Стихи
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 2, 2008
ЯРИНА
И не убежать.
Ты останешься маленькой Ирой,
Рождённой большим захолустьем
И этой квартирой,
Где вещи влюбились
И мучают память годами,
А школьный передник на кухне
На худенькой маме.
Нетленный передник…
И сорваны старые краны.
Бесшумно снуют в темноте
По столам тараканы.
Легко по столицам,
А здесь — не дождёшься успеха.
Здесь лучше родиться,
А после — уехать, уехать!
ЛЕНТОЧНЫЙ БОР
Я играю на скрипке.
Зимой. Под проломленной крышей.
На меня осыпаются
Известь и снежная пыль.
Коченею. Сижу,
Не пытаясь заглядывать выше.
А внутри прорастает
Алтайский забытый ковыль.
Наливается солнцем,
От зноя звенит облепиха.
И приклеенный к небу
Распластанный кобчик плывёт.
И в озёрной воде, в камышах
Оглушительно тихо.
И дорога горячим песком
Никуда не зовёт.
А распаренный бор
Истекает смолою и светом.
Сыроежки червивы —
Давно не хватает дождей.
— Дядь Серёж! Поделись
Ты своим промысловым секретом!
Где находишь грибы?
Столько белых в ведре и груздей!
Но Серёга молчит.
Лишь угрюмые брови отпустит,
И не то чтоб улыбка,
А хитрое что-то мелькнёт.
Он в своих сапожищах
Идёт, не задевши и кустик.
А немного пройдя,
Нам на землю волнистую ткнёт.
И разрыв бугорки,
В земляной перегнойной прохладе
Торопливо срезаем,
И мама ко мне их кладёт.
А Серёга, как лось,
Продирается первым в отряде.
Пот щекочет. Устали.
Но он всё упрямо идёт.
А под вечер ушицы поев
И махнув самогонки,
Тощий дядька сидит у костра и
Туды-т твою вошь!
— Эй вы, курицы! Спите? —
Блеснут из металла коронки.
Тётка буркнет спросонья:
— Ведь сердце! Напьёшься — помрёшь!
Бор гудит корабельною
Тёмною, жуткою качкой,
И вслепую, тревожно шумя,
Подступает. Боюсь.
Тот ко мне:
— Ты, Ирок,
Так и будешь ходить холостячкой?
Двадцать лет!
— Дядь Серёж!
Я сама, если надо, женюсь!
А тяжёлые искры
Взлетают до кряжистых веток
Двух сосновых старух,
Что насеяли здесь молодняк.
И в рассаднике звёзд
Ни на что не отыщешь ответа.
Поскорее бы завтра
В обычном обличии дня!
Только ночью луна
За собою потянет в дорогу.
Выхожу я одна
На холодный песок голубой.
Но меня потеряли.
И я возвращаюсь в берлогу,
И влезаю в палатку
Туманной своей головой.
В ней пасутся на звёздах
Хрустальные лёгкие кони
И лоснится луною
Озёрная, жирная гладь.
Чьи-то тёплые ноги,
Бока задеваю, ладони.
Наконец добралась,
Хоть и тесно, но всё-таки — спать.
А под утро поёт
Одинокий солист комариный.
Но неравные силы:
Прихлопнешь — вступает другой.
И холодное солнце
Цветёт золотою малиной.
Ледяная роса,
И родители здесь под рукой.
Что случится потом?
Двадцать лет — пустяковые сроки.
От пожара однажды
Обуглился ленточный бор.
Загулял дядь Серёжа,
И сердце устало у тётки.
Попивала — и приступ.
Теперь на Песчаном бугор.
Только я всё играю.
Стареет на холоде скрипка.
Протираются струны
И волос редеет в смычке.
А хрустальные кони
Проносятся вечером зыбко
И за озером тают
В счастливом своём далеке.
* * *
Мне снится я — старообрядка:
И дом высок, и двор широк,
Привычно выполота грядка
И чисто выскоблен порог.
Соленья в погребе, брусника
И дети крепкие в избе.
В лесу ни оклика, ни крика,
И ветер выдохся в трубе.
Придёт хозяин молчаливый,
Смолой пропахла борода…
Но я не помню сон счастливый,
Меняя быт и города.
* * *
Дед с мороза.
Холодная кошка — в дверь.
Бросил охапку.
Будет топить теперь.
Шапку на гвоздь,
За печку пимы.
В руке моей горсть
Морозных ранеток зимы.
Дедов подарок —
Целая ветка!
Бумаги подпалок.
Огонь в клетке
Печи
Тревожно растёт,
Трещит, поёт.
Теплы кирпичи.
Известь слизну,
Усну.
Во сне — расту.
А выросла — нет
Ни деда, ни печки.
Только тревожный свет
Трескучей свечки.
* * *
Кину хлеба за помин в окошко:
Дедушка, поклюй на холода!
Под снегами — ягода морошка,
Глухари и небо изо льда.
Солнце выйдет утром из ночного
И растопит слюдяную твердь.
Дед-глухарь взлетит на ветку снова —
Будет в белым-белое смотреть.
И увидит хлеб, и помутится
Золотой, в прожилках неба, глаз.
И ему припомнится-примстится…
Деда, деда! Помолись за нас.
ЯРИНА
У бабушки с дедом,
В глуши вырастала Ярина.
Достался от матери ей
Сарафан наговорный.
С утра надевает —
И солнце на нём станет видно.
В жару пробегают ручьи
По подолу проворно.
Качаются лёгкие травы,
Вздыхают деревья,
А то пролетит
И на ткани останется птица.
Ярина пройдёт —
И глядит на неё вся деревня.
Да некогда больно ходить
И на людях крутиться.
Как дедушка ставни откроет
И солнце ворвётся,
Скорей растопить
Дорогую кормилицу-печку.
За дверцей чугунной
Огонь вырастает и бьётся.
И в тесто замешивать можно
Всего по словечку.
А бабушка смажет
Гусиным пером сковородку —
И долгою, тонкою струйкою
Тесто польётся.
И солнечным хлебом, блинами
Наесться в охотку,
Где тёплое слово,
Как сладкий изюм попадётся.
— Ярина! Снеси-ка свиням
Отрубей и картошки!
Ярина идёт, и парит
Чугунок разомлело.
Ещё остудить.
Положить на щетину ладошки.
Почухать за ушком,
Чтоб свинка довольно сопела.
Голодные свиньи
Едят торопливо и жадно,
Взрывают носами
И чавкают с хрюком гортанным.
Убраться в обжитом хлеву —
Будет чисто и ладно.
И что это коршун
Всё кружит над нею-то?
Странно.
Ярина воды наберёт
В престарелом колодце.
Увидит, как плавают
Талые звёзды в ведёрке.
Умоется, брызнет на солнце
Да так засмеётся!
Закружится с ним
На зелёном прохладном пригорке.
И кружится всё
В хороводной и бешеной пляске.
— Яринушка! — где-то услышит,
Но не отзовётся.
Устанет от солнечной
Жгучей и радостной ласки.
И что-то внутри
Золотое, как мёд растечётся.
Под яблоней сядет
И лишь наливное надкусит,
Услышит:
— Ты будешь невестою солнца, Ярина!
Но знай, что тебя
Никогда и земля не отпустит,
И будет дорога кружить
По ухабам и глинам.
Да, коршуны будут в судьбе
И печалью — рябина,
Дожди проливные, метели
И дым без огня.
Но всё-таки
Будет и солнце, и песни, Ярина.
Расти поскорее,
Расти поскорей до меня!