Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 2, 2022
Иван Щёлоков — поэт, публицист. Родился в 1956 году в Воронежской области. Автор десяти поэтических книг. Лауреат многих литературных премий, заслуженный работник культуры РФ. В настоящее время — главный редактор литературно-художественного журнала «Подъем», председатель Воронежской региональной общественной организации Союза писателей России.
* * *
Ты скажи мне, какое нам время по вкусу
И бывает ли вкус вообще у времен,
Если люди, подобно болотному гнусу,
Облепляют его изнутри испокон?
Я давно усомнился в своих ощущеньях.
От любви — лишь тоска, от восторга — лишь вздох.
Виновато ли время в моих превращеньях?
По-другому хотел, но, наверно, не смог.
Я себя отдаю на потребу то дням, то годинам.
Перемешано все, и утерян отточенный вкус.
И гуляет луна по отглаженным фалдам гардины,
Будто пробует сердце на новый искус.
И гнусавит по телеку поздний ведущий.
Надрывается в песне любви соловей…
В этом времени кто я — зовущий, поющий
Или просто бредущий дорогой своей?
* * *
Когда мы не спешим, степенно ходим парой,
Красивой и не очень, усталой и смешной,
Веселый летний дождь внучком по тротуару
Промчится на скейтборде — беспечный, озорной.
Когда мы не живем, а думаем с оглядкой
О том, что надо жить бы без если да кабы,
Подсолнух, раздобрев, помашет с грядки шляпкой
С намеком, что у жизни повторной нет судьбы.
Когда б от ярких дней и мартовских проталин
Ни голоса в ответ, ни взгляда, ни следа,
Не жили мы б с тобой, а только лишь пытались…
Так что же это было б тогда, тогда, тогда?!
* * *
Смотрю я за окошко,
Считаю этажи.
Еще совсем немножко —
И небо где, скажи?!
Рос тополь — ветка к ветке,
Поодаль — бузина.
Бетонной пылью едкой
Их сень поглощена.
На сук не сядет ворон,
На ветку — воробей…
Душа крадется вором
Среди сплошных теней.
Пройдет еще лет тридцать,
И удивится внук:
«А что такое птица?
И для чего ей сук?»
* * *
Годы торопят, и жизнь нарасхват —
Оптом, в рассрочку и просто поштучно.
Разве из нас кто-нибудь виноват,
Что оказался в цивильной толкучке?
Хочется солнца, рыбалки, реки,
Книжки хорошей и женщины верной,
Но задыхаются в пульсе виски,
Словно матросы от дыма в таверне.
Жизнь — не базар, только разницы нет:
Кто продает, кто скупает с азартом
В чередовании смыслов и лет
Наше стремленье к счастливому старту…
Воздух вдыхаю до хруста в хребте,
Вихрям противлюсь, как дедова кровля,
И по пути от мытарства к мечте
Не принимаю такую торговлю.
* * *
С крыш на солнышке — кап, кап, кап…
А в тенечке снег — скрип, скрип, скрип…
В терпком счастье из хвойных лап
Мы на ощупь живем, на всхлип…
Нет другого — терпеть, терпеть,
Ведь терпение — жизнь и Бог…
А не станем терпеть — смерть, смерть:
Без зазыва — и на порог.
Чьи-то губы — к губам, к губам…
Чьи-то щеки — в огне, в огне…
Что обещано было нам,
Промоталось на стороне.
Лишь на солнышке — кап, кап, кап…
А в тенечке до полдня — скрип…
Вынь из сердца занозу-кляп:
Не на всхлип надо жить — на вскрик!
* * *
Еле-еле солнце в теле,
Много — ночи и луны.
Кто мы есть на самом деле?
Мы кому-нибудь нужны?
Все надеялись: износу
Свету нет и небесам.
Дни пускают под откосы,
Чувства наши — в тарарам.
Не себя, конечно, жалко,
Ни остывших губ чужих.
Света нет — душе не жарко,
Значит, нечем греть других.
Хоть бы отблеск, хоть бы лучик…
Ночь. Луна. И лай собак.
Ничему года не учат.
Или учат, но не так…
* * *
Снег сегодня, вчера…
Снег полвека назад…
Снег — забава, игра,
Чей-то рай, чей-то ад.
Я его не делю,
В суете теребя.
Снег я тихо люблю,
Как тебя, как тебя.
Ничего… Никого…
Только снег на двоих —
Над моим рукавом,
На ресницах твоих.
Там, где были мосты,
Остановки, ларьки, —
Только я, только ты,
Только наши зрачки.
Не считаем года
И не держим в запас…
Снег — один навсегда
Лишь для нас, лишь для нас.
* * *
За трепетной гранью
Архивной любви —
Окошко с геранью,
Ладошки твои.
Насквозь пропылились,
Срослись со стеклом…
Мы в нем отразились —
Два неба в одном.
Хожу, не вступаю
Ни в спор, ни в борьбу.
Я знаю, я знаю,
Что память — табу.
У памяти много
Таких же, как я.
Любовь и тревога —
Одна колея.
Покой не нарушу…
Сквозь тонкую грань
Ладошками в душу
Свисает герань.
* * *
Для Пушкина — Чёрная речка,
Для Лермонтова — Машук…
Сквозь дуло смерть без осечки
Проложит к сердцам маршрут.
Потомкам — память и речи,
Вершинам — снегов мундштук…
От пули на Чёрной речке
Качнется седой Машук.
Не все из поэтов вечны,
Но ради того живем…
От эха на Чёрной речке
Заплачет Машук дождем.
Дуэлей скорбь скоротечна…
До крови скреби, рука
Певца, и лед Чёрной речки,
И камушки Машука!
От давних трагедий не легче,
Рвут души и посейчас…
Машук и Чёрная речка
Спасут от беспамятства нас.
* * *
Узкий двор. Дом-музей Никитина.
Снег неспешный и птичий след…
Если можете, объясните мне,
Нужен ли в век IT поэт?
Тишина, как в святой обители.
Нет тут времени. Сон. Игра.
Галки шлепают в серых кителях
По былью в глубине двора.
Кружит снег… На граните надписи.
Жаль, не скажут они о том,
Кто бы мог спасти от напасти нас —
Быть мирской суеты рабом.
Ель склонилась к Ивану Саввичу,
Шепчет, будто бы жив поэт…
У Никитина я и сам хочу
Все понять и узнать ответ.