Стихи
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 1, 2007
Я не Россия, я — Сибирь! —
кричит пустырь.
Где были степи и тайга —
разбой, пурга.
Сорвал бульдозер с тундры юбки,
возвел халупки.
Какие люди в них живут?
Чего в них ждут?
Здесь так помногу умирали,
что ближе к небу место есть едва ли.
ПОЖАР
Когда подгнившее строенье тронет пламя
(пускай над ним высокий шпиль и знамя
и пестрой свиты свора у дверей),
немного жаль обманутых людей,
связавших опрометчиво желанья,
как думалось, с основой мирозданья,
а оказалось, с кучкою золы…
Брандмейстеры наставили стволы
орудий на дымящиеся горы,
и мокрые выходят мародеры.
МОЙ ИЗРАИЛЬ
Маленькая комнатка
с видом на океан
воздуха —
вот мой Израиль.
Яичница с черемшой —
апельсиновая плантация.
Средиземное море
бьется в железную кружку,
вымывает чаинки
(кошерные?)
под жужжащую песнь арабов.
НА РЕЛЬСАХ
Я лежу на рельсах
железнодорожных,
руки плотно сжаты,
голова на месте.
Вдалеке коровки
тощие пасутся,
желтое болотце,
запах аммиака.
У меня бутылка
спрятана в кармане
крепкого напитка:
“Старка” иль “Перцовка”.
Рядом птичка сядет —
отхлебну глоточек;
сядет к ней другая —
отхлебну побольше.
Так и коротаем
помаленьку сутки,
сутки выйдут в годы,
годы ж как бумага —
оторвешь страничку,
и ушло, что было.
Не вспугните птичку,
с нею веселее.
ПОМОГИМН
Помоги, помоги, помоги мне! —
ноет сердце, отчаянью вторя.
А в ответ только новые гимны,
и, как следствие, новое горе.
До поры унимается рана,
но чуть тронь — кровоточит повязка,
и в груди, оголившейся странно,
громыхает и хлюпает вязко,
словно в ребра уходит дорога;
там усталый, надломленный путник
из всего мироздания Бога
отбирает березовый прутик.
* * *
Дождь, или, может быть, тает снег?
Кончился век, значит, начинается век.
Катится маленькая тележка,
а за нею мальчик Олежка
вприпрыжку несется в грязь.
Мама кричит: вылазь!
сгибая худую спину,
как высохшую паутину.
* * *
Илье
Там, далеко на берегу пруда
мальчишки обмотали тросом ветку
и над поверхностью болтаются туда-
сюда, пока не прорывают сетку
холодной, освежающей воды,
в середке бурой, и зеленой с краю.
И я плыву под крики детворы
и никогда назад не приплываю.
ПОГРЕБЕНИЕ
Когда несли на кладбище, листва
от скорбных звуков ветра поперхнулась,
и увидав отпавшего душа,
не узнавая, в страхе отшатнулась.
Молчал сопровождающих отдел;
и ворон сел на ветку, как начальник,
и голос провожавшего грубел,
и трон господень, как прогнивший жальник,
качался над потоком смутных душ,
как над женою спящей пьяный муж.
ВЕЧНЫЙ ДОМ
За окнами возводят вечный дом.
Сначала в грунте ползали, с трудом
отыскивая место под фундамент.
Здесь каждый сантиметр прошит и занят
то детской горкой, то регбийным полем,
а там времянка чья-то крыта толем.
Детей согнали, дворик разнесли,
наймитов вездесущих навезли
и изгородь заставили поставить,
и землю бить и резать — не лукавить.
Взрастает помаленьку вечный дом,
а те дома, что грудились кругом,
невечные, глядели беспокойно
и поперек трещали и продольно.
Их время вышло. Спеты песни, сны
давно прокручены, архаровцы весны,
коты на чердаках перегорели,
и новый бриз, ревя, стремится в щели.
ОЖИДАНИЕ
Дождь.
Ждет
у окна
она
(как это часто было!).
Имя его забыла,
запах и цвет волос,
голос его и рост,
верила ли, любила —
просто стоит и ждет
всякого, кто зайдет.
ТЫ УМИРАЕШЬ
Ты умираешь. Радио играет.
Никто тебе постель не поправляет —
играют в шашки… — Дамка у кого? —
ты спрашиваешь голосом звенящим,
еще не в будущем, уже не в настоящем.
* * *
Воздух темен, дух прозрачен.
Мужичок идет, невзрачен,
я его приветствую.
Отвечает: бедствую.
Воздух светел, даль чиста,
просят отпуска уста
в трели поцелуйные,
в области разгульные.
Отпускаю, не сердясь,
ремешок затягиваю.
За рекою пронеслась
тьма ватагою…
ФОНАРИ
Фонари зажгутся в девять,
а пока еще темно.
Ублажают парни девок
чем от бога им дано.
Слышно: пьяная гулянка,
визг машины, беготня;
у меня в запасе банка,
банка пива у меня.
Я открою холодильник,
стану песне подпевать,
где-то дернется рубильник,
станет лампа оживать.
Фонари уже пылают
посреди вечерней мглы,
но они не понимают,
отчего тоскуем мы.
ВАЖНЕЙ ВСЕГО
Важней всего, какой сегодня день:
холодный или теплый, солнце, слякоть,
а прочее неважно. Мы живем,
чтоб воздухом румяным наслаждаться
и радоваться искренне дождю,
земле и ветру, мусору, разлуке,
под крик небесный размыкая руки.