Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 1, 2025
Анна Долгарева — поэт. Родилась в 1988 году в г. Харькове (СССР). Детство прошло в Белгородской области. Закончила Харьковский национальный университет по специальности «неорганическая химия» (2010), Луганский государственный университет имени В. Н. Даля по специальности «политология» (2017), Институт прикладной психологии в социальной сфере по специальности «практический психолог» (2021). По профессии журналист. Лауреат Григорьевской премии (2019), Волошинского конкурса (2022), VIII Международного литературного фестиваля-конкурса «Русский Гофман 2023». Победитетель VIII Всероссийского фестиваля молодой поэзии имени Леонида Филатова «Филатов Фест» (2022). Лауреат Международной премии имени А. И. Левитова (2021). Победитель VII Международного поэтического конкурса «45-й калибр» (2019), а также ряда других всероссийских и международных премий. Публиковалась в журналах «Дружба народов», «Нева», «Дети Ра», «Зинзивер», «Урал», «Крещатик», «Юность», «Дальний Восток», «Аврора» и др. Член Союза писателей России.
* * *
В августе приходит русский холод,
Проступает из костей земли.
Где-то у небесного престола
Клином пролетают журавли.
Ночью ясно, холодно и сухо,
В лунном свете отступает мгла.
Умирает тощая старуха
На краю разбитого села.
Кажется ей: пахнет, словно прежде,
Свежим хлебом, жарко, горячо.
Со двора заходит Лёня Брежнев
И кладет ей руку на плечо.
И пока что не в руинах школа,
И пока не рухнула страна.
В августе приходит русский холод,
Но не прекращается война.
Позывные мечутся в эфире,
Тепловизор ищет след тепла.
Мертвый Брежнев говорит о мире
На краю разбитого села.
И старуха, желтая как свечка,
Покидает дряхлую кровать,
Сходит, словно девочка, с крылечка
И уходит в небо забывать.
* * *
бражник мертвая голова сидит на стене.
я стараюсь не помнить о смерти и о войне.
черные крылышки, призрачная пыльца.
русские люди сражаются до конца.
кто мы, рожденные временем темных смут?
радио умерло, все телевизоры врут,
черное солнце светит для нас под Курском,
и все равно мы говорим на русском.
бабочка бражник, черное твое тело,
вспомнить ли что было да прогорело?
молодость наша положена под Донецком,
детство осталось в Союзе Советском.
успокой мою мертвую голову, дай ключевой воды,
трем смертям не бывать, не уйти от одной беды,
август сгорает, пепел ложится серый,
едут под Курском зеленые БТРы.
* * *
Яблоки умирают, теряя высь,
В августе. Падают, еще золотые,
И начинают гнить, едва прикоснись,
Становясь землей, каждый раз впервые.
С луга идут коровы, тяжко мычат,
Девочка с хворостиной домой их гонит.
Подставляй под розовый след луча
Жаждущие теплоты ладони.
Так и мы, нелепые, катимся по земле,
Перекати-поле, яблоко золотое.
Падают звезды, след очертив во мгле,
Смерть постигая собою.
Тело всепринимающей земли черно,
В августе она отдает плоды урожая,
Месяц жизни остался траве степной,
Но пока что она живая.
В августе чувствуешь жизнь острей и ясней,
Словно стоишь на краю огромного моря,
И поднимаются волны ушедших дней,
И захлестнут с головою вскоре.
Но пока что густо пахнет в степи трава,
И мычат коровы, и рыжего меду хочется,
И смертна, как яблоко, буйная твоя голова,
Но на смерти все не закончится.
* * *
За все это говорю «спасибо» —
За прилив, что шепчущий и синий,
За прозрачный аромат берез.
Осень показала морду лисью.
Облетели худенькие листья,
Ветер приподнял их и унес.
А трава — к земле прибита ленью…
Время, чтоб закатывать соленья,
Время, чтоб прощаться навсегда.
Я другой такой страны не знаю.
Среди мха увидишь: ледяная
Торфяная черная вода.
Все мы раз за разом сходим в воду,
Отпуская душу на свободу,
В высшую из мыслимых свобод.
Говорю «спасибо» за мгновенный
Холод где-то под сердечной веной
Перед тем, как в озере плеснет.
* * *
Рыбаки выходят в Белое море.
Это осень, конец тепла.
И сентябрь горит, как шапка на воре,
И озера глаже стекла.
И качают волны рыжую лодку,
Но она не идет ко дну.
Запевает ветер в полную глотку,
Поднимает, морщит волну.
Сколько сотен лет они тянут сети,
Сколько лет приносят улов.
Господи, мы временные на свете,
Постоянное — это любовь.
И течет вода, пропуская время,
Над камнями, илом, песком,
Над костями мертвых лодок, над всеми,
Плачут на берегу о ком.
Подступает осень морозцем к коже,
Зелена голова волны.
Но зачем же так мы хрупки, о Боже,
И так смертны, и влюблены.
ОКТЯБРЬ
1.
Так холодно под сердцем. Утром дождь,
Идет пацан под зонтиком до школы,
И в рюкзаке завернут бутерброд.
Так холодно, и город непригож,
И возраст ощущается уколом
В груди, и мимо беспризорный кот
Крадется, обездолен и свободен.
И молодость уходит — год за годом.
Дорога вьется, за верстой верста,
И холод расползается по коже.
Мы подберем бездомного кота
И будем счастливы — когда-нибудь попозже.
2.
Мы встретимся на собственных поминках,
Мы будем, как всегда, с тобой в обнимку,
Нетленные, святые, молодые.
Я так любила белые цветы,
И белое вино, и фонари худые,
Что светят через дождь средь темноты.
С годами не стареет лишь Москва,
Она безвременна, она всегда права,
Она свидетель наш, она нас помнит,
Но все смывает черная вода,
И я тону в безмолвье темных комнат,
И ближе подступают холода.
Проходит год — навылет, а не мимо,
И все, что любим мы, неповторимо:
И этот двор, и драный рыжий кот,
И майский неприкаянный восход,
И мама, что на ужин из окна
Зовет, и пахнет жареной картошкой,
Ну, мама, подожди еще немножко,
Еще светло и жизнь еще длинна.
* * *
И пока их железом да запорожской грязью кормили,
И пока молодые старались не обоссаться,
В высоких кабинетах договаривались о мире
И снятии санкций.
И пока отступали от Харькова, бросая технику и гражданских,
Веря, что эти жертвы не будут напрасными,
И пока спецназ в окруженье не чаял подмоги дождаться,
Красные линии были недостаточно красными.
Деконструкция героизма.
Смерть холодна и фригидна.
Но все, что нужно от жизни —
Чтобы было не стыдно.
* * *
Тают тучи золотые, айлюли.
Мы при штурме все на горке полегли.
Шли группой, врассыпную да против света.
Прилетела кассета.
Она хорошо работает на большой площади.
У смерти — теплые губы, как у живой лошади.
И поют березы: спи, засыпай,
А проснешься — настоящий увидишь рай.
Бреди из поля в поле, в зеленые луга,
Туда, где не ведали ни крыши, ни очага,
Облекайся облаками, умывайся росой
Медяной, забывай позывной.
Зорюшка вечерняя по берегу шла,
Шелковую лист-травушку защипывала…
Вскидываюсь. Прижимаю к щеке автомат.
Я еще не умер. И длится день,
В золотистых тучах закат лохмат,
Водомерки бегают по воде.
Дуброва моя, дубровушка зелена,
Всех нас с собой унесла война.
И все же,
Пусть язык мой умрет,
Но это я все равно скажу
В эту
Перемешанную с останками тел жуть,
В этот закат розовый
И воздух синий,
До последнего вздоха:
«Слава России».
* * *
Этой весной наступали сквозь пот и жуть
По синеве весны, по времени колокольчиков.
Полз по стене окопа серьезный жук,
Ветер касался травы игольчатой —
Она росла на старых позициях, как
Волосы на мертвеце, совершенно новая.
Выживали как-то в огне атак.
Эти атаки стали основою
Нового существования. Те же, кто
Не пережил, — оставались в рядах, полузримые.
Отводили чужую пулю в бою раз сто,
Курили сигареты — звезды неугасимые.
И все ж, несмотря на постоянные эти штурмы,
На бесконечные бои за разбитые села,
Земля вздыхала, оправляясь после зимы,
И начинали гудеть первые пчелы.