Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 4, 2024
Денис Кальнов — поэт, лауреат международного конкурса имени О. Мандельштама «Germania goldener Grand»-2021 и литературного конкурса «Северная звезда»-2022. Участник итоговой Всероссийской Мастерской АСПИР (Москва, 2022). Живет в г. Каменке Пензенской области.
* * *
Бывает так: часы на башне
далекой нотой прозвучат,
войдя в сюжет полнометражный,
но лишь на время (напрокат).
И дежавю вернется снова
с крупицей жизни той, другой,
где вдруг откроется основа,
и я коснусь ее рукой.
Вот будто истину узнаю.
…Но ускользает от меня
геометрически кривая
иная форма бытия.
* * *
Темный профиль в окне
наклоняется вниз;
я иду в стороне
сквозь пустой парадиз,
где пронзает сюжет
неизменной зимы
электрический свет,
защемленный дверьми.
Все утихло вокруг —
все земные дела;
лишь доносится звук
дребезжанья стекла.
Ничего будто нет,
кроме белых следов,
кроме рваных газет
и уснувших мостов.
И, возможно, честней
свет в ночной пустоте
мимолетных идей,
что живут в темноте.
Ничего будто нет
в переулке зимы,
где останется след
у застывшей скамьи.
* * *
Между бытийностью и вечным
непроницаемая гладь
все длится с веком быстротечным,
и ничего не удержать.
Но верю: только в эфемерном
крупицы истины найду —
в почти сквозном, недостоверном,
почти забытым мной, году.
Близ фонаря, что через силу
в мороз старательно горит,
во всем копируя светило,
замечу то, что вдруг пронзит.
Под гул несущийся навстречу
запомню воздух и деталь
(к примеру, шпиль остроконечный
и чью-то, может быть, печаль).
Затем сложу, как пазл настольный,
все, что увижу наяву,
в застывший мир прямоугольный, —
в незавершенную строфу.
* * *
Среди неполного вагона
стоит в плаще темно-зеленом
бездомный нищий. Как Иона,
он в рыбе-поезде бессонном.
В подземке сумрачной и старой
состав на плавных поворотах
глядит навстречу бледной фарой.
И гул в пустотах.
Читает нищий через плечи
страницу книги пассажира,
и тихо шепчет части речи,
как будто нет пустого мира,
как будто нет теперь и горя,
как будто видит сновиденье,
и нет презрительного взора,
есть утешенье.
* * *
Мотивы иллюзорные плывут,
как смешанные краски на эмали,
и множатся сонатные детали,
рисуя свой пространственный маршрут.
Везде барочной ноты тайный след:
в скульптуре прокаженной и на крыше,
в подвалах, катакомбах, ниже, выше
и даже там, где недоступен свет.
Сплетаются частицы изнутри
в копилке форм, увиденных когда-то:
эфирный город, росписи, преграда,
и зрение выводит во дворы.
А там гончарный мастер и кувшин
с печатью лапы любопытной кошки,
а дальше книжный — пестрые обложки:
портрет Корелли, скрипка, апельсин.
Вот сумерки окутывают быт.
Стесняется заезжий иностранец
акцента (на щеках уже румянец)…
Но кто вот эту сцену сохранит?
В финальной части каждый приглашен
увидеть незнакомую обитель;
вот шкаф, на нем крылатый небожитель;
гербарий (в книге клевер, липа, клен).
Мелодия в себя вбирает цвет
в мгновении тобой запечатленном…
В вещах и в преломлении оконном —
везде барочной ноты тайный след.