядов УПА.
Настя Братковская, работник музея украинских древностей, собирает Отчизну из обломков старины, которые еще не пожгли крестьяне на задворках. Процесс создания украинской духовной культуры на протяжении веков неоднократно перерывался оккупантами из разных стран, и вот таким, как Насточка, приходится, уже в который раз, строить, восстанавливать Украину из останков, обломков наших вечных ценностей. Которые, невзирая на их национальную неповторимость, являются универсальными для всего человечества. А следовательно, не враждебными ни единой нации на этой земле, ни одному народу-соседу со всех четырех сторон. Поблагодарим же Бога за то, что среди нас, современников, еще находятся такие люди! Но и подвижническое дело Насточки каждый раз терпит поражения. Едва лишь в каком-то селе она разыскала уникальную матицу, как во время следующего приезда она обнаруживает, что кто-то неизвестный с мясом вырвал из потолка эту матицу. На место руководителя музейного учреждения начальник назначает свою любовницу, далекую от проблем и культуры, и Украины, чтобы за ее интимные услуги не тратить из собственного кармана — пусть их оплачивает химерическое государство.
Страх, в свою очередь, порождает измены, которых мы немало встретим на страницах романа. В ходе телепередачи “Ищу человека” нашлись не люди, а изверги: соседка, которая выдала эмгэбистской облаве командира. Бывший муж героини, который, как оказалось, вступил в брак с ней на спор с парнями. Мужчина, который за всю свою жизнь ни разу не поинтересовался ни судьбой своей жены, ни дочурки, хотя такие возможности были…
А разве не предавали дело, за которое боролись и гибли повстанцы, все те, кто был причастен к этой борьбе, но из-за страха предпочитал о том не упоминать, а тем паче рассказывать правду? Хотя, с другой стороны, кому было о том повествовать, чьим потомкам? Одни погибли в боях с гэбистами, других расстреляли, третьих отправили на долгие года в концлагеря, четвертых выселили в Сибирь, пятые эмигрировали на Запад… А еще кого-то переманили в “ястребки”, чтобы сопротивление преодолевать руками соплеменников. Разве не об измене следует говорить в том случае, когда руководству Украинской повстанческой армии было ясно, как день, что вооруженное сопротивление становится безрассудным, но и дальше функционировали и устраивались новые бункеры-укрытия, которые неизбежно превращались в разверстые братские могилы.
На судьбе эмигрировавшего полковника Мирона тоже лежит печать измены. А шире смотря на этот романный эпизод, видим, что действенного контакта с диаспорой у него не состоялось. Не только представители трудовой волны эмиграции, а даже те, кто боролся за независимую Украину с оружием в руках, даже руководство УПА за годы вынужденной разлуки с Украиной избрали чужие ценности, которые цепко держат их в своих объятиях (ревнивая новая жена полковника — немка). Такое состояние — ненормально, болезненно. Но, как пишет в коротеньком письме к дочурке Насточке отец-полковник, лекарства от болезней теперь у них дороги. А есть ли вообще лекарство от забвения-измены?
Да и в родном краю приоритеты изменились, не эволюционировали, а были привнесены чужеземцами. Разве мы можем вообразить себе, что президентом независимой Украины люди могли бы избрать украинского Адамкуса, представителя диаспоры?
Густой дождь, потоп в начале романа вымочил Насточку до ниточки — образ амбивалентный: или это конец мира, или начало — начало жизни после всемирного потопа. Начало новой Украины, которую нам выпало восстанавливать из таких обломков и с такими людьми.
Роман завершается положительно: встречей героини с человеком, с которым она связывает свою дальнейшую судьбу. И — дождь, снова дождь, но уже не потоп, а такой, о котором говорят: “на успех в начинаниях”.
Василь Голобородько,
Лауреат национальной
Шевченковской премии,
Луганск
Перевод с украинского
И. Кручика