Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 4, 2024
Борис Шигин — поэт и бард. Родился в Пензе. Окончил Пензенский государственный педагогический институт. Автор поэтических книг и песенных альбомов. Лауреат премии им. М. Ю. Лермонтова. Главный редактор журнала «Сура». Живет в Пензе.
* * *
Ах, где я ночью был!
А был я ночью, где
Сосновые столбы,
Кувшинки на воде.
Где так жесток мороз,
И так белы снега.
Где серьги у берез
Длинней, чем у цыган.
Где на плечах не пух,
А ситчик расписной.
Где очередь старух
Стоит немой стеной.
А мужиков средь них
Как не было совсем…
И бесконечны дни,
А лет прошло лишь семь.
Ах, где я ночью был?
А был я ночью, где
Знамена на гробы —
Израненных удел.
Где офицерский двор,
На праздник — ордена.
Где ходит в дом, как вор,
Недавняя война.
Полковник бел, как мел.
Он нынче неживой.
Комвзвода так несмел,
Как будто первый бой.
Неслышный залп повис
Над сумрачным двором,
Увядший красный лист
На землю — топором.
И плачет горячо
Мальчонка на руках.
А мамино плечо
В пороховых духах…
Ах, где я ночью был?
А был я ночью, где
Морщинистые лбы
И молодых удел.
Но миром награжден
Их поредевший строй…
Я только что рожден:
Год — пятьдесят второй.
* * *
Не пьяный сабантуй, не пир среди чумы;
Без тостов и речей, в недолгой тишине
За что ты пил, Солдат, — наверное, за мир.
О чем же думал ты? — Быть может, обо мне?
А потому — закон: пред тем, как в бой идти,
Из фляги два глотка — отнюдь не даровых!
Чтоб месть была страшна,
Чтоб боль была сладка —
Сто граммов фронтовых,
Сто граммов фронтовых.
Дойдешь ли до села, откуда в бой ушел,
Накроет ли на стол в саду вишневом мать?
Да через пять минут что ждет тебя еще? —
Тебе не угадать, тебе не угадать!
А потому — закон: пред тем, как в бой идти,
Из фляги два глотка – отнюдь не даровых!
Чтоб месть была страшна,
Чтоб боль была сладка —
Сто граммов фронтовых,
Сто граммов фронтовых.
Одно ты знал всегда и этому был рад,
Лишь в это верил ты в затишье и в бою:
Придет заветный день, войдет в Берлин солдат,
И улицы его по-русски запоют!
А потому — закон: пред тем, как в бой идти,
Из фляги два глотка — отнюдь не даровых!
Чтоб месть была страшна,
Чтоб боль была сладка —
Сто граммов фронтовых,
Сто граммов фронтовых.
ПОЧТАЛЬОНКА
А на праздничек — клеенка
В мелкий синенький цветочек.
Выпивает почтальонка
За здоровье бедных дочек.
И за мужа… Он не бедный,
Он не сытый, не голодный.
Он не слышит марш победный.
Он лежит в земле холодной.
Почтальонка выпьет рюмку
И лицо в гримасе сморщит,
А потом наденет сумку…
Да с крыльца сойти не сможет.
Ноги медленно, но ходят.
И спина болит… терпимо…
Только с той войны в народе
Почтальонка не любима!
Не любима дядей Колей,
Не любима бабой Натой.
— Не поймете, черти, что ли:
Разве в том я виновата,
Что носила похоронки,
Что с бедой входила в хаты…
Сплюнет Колька: почтальонка…
Смотрит Ната: виновата…
Так и мается Алёнка
Шестьдесят годков да с гаком.
Жизнь и счастье похоронка
Отняла, как булку с маком.
Ей и праздничек не нужен,
Рвется старая клеенка…
Свет в окошке — фото мужа,
Вечный свет — в углу иконка.
Почтальонка, почтальонка…
В доме память, как в тюряге,
Держит с той войны девчонку —
Позавидуешь дворняге,
Что однажды цепь порвет и
Убежит в собачью стаю…
Ну а годы — жизни версты —
Хоть и длинные, но тают.
Почтальонка, почтальонка…
Что ж разлита рюмка водки
На голубенькой клеенке,
Мужем даренной молодке?
Хороводы праздник водит,
Пьет родимая сторонка!
Но из дома не выходит
Бабка Ленка, почтальонка…
РОССИЯ
Я из тех, кто поле не бросает,
Поле боя или васильков.
Ах, Россия, девочка босая,
Раны кровоточат от оков.
Я из тех, кто волю выбирая,
Может жить, мечтая, и в тюрьме.
Ах, Россия, ты, как отблеск рая,
Полыхнешь и скроешься во тьме.
Запоешь да не закончишь песни —
Знать, на веки твой удел таков…
Ах, Россия, грезится нам вместе
Воля рая, поле васильков.
* * *
Ветер дунул, ветер грянул,
Листья — наземь. Холода.
Старый дуб — и тот, как пьяный,
Так куда уж нам, куда?
Пропадем ли, устоим ли
в этой страшной кутерьме?
Стонут листья, нам бы с ними,
Нам бы к ним — тебе и мне.
Их так много, им не страшно:
На миру и смерть красна…
Да куда уж в ряд калашный
После горького вина?
Жил я волком-одиночкой,
Так и сгину, не ищи.
Не ходи к оврагу ночью,
Не аукай, не свищи.
Сядь к окошку, песню вспомни,
До утра не жги огня…
Голос старенькой гармони
Все расскажет про меня.
* * *
Вот умру, и буду жить с тобой,
Стану легкой лодкою без весел.
Пусть владеет мной и злой прибой,
И неспешность вод привольных весен.
Ты — река. Ты — вечность. Ты есть жизнь.
Разреши склониться и напиться.
Не позволишь, скажешь мне: «Лежи
У воды на берегу».
Зарницы
Стану в тихой гавани встречать,
Ждать смиренно твоего прилива.
На моем борту любви печать
К речке, что течет неторопливо.
Почему когда-то, не теперь?
Омуты, пороги, водопады…
Слишком много горя и потерь,
Слишком мало света той лампады,
Что не только теплится, дает
Свет нездешний и огонь нетленный…
Вот умру, и неземной полет
Увлечет меня в моря Вселенной.
Там лишь буду счастлив я с тобой,
Там, где стану лодкою без весел.
А наскучит — дымкой голубой,
Следом зыбким на широком плесе…
Но пока же Запад и Восток
Жизнь и Смерть влекут и рвут на части;
Счастлив тот, кто уберечься смог
От такого призрачного счастья.
Вот умру, и буду жить с тобой,
Стану легкой лодкою без весел…
* * *
Если нет тебя рядом,
То сердце болит нестерпимо.
Все мне кажется адом,
Все крахом Великого Рима.
Нет ни слов, ни мелодий,
Ни мира, ни в драке победы.
Не грешили мы вроде,
Откуда же вдруг эти беды?
Почему крови голос
Срывается, в горле клокочет?
Почему спелый колос
Любви дать зерно нам не хочет?
Нет ответа, ну что же,
Бывает такое, бывает.
Злой мороз уничтожит
Неубранный клин. Пруд задраит.
Станет осени ядом,
Поминками прошлому лету…
Вот и нет тебя рядом,
А сердце все жаждет ответа
На простые вопросы,
Да так же болит нестерпимо…
Будто это не осень,
А гибель Великого Рима.
СОН
Струны рвал и кричал,
Докричаться не мог.
Все искал свой причал,
Постигал слово «Бог».
Только пальцы сломал,
Только губы все — в кровь.
Лишь смеялись: удал!
А ведь Бог есть любовь!
Говорили — поймешь,
А поймешь — так молчи.
И давали мне нож
Заточить палачи.
И сулили мне рай,
Если выпущу кровь, —
Только нож вытирай…
А ведь Бог есть любовь!
Не сломался, но пел,
Не продался, а мог.
Был их плод скороспел —
Не Любовь и не Бог.
Снова ночью кричу,
А не песню пою.
И тому палачу
Не рубаху крою.
Вью веревку из струн.
Значит, кровью за кровь?
Ночь пройдет, поутру
Будет — Бог есть любовь!
* * *
Какое прекрасное качество:
Прощать чудакам их чудачества.
Влюбленным прощать
нерешительность,
А любящим — ревность
и мнительность.
Неумным прощать неумение,
Беде — холод прикосновения.
Забывчивость — счастью и радости,
И недругу — сплетни и гадости.
Прощать и подонков случается…
Себя только – не получается.
* * *
Август… Будто молодость уходит.
Утром слышу каждый ее шаг:
Вот кричит из песни пароходик,
Переводит Киплинга Маршак.
И поют Высоцкий с Окуджавой
Не с пластинок. Живы — и поют.
И гордимся мы своей Державой,
И в домах без роскоши — уют.
Август.. Будто молодость стучится.
Слышу в сердце каждый ее стук,
Алчной, ненасытною волчицей
Юных дней моих сужает круг.
А они — беспечные ягнята,
Как на карнавал, идут под нож.
До сих пор мне, август, непонятно,
Как я жил? Все, август, подытожь:
Как мне сладко и пилось, и елось,
Кем я только не был увлечен.
Август, ты не молодость, а зрелость,
Если точно знаешь, что почем!
Отпусти грехи, скажи мне — с богом,
Просто так, без лишних слов скажи.
За медово-яблочным порогом
Ждут меня иные рубежи.
Дверь открой в безрадостную осень,
Может быть, последнюю уж дверь.
Утром треск заиндевелых сосен
Будет мне будильником теперь.
Август. Опустеют скоро скверы,
Скармливая вялый лист костру.
Август мой, люблю тебя без меры
За минуты эти поутру.