Стихи
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 10, 2009
Без Икара
вранье
отчаянным я не был не был глупым
тянуло к солнцу но не чересчур
глаз щекотала золотая стружка
резиново давился океан
а воск потрескивал что твой валежник
вдруг воздух сделался каким-то шатким
пружиной задрожал и изогнулся
когда же на меня напал огонь
не удивился я
глаза ладонью
прикрыл
— но блеск но блеск что капал с этих крыльев! —
и тогда я понял:
не в силах человек
познать сиянье
и пренебречь им
* * *
у каждого свой ад
невзрачный ад
заретуширован он детским креслом
и полотенцами
в нем книжек пара штук
билет в Берлин
ну смейся смейся смейся
покуда гибкий воздух повторяет
черты твои
ну смейся смейся
блестящее отчаяние хлещет
дукатами так метко по лицу
присядешь над обрывом
и года поплыли по Дунаю
а Дунай стал тверд как алюминий
всех впускает
и никого не выпускает
смейся
стоит здесь время
словно в горле кость
как свет
убитый в глубине туннеля
Манекен
мной пугают
называя
пустым коридором
узлом сквозняков
ну а я — совершенное местоимение
в каждой лавке манекен —
лишь место пересечения взглядов
шарф, блузка — самое важное
моя приторная скромность
щекочет гипсовое нёбо
ветер искрошится о витрину
пустив по стеклу круги
как по воде
но пластиковое сердце бьется ровно
даже любовь
делает его
не прозрачнее целлофана
на свалке
под засохшими гранулами снега
манекен всегда остается на поверхности
(земля переваривает лишь взятое из нее)
* * *
говорят: мало любви в тебе
мало света
мало жизни
подруга
и правда мало
меж двух огней черная цементом залитая тьма
теребишь сосок огня
добывая молоко
ты неласковый ребенок
смерть вокруг души носишь
как удушающие кораллы
а стоит вспомнить — Господи! — а стоит
вспомнить — а стоит — Господи! — память бьет
в спину да так что извергаешь пыль
горлом боишься повернуться
лицом чтоб не сгореть
* * *
мои надежды на небесах
небеса моей надежды
вечер вечер подобный персиковому пюре
и утро лишенное бездны под порогом
зачем водить знакомство с безнадежностью
ее опущенные руки
уголки ее губ как две капли свинца
вечер вечер подобный персиковому пюре
и утро лишенное бездны под порогом
и тишина от которой слепнут деревья
Наталья БЕЛЬЧЕНКО
* * *
Распутать — запутал ведь некто
В несбывшейся жизни клубок,
Есть кем-то внесенная лепта,
Когда имярек одинок…
Есть память на здешнее чья-то,
И ты человека того
Сперва познаешь словно брата,
Вменившего в тайну родство.
Но надо распробовать время
Всем телом — в обратном рывке —
Став с десятилетьями теми,
Прошедшими, накоротке.
Додумать губами и прочим
Все смыслы, которых не знал
Ты — черессловесных обочин
Искавший края маргинал.
И это зовется иначе,
Чем просто хожденье насквозь
Налево, поскольку задача
Решилась, с ответом сошлось,
В котором военного хлеба
Отчаянный вкус преломлен,
А Днепр — загустевшее небо,
До самых последних времен.
* * *
А если стихами касаться лица,
Не каждый поймет, что к чему.
Другой бы впустил меня внутрь до конца,
В свою первозванную тьму.
Мед медлит, и бабочку тянет в сачок,
Как только стихами касаешься щек,
Дыханье с дыханьем совпало,
Хотя тебе больно и мало.
Войду ли я навзничь в чужой объектив,
Широким углом за себя заплатив,
Весами и мерой изъята
Из одноименной палаты?
ОДА СУРГУЧУ
Как хочется вбежать —
Ныряя с головой —
В расплавленный сургуч
Любой районной почты.
Коричневая прядь,
Горячий запах твой —
Посылочный: послать,
Чтоб защитить от порчи.
Свобода — не порок
Того, кто одинок.
Но если б всякий раз
Вернуться без утраты,
Как прежде глядя в тот
Единственный глазок,
Где будет ждать семья
И все невиноваты!
Вот схвачена пенька
Коричневым шлепком,
Послание теперь —
В подсобке неминучей.
И больше — никого,
Кто был бы так знаком
С крошащимся глотком
И верностью сургучьей.
* * *
Зачем, и в какую обитель,
И синус какого угла
Найдешь, и куда на магните
Кривая тебя завела?
Сумеешь ли выйти из класса,
Спеленат — в мелу и пыли?
Усталые плотность и масса
Тебя еще не обрели.
Бессонницу пьешь на дорожку.
Путь до половины — земной,
А после трехмерная кошка
Предстанет зверюшкой иной.
Чем старше, тем детче обиды
Ты можешь позволить себе.
Не все еще письма открыты
И кудри не все в серебре.
Есть ласка: не зверь, не касанье,
А город — сбежавшим приют.
В нем древние силы спасали,
И новые силы спасут.
Валентина ДАВИДЕНКО
* * *
Иллюзии тех дней заменим, как портреты
на стенах между ваз. Исчезнут, словно дым,
любимые места и жаркие планеты,
одни и те же сны дарившие двоим.
Слезами заслонясь от памятных видений,
мы сделались мудрей, чудес давно не ждем.
Но плачущей души косноязычный гений
не хочет позабыть, как было нам вдвоем.
И все, что между слов, как тремоло, как тени,
нежнейший синий бриз, ушедший вслед за сном.
Браслеты и шелка тончайшего плетенья,
прикрытые судьбы суровым полотном.
* * *
Переплет изнутри, шорох бархата и непрочтенные знаки.
А глядишь на просвет — рукописная дрожь, гул стихии и шум голосов.
Это все — письмена лепестками опаловых маков,
что открыты не всем, и не каждый познает их зов.
Атлантиды на донышке сердца. Лишь ветреный вечер,
толкотня парусов, брызги пены морской невпопад —
и на фоне соленом, где явлены крылья и плечи,
заскорузлые в соли плащи: каждой нитью горчат.
Лютня с флейтой — при них, и клейнод благородный — та флейта!
Против копий враждебных — охрана они и небесный маршрут.
За такие пути-письмена отдают свои жизни поэты
(каждой нитью горчат!). И неужто тебя позовут?
* * *
Тюльпаны в долинах твоих и снега в изголовье
так тягостно к сердцу подступят; уста мне замкнет
провидческий страх: в лунном свете жемчужною кровью
окрасилась тучка. Я тоньше ее. Мой печальный полет —
во снах твоих улиц. Когда по-весеннему резко
запахнут снега и средь ночи послышится птичья возня,
виденье любимой проступит к тебе из-под фрески:
мой плащ полотняный, в подоле цветы и… босая ступня…
* * *
Дождя сбегают пряди, и над ним —
не чудо ль это:
прорвался горизонт, явился нимб
в лучах рассвета.
И бабочки, и майская пыльца —
все к нимбу льнут, но
не показала дева им лица,
приснилась будто.
Не кликнула ни словом, ни письмом.
Но к ней сквозь горы
опасно мчится кто-то за рулем
туннелем черным.
Василь ГЕРАСИМЬЮК
* * *
Телом пахнет. Неявным, истлелым
до предела, почти добела.
Ветром пахнет над телом — как телом.
Он вонзается в наши тела.
И дороге невмочь под ногами.
Непосильно бороздам на лбу.
Проклинали Творца и судьбу.
Веет плотью над нами.
* * *
Хлеб памяти — запах. Мгновенно я вижу покос,
Я в лете далеком, средь сена, за нашею хатой.
Родные молчат, запеленаты мглой седоватой.
Лишь белый ягненок мне в ухо шепнул, произнес —
К воде обращаясь, что в горной реке я набрал,
Что светит в груди, отрешившись от вечного бега.
А мать молодая — с последней копной… Как я мал
На сене высоком в лавине слепящего снега…
* * *
Лес вырывает полмира из глаз моих,
Внутрь западает… Давит виски и колет
Чем-то таким, что бывало и у других,
Что вспоминается только в минуты боли.
Вдруг — бубенцы! — и расступится чаща враз
В сердце… Из волчьей бездны, под стать бурану
Явится свадьба, пускаясь в безумный пляс.
Пляшут и пляшут… А утром ко зверю прянут.
КОСМАЧ
Это не территория —
это то, что нельзя охватить,
ни тем более захватить
или схватить на лету —
можно лишь ухватиться
за один из тридцати его поселков
и выжить, если удастся.
Поскольку, в конце концов, Космач
превращается в метафору,
и это может длиться долго —
лет тридцать, в моем случае,
ибо никакая смерть от любви и за свободу
тут не исчезла бесследно —
она в каждом пейзаже,
на каждом шагу.
И что, к черту, за метафора,
когда летом 2003 года
двадцатилетняя девушка,
выпустив корову пастись,
облила себя бензином и подожгла —
это был космацкий огонь для суженого,
и в нем горели живое тело и живое чувство,
и это пламя никому не перескочить,
и даже в таком огне
Космач оставался метафорой.
Вот только ели не надо было трогать.
Раньше тут рубили древние леса,
а ныне свалили младших, чем я,
и продают за бесценок.
Такова, наверное, теперешняя метафора.
Но уже не моя.
Уже показали климат Европе,
и это еще не все.
Пусть приезжают любопытные постхристиане,
пусть распробуют языческое христианство —
пусть отведают горячего льда.
Это теперь стоит недорого, хотя…
Смотря как считать.
И кто посчитает.
Ну все.
Хватит.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Перевод с украинского
Натальи Бельченко