Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 1, 2025
Анастасия Каменская, «Живые существа»
Тверь: Изд-во букиниста «Что делать?», 2024
Мне кажется, что феномен второй книги стихов тверского поэта Анастасии Каменской — в необычном взгляде на вещи подчас вполне обыденные. В качестве аргумента приведу опыт прозаика (и поэта) Дениса Осокина. У Осокина в «Овсянках» мир сказочный, обрядовый, мифологический вполне уживается с реалиями огромной страны — более того, служит одним из краеугольных ее камней; да и в самой повести именно птицы служат пружиной действия, вершат роковое и необратимое. Осокин признается в любви к «уточкам», которые «его спасали», и вода для него — существование в другом измерении. Именно птицы связывают разные миры, благодаря птицам продолжается существование героев и не обрывается поэзия.
Такой птичий крылатый взгляд — способный все оценить и запомнить, а, возможно, и взять за собой на небо — ведь способные к полету не умирают в земле, но живут именно на небе — пронизывает основной массив книги:
Познав беду, болезнь и голод,
устав от этого всего,
в квартире нашей умер голубь.
Мы взяли с улицы его.
Он погибал среди метели,
не мог лететь, не мог идти,
а мы его спасти хотели,
но не могли уже спасти.
А мы его, как в двери рая,
внесли в квартирное тепло.
О чем он думал, умирая?
О чем вздыхал он тяжело?
Ему вся жизнь казалась адом.
Он был смышлен, как человек,
и все сверкал прощальным взглядом
из-под смежающихся век.
И в наши сны, в наш мир привычный
с тех пор заглядывал не раз
не человечий и не птичий,
покорный голубиный глаз.
Последней мукою заполнен,
прозрачен был и желт, как мед.
Быть может, голубь нас запомнил
и на небо потом возьмет.
(Голубь)
Порой в книге проскальзывает детская или шутливая интонация — можно вспомнить у Маяковского «Мы вас ждем, товарищ птица, отчего вам не летится?», если бы автор не задавался недетскими вопросами, сталкиваясь с несправедливостью жизни на каждом шагу:
<…> Соединив добра и зла
упрямые крупицы,
его природа призвала
помочь случайной птице,
попутно одарив его
жестокими правами —
кормить живое существо
живыми существами.
(Живые существа)
Но, если Заболоцкий в свое время бесстрастно отмечал, что:
<…> Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы,
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы,
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таинства ее,
(Николай Заболоцкий, Лодейников)
то Анастасия Каменская говорит о сочувствии и взаимопомощи — причем, чем глубже проникновение в мир живых существ, тем спонтаннее отклик. Лирический герой другой у Анастасии Каменской — это надмирный взгляд из воздуха на мир людей, какая-то птичья зоркость. А еще в книге есть не одни только птицы — есть стихи о собаке, коте и даже об улитке. Все сотворенное — прекрасно, любое существо — красиво, живет в своем времени и наделено своим смыслом:
Иные звери скачут прытко.
Иные — движутся достойно.
А птицы — выкидыши рая —
летят и гадят на лету.
Но приглядись: ползет улитка,
философически спокойна.
Ползет улитка, презирая
общеземную суету.
Неповторимая меж всеми,
ползет умно и осторожно,
чтоб не помять, не изувечить
хозяйство хилое свое!
Как призрак, победивший время.
Посмотришь — и подумать можно:
калачиком свернулась вечность
в спиральном домике ее.
(Иные звери скачут прытко…)
То есть декларируется не соревнование как основа эволюции, но взаимопомощь. Но кто может запросто общаться с животным миром? Вспомним Серафима Саровского, кормившего хлебом медведя. Анастасия Каменская приводит в пример Франциска Ассизского:
Святой Франциск был тощ как хвощ,
он жил то тут то там.
Святой Франциск был тих, как дождь,
шуршащий по листам.
И щедр как лес, что всем вокруг
чертоги распростер,
как старший брат, как лучший друг,
как зооволонтер.
Горяч как внутренность Земли
и чист, и потому
животные и птицы шли,
с огромным интересом шли,
и шли, и шли, и шли, и шли
на проповедь к нему.
Слетались галки с дальних крыш,
скворцы бежали вскачь.
И самый добрый слушал — стриж.
И самый умный — грач.
(Святой Франциск был тощ как хвощ…)
Сопереживание крылатым, впрочем, не такая уж и редкость в творческой среде — достаточно вспомнить покойного Богдана Агриса, во внешности которого тоже было что-то птичье:
<…> Птичий род, отточенный и верный,
Свита Богородицы святая,
Мы еще не выросли, наверно,
Мы летим, себя перелетая.
Весны, лета, осени и зимы
Нашими путями перешиты.
А на купине неопалимой
Вечно зреет ангельское жито. <…>
(Богдан Агрис, Птицы)