Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 4, 2021
Евгения Доброва — поэт, прозаик. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького (семинар поэзии Т. Бек и С. Чупринина). Публиковалась в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Нева», «Урал» и др., газетах «Книжное обозрение», «НГ-Ex libris», «Литературная газета». Автор книг поэзии и прозы. Дважды стипендиат Министерства культуры России. Стипендиат министра культуры и национального наследия Польши по программе Gaude Polonia. Член Союза писателей Москвы.
* * *
Первые турецкие слова
записала я год назад в тетрадку,
это были слова «да» и «нет»
и фамилия того,
под чью диктовку.
С этих пор
начался год с мусульманами.
Отец, отложив настольную
«Историю ислама»,
увесистый том,
из тех, что под попу
в детстве за пианино,
снял с верхней полки
пять серьезных учебников
по специальности «востоковедение».
Потом я варила супы
с именами невест,
расплетала аффиксы,
смотрела с балкона
на линии в небе,
на море почти под окном,
училась хитрости
и спокойствию бетонной стены,
покупала наряды,
разводила йогурт до айрана,
а ракию до тумана,
зачем мне вставили в жизнь этот год,
неизвестно,
спасибо, однако, за аффиксы и за супы.
ФЛАГИ
Год турецких супов
прошел лучше,
чем год польского холода
в доме с высоким потолком,
окна в окна
со стареющей женщиной,
было видно ее рыжую взбитую макушку.
Год халвы и лукума
прошел лучше года бигоса и жура
в «Пшеконски-законски»,
которые вскоре закрыли.
Пили ли мы там с Беловым,
лили ли пиво на скатерть?
Да.
Плескали не расплескали.
Сколько там было выпито,
добрых фляков съедено сколько,
а потом я тащилась домой,
в свои белые стены,
пьяная падала спать,
одинокая.
Праздничных флагов плеск
Дождем посечен.
С турками вина лились веселее,
сверкали в бокале.
Серп спустился с небес,
поет
с минарета, зовет
праздничных флагов плеск.
Ночью, в постели,
лежу между красно-белыми
флагами,
как фарш в пирожке,
вот что мне снится.
* * *
Ну что сказать. Вот я в Стамбуле.
Вот я подкручиваю «р»
последнюю.
Тархана булькает на газовой плите,
харон возле ютуба,
эфес и туборг ночью из ларька
в обход запретов Эрдогана.
Танжу Окан.
И будто я на «Валери»,
но я уж уплыла далече:
Кагытханы, крутая горка за окном.
Ночами холодно,
но в воздухе полно…
не будем говорить восторга,
скажем: приближается весна.
ЖАКАРАНДА
Море наглаживает парапет.
В воде стоит рыба
под фонарями,
можно ловить сачком,
но никто не ловит.
Запах цветущих лип, жасмина, петунии.
Был слышен уже
за четверть мили от берега.
На эспланаде
гуще, слаще —
облепил.
Вот знакомая жакаранда,
ствол без листьев, лишь фиолетовые соцветия
брызжут во все стороны с веток
Бенгальским огнем.
Сиреневый майский салют
так неистово
разбегается по ветвям,
что листья этим цветкам
и впрямь
не нужны.
Чрезмерность победила
равномерность.
Напалм
красоты.
СТУЛЬЯ НАД ВОДОЙ
Ночевка на рейде
в бухте Палеокастрица.
Полная луна,
на палубу
легли тени
от складных стульев,
распластались, скрестились
крестовинами перекладин,
удлиняя ножки,
отчего стулья
стали еще изящнее
и грациознее.
Два простых деревянных
реечных стула
на пепельном серебре палубы,
рисунком половиц напоминающей
рубашечную ткань джессато.
На палубе никого.
Стулья развернуты к морю
и пусты.
Тени ложатся им под ноги,
ритм реек растягивается,
тени стремятся за борт
и пропадают
в дышащей темной воде.
Ветер колышет забытое полотенце.
Вдалеке горы.
Луна
лакирует черный панцирь моря,
покачиваются мачты,
на них зажгли огни,
поет сверчок.
И — тени стульев,
всего лишь тени от стульев
на тиковой палубе,
длинные и крадущиеся,
отброшенные в полнолуние
в маленькой бухте,
известной своими утесами
и ледяной изумрудной водой.
Эти тени —
просто точка во вселенной,
миг легкой и редкой красоты,
которую высветила внезапно луна
и оттенило море.
ЯЛЫ
Мы плыли в Юскюдар
на прогулочном катере
с экскурсоводом Ильханом,
он показывал особняки
с высокими окнами,
что на Босфор выходят
узкой грудью,
куда их бьет волна,
а то и русский танкер
протаранит.
— Миллиарды стоят они,
потому как граница
двух континентов.
Довольно скромно
для такой цены.
Едва ли
там золотые потолки —
скорее выглядят,
как старые
профессорские дачи.
Один за другим
Проплывали они,
розово-терракотовые
и темно-зеленые,
с закрытыми ставнями,
в какой-то дреме.
Что там внутри?
Какие лестницы, скрипучие от влаги?
Постели с балдахинами, полы
и люстры?
И на перилах деревянные шары?
Хрустальные
лукумницы в буфете?
Когда-нибудь, подумалось, войду
в такой вот дом.
Когда, зачем — бог весть.
По воле промысла.
И распахну окно
над морем.