Поэма
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 8, 2008
НАЧАЛО
Не было ни черта.
Тьма и холод.
Тогда
из Божьего черновика
вздулась Монгун-Тайга.
Так — Оршэ Хайыркан! —
повелел и сбылось.
Черно у неё в руках,
по волосам бело.
Не было ни земли,
ни неба.
Единый Лик.
Сверху льдами залит,
снизу лавой залит.
Космос затянут в лимб,
портупея туга.
Небо —
Монгун-Тайга,
бездна —
Монгун-Тайга.
Звёзды снуют — тик-так,
пьют глотки телеграмм.
Время —
Монгун-Тайга,
вечность —
Монгун-Тайга.
Звери вышли из нор,
в вихре кружат из горл —
выдохом, белизной,
волей, Монгун-Тайгой.
Травы, что сотворил,
кланяются: “Эки!”.
Все мы капли твои,
камень Монгун-Тайги.
Маленький я человек,
спотыкаюсь, бегу,
падаю — вверх да вверх.
Возвращаюсь в Монгун-Тайгу.
ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ
Курсом на Бугузун
нас швыряло-вело.
По облакам глазурь,
семнадцатое число.
На перевал Бугузун
по реченьке Бугузун.
Час — ни в одном глазу,
три — ни в одном глазу.
Русло рвалось из рук
галькой с-под колеса.
Пели в моторе-рту
сорванные голоса.
Нёс нас УАЗик-сын,
раскачивался, но нёс —
выше еловых спин
и карликовых берёз.
На последний тягун,
прямо в небо, в не-я.
Втыкалась в Монгун-Тайгу
пляшущая колея.
* * *
Вытянули. Голова
в немоте-кожуре.
Перевал. Ова.
Выдохни. Не жалей.
Бесконечность влита
в уши — тише травы.
Вслушивается Алтай
в перезвоны Тувы.
* * *
Выпили. Духам — дым,
переговор спиртной.
Снова под левый дых
заговорил мотор.
Поковыляли вниз
по колее лихой.
Серебром белых риз
высветился Ак-Холь.
Облака без стремян
гнали на синий наст.
Тарбаганы стоймя
приветствовали нас.
Сторож, батыр, Сезам,
вышел Моген-Бурен:
золотые глаза,
пальцы на кобуре,
ледяной разговор,
в низкий тальник одет;
юрта у ног его,
небо в его воде.
* * *
Вечерело. С горы
шла отара домой.
Ветерок говорил.
Льнул над юртой дымок.
Ехали вверх да вниз
траверсом вдоль реки.
Мост одинок и нищ,
рёбра его легки.
Плечи подставил: “На!”.
На берег, наугад,
тень свою обогнав,
выскочил наш УАЗ.
* * *
Воздух заледенел.
Солнце выпил монгол.
Отсвет его на дне
свернулся как молоко.
Горы шли на восток
в пёстрых робах из шкур.
Двигатель охнул: “Стоп!” —
на низеньком бережку.
Звёзды вышли звенеть —
соль на второй черте.
Мы прилегли к земле.
Лучик — чечек черде.
НА МОГЕН-БУРЕНЕ
И я спал, и проснулся — раньше, чем солнце выпросталось из-за чёрно-синих гор, и лежал в спальнике, и мне было тепло, глазам холодно.
И я высунулся из палатки, и увидел, что палатка моя бела, и хрустит, и иней хлопьями падает с неё.
И я встал, и поднял глаза вверх — и увидел небо без имени, без цвета, вкуса и запаха, бесконечное, как первый вдох.
И я опустил глаза — и увидел, что земля бела, и трава бела, и полынь бела, и тальник зелёный бел по берегу Моген-Бурена.
И я огляделся по сторонам, и мне открылось пространство неисчислимое, божье; бело-зелёная пойма, по которой, спокойно шумя, вьётся Моген-Бурен; над поймой — террасы, три, одна над другой, жёлто-бурые, покрытые малым кустарничком и редкой полынью.
И степь расходится во все стороны, ровная, сухая, лежат на её спине чёрные каменные курганы.
И горы вокруг рядами, идущие, как солдаты, стоящие, как памятники зрячие, глядящие без глаз, слышащие без слов, поющие хоомей молчащими голосами.
Горы чёрные, горы синие, горы бурые, набыченные, тучные, стада божьи, отары божьи, табуны божьи, стоящие-идущие, голые, ровные.
И сине-бурая вершина на востоке уходила, указывала путь.
Грузная, страшная, синяя, вольная.
И понял я: это — Монгун-Тайга, бок её западный.
Из-за неё выпросталось солнце, иней исчез, белое стало зелёным и бурым.
И первый столб-свет из верхнего мира вошёл в меня, прошёл меня и ушёл в нижний мир, и вернулся.
Свет утренний, вечный, тихий, нетварный.
И я ничего не понял, и задохнулся, и выдохнул, и пошёл гулять вверх, в степь, и шёл меж чёрных курганов, топча полынь, глядя вдоль солнца выплеснутыми глазами.
ОЗЕРО ХИНДИКТИГ-ХОЛЬ
“Хиндик” по-тувински — пуп. Озеро-пуповина.
Выдоха Божия мой вдох — половина.
Выехали на кряж. Открыл и увидел.
Будто кто глаза из глазниц вынул.
Вода — двойник неба. Камни глядят в холод.
Глыбоко меж ними хариус ходит.
Спускаюсь вниз, травинки не дышат.
Карликовые берёзы покусывают лодыжки.
Это не тишина. Это — до всех, до звука.
Ещё не сотворена Вселенная. Не разуться.
Не разлепить линз. Тьма не телилась.
Небо от земли ещё не отделилось.
Звёзды не разлеглись. Кружат рядом.
Эта страна без лиц называлась раем.
Родился — и первый вдох, взахлёб, криком,
неслышным, как под водой. В мире великом.
Спотыкаюсь к воде до головокруженья.
Головы моих две: эта и отраженье.
Поднимаюсь до ноль, спускаюсь в блеск бездны.
В мир тройной: земной, преисподний, небесный.
Вьётся столб комарья, иду, куда манит.
Вон та туча-Илья над той горой камлает.
* * *
Херувимы светильники
выплеснули в ни зги.
купель Святой Софии —
купол Монгун-Тайги.
Из космоса тянет холодом.
Двери, двери! Идут.
В чаше Хиндиктиг-Холя
рыбка Иисус.
Ветры звенят варганами.
Каменный хор охрип.
Лбы в венках виноградных
из карликовой ольхи.
Тучи в озеро неводы
закинули. Кончен мир.
Ангельскими невидимо
дориносим чинми.
* * *
Безмолвие страшным хором
в пространстве растворено.
Над Хиндиктиг-Холем
сине-белое дно.
Всё отражают воды,
Космос в глаза их влит.
Ледяные волосы,
каменный лик.
Испариной из-под свитера
душа отлетает ввысь.
Мир свернули как свиток
и положили — здесь.
Белая полусфера
на синих громадах гор.
Здесь — рождение света,
как на горе Фавор.
ЛОВЛЯ ХАРИУСА
Ой ты, рыба хариус,
рыба жирная, рыба пьяная, чистая, вкусная!
По дну ходишь, в небо смотришь, зрачок озера.
Видишь: чайки кружатся, на воду ложатся, тебя ищут.
Ты им не дайся, ты мне дайся, рыба жирная!
Они съедят — не помолятся, я съем — помолюсь.
Они косточек не оставят, я печень твою духам дам.
Печень твою, кишки твои, сердце твоё, душу твою духам дам.
Унесут чайки кожу твою в верхний мир,
духи печень твою — в нижний мир.
Там дадут кузнецам твою печень,
кузнецы скуют из печени мальчика.
Примет мальчика ворон Кускун-Кара хан,
возьмёт на крылья, отнесет в средний мир.
Подкинет в юрту старика Ак-Сагыша —
его сарлыки, его овцы пасутся вон там, в долине Каргы.
Вырастешь ты, станешь спасителем мира.
Орлы принесут одежду — кожу твою с небес.
Нарекут тебя народы — Аяс-Хун Маадыр,
(Светозарный Боец).
Наденешь чёрные идики, облачишься в белый тон,
воссядешь над озером — судить живых и мертвых.
Корбусту дух отца твоего.
Хайыракан дух костей твоих.
Монгун-Тайга ширэ престол твой.
Вот что будет, если дашь мне вкусить плоти твоей,
крови твоей,
рыба хариус, рыба жирная, рыба пьяная, чистая, вкусная!
По бережку Хиндиктиг-Холя
рыбаки ходят,
хариуса сетями
тянут.
ВЫЕЗД С ОЗЕРА
По бережку, меж заросших камней
дурь-колея лежит.
Если радуешься — пой хоомей,
если скорбишь — сыгыт.
Радость со скорбью соединены —
край неба с краем земли —
белым куполом ледяным.
Тучи даль замели.
Нам пора удирать отсель:
скоро рванёт с высот.
Крутит чёрная карусель
С запада на восток.
И выносил нас шальной УАЗ,
прыгая по камням.
В небо втыкался фарами глаз,
в бездне тень догонял.
Бился кардан, габариты в пляс,
выписывали круги.
По откосу под сорок пять
спустились к речке Каргы.
В ЮРТЕ АК-САГЫША
Тих и кроток барашек, несомый, чтобы зарезать.
Мальчишка несёт его на руках.
Его кладут на спину. Спокоен, безгласен.
Смотрит в небо, и взгляд его ясен.
Осторожно ладонь горло живое гладит.
Нож дышит в него, с кожей ладит.
А он улыбается, всем добра желает.
Входит в него рука, аорту пережимает.
Только чуть дёрнулся — и вмиг ослабел.
Отрубают его голени — дают псам.
Вспарывают шкуру и как ризу снимают.
Разделили ризы себе: добрая будет овчина.
Вынимают сердце, печень, желудок, почки, кишки.
Печень его с жиром — сочная сагажа будет.
Желудок с салом — тягучее чореме будет,
Кишки с кровью — знатный хан будет.
Женщины моют кишки, болтая о том, о сём.
В юрте дымится котёл, варят курдюк, рёбра, хребет,
сердце, лёгкие, почки.
Ребятишки веселятся вокруг,
из корытца-деспи таскают лакомые кусочки.
Сегодня всем радость.
Гости приехали.
ПО КАРГЫ
По Каргы, если ехать вниз,
взор притягивается вверх.
Там, за скалами, выше них,
выше коршунов, выше всех,
тыча чёрные костыли
в ледяные ступени круч,
белый старец, раскосый лик,
оборачивается вокруг.
Синий тон его по камням
подпоясывают дожди.
Он, безглазый, глядит в меня
до раздела мяс и души.
Исчезаю, теряю вес,
к бездыханности мой разбег.
Он меня поднимает вверх,
печень-сердце берёт себе.
Я вернусь к вам не тем, кем был.
Похожим, но не таким.
В рёбра тычется камень бел:
уголёчек Монгун-Тайги.
ВИДЕНИЕ
Когда я спал,
коршуны взяли меня на крылья,
унесли на верхний хребет,
там положили.
Я лежал в эдельвейсах как мёртвый.
Не говорила муха,
не пел комар.
Неслышнй ветер вершин щупал мою кожу.
И вот,
лик приблизился ко мне сверху,
впечатался в моё лицо,
и оно стало как воск,
растаяло и отвердело,
стало отпечатком.
И Он поднял посох
и вонзил в меня, в живот.
Столб света вошёл в меня сверху,
прошёл меня,
ушёл вниз, в нижний мир
и вернулся.
И я узнал единство всего.
Горы, травы, камни, поросшие тундровым кустарничком,
коршуны, тучи, капли дождя, стекающие по лицу, люди там, внизу,
у машины, — всё одно, они со мной, и я с ними.
Верхний мир, средний мир, нижний мир,
духи, умершие, нерождённые,
дети, зверьки, птицы, рыбы,
красота неутолимая мира —
Всё одно. Столб света.
И великий смех озарил меня.
Слёзы текли по щекам, сливаясь с каплями дождя.
Велик Ты, и прекрасен мир, сотворённый Тобой,
напоённый Тобой!
И я встал, и пошёл вниз по камням,
по цепкому кустарнику,
туда, где светилось лицо озера,
где шесть человек ждали меня у машины.
Комментарии
Монгун-Тайга — труднодоступный горный массив на юго-западе Тувы, на стыке Алтая и гор Цаган-Шибэту. Главная вершина покрыта ледником, поэтому высота её колеблется в зависимости от намерзания или таяния ледового панциря от 3970 до 4040 м.
Бугузун — горная река, правый приток Чуи; берёт начало у одноименного перевала, через который идёт труднопроходимый путь с Алтая в Монгун-Тайгинский район Тувы.
Моген-Бурен, Каргы — горные реки в Монгун-Тайгинском районе.
Ак-Холь — (дословно — “Белое озеро”) небольшое озеро в том же районе.
Хиндиктиг-Холь — большое высокогорное озеро, расположено на высоте около 3000 м. у подножия главной вершины Монгун-Тайги. Посреди озера возвышается остров, которому озеро обязано названием.
Эки — приветствие по-тувински.
Оршэ Хайыракан — тувинская сакральная формула, приблизительно переводимая как “Господи, благослови”.
Чечек черде — цветок на земле (“чечек” — цветок, “чер” — земля)
Ова — сооружение из жердей и камней, обычно воздвигаемое на перевалах и вершинах, у которого совершают жертвоприношения духам — брызгают аракой или водкой, привязывают ленточки-челоме, оставляют монетки.
Ак-Сагыш (Белая душа), Кускун-Кара (Чёрный ворон) — персонажи тувинских сказок.
Тон — верняя одежда типа халата.
Ширэ — скамья, иносказательно — престол, трон.
Корбусту (Хурбусту) — иносказательное наименование Божества, Всевышний.
Хайыракан — иносказательно “Хозяин”, “Господь”. Это название носят несколько священных гор в разных районах Тувы.
Чореме, хан, сагажа — разновидности еды, приготовляемой из барана. У тувинцев в пищу идёт весь баран, кроме голеней и шкуры. Мясо и внутренности барана варят в одном котле (мясо ещё вялят). Курдюк и хан (кровь с солью, сваренная в кишке) — особенно почётная еда, её подают в начале трапезы хозяину или самому почётному гостю, чтобы тот разрезал, отведал сам и подал остальным.
Хоомей, сыгыт — разновидности тувинского горлового пения.
УАЗ — в данном случае УАЗ-микроавтобус, в просторечии — “буханка”, идеальный внедорожник для условий Центральной Азии.