Композиция
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2022
Сергей Бирюков — поэт, филолог, культуролог, саунд-поэт, перформер, исследователь и теоретик русского авангарда. Лауреат Международного литературного конкурса в Берлине, Второй берлинской лирикспартакиады, Международной литературной премии имени А. Кручёных, дипломант поэтического конкурса имени М. Волошина, лауреат премии «Писатель XXI века». Основатель и президент Академии Зауми. Кандидат филологических наук, доктор культурологии, член Русского ПЕН-центра и Союза писателей XXI века. Живет и работает в ФРГ.
ОТ АВТОРА
Эта композиция была написана в преддверии 100-летия со дня рождения Велимира Хлебникова. Впервые прочитана осенью 1985 года на первых Хлебниковских Чтениях в Астрахани и спустя пять лет опубликована в малотиражном научном сборнике «Поэтический мир В. Хлебникова» (Волгоград, 1990). Затем композиция печаталась в не очень тиражных книгах автора. И сейчас я посчитал уместным проявление этого текста в преддверии 100-летия ухода Велимира. Это произошло 28 июня 1922 года.
Сергей БИРЮКОВ
БЕЛЫЙ ВОРОН
композиция
Траурный марш
вас не вдохновляет.
Но если другая
музыка не звучит,
если путей иных не зная,
ты, музыкой объемлемый,
и все же молчишь…
Все зеленое — зеленеет,
как бы само собой,
без усилий.
Итак, он идет
по дороге, итак, он летит
по дороге,
и пыль
не касается
его одежд.
По законам природы —
законам творения
он единственный
и незнакомый
искусству полому,
и ремесла
сапожника он не знает, увы!
Это Вседенная
перед ним,
где Лобачевский
и Эйнштейн
пересекаются с Евклидом,
где луг зеленого творения
нас любит
в нашей неразумени.
И голосами
неосенними
зовет грядущее
потрогать
и молока,
горчащего слегка,
попить,
сдувая пену теплую.
И вишня
в этот миг призывно
глядела черными очами,
нас призывая заменить
то, что назвали мы
речами.
Так слепяще-белый ворон
оказывал свой белый норов.
И опускался он на пашни,
и думал, ногу поджимая,
и виделся в поступи отважной
вдали, как будто поджидая,
на опоздавших на столетье
очами черными взирая.
И травинку взявши в клюв,
Наиграл концерт для фортепьяно
Скрябина А. Н.
Он путь держал скорей к Востоку,
где горы высились
верблюдом,
где мир дрожал
живым истоком
и где иначе
пели люди,
где буквы Х и М
сходились в битве
и Б искало путь не зла…
Так слепяще-белый ворон
оказывал свой белый норов.
Пока мяукали здесь кошки,
за хвост поймать его хотя,
и пять иль шесть ворон из стаи
покрасились скорее в белый цвет,
чтобы тем самым взять приоритет,
он дул в травинку, намекая,
что за семь бед один ответ,
предчувствуя, что
почва созревает.
Он поводил глазами,
не говоря, что никогда,
а понимая, что навеки.
И, плюнув косточкой от вишни,
и, постигая грусть букашки,
смотрел он очесами Вишну,
воробушкам отдав сухие крошки.
Весной он к северу тепло
Елене матовой приносит,
лицо напоминает, что светло
и снисхождения не просит.
Мир может хрустнуть вдруг на сгибе,
и слово
легко войной оскорбить,
решительно он равенство поставит —
творить-любить.
Когда ему:
— На в лоб, болван! —
почтительнейше произносят.
…………..
…………….
……
…………….
……
Симметрия начала и конца,
как будто неоконченность стихии,
и чтимый прочно за отца,
он попадает вдруг в витии.
А его уже на другом
берегу
ожидают нетерпеливо,
и лодка
направляется сюда.
Вот носом в берег ткнулась,
но пока
он сесть в нее забыл.
Он увлекается
внезапным взлетом вверх,
паденьем вниз.
Воздух сечет крылом
и, опершись о воздух,
летит на юг,
где зиму зимовать,
как будто бы не замечая
явно, что поле
там,
внизу,
покрыто черным вороньем.
И вишни
вытек глаз.
Но белый ворон отряхнулся,
арбуз разрезал астраханский
и в небо сразу устремил
свой глаз и птичий, и тарханский.
Он замечал движенье там:
пониже птицы, выше тучи.
Он слово тайны прошептал,
и зоем отозвались кручи.
И лебеда пала в ноги.
Лопух закрыл свой взор листом.
Тяжелые воспряли боги,
чтоб раптом умереть потом.
И вишня цвет свой потеряла,
чтоб завязь дать,
и, как дитя,
листвой зеленою играла,
и кожей нежною светя.
Перекрывая дикий зной,
иссушающую жажду,
выдохнул как будто зой:
— Жа-жду! Жа-жду! Жа-жду!
На окраине разверстой ночи
светилась точка,
отдаляясь.
Чиркнул спичкой
и обжег пальцы.
Так слепяще-белый ворон
оказывал свой белый норов.
Из пункта Б к пункту Х
шел человек,
не теряя из виду
пространство точки на часах,
на опоздавших на столетье,
горела вишня
черными очами,
и выпь вопила
черными ночами
в сухих болотах новгородских.
Другие же за благо
посчитали
придти с обратной стороны.
Как нежной матери сыны,
которая их била больно,
они сказали, что довольно,
они ушли, остались сны.
Как мамонты вмерзают
в лед,
и муха тонет в янтаре.
Полетом в космос называя
вращение
в пустом сосуде,
зачем ошиблись мы, не зная,
что в нас живут иные люди?
Зато
Небесных пахари миров,
троянских не приняв даров,
внутри себя растили космос,
и звездный наклонился колос.
Так оказывал свой норов
белый ворон.
Закрыв глаза, он созерцал
внутри себя моря и страны
и книгу вечности листал —
она из камня и металла.
Каких-то крохотных примет
ему хватало.
Другие же за благо
посчитали.
На веки их не сели звезды,
входили дважды
в ту же воду,
которая цвела,
и тина мутная всплыла…
Меж тем шел по дороге
Гуль-мулла!
Читал пески
и черноземы,
сосны стремительную высь,
единственный
и незнакомый,
не разумеющий: «Вернись!»
И слоем почвы плодородным…
1985-2022
Светлой памяти незабвенных читателей этой композиции — Б. Н. Двинянинова, Р. В. Дуганова, Д. Е. Авалиани, М. С. Киктева, Т. А. Бек, Г. В. Сапгира, И. С. Холина, Г. Н. Айги, В. П. Григорьева, Г. Г. Глинина, Анны Альчук, С. В. Старкиной, М. П. Митурича-Хлебникова, А. Т. Никитаева, Ры Никоновой, Сергея Сигея, Н. Н. Перцовой, Е. А. Мнацакановой, Е. А. Кацюбы, Владимира Эрля, Е. Р. Арензона.
Признательно авт., 2022