Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 4, 2023
Владимир Алейников — поэт, прозаик, переводчик, художник. Родился в 1946 году. Один из основателей и лидеров знаменитого содружества СМОГ. В советское время публиковался только в зарубежных изданиях. Переводил поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине стали печататься в период Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Континент», «Огонек», «НЛО» и других, в различных антологиях и сборниках. Автор многих книг стихов и прозы. Лауреат премии имени Андрея Белого. Живет в Москве и Коктебеле.
ОТКРЫЛАСЬ ДВЕРЬ
Открылась дверь на улицу — в ночи
Был свет высок и губы горячи.
Открылась дверь — и сквер по деревам
Широкую улыбку даровал,
Чтоб не было уж в мире ни мерил,
Ни лепета по веткам безутешным, —
И если с кем-то я заговорил,
То слишком безотрадно и поспешно.
Открылась дверь — мы вышли — вдалеке,
Линованными струнами спасаясь,
Висели провода, почти касаясь
Пульсирующей жилки на руке.
Мы вышли — и приспешники ушли —
И благостное таянье земли
По-мартовски, как рвенье, расстилалось, —
И что-то в нас, конечно, забывалось,
Как некогда, когда по городам,
Чудовищной оторванностью предан,
Метался я, — и выбежало следом,
Что я не позабуду, не предам.
Мы вышли и пошли — скажи-ка мне,
Ну что там застоялось в стороне,
Ну что там затерялось да пропало?
Ты, кажется, приникла и устала —
И стылыми уста не назову,
Так пусть они проснутся наяву.
И ветрено, и зябко, и тревожно,
Вытягивая дальние стволы,
Угадывалось то, что невозможно,
И нежностью туманило из мглы,
И липы приникали к тополям,
И снег летел с водою пополам.
Наивнее, чем шелка нависанье
Над выпуклой основой бытия,
Небес неугомонная семья
Сгущалась — и присматривался я —
И высилось спасенье, как дыханье.
И как платка закручивал края
Иль шаль небрежно на плечи накинул,
Безбрежный край не выговорил схиму
И упоенье не отговорил
Нам высказать, что душу измотало
От заповеди вещей до вокзала, —
И молча я, пожалуй, закурил.
И там, где предначертанный ночлег
Засвеченными окнами возникнул,
Сирени куст смутился и поникнул —
И вырос посторонний человек.
Он выбрался в распахнутом плаще
С пугающей кошелкой на плече
Туда, где загораживали будни
Обидчивость обители и лютни
И тлеющие призраки свечей, —
Бывало ль что на свете горячей,
Чем вымокшее занавесью пламя? —
Он тлением качнулся перед нами,
Как ангел беспокойный, одинок,
И в сторону ушел, как фитилек.
Помоечник выискивал любовь —
Да будет это каждому понятно,
Пока судьбины происки и пятна
Не выскажут оставленное вновь.
Помоечник, бытующий поднесь
Меж сретенского тесного застроя!
Ну что тебе добраться до покоя
И души растревожить нам не здесь?
Спасибо, человече на ветру,
Закутанный запутавшимся шарфом!
Виолам передам тебя и арфам —
И, стало быть, надолго не умру,
Намереньям отдам тебя благим,
Неведенью, сошедшему с ладоней,
Чтоб в искренности — той, потусторонней,
Обрадоваться людям дорогим.
Как музыку далекой ни зови,
А все она не ведает тумана —
И выверты отрыва и обмана
Не мыслятся ни в сердце, ни в крови.
И сколь далек ни будь ты, человек,
Идущий ли, ютящийся ли рядом,
За все своим расплачиваюсь взглядом —
Не то, чтобы на миг, скорей навек.
Так некогда Орфей хотел взглянуть
Беспамятно, доверчиво и дико,
Стопами не угадывая путь,
Не здесь ли притаилась Эвридика.
С ТЕХ ПОР
Полюбили и мы с тех пор,
Как узрели красу безмежья,
Край туманов и смежных гор
По Кавказскому побережью.
Как безденежье ни казнит
И безмужье ни мучит женщин,
Ты восходишь всегда в зенит,
Стародавней грядой увенчан,
Оправдавший доверье край!
И покуда я это знаю,
Пробуждается — только дай
Ей разгон — высота земная,
Что иное пошлет к чертям,
А иное возвысит славно! —
И на равных играя там,
Не забуду и я подавно
То, что далью отведено
В мир судов, отслуживших людям, —
Нет, не дам я, прозрев давно,
Если даже сюда прибудем,
Нарекать отрешеньем снов
Эту гавань, где ржавь увяла!
И когда вам не хватит слов,
Я свои уступлю сначала,
Возвышая, как якоря,
Адреса моих странствий малых, —
Ведь недаром вела заря
И звезда наверху внимала!
И недаром сейчас сквозь шум
Уходящих согбенно листьев
Мне не гордость придет на ум,
А предвестье событий мглистых, —
Слишком много уж в мире глаз,
Проморгавших свои ресницы,
Озирающих ночью нас,
Точно были у нас зарницы
Не такие, как все вокруг, —
Да! Наверно, и это было —
И как птицы летят на юг,
Мы на юге вбирали силы,
Чтобы снова судьба цвела,
Как неласковые растенья, —
Осыпает, как цвет, дела
Возмужавшее поколенье, —
Что от женской теперь игры?
От ненастного восхищенья?
Да помучат нас до поры,
До подлунного всепрощенья
Все дороги и все мосты,
Все связующие удачи, —
И поступки мои чисты,
И, наверно, нельзя иначе.
___
Ну-ка выну я в сентябре
Залежавшуюся скрыпицу,
Чтобы тополь был на горе
И была под горой девица,
Чтобы горлицы чуял зык
Через ветр к деревам грядущим
И узоры казал рушник
Временам, далеко идущим,
И криница, ведром звеня,
Извлекла для меня из глуби
То, что с детства хранит меня,
А теперь, понимая, любит.
Нет, не знал ты, козак Мамай,
Привязавши коня у брода,
До чего изменился край,
Где как брага была природа!
И теперь, если балку взять,
Запрокинутую предвзято,
Чтобы небо в нее вобрать,
Слишком белой должна быть хата.
И степное мое житье
Через реки и через кручи
Не забава, не забытье,
А подобно земле, живуче,
И зыбучесть надстройки всей
Над ее нутряным разбегом
Рассыпается без осей,
Не приемлема человеком.
Нет уж проку от связей тех,
Возлегающих, воздыхая,
Там, где ближними правит грех,
Как верхушка у малахая,
И посмотришь порой назад —
Что ни шаг, ошибался часто, —
Но откуда бы взялся сад?
Не взошел бы он сам — и баста!
И сейчас я откинул прядь,
Точно занавесь я откинул,
И увидел: ни дать, ни взять,
Я, пожалуй, из сердца вынул
Эти выходки или блажь,
Или к ближнему тяготенье, —
Не вошли бы прощанья в раж,
Если б не было мне прощенья!
Как щиты, растеряв плащи
По путям, где не то оставишь,
Я блаженствую — не взыщи —
Пусть меня ты и в грош не ставишь,
И меня не откинешь прочь —
Я не желтая кость на счетах! —
И не то, чтоб ты не охоч,
Не кумекаешь ты в щедротах.
Не учи меня, хлопче, жить,
Насыщаться наречьем вещим! —
Да и суть твою, волчья сыть,
От рожденья дождями хлещем!
И никак я не насмеюсь
На уловки — пусты как лавки! —
Загибайся да сгинь, детусь,
Изгибая гвозди в булавки!
Колымагу бы вам на всех,
Чтобы ехали в подземелье,
Где распух преисподней смех
И завязло в зубах похмелье!
Не мешай мне, свора, дышать!
Не шурши подгоревшей шерстью!
Не успеешь пожитки взять —
Подпалю! Исчезай ты перстью!
___
Ну а та, с кем и встречи нет?
Что она? С голубями ладит?
Наклонясь над теченьем лет,
Ни за что ничего не сгладит —
И глядит, как воды уклон,
Раздвоясь и змеясь, стекает,
И на горле есть медальон,
И минута не отпускает.
Мне и росчерк звезды знаком,
Промелькнувший во мгле вокзальной,
Отозвавшийся слез комком,
Точно записью целовальной,
Мне и город почти не враг —
Пусть негоже корежить участь —
Но зачем, поступая так,
Не пустил он к себе певучесть?
___
Возвратись ко мне, юга брег!
Здесь шуршат по кустам обертки
И вовсю коротают век
Царедворческие увертки.
Коли нету мне лет простых,
Целомудренных неуклонно,
Покачусь-ка в местах святых
Виноградинкою с Афона.
Баловство погибать пойдет
Под тяжелою моря ношей,
Чтобы звезд годовой подсчет
Головой покачал хорошей.
И тревожа морской дозор
Прозреванием олеандра,
Что-то шепчет, потупя взор,
Прорицательница Кассандра.
ЧТО ЗА ЛЕТОМ?
Что за летом, за листвой?
Безутешный голос твой,
Голизна над головой,
Очи да ланиты,
Безымянные огни
Да отъявленные дни, —
Ты скажи ему: верни! —
Это позабыто.
Ты скажи ему: прощай! —
Колыбель ему качай,
Понемногу обещай
Сбыться непременно,
Перейди на полутон —
Образумимся потом,
В новолунии литом, —
Это перемена.
Колыбель бы да юдоль
Передал кому-то вдоль —
Пододвинулся? Изволь! —
Новая морока —
Реконструкция ночей,
Собирание вещей, —
Содержание речей
В чем-то одиноко.
Не тащил бы на алтарь
Юлианский календарь,
Не разбрасывал янтарь
Выточки фонарной, —
То-то встарь тяжеле гирь
Люциферова цифирь, —
О, Давидова псалтырь
Дали благодарной!
Чтобы век свой увенчал,
Наболевшее ворчал,
Чтобы к жертвам приучал,
Нужен мне Державин, —
Ах, скажи, кто огорчил,
Кто отречься научил? —
Злато юзом волочил
Ювелир-южанин.
Ах, пора пришла уже,
Возмужала на меже,
На четвертом этаже
Вымыслов артельных, —
И чего там только нет! —
Мяты нет — погашен свет —
Нету лета — высох след
Красок акварельных.
С ВЕРШИНЫ СЕНТЯБРЯ
С вершины глядя сентября
На августа старение,
Скажу, меж нами говоря,
О перенаселении, —
Коль мне известно, что и как,
И вывод с детства вынесен,
Я злак постиг и поднял флаг
Вниманию без примеси.
На свой салтык всегда впритык
Земля степная к морю —
Хлебнул глоток, достал платок —
Маши ему! — не спорю, —
Но поотстала малость весть,
Что, может, лед со снегом,
И веток месть, и суд, и честь,
Припрятаны за брегом.
Не стоит мыслить за двоих —
Постройками соседскими
Она поддаст тебе под дых,
Как песенками детскими,
Таким поветрием, где вмиг
Сдружились вишни с грушами
В неугомоннейшей из лиг,
А горе не нарушено.
Сивушным выплеском дворов,
Сиенскою землею,
Страной героев и воров,
Плодов под кожурою
Она откроет карусель,
Вертящую экватор,
Держа карающий отсель
Садовничий секатор.
А что в саду у нас творят
Растенья без претензии!
Зачем судьбу благодарят
И флоксы, и гортензии?
Еще дойдем до хризантем,
До заморозков скованных,
А нынче спрашивать зачем
Роскошных и рискованных?
Целую воздух, где вбирал
Текучие объятья,
Заезжих жителей хорал,
Сатиновые платья,
Собранье выдоха духов
И выходки коварной, —
Владеть я нехотя готов
Изюминкой янтарной.
И что до братцев и сестриц
В теплице избалованной,
Когда расхаживал меж лиц
Секретец зацелованный!
Акаций требуй да ресниц,
Вишневое вареньице,
Себялюбивых небылиц
Наивное селеньице.
И через силу, наугад,
Средь сонма листьев милых,
Летит туда, где бьют набат,
Отряд сетчатокрылых —
И, разом выход предреша,
В подобье неком траса,
Выходят люди, не дыша,
С последнего сеанса.
Воспомним прежние дела —
Что мною-то не чаяно?
Скрипунья-дверь меня вела,
А скромничал отчаянно,
Где вдоль по тропке провода
Скрестили шпаги вялые, —
И то, святое навсегда,
Ошибками не балую.
Толпа чудовищ на дворе
Живет, дрожа от злости,
Пока не хрустнут в октябре
Седалищные кости,
И что до ужаса, то он,
Ученый перегаром,
Не то что перенапряжен,
А вытеснен кошмаром.
А небо выпукло пока,
Закату в уважение,
И есть под боком облака
И времяпровождение,
И нету взоров расписных,
И лету в наслаждение
Свербеж кузнечиков степных,
Зеленые видения.
А степь попозже поостыть,
Пожалуй бы, желала,
И тут махнуть бы да простить —
А ей все мало, мало! —
Но, сколь ни мерь на свой аршин,
Она проходит мимо
Ненарушаемых вершин
Кавказа или Крыма.