Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 1, 2025
Полина Потапова — поэт, филолог, журналист. Родилась в 1978 году. Автор нескольких поэтических сборников, в их числе книга стихотворений «Первые значения» (в рамках проекта А. Петрушкина «Только для своих», «Мегалит», 2016) и книга в соавторстве с А. Корамысловым «Танкетки на двоих» («Издательство Марины Волковой», 2018); участник антологии «Современная Уральская поэзия» (2 и 4 тт.) и энциклопедии «Уральская поэтическая школа: 1981–2012». Публиковалась в сетевых журналах «45 параллель», «Новая реальность», в литературных журналах «Новая Юность» (2017), «Арион» (2019), «Фабрика литературы» (2021), альманахе «Витражи» (2022) и др. Полуфиналист поэтического конкурса им. Н. Гумилёва «Заблудившийся трамвай» (2016), лауреат VIII международного поэтического конкурса «45 калибр» (2020 год) и др.
* * *
глядит в оконце кухоньки и жмурится
с невинностью ребячьего лица.
старик он, и под мухою — и улица
под ним сейчас покачивается.
он сам вот-вот, юнцом,
с качелей свалится,
прилично потому что на бровях.
летит, а там — лицо,
точней асфальт лица
в коричневых веснушках-воробьях.
* * *
сидит бухтит
о том как два
умножить на пять
и не ахти
его слова
и все же паперть
он коснояз
и хромоног
сломал костылик
а то бы в пляс
а то бы мог
слова — простые
СОСЕДИ
лежу на простыни пластом
пишу простое о простом
как за одной стеною стон
а за другою вальс бостон
седьмой орет и на шестом
селедка хлопает хвостом
мол скоро шуба новый год
кругом пирушки до икот
потом ватрушки на компот
и вновь (хло)пушки круглый год
и утро долгое холод-
ное как простынь
или вот
война соседей за стеной
идет под белой простыней
* * *
столько раненых детей
где-то без работы
пьют боярышник портвейн
делают аборты
заплывают за буйки
падают с балкона
убегают от тоски
плачут у иконы
столько — боже сохрани
выручи психолог —
сплошь без кожаной брони
в дырочках иголок
в горле гвоздь — не пригвозди
разное еще в них
столько — господи прости —
самонепрощенных
* * *
над картой не там где япония
сбиваются перья в косяк
все как-то не так как я помню
все как-то
напере-
косяк
мечтали вить гнезда с тобою
и вот — не оставим следа
летят перелетные бое-
головки туда и сюда
и нам уже поздно ютиться
и мной и тобой огребется
восставшие гнезда вьют птиц
огрооомных таких
энгри бердз
* * *
Ангелы
Не только бесполы,
Но и безмолвны —
Эдакий
Вариант строгости пуритан.
Сигналы у них, вместо слов,
По радиоволнам
(Конечно, не радио вовсе,
А что у них там).
И стрелы,
С земли летящие,
Перехватывают
Молча,
Не разговаривая
Со стрельцом.
Тот — где-то снизу,
А связь здесь, конечно, адовая.
То есть —
Без комментариев.
Крыло — лицо.
* * *
когда вся жизнь
в огнях
и память — искры
и все рябит
о прошлых январях
останови
меня и взгляд мой быстрый
вечерний иней в желтых фонарях
зимой промерзшей
намертво забытой
напомни мне
о выжженной поре
тот самый лед
в тот самый пламень влитый
и заживо
застывший в янтаре
НАВЕРНОЕ
мы наверное будем вместе
хоть насколько и хоть когда
если первою
вдруг не треснет
очень тонкая
корка льда
неуверенный под нажимом
лед мой тоненький
мнимый лед
мы наверное будем живы
если кто-нибудь не умрет
ТЕЛЕФОННАЯ БУДКА
Вечер пригревший. Долгое, как луна,
Солнце в отвыкшем от согреваний городе.
Звон в тишине — не лопнувшая струна —
Только не рвись — там чья-то судьба на проводе.
Едет последний сумеречный трамвай,
Но в телефонной будке надежда теплится…
Битая дверца — лучше не открывай.
Все заживет наутро.
Конечно, стерпится.
Замершие осколки стоят стеклом
В раме полночной,
В ней — телефон без провода…
Как же тепло-то, Господи, как тепло!
Боже. Но очень холодно.
Очень. Холодно.
ЛИСТЬЯ
старый том потерявший закладку
нет не эту
я осень листаю
это горькое страшное сладко
с чем-то детским и взрослым местами
это вместо и больше (в)леченья
по обочинам
ветром прибиты
листья пахнут подсохшим печеньем
и какой-то конфетой забытой
будто что-то вот-вот будет было
а сейчас только запах нейронный
это все что я помню забыла
выпадая шатаясь неровно
речь плетется со мною не в ногу
из начала последнего лета
осень пахнет ликером немного
расплескавшимся ветренно где-то
это больше назад не родится
не опомнившись памятью раня
листья сохнут в опавшие лица
в неизбежную сладость сгоранья
все обратно вперед отлисталось
где я в первом июне же вою
это папина мертвая старость
это детство мое неживое
САМАРА: ВОЗВРАЩЕНИЕ
в память о волжской ряби —
снов невозможных дрожь.
хоть и живешь в челябе,
но все равно — живешь.
даже пускай по кругу
едешь, ты снова — тут.
время в натяг, упруго
держит земной батут.
прячешься в странной позе
в свой поездной альков.
небо окна елозит
простынью облаков.
мелко ползет по телу
влажная хлябь белья.
вот и стекло вспотело,
вот и земля твоя.
скоро дожди — намесишь
сонную вязкость жиж.
ты не стоишь на месте ж —
ты ж от себя бежишь,
чтоб просыпаться волгло
там, где лишь двое нас…
память впадает в Волгу,
падая в твой Миасс.
* * *
будто нет ни приюта ни дома
будто все растушеванный дым
и в туманном краю ты ведома
тем рассудком
еще молодым
оступаясь растерянно бродишь
ни туда ни сюда никуда
где-то плавали
лебеди вроде ж
и вела же
тропа до пруда
а сейчас только мутная завесь
только зыбкая хлипь вдалеке
только страшно
вокруг озираясь
в неизвестность входить
налегке
без всего
нежеланной невхожей
возвращаться последней зимой
босиком
обжигаясь не кожей
по горячему снегу
домой