О фестивале поэзии в Новосибирске (В. Дмитриев, О. Клишин, С. Кекова, А. Соколов)
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 2, 2008
24-26 ноября прошлого года в Новосибирске состоялся фестиваль поэзии “Мороз и солнце”. Аудитории, где выступали участники фестиваля (областная библиотека, городская филармония, дома культуры и библиотеки районных центров), отнюдь не пустовали, скорее, наоборот. Значит, поэзия “не только жива, но и, слава Богу, развивается”, как сказал гость фестиваля поэт из Санкт-Петербурга Виталий Дмитриев. И тем более приятно, что к этому причастны сибирские поэты, чьи стихи вызвали у именитой поэтессы Светланы Кековой “давно забытое чувство родства и восторга”. И не только чувства. У поэта из Омска Олега Клишина прошедший праздник (а именно это в переводе с латыни означает “фестиваль”) поэтического слова вызвал и глубокие мысли, заставив вспомнить Х. Ортегу-и-Гассета, Ж. Ренара и Э. Канетти, который писал, что “Быть поэтом способен лишь тот, кто обладает чувством ответственности”. Именно так, ответственно, выходя порой за рамки фестиваля, пишет о нем А. Соколов, не терпящий дилетантизма в поэзии и считающий, что “достоинство состоявшегося фестиваля в его камерности”.
Обо всем этом и говорят участники новосибирского фестиваля поэзии “Мороз и солнце”.
Виталий ДМИТРИЕВ
(Санкт-Петербург)
“УДИВИЛО И ПОРАДОВАЛО…”
Фестиваль “Мороз и Солнце” поразил меня не столько морозами, видали мы в Питере морозы и посильней, поскольку наши 10 градусов круче ваших 30-ти, а истинной солнечностью, во всех отношениях.
Не хотелось бы называть это начинание “новым интересным проектом”. Последнее время я недолюбливаю слова “проект”, а особенно “формат”. Веет от них, уж простите мне отсталому и несовременному, какой-то мертвечиной. Запомнилось живое общение живых поэтов с живыми людьми вне формата.
Стихотворения Светланы Кековой из Саратова я знаю и люблю давно. Было радостно наблюдать во время наших выступлений, как живо и благодарно реагируют и большой зал филармонии, и небольшая комната областной библиотеки, на её далеко не простые для восприятия на слух строки.
Особо скажу о местных сибирских поэтах. Знакомство со стихами Владимира Берязева, Анатолия Соколова, Сергея Самойленко, Олега Клишина, Владимира Ярцева и многих других по настоящему удивило и порадовало. Лишний раз я мог убедиться, что российская поэзия не только жива, но и, слава Богу, развивается. Именно традиционная поэзия, когда используется всё лексическое богатство языка, свободное расположение слов в предложении, внутренняя музыка, разнообразие рифм, начиная с точной, заканчивая ассонансной и многое, многое другое.
Ведь вот в чём фокус. Влияние западной культуры на российскую стало агрессивным. Масса одностиший, верлибров, “свободных” (узнать бы от чего) стихов — заполонила журнальные страницы. Многие творения современных авторов читаешь, как дурные подстрочники. Я уже писал где-то о том, что если раньше молодой поэт приезжал в Москву и Петербург (как Есенин, например) набраться мастерства, то теперь, “поварившись” в столичном котле, он рискует лишиться даже того, что имел — своей самобытности. Всё-то, Господи, встало с ног на голову. За-ради эпатажа ни себя, ни читателя не пожалеют. А что уж над музыкой причитать.
Грешно было бы называть Новосибирск “глубинкой”. Но именно во глубине России, что радует, сохранились и истинные читатели, и истинные почитатели, ну и, конечно, творцы. Этот фестиваль для участников (для меня, по крайней мере) — стал событием.
Ни одно московское биеннале ему в подмётки не годится. Хочется выразить искреннюю благодарность его устроителям за огромную бескорыстную работу. Я подчёркиваю это слово — бескорыстную, потому что какая уж корысть в пропаганде истинной поэзии — одни убытки.
Да — поэтическое, и вообще культурное пространство в наше время разорвано. Это следствие безграмотной издательской политики, и, мягко говоря, плохого отношения к нашему брату СМИ. К тому же неоправданно вздутые цены на авиабилеты полагают каждому свою “черту оседлости”. К сожалению, поэты — люди не ахти какие богатые. И рад бы прилететь почитать стихи, да финансы не позволяют.
Фестиваль “Мороз и Солнце” позволил мне посетить Сибирь. Сбылась давняя мечта побывать в тех краях, где жили во время ленинградской блокады мать и бабушка. Эти годы, проведённые в эвакуации, они всегда вспоминали с благодарностью. Буду с благодарностью вспоминать и я, надеясь на новые фестивали и новые встречи с сибиряками.
Олег КЛИШИН
(Омск)
ТРИ ДНЯ В РАЮ
Ориентиром послужила “Россия” — ГУМ (мгновенное воспоминание о столице) с таким названием на площади К. Маркса. “Из метро выйдешь, сразу увидишь”, — проинструктировал по телефону Владимир Берязев. Действительно, в темноте раннего утра большие буквы светились сквозь морозную дымку, словно кварцуя окружающий воздух ультрафиолетовым неоном. На широком крыльце маячила одинокая фигура. Ну, кто бы ещё в такую рань, когда и магазин ещё не открылся!… Ошибиться было невозможно — встречали меня. Так без особых трудностей — с корабля, то бишь с поезда “Омск — Новосибирск”, что называется, — на бал, поскольку через несколько часов в Новосибирской областной научной библиотеке открылся российский фестиваль поэзии “Мороз и Солнце”, организованный департаментом культуры Новосибирской области, уже названной библиотекой и редакцией журнала “Сибирские огни”.
Не знаю, было ли “так задумано”, но открытие поэтического фестиваля совпало с “Днём чтения” (24 ноября), о котором, признаюсь, до этого времени и не подозревал, хотя вот уже сорок лет (аккурат со второй четверти первого класса) считаю себя добросовестным читателем. Поэтому очень близкой показалось когда-то вычитанная мысль Ольги Яриковой о том, что “…чтение — одно из самых изысканных удовольствий, какие когда-либо придумало человечество”. Иногда достаточно одной фразы, чтобы понять, что есть что-то общее… какое-то родство по духу, несмотря на то, что не знакомы, никогда не виделись. Так вот, на мой взгляд, одно из самых главных достоинств фестиваля в том, что он вычёркивает это безнадёжное “вряд ли” и даёт возможность увидеться, познакомиться, узнать друг друга людям, для которых писание стихов — занятие гораздо более серьёзноее, чем просто хобби, для кого это занятие, без преувеличения, стало делом жизни, хотя понятно, что таких слов обычно вслух не произносят. Но это можно было расслышать в стихах. Именно — “расслышать”. И это ещё одно из несомненных достоинств поэтического праздника. Стихи должны звучать. Когда стихи звучат, они живут. И эта жизнь особенно ценна, потому что её даёт авторский голос. Исходя из этого, думаю, что мне повезло больше чем другим участникам фестиваля, поскольку всех слышал впервые, потому что посчастливилось лично познакомиться с теми, чьё творчество уже давно вызывает искреннюю симпатию.
По небольшой афише, оставшейся на память, легко восстановить программу фестиваля, перечислить основных участников. Но, к сожалению, гораздо трудней передать ту атмосферу, в которой проходили все без исключения встречи, тот неподдельный интерес, с каким люди слушали стихи, общались с поэтами. Все превосходные эпитеты, которые можно было бы употребить, не то, что бледнеют, но явно не отразят той непосредственной “радости узнавания”, что каждый раз возникала, как отклик на звучащее поэтическое слово. Только сами стихи, оставаясь на бумаге, порой помогают вспомнить, ощутить, что:
Музыка даруется свыше,
строка обретает размер,
когда ты способен услышать
хрустальное пение сфер.
Вибрирует жизни основа
и краски поют на холсте,
и всё это — слово. А слово
не может звучать в пустоте.
Стихотворение петербургского поэта Виталия Дмитриева, не раз прочитанное в эти дни автором, выхватывает и передаёт самую суть, вокруг да около которой можно долго кружить презренной прозой заметок, пытаясь приблизиться… Иное дело — поэзия. Недаром кто-то определил её, как “богоданное средство общения”, с помощью которого можно с поразительной точностью выразить, зафиксировать самые тонкие чувства и переживания, а главное — мгновенно распознать родственную душу. А Светлана Кекова — поэт, в особом представлении не нуждающийся, автор многих книг и лауреат многочисленных литературных премий, — после очередной фестивальной встречи в одном из интервью дала своё краткое, но не менее ёмкое определение: “Поэзия — это рай языка”. И её собственные стихи — лучшее тому доказательство. Жанр заметок не позволяет уходить в цитаты. Желающим убедиться, могу только напомнить о не столь давней подборке Светланы Кековой в “Сибирских огнях” (№ 9, 2007) с названием: “Бродит ангел под липами в Липецке…”, — удивительно созвучным вышеназванному определению. Мелодия её стихов завораживает, волнует, а прозрачность не отменяет глубины смысла. Что касается музыкальности, то некоторые стихи Виталия Дмитриева прекрасно легли на им же сочинённую музыку, и под гитару в виде песен с неизменным успехом воспринимались в любой аудитории, хотя автор перед выступлением предусмотрительно оговаривался, что ни в коей мере не считает себя бардом. Но, думается, что для благодарных слушателей это обстоятельство не имело значения.
Особого слова заслуживают новосибирские поэты. На правах хозяев фестиваля они, естественно, первоочередное внимание уделяли гостям. Но это не значит, что в тени могли остаться такие участники, как Анатолий Соколов, Владимир Ярцев, Сергей Самойленко, Станислав Михайлов, Александр Ахавьев, Дмитрий Рябов, из более молодого поколения — Марина Акимова, Владимир Титов. Не говоря уже о Владимире Берязеве, на плечах которого лежал основной груз ответственности за организацию мероприятия. И с этой задачей он прекрасно справился.
О своеобразии каждого из названных поэтов можно было заключить даже по одному выступлению, поскольку в этом случае предоставляется уникальная возможность сопоставить и совместить в единое целое особенности стихов с манерой чтения. Что потом, когда остаёшься наедине с открытой книгой, позволяет гораздо глубже понять поэтический мир, почувствовать его неповторимость и в то же время уловить его органичную связь с другими мирами. “Поэт умножает, расширяет мир, прибавляя к тому реальному, что уже существует само по себе, новый ирреальный материк”, — “И чем случайней, тем вернее…” и неожиданнее порой обнаруживается эта связь. Книга Анатолия Соколова “Материк” самим названием подтверждает мысль испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета. Случайность такого сближения не покажется менее удивительной, если добавить, что Анатолий Соколов профессионально занимается философией, имеет учёную степень кандидата и преподаёт эту всеобъемлющую науку студентам новосибирских вузов. Его поэтический “материк” уже давно — несомненная и впечатляющая реальность, в которую наверняка вписываются и философские принципы, но не в виде научных формулировок, а запоминающимися поэтическими образами, за каждым из которых возникает узнаваемая картина жизни, как мгновенный снимок, слепок, отпечаток настоящего или уже ушедшего времени.
Слушая Владимира Ярцева, нельзя было не поразиться какой-то трогательной нотой смирения и благодарности, соединяющей интонацию его стихов с трепетным отношением автора к поэзии, к музе, к своей “Госпоже”, которой он давно и преданно служит. Какой урок для молодых да ранних! Для тех, кто, едва успев накропать с десяток подражательных стихотворений, ничтоже сумняшеся, именует себя поэтом. Им бы вначале внимательно прочитать классиков — “Мой дар убог и голос мой негромок…”, прислушаться к людям, знающим толк в этом деле: “Не пренебрегайте застенчивостью. Кое-кто даже считал её единственным источником внутреннего богатства. Застенчивость — превосходный стартовый толчок для поэзии” (Жюль Ренар).
Несмотря на предельную насыщенность деталями, подробностями современной жизни, настоящая поэзия неразрывно связана с традицией, словно одна и та же кровь, одни и те же соки питают… Наверно, так оно и есть. К стихам Сергея Самойленко это относится в полной мере. В них до предела индустриальный железнодорожный пейзаж может напомнить о всё тех же российских просторах, об исконно русской дорожной тоске ямщика… о Пушкине, о Блоке. “Так анекдоты бородаты, / что лучше лечь лицом к стене / и видеть вёрсты полосаты / в бездонном пассажирском сне”. Сквозь этот — самый русский размер, в данном случае совпадающий с убаюкивающим ритмом вагонных колёс, слышится блоковское: “Грешить бесстыдно, непробудно…” с его хрестоматийной концовкой (надеюсь, что читатель без труда ее вспомнит или не сочтёт за труд снять с полки книгу…). И тема всё та же — Россия, которая, несмотря на всё тот же провальный, “бездонный”, непробудный сон по-прежнему “всех краёв дороже мне”.
Кстати, на второй день, когда встреча проходила в Новосибирской государственной филармонии, именно Сергей Самойленко пригласил на неё своего друга, английского поэта, который на своём родном языке прочитал несколько стихотворений, причём одно, написанное онегинской строфой, довольно оригинальное по смыслу, если судить по прозвучавшему переводу. Можно улыбнуться, но благодаря этому участнику, российский фестиваль поэзии “Мороз и Солнце” де-факто расширил свои рамки до международного.
За эти три дня фестивальные встречи прошли так же в Академгородке, в райцентре Мошково, в городах Искитиме и Бердске. Радушие хозяев, тёплый приём со стороны тех, кто приходил на встречи, внимание средств массовой информации — об этом стоит упомянуть хотя бы потому, что это в какой-то степени является ответом на вопрос, заданный одной девушкой на встрече в Новосибирском госуниверситете. Вопрос этот звучал примерно так: “А вообще, нормально ли, что в наше время люди собираются для того, чтобы читать, слушать стихи?”. Трудно сразу сообразить — всерьёз или в качестве провоцирующей затравки было это сказано? Если всерьёз, то, пожалуй, все ответы будут уже бесполезны. А если… “Если звёзды зажигают, значит это…” — если люди собираются… Знак равенства напрашивается. Причём, собираются не просто послушать и похлопать выступающим. Иногда стремятся и сами высказать, донести своё слово, ощущая в душе свою причастность к поэтическому братству. И, действительно, некоторых ощущения не обманывают. Упомяну Станислава Домбровского, своего земляка, омича, в настоящее время студента НГУ, чья подборка стихов в молодёжном сборнике “Держите сердце”, который автору этих строк довелось редактировать, была одной из самых сильных. И вот случай — только на фестивальной встрече удалось познакомиться. Ещё одно подтверждение формулы — поэзия соединяет.
Запомнилась молодая поэтесса Екатерина Климакова, которую, в отличие от её сверстницы, волнуют совсем другие вопросы, иные темы: “Мой дед не воевал, он вырос в той войне: / В свои двенадцать лет он хлеб растил солдатам”. Или весьма самобытный поэт из Бердска Виталий Олейник, чьё авторское предисловие к стихотворному сборнику содержит такие откровенные строки: “Я никак не найду своё место во всём этом мире. Нет, пожалуй, не место, а меру ответственности. Наверное, так честнее”. Ненормальность? Не знаю… Но если человек делает такие признания, то это говорит о многом. Его сомнения, неуспокоенность внушают уважение. Даже если он далеко не первый… Примерно о том же писал нобелевский лауреат Элиас Канетти: “Быть поэтом способен лишь тот, кто обладает чувством ответственности”. Что ещё? Ещё девушке можно было напомнить стихотворение А К. Толстого “Против течения”, написанное ровно сто сорок лет назад, в котором дан исчерпывающий ответ на всё тот же странноватый вопрос, правда, прозвучавший тогда немного в другой форме: “Сдайтесь певцы и художники! Кстати ли вымыслы ваши в наш век?…”. История показала, что безапелляционность притяжательного местоимения в этом вопросе была чересчур самонадеянна. Все мы знаем: чей был и остался тот век — золотой век русской литературы.
Из всех иногородних участников мне пришлось самому первому уезжать вечерним поездом. После тёплого прощания было немного грустно… Чувствовал себя в какой-то степени изгнанником, шагая по уже знакомой дорожке мимо павильона с подходящим по настроению названием “Плакучая ива”, ностальгически напомнившем знаменитую советскую кинокомедию. Те же фонари, огни реклам, но уже не на утренних, а на вечерних новосибирских улицах. На площади та же святящаяся надпись “Россия” и в сумерках на возвышении угадывался силуэт героя-лётчика с орлом. Но прежде чем нырнуть в метро, неожиданно заметил подсолнух ростом в девять этажей, ярко подсвеченный… Подсолнух… солнце… И все мы на земле вращаемся вокруг…. А значит праздник, который сегодня закончился — всё равно остался и наверняка повторится. Это внезапное и нелогичное рассуждение мысленно продолжилось мажорной песенной строкой из детства: “Пусть всегда будет солнце!” и завершилось вполне трезвой мыслью: а за морозом в Сибири дело не станет.
Светлана КЕКОВА
(Саратов)
“СЛОВО ЖИВО!”
В девятом номере журнала “Сибирские огни” я прочитала стихи Анатолия Соколова, которые поразили меня энергетической мощью и тем качеством, которое так редко встречается в современной поэзии: в ячейках его “метафорической сети” — вся трагическая история России ХХ века, явленная сквозь призму религиозно-национального самосознания. Как мне показалось, в “Хаме торжествующем” (так называлась подборка Анатолия Соколова) был найден язык, отвечающий сути тех страшных процессов, которые происходят с миром и человеческой душой:
Над телом промотавшегося сына
в сосновой телогрейке и с горбом
Спит западно-сибирская равнина,
в рекламный помещённая альбом.
А мы поодиночке и попарно,
сойдясь к реке, устанем от степей,
Где по-провинциальному вульгарно
луна прилипла к небу, как репей.
Но, ощутив, что мы великороссы,
войдём гурьбой по щиколотки в Обь,
И камешков на дне цветная россыпь
уймёт метафизическую скорбь…
“Вот бы познакомиться с этим замечательным поэтом”, — подумала я. И вскоре раздался у меня дома звонок: Владимир Берязев, чьи стихи я уже знала и любила, пригласил меня в Новосибирск на фестиваль “Мороз и солнце”.
Какое было испытано мною давно забытое чувство родства и восторга, когда я на открытии фестиваля слушала стихи новосибирцев Владимира Берязева, Анатолия Соколова, Владимира Ярцева, Станислава Михайлова, Сергея Самойленко, молодых поэтов Владимира Титова и Марины Акимовой, гостей фестиваля Олега Клишина из Омска и моего давнего друга Виталия Дмитриева из Петербурга! Своим друзьям в Саратове я цитирую теперь такие, например, строки Владимира Ярцева:
Как всякий домовой и разночинец,
Я не терплю ломбардов и
гостиниц.
Из всех родных — есть у меня
сестра.
Есть младшая сестра. А это значит,
не кто-нибудь — она меня
оплачет,
Когда повозку тронут со двора.
В последнее время остро и мучительно переживается гибель слова, его выветривание, энергетическое и смысловое опустошение, его бессилие и тление. Но вот поэтический фестиваль в Новосибирске показал, что слово живо!
Анатолий СОКОЛОВ
(Новосибирск)
ЗАМЕТКИ О ФЕСТИВАЛЕ И ПОЭЗИИ
Фестиваль — это, безусловно, событие, оставившее неизгладимый след в памяти каждого из участников. И, надеюсь, в культурной жизни Новосибирска. Это, прежде всего, праздник для поэтов, которые имели возможность на несколько дней выключиться из рутины повседневной жизни, совершить “побег в обитель дальнюю трудов и чистых нег”.
Что можно сказать о поэтах, участвовавших в мероприятиях фестиваля и украсивших его? Это созвездие имен. Эпически холодный языческий ориентализм с включениями расхлябанного и вычурного просторечного безумия Владимира Берязева. Его еще лет десять назад называли самым перспективным русским поэтом. На его счету роман в стихах, более двух десятков поэм, семь стихотворных сборников. Кроме того, очерки, эссе, выступления. Нельзя не выделить в общем хоре участников фестиваля пронзительную лирику философствующего мистика Владимира Ярцева, выпустившего всего две, но явившиеся событиями, книжки. Тоска по глубине, ясности и искренности находит свое удовлетворение в его стихотворениях. На фоне печальной и отвратительной картины, поистине, ледникового периода в поэзии стихи В. Ярцева кажутся откровением, являются усладой души. На небосклоне фестиваля царила звезда русской поэзии Светлана Кекова, скрестившая пейзаж с натюрмортом в шелестящем времени, где богомолы силятся обманутое слово натянуть на лоб, как капюшон, где висят на стенах связки мертвых рыб, у которых оскалены маленькие лица, и “страх растет как сатанинский гриб, и светится во тьме его грибница”. Нельзя не сказать о другом именитом госте фестиваля. О вдохновенных петербургских и деревенских ламентациях, противоречащих мужественной внешности и красной рубашке обнимающего гитару мастера Виталия Дмитриева. Его поэзия — сплошная антиномия. У него еще существует “нараспашку живое”. Он, обращаясь к себе, говорит: “еще не предвидишь, не знаешь, куда и зачем возлетишь, чьей кровью себя запятнаешь, чью душу безвинно спалишь”. Но разве бывает так, что душу чужую спалишь и вины своей чувствовать не будешь? С одной стороны, миссия поэта — глаголом жечь сердца людей. С другой — неужели сам при этом останешься холодным? Разве можно обжечь чужую душу, если собственную не обожжешь или полностью не сожжешь? Наконец, удалось непосредственно познакомиться с замечательным поэтом из Омска Олегом Клишиным. У него поэтизируется обыденность, с которой перемешивается лагерная жизнь, где из очередного этапа выпадают подросток с цыплячьей шеей и двузначным сроком, и 76-летний арестант-бедолага, приглядывающийся к петле как средству возвращения домой. Это западносибирский Фидий, остающийся утром один на один с фактурой мира, где грязная посуда представляется грудой мрамора. Потрясали аудиторию стремительные и плотные, насыщенные визуальными и звуковыми метафорами стихи не так уж давно ставшего новосибирцем Сергея Самойленко. Невозможно было не внимать музыкальным и живописным аллюзиям в поэтических прозрениях вцепляющегося, как бульдог, мертвой хваткой в слово и выжимающего из него нектар смыслов, хрупкого, словно ваза из китайского фарфора, изысканного Станислава Михайлова. А рядом с ним вдохновенно читали юные, но с осанкой патриархов заклинатели духов языка, начиняющие свои взрывчатые тексты библейской, эллинской и средневековой мудростью Марина Акимова и Владимир Титов. Инородным явлением в живом симфоническом оркестре фестиваля смотрелись только отравившиеся скепсисом и иронией стихотворцы из “Новой Сибири”: деликатный Александр Ахавьев и брутальный Дмитрий Рябов.
Когда мы оказываемся в кругу “своих” — это, безусловно, счастье. Здесь тебя понимают с полуслова. Здесь достаточно нескольких строчек для того, чтобы безошибочно определить, кто перед тобой. Свой или чужой. Талантливый или, к несчастью, бездарь. Потому что не нужно притворяться, не нужно метать бисер перед профанами. На фестивале познакомились и породнились новосибирские стихотворцы с дивной Светланой Кековой из Саратова, пронзительным Виталием Дмитриевым из Петербурга и странным лирическим Олегом Клишиным из Омска. Всего три гостя, а какой эффект. Но встреча оказалась полезной и в том смысле, что мы, новосибирские поэты, могли лучше узнать самих себя, свою истинную цену. Обнаружили, что не ниже, не слабее приезжих знаменитостей.
Интерес к фестивалю проявлялся, к сожалению, односторонний. Новосибирская поэтическая публика восприняла фестиваль прежде всего в качестве возможности показать себя миру. Неизвестные по редакционному телефону интересовались, прежде всего, можно ли будет самим почитать, предъявить миру свои тексты. Не послушать, а себя показать, хотя показывать-то, как свидетельствует опыт знакомства с ежегодными поэтическими марафонами, особенно нечего. Поэтическая публика оказалась нелюбопытна, равнодушна к чужому и высокому. А ведь действительно в Новосибирск приехал цвет российской поэзии. Разве встреча со Светланой Кековой — это не праздник, не чудо? Где еще представится возможность поговорить с живым свидетелем и участником легендарного “Московского времени” Виталием Дмитриевым? Поэтому на всех выступлениях, конечно, гости были на переднем плане. Им предоставлялось больше времени, чем местным авторам. Это нормально и естественно.
Почему мне трудно писать непосредственно о фестивале? Да потому, что невозможно быть свидетелем на празднике, т.е. глядеть на событие как бы со стороны, если ты сам активный участник, ты сам растворяешься в этом поэтическом волхвовании или токовании. Как описать событие, если ты находишься в состоянии самозабвенья даже тогда, когда сам не читаешь. Процесс слушания — не пассивное восприятие информации. Это перевоплощение, в результате которого чужой текст становится и твоим собственным, когда “все во мне, и я во всем” (Ф.Тютчев) Если ты сам пребываешь в этом организме не в качестве перевариваемого и проходящего субстрата, а в качестве части и элемента этого целого. Жаль, что длилось это священнодействие всего несколько дней. У приезжих была возможность поездить по городам областного подчинения, побывать в Искитиме, Мошкове, Бердске, выступать, общаться с поэтической публикой. Вернулись они измученные, но счастливые. А местных поэтов ждали обычные дела, к которым приступали с горьким осадком.
Хорошо бы сделать этот фестиваль постоянным, выделить особую площадку, дворец для поэзии (или, но это уже мечта — целую провинцию в России, как Касталия из “Игры в бисер” Г. Гессе). Жаль, множество людей оказались лишены радости встречи с настоящими стихами. Ведь периодическая печать предлагает читателям в основном поэтические суррогаты.
В качестве выдающихся столица предлагает Кибировых и Приговых. Ну, как же тут не затосковать по истинной поэзии? Евтушенко, безусловно, именно свою поэзию считает “истинной”1. Признает себя и других шестидесятников классиками и выделяет в качестве особого их достоинства гражданственность. В этой связи актуально перемещение поэтической площадки из пресыщенной Москвы в провинцию. Кто определяет литературную политику? Посмотрите на В. Ерофеева. Послушайте, о чем он говорит. А Сорокин? Это же люди, заражающие все вокруг себя вирусами гнили.
С другой стороны, Е. Евтушенко одним из достоинств собственной поэзии считает гражданственность. То, чего лишены современные версификаторы, Гражданственность, по его мнению, необходима при любой системе. Если не будет гражданственности, тогда все системы рано или поздно станут тоталитарными2. Однако Е. Евтушенко3 будто не замечает, что есть различные типы гражданственности. Одно дело — служение конкретному политическому режиму, воспевание его. Пусть даже с элементами критики, но признание его в потенции в качестве лучшего и истинного. Другое — служение идее. Говорит он и о необходимости и важности возрождения больших поэтических выступлений, которые имели место во времена поэтического бума 60-х, когда поэты были настоящими “звездами”. Но зададимся вопросом: а надо ли это? На наш взгляд, ни в коем случае. На стадионах место “Ласковому маю” и Кашпировскому. Представьте себе на стадионе Пушкина или Тютчева.
Состоявшийся фестиваль — это пробный камень. Надо все силы приложить, чтобы этот праздник повторялся ежегодно и расширял круг участников. Впрочем, последнее и не обязательно. Достоинство состоявшегося фестиваля именно в его камерности. Обидно, когда поэты количественно преобладают над слушателями. Хотя разве поэты не слушают друг друга? Безусловно, именно братья по цеху являются самыми взыскательными и чуткими потребителями стихов. Таким образом, поэтов никогда не бывает больше слушателей. Так же, как брадобреев не может быть никогда больше, чем людей. Пусть в дни фестиваля будут задействовано множество площадок. И не только в Новосибирске.