Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 2, 2024
Валентин Нервин — поэт, член Союза российских писателей. Автор 17 книг стихотворений. Лауреат литературных премий им. Н. Лескова и «Кольцовский край» (Россия), им. В. Сосюры (Украина), им. Марка Твена (Канада); международного литературного фестиваля «Русский Гофман». Удостоен специальной премии Союза российских писателей «За сохранение традиций русской поэзии» (в рамках Международной Волошинской премии). Лауреат национальной литературной премии «Золотое перо Руси». Стихи переводились на английский, испанский, румынский, сербский, украинский языки. Живет в г. Воронеже.
* * *
Александр Сергеевич Пушкин —
замечательный русский поэт.
Из учебника по литературе
По дороге на Черную речку
начались Окаянные дни.
Не гаси поминальную свечку,
заодно и меня помяни.
От Воронежа до Магадана,
дорогая Отчизна, пора
помянуть Александра, Ивана,
Михаила, Бориса, Петра…
Мы хлебнули из пушкинской кружки
и до срока сошли в Интернет.
Александр Сергеевич Пушкин —
замечательный русский поэт.
РЕКА
Пока живу на этом берегу
и маятник без устали качается,
я не могу быть лучше, чем могу —
не получается.
Но время утекает неспроста
по мере человеческой потравы,
а над рекой ни одного моста
и переправы.
Река течет и вдоль, и поперек;
а для чего дается жизнь иная –
по совести, когда настанет срок,
узнаю.
* * *
Пройду с утра вдоль нашего квартала —
по достопримечательным местам,
где женщина безумная читала
свои стихи собакам и котам.
Предполагаю, что, по крайней мере,
имея первобытное чутье,
все эти замечательные звери
беспрекословно слушали ее.
Безумия таинственные знаки
и слова эмпирический закон
воронежские кошки и собаки
по жизни понимают испокон.
Как проклятый, карябаю бумагу,
а человеку надо по судьбе,
найти обыкновенную дворнягу
и взять ее в товарищи себе.
* * *
…а нам казалось — плыли корабли.
А. Жигулин
…а ежели спросят на Страшном Суде
о жизни моей неудельной,
я им расскажу, как пускал по воде
кораблик простой, самодельный.
Я был капитаном того корабля,
по детски — а как же иначе? —
отважно руля не по курсу рубля,
а прямо по курсу удачи.
На свете хватало воды и огня,
соблазнов особого сорта,
но по флибустьерски достала меня
пробоина с левого борта.
Все наши победы кончались вничью,
а все пораженья — тем паче;
но детский кораблик плывет по ручью
навстречу последней удаче.
* * *
Моя весна была простужена
и безоглядно влюблена;
миниатюрная француженка
со мной гуляла допоздна.
Тянуло сыростью по городу
и сквозняками от реки,
мы были счастливы и молоды,
любой простуде вопреки.
Земному таинству причастные,
мы оприходовали дань,
пока французские согласные
лечили слабую гортань.
Переболеем и расстанемся,
но, как потом ни назови,
мы не умрем и не состаримся —
по обе стороны любви.
* * *
Красиво жить,
позировать молве,
петь соловьем…
А знаешь, дорогая,
красивых песен в жизни только две:
одна о смерти, о любви — другая.
Которое столетье напролет,
во глубине породы изначальной,
языческой душе недостает
веселых песен Родины печальной.
Пока ты распевала соловьем,
на свой филармонический обычай,
любовь и смерть стояли на своем.
Они потом поделятся добычей.
ЧЕРЕМУХА
Ни тело, ни душа
не находили места —
в такие вечера недолго до греха.
Черемуха была, как шалая невеста,
которая совсем
забыла жениха.
Наверное, когда
мистическая сила
по воздуху плыла, по городу вела,
черемуха цвела божественно красиво
и женщина тогда
черемухой была.
Со временем пойму,
что все на свете этом
случается на раз и никогда потом,
осыплется душа черемуховым цветом
и снова расцветет
уже на свете том.
* * *
Все поправимо, кроме одного,
чему не научили в комсомоле:
из тех, кого теряю поневоле,
я не могу окликнуть никого.
Перечисляю всех по именам,
но слово распадается на звуки,
и ветер галактической разлуки
разносит их по снам и временам.
Бог принимает нас как таковых,
не глядя на фамилии и даты,
не персонифицируя утраты,
как принято на свете у живых.
НОЧНОЙ ТРАМВАЙ
По следу ночного трамвая
летят золотые огни,
до самого Первого Мая
продлятся пасхальные дни.
А воздух пропах куличами,
поэтому тошно чертям
шататься такими ночами
по нашим трамвайным путям.
Гуляй, черноземная рота! —
любая душа, на пропой,
усыпана до поворота
яичной цветной скорлупой.
Я даже не подозреваю,
что время глядит на меня
с подножки ночного трамвая,
на стыках пространства звеня.
СТРАННАЯ ЖИЗНЬ
Странная жизнь,
похожая на бедлам:
калейдоскоп событий, шумов и лиц —
люди спешат по вымышленным делам
мимо красивых женщин
и певчих птиц.
Время переливается,
как вода,
и растворяется в будничной суете.
Занавес опускается. И тогда
женщины улыбаются
в темноте.
ГОРОДА
Города большие, да и малые,
где шатался вдоль и поперек,
все мои секреты запоздалые
почему-то знают назубок.
Прежде было ветрено и молодо —
походя, сжигали корабли;
дом над Волгой
или дым над Вологдой
многое поведать бы могли.
Что мне, окаянному, икается
в яблоневых ялтинских садах?..
Время лечит, память откликается
и в больших, и в малых городах.
ВОКЗАЛ
…Я помню пепельную прядь,
берет, надетый набекрень.
Спросила: — Будешь мне писать?
— Конечно, буду — каждый день.
…Вокзал остался в темноте.
Я не писал и не пишу,
но в привокзальной суете
судьбе, как женщине, машу.
* * *
Деревья никогда не спят
и — во саду ли, в огороде —
чуть ветер — листья шелестят
по человеческой природе.
Есть заповедная страна,
где все по-своему неправы,
но помнят наши имена
деревья, облака и травы.
Они живут накоротке,
чужую память опекая,
и поминутно окликая,
на шелестящем языке.