Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 4, 2022
Владимир Николаев — прозаик. Живет и работает в Москве. Член Союза писателей ХХI века. Автор трех книг прозы.
СНЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Зима. На день рождения позвал друзей, шила развел с клюквой… А тут заступай в караул! Очень меня начштаба не любил.
Заступил, куда деваться?! Караул находился у нерабочей стартовой позиции на 81-й площадке, ну ты слышал — «Протоновская». Тогда там один старт был как бы на ремонте, или в консервации, его охраняли. Приехали, сменили ребят. Стемнело быстро, степь кругом, снегу полно…
Караулы проверил, только сапоги снял — они уже мокрые стали. Ну, лейтенантские сапоги! Да ты не знаешь… откуда. Они же в первый год разбивались, хромовые… И тут — выстрел! Я помощнику: «Беги!» А сам в сапоги и за ним. Прибегаем, а там — мать честная! Один боец лежит в снегу, второй поодаль с автоматом, патрон в патроннике. Со мной был разводящий ефрейтор — узбек, по-своему кричит издалека, дескать, свои идут! Боец успокоился, автомат закинул, подошли. Говорит: «Товарищ лейтенант, там у сарая снежный человек ходит! Мы с Гулиевым пошли туда, автомат сам выстрелил». Я к подстреленному. Он ничком лежит, перевернул, вижу живой. Осмотрел, у него сапог разорван, кровь из голенища прямо в руку толкает. Снял брючный ремень, перетянул ногу, на шинель положили. Приказываю разводящему и помощнику: «Несите его в караулку!». А они не могут: со страха ослабели, плачут и ко мне жмутся. Сам потащил, метров четыреста тащил по снегу, потом эти воины понесли.
В караулке позвонил дежурному, в тот день начштаба был ответственным дежурным, а он сразу наверх доложил: «ЧП, стрельба в карауле!». Дежурная машина пришла — забрали раненного. И тут с поста сигнал — нападение на пост. «Караул в ружье!» — кричу и побежал туда на самый дальний пост. Там как раз стоял Плетнёв — хороший парень из Кустаная. Он потом в госпитале женился, так там и остался служить на сверхсрочную.
Прибежали на пост, все в мыле, напрямик бежали, там всего примерно километр, но по снегу тяжело. Плетнёв говорит: «Я его видел. Он на ферму залез». Приказываю: «Светите фонариками!» Сам полез на ферму, она обесточена, но там 60 метров, ну, видел, наверное. Нет, не видел… По телеку, может, и видел. Залез, а там никого. С вышки вижу три машины по степи к нам едут, фарами рыщут.
Вернулись, а в караулке уже начштаба группы и генерал, сам. Стал докладывать, мол, так и так, бойцы видели гуманоида три метра ростом и стреляли по нему. А начштаба прицепился, что я не первый на пост пошел, а помощника послал, мол, инструкцию нарушил. Я объясняю про сапоги, а он одно — испугался, нарушил! При генерале старается. Потом уехал все же, додежуривать.
Сижу, пишу объяснительную, как-то поспокойнее разговор пошел. Генерал говорит: «Витёк, ты правильно действовал». Бойцов моих опрашивает, а они одно дело: «Снежный человек там. Сами видели и слышали — кашляет». Светло уже стало. Новый караул подъехал нас менять. И вдруг — бабах! — выстрел, а потом очередь!
Побежали туда с новым начкара и генерал тоже. Постовой на месте, из будки не выходит, докладывает: «Видел, как огромный человек шел от угла сооружения к сараю, кашлял. Я стрелял в воздух, а потом на поражение, не попал».
Мы с генералом туда, может, следы какие? Снегу же кругом по колено. Лазали долго, никаких там следов не нашли. Кроме тех, что сами и натоптали.
ТЕМНАЯ СТОРОНА ЛУНЫ
По выходным в казарме разрешали слушать музыку.
Чижик принес из канцелярии проигрыватель и пакет с «винилом». Бережно достал диск Pink Floyd, подул на иглу и нежно водрузил звукосниматель на пластинку. Через мгновение тишину кубрика раздробили удары вселенского сердца первых аккордов рок-композиции The Dark Side of the Moon («Темная сторона Луны» — англ.). Стальные винты осязаемо рубили воздух, где-то в космосе рождались и умирали вселенные. Души пацанов сладко вибрировали в такт музыке и неслись неведомо куда…
Утром заступили в патруль по городу. Развод проходил на плацу питерской гауптвахты. Курсанты получили красные повязки и разошлись на маршруты по весеннему холодному Ленинграду.
Игорю Чижику и Сене Михкину достался скучный патруль по Московскому вокзалу. В киношку не зайдешь и уйти с вокзала нельзя — приедет с проверкой помощник дежурного коменданта, тогда запросто можно загреметь на гауптвахту.
Начальником патруля им достался веселый капитан из Академии тыла и транспорта.
— Ну, что, товарищи курсанты, дадим стране угля?! — загадочно поинтересовался капитан. Уклончиво покивали, дескать, непременно дадим, товарищ капитан. Затем отправились искать комнату отдыха патрулей. Оказывается, была и такая. По команде офицера переставили из угла на середину обшарпанный письменный стол, там по-хозяйски расположился тыловик. Игорь с Семёном отправились на перрон для проверки массово убывающих по домам дембелей.
Дембелей на вокзале было полно. Они резко выделялись на сером фоне отъезжающих своими белоснежными аксельбантами и немыслимыми золотыми погонами. Сапоги на шнуровке и шевроны несуществующих войск — так это просто не в счет! Конечно, в руках у порядочного дембеля был остромодный тогда портфельчик типа «кейс атташе», а в нем, понятное дело, дембельский альбом и пара бутылок водки.
На предложение курсантов пройти к начальнику патруля первый дембель удивился, но особо и не сопротивлялся. В кармане у «дедушки» лежал военный билет с отметкой о полном и безоговорочном увольнении из славных рядов вооруженных сил. Ну, что ему теперь мог сделать военный патруль? Вот тут товарищ дембель сильно ошибался.
Внимательно прочитав военный билет с заветной отметкой, а также все наградные книжечки на значки, товарищ капитан смахнул все в выдвижной ящик стола, дескать, разговор будет долгим, и будничным тоном пояснил младшему сержанту Джаксыгалиеву Азамату Сагидулиевичу, что он злостно нарушил воинскую форму одежды и в таком виде следовать далее с воинскими перевозочными документами никак не может. Вот, если уважаемый гражданин полагает себя невоенным человеком, то пусть собственноручно уберет со своей одежды воинские знаки различия и идет себе на все четыре стороны в руки родимой линейной милиции. Но! Если товарищ младший сержант следует к месту призыва как советский воин и отличник боевой и политической подготовки, то следует привести форму одежды в соответствие с Уставом. И, конечно же, совершенно недопустимо употребление в пути следования военнослужащего спиртных напитков.
После короткой, но убедительной речи еще недавно гордый дембель Джаксыгалиев покорно достал бритву и собственноручно спорол с шинельки золотые погоны и великолепные аксельбанты ручной работы, а после пришил уставные погоны «СА», которые у него предусмотрительно были с собой. Про водку даже не заикнулся. После недолгого, но придирчивого осмотра товарищем капитаном, товарищ младший сержант Отдельного инженерно-строительного батальона четко повернулся на каблуках и, не отрывая ладони от околыша фуражки, почти строевым шагом на негнущихся ногах покинул помещение для отдыха патрулей.
Удивительно, но никто из задержанных не хотел возвращаться на родину без знаков различия! У всех дембелей были заготовлены иголки с нитками, всю эту свою неуставную фурнитуру они уносили с собой и, конечно же, в поезде присобачивали обратно, но водка… Изъятая водка, товарищи, накапливалась в тумбочке письменного стола. Уже к обеду ее набралось около десятка единиц хранения. Тогда капитан объявил перерыв и отпустил патрульных на обед в город.
Игорь и Семён вышли с вокзала и пошли к Суворовскому проспекту, подкрепиться в знакомой пирожковой. Пару несъеденных пирожков Сеня завернул в вощеную бумагу и нес в руке. Они неторопливо прошлись по прогретому весенним солнышком проспекту и, свернув в переулок, подошли уже было к вокзалу, но тут их окликнул милицейский сержант, лениво покручивающий никелированный свисток на длинной цепочке рядом с дверью под неприметной табличкой «Опорный пункт милиции».
— Заходите, ребята, перекусим!
Сержанту было скучно и, похоже, был он слегка навеселе. Ребята зашли, не особо раздумывая. В дежурке на столе стояла початая бутылка водки, половина комнаты была перегорожена прутьями от пола до потолка, как клетка в зоопарке. Там сидели и стояли молодые женщины. Одна из них, самая бойкая, закричала театрально: «Мальчик, дай покушать!» и протянула руку через прутья к пирожкам. Сержант шваркнул ключами по прутьям, и рука в маникюре исчезла.
Курсанты присели вокруг стола. Пить здесь водку как-то расхотелось. Сержант, по-хозяйски закурив, стал рассказывать, что он вообще-то тоже бывший курсант артиллерийского училища, но его со второго курса турнули, о чем он ничуть не жалеет, потому что теперь он сам себе начальник и жизнь в целом удалась.
— Главное, чтобы артиллерия, — он похлопал по кобуре с пистолетом, — всегда была со мной.
Чижик уже понял, что разговора не получится и нужно отсюда поскорее уходить. Семён молча сидел, нахохлившись, сжимая злополучные пирожки. Повисла неловкая пауза. Наконец, Чиж спросил: «А с этими что?» и подбородком кивнул на женщин. Сержант засмеялся.
— Что? Вечером приедет врач и осмотрит. Кто болен — в КВД*.
— А здоровых?
— Здоровых? — сержант нахально прищурился, — а здоровых отпустим!
Вечером Чижику стало плохо с животом. Он подумал, что пирожки были не очень уж свежими. Поход на темную сторону жизни не прошел для него даром.
____________________________________
* КВД — кожно-венерический диспансер.