Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 2, 2020
Иван Щёлоков — поэт, публицист. Родился в 1956 году в Воронежской области. Автор десяти поэтических книг. Лауреат многих литературных премий, заслуженный работник культуры РФ. В настоящее время — главный редактор литературно-художественного журнала «Подъем», председатель Воронежской региональной общественной организации Союза писателей России.
* * *
Возьми блокнот, открой страницу,
В пространство голое всели
Эпоху, чувства, мысли, лица,
Все достояния Земли.
Всели плебеев и атлантов,
Богов, святых, еретиков,
Сервизы из крутых сервантов
И образцы людских оков…
С вериг блокнотного творенья
Сойдет, созревши взаперти,
Твое народонаселенье
Гонцом небесным во плоти.
* * *
Устав от стыда — не рыбалки
И славою не тяготясь,
Душа надоедливой галкой
Порхнет и умчится от нас.
В ее неизящном полете
И в крике, что режет нам слух,
Узрим себя в птичьем помете
На площади возле пивнух.
Не мраморны, не бронзоваты,
Сварганены из арматур
Эпохи большого разврата
И самых крутых авантюр.
Там будет шумливый, как галки,
Сдувать с кружек пену народ…
И будем стоять мы вразвалку —
Вчерашнего мира оплот.
* * *
А. П.
Ты жди меня в гости! Как выдастся случай
И будет погода приемлемой, то,
Поношенный свитер поверх нахлобучив,
Приеду на старом советском авто.
В дорогу возьму настоящей водяры:
Приятель с ликерки пяток пузырей
Подкинет без марок акцизных и тары,
Зато угостить не опасно друзей.
Червей приготовь и немного перловки!
И лодку… Понятно, без лодки — ни-ни!
Рыбак никудышный, натурой я ловкий
И быстро учусь, лишь чуть-чуть намекни.
Карась, красноперка, плотва или щука, —
В названьях ли дело? Пусть в них я профан,
Рыбалка, надеюсь, — отличная штука
От всяких сердечных болячек и ран!
Добавлю к походному скарбу в багажник
Тетрадку и ручку — бесценную снасть:
Вдруг клюнет такое, что нужно, что важно,
Чего не найти, не купить, не украсть!
* * *
Давай с тобой решимся на игру
В снежки, в рулетку, в собственное «я»,
В былинки трав на ледяном ветру
Средь скудного степного бытия.
Весь мир — игра: с утра и до утра,
От первых звезд и до последних звезд.
И нам давно задуматься пора,
Что все в игре случается всерьез.
Пусть кто-то свят в поступках на миру,
А кто-то грешен — ниц уже не пасть.
Но оба, сотворив свою игру,
Потом над нею упускали власть.
Давай сыграем… В плен себя не брать:
У невезучих души не добры…
Так здорово былинкой трепетать,
Забыв на миг о правилах игры!
ЗОНТИКИ
Никто из нас доподлинно не знает,
На чьем кто месте и кто больший гость.
Опять вот дождь. Мой зонтик снова занят.
Где зонт висел — скучает ржавый гвоздь.
Гвоздей свободных, приглядись позорче,
Всем, кто с дождя, достанет без хлопот,
Чтоб зонтиком был каждый приторочен,
Как будто возведен на эшафот.
Суши себя до новой непогоды,
Виси покорно, нравится — балдей!
Дождей все больше в нынешней природе.
И больше все пустующих гвоздей.
Из-под друг друга выбивая струи,
Секут дожди в наклад или внахлест.
Мы — зонтики, мы — часть походной сбруи,
Без нас не брызжет грязь из-под колес.
* * *
Бреди по лужам, шлепай по грязи,
Сгребай листву штанинами ветров,
Не ощущая слякоти вблизи
И вдалеке — дыханья холодов.
Не эта грязь, что под ногами, зла,
Не та, что въелась в трещины подошв,
А та, что разъедает нас дотла,
Просачиваясь в души словом: ложь.
Пока возможно, радуйся листку:
Как мастерски́ по воле ветерка
Он, накренясь, на золотом боку
Скользит изящно мимо каблука!
Вот нам бы так — чтоб хляби в пух и прах!
Но мы, в лодчонках осени гнездясь,
Ныряем в лужи жизни, как впотьмах,
И через край зачерпываем грязь.
* * *
Мир мой, скроенный по лекалам незадачливого портного,
Мешковато болтается на плечах, как халат у больного.
Левый рукав длиннее на четверть, а правый на треть короче.
Воротник на шею накинут веревкою и не прострочен.
Под полою гуляют ветры, пробирают меня до озноба,
Будто я для этих ветров совершенно иная особа.
Реставрировать ту обнову обойдется себе дороже,
Чтобы просто выкинуть — жалко! Бомжам подарить — жалко тоже!
Эти бестии привередливы, не зарятся на дешевку.
Если что захочешь отдать, согласятся взять за поллитровку.
Скомкав, мир на локоть небрежно бросаю, чтоб скрыть недоделки
В складках дня от прищура старухи и глазищ уличной девки.
Выраженье лица меняю, свою родовую походку.
Бомж с подружкою в подворотне обмывают чужие шмотки.
* * *
Ранним утром, когда, побуянив, сопят города и поселки
И в сердечном разряженном ритме сограждане зимней страны
После долгой январской, почти беспробудной в безумстве попойки
Не вздымают с подушек пудовые головы горькой вины, —
На себя и знакомых своих я гляжу без восторга с балкона,
Ничему не дивлюсь, не стыжусь (привыкают к дурному легко!)…
С ветки старого вяза с похмельной усталостью каркнет ворона,
И такая тоска — лучше б день погодил к нам на пару веков.
Иногда и не грех задержаться, и выждать, и вызреть в прозренье!
Чтоб идти просветленно вперед, возвращаться не вредно назад.
И морозное солнце скребется в балконную вязь огражденья,
Перепутав спросонья, где истинный рай и где сущий наш ад.
* * *
Ничто тебя не сделает счастливым:
Ни куча денег, ни высокий пост.
Чины — полова среди сжатой нивы,
Богатству путь заказан на погост.
Милее сердцу золотые слитки
Берез осенних рядом с большаком
Не с Чичиковым в сумрачной кибитке —
С доверчивым в телеге мужиком.
С ним не с руки трепаться по безделью.
Он сам себе вожжа, дуга и гуж.
Навоза дух честней, чем запах денег:
В нем плоть земли, там — тлен от мертвых душ.
* * *
Ты не предложишь с гордостью:
— Все, что послал Господь:
Гречневых зерен горсточку,
Вызревшей ржи щепоть…
Я не приму их с радостным
Чувством: — Благодарю!
И не обижусь, разве что
Лишний раз покурю.
Как-нибудь с этим свыкнусь я,
Губ не совью я в жгут…
Душу не дарят в сытости!
В сытости сердцем лгут!
* * *
Это белое, бледное, низкое солнце.
Эта блеклая память от пыльных дорог
Тенью вербы о след мой торопкий споткнется,
Раскатавшись крупинками, будто творог.
Каждый шаг в этой тени — дымящийся шарик.
Может, тень — свет с обратной ее стороны,
Где меж граней незримых в отчаянье шарят
Ослепленными душами блики вины?
Кто аортой прирос к этой мгле бестелесной,
Сплюнь, а лучше обиду, как ком, проглоти!
Тень — лишь свет, отраженный в неистовстве бездной
И увязший в зрачках на обратном пути.
* * *
Лупоглазые дни мои, сущие,
Среди знойных и стылых погод
С неба в пригоршнях солнце несущие,
Не наскучило ль так круглый год?!
О, полезная, злая, нелепая
Жажда жертвенности невпопад…
Солнца хватит на всех! Только в небо пусть
Ходят сами за ним и назад.
Все жующее, пьющее, лгущее
Самое выбирало стезю,
Где от сущего даже грядущее
В прошлом прятало душу свою.
* * *
Я оттуда — из земных глубин.
Я уйду туда опять один.
Это здесь мы — общество, народ,
Вечные шатанья и разброд.
То вожди ведут нас на костер,
То вождей кладем мы под топор.
Не живем, а отбываем срок.
Нам не впрок потомственный урок.
Но обратно, в рай или во тьму,
Пропускают лишь по одному.
Мерки возвращенья высоки,
Чтоб толпой не лезли дураки.
* * *
Залечь бы спать, не пробуждаясь даже
От поцелуев милых недотрог.
Противно быть походною поклажей
В авоське лет среди земных дорог.
Ты — лишь вещица без судьбы и места
В капризном списке вкусов и причуд.
Тебя на зов условного рефлекса
В момент нужды без спроса извлекут.
Кем только ни был в дальнем переходе
У важных лиц и круглых дураков:
Затертой картой в шулерской колоде
И штопором для вин и коньяков…
Пылит стезя незримого призыва.
Привала нет. Земной змеится путь.
В авоське той от лунного прилива
Дорожной скукой распирает грудь.
* * *
Сам себе я открылся не сразу,
Жил как гвоздь под раствором в стене:
Вбит по шляпку, упрятан от глаза
На покатом сучкастом бревне.
Гвоздодером пошарив по срубу,
С мясом выдрали — наземь бревно.
Мне трухою осыпало губы,
А в слюне забродило вино.
Свет в проеме — душе оживленье.
Сдуло пыль сквозняками с ресниц.
И мое проступило явленье
Среди глиной замазанных лиц.
Кто искусно играл со мной в жмурки,
Проявлял нездоровый кураж?
Из шершавых слоев штукатурки
Соскребаю со скул макияж.
* * *
В частной коллекции чьей-то души,
Жизнь, экспонаты менять не спеши!
Частая смена —
дурная манера
Для не окрепшей
в сомнениях веры.
Даже на ветках деревьев листва
В год обновляется лишь однова.
Частая смена —
плохая одежда
Для не рожденной
в исканьях надежды.
Чтобы светиться душе изнутри,
Разве снаружи нужны фонари?
Частая смена —
прямая угроза:
С ней для любви
не свиваются гнезда!
* * *
Говори мне о небе и звездах —
Божий мир необъятно высок.
В одиночку сгорим ли, померзнем,
И Земля обратит нас в песок.
Говори же о чем-нибудь пылком.
Космос — даль, а волнует как близь.
Закадычным дружком у затылка
Так и дышит вселенская высь.
Предок так же глядел в эти выси,
Проживая восторг или страх…
Космос в чувствах огромен, а в мыслях
Он песчинкой скрипит на зубах.
* * *
Рассвет в лицо — как зуботычина.
Дорога в блики закольцована.
Твой лик лучом на стеклах выточен
С дотошной страстью образцовою.
За кольцевой первопрестольная
Дымится мглой аэрозольною…
Спросонья шутка непристойная,
Как муха, вертится назойливо.
От скуки, что из уст не выпорхнет!
И ты внимаешь шутке косвенно,
Пока рассвет сполна не выхаркнет
Ядро проснувшегося космоса.
Перед стеклом поправишь волосы,
Теплее пламени рассветного
Коснешься сердца мягким голосом:
— Москва — как шутка безответная…
ДУЭЛЬ ДЛЯ НЕПОКОРНЫХ
Я жаждал сна, а он еще не вызрел,
Был юн и розов, словно забытье,
Скакал, кричал, весенним соком брызгал
И с губ сдувал дыхание мое.
Я ждал его, не учиняя склоки,
И тер глаза до яркой синевы,
Как после перелета из Бангкока
Глубокой ночью рейсом до Москвы.
Желанье сна — особое желанье,
Его ничем в себе не превозмочь…
Мой сон блудил лунатиком жеманным,
Прижав к груди подвыпившую ночь.
Бокал вина, коробка от попкорна,
И в полпространства дерзко — декольте…
Любовь и сон — дуэль для непокорных
С остывшею глазуньей на плите.
* * *
В том краю, где меня не увидишь,
Не коснешься губами щеки,
Зацветают старинные вишни
Над обрывом у самой реки.
Даже ветер залетный, пацански
Демонстрируя юную стать,
В лепестково-вишневое царство
Прокрадется тебя целовать.
В том краю ты меня не узнаешь,
Обойдешь этот сад стороной.
И устелет вишневая завязь
Завитушки тропинки пустой.
Следом ветер, пацан-забияка,
Зря блудивший в густом вишняке,
Из цветущего вырвется мрака
И с обрыва сорвется к реке.
БЕЛЫЙ БОК И ЧЕРНОЕ КРЫЛО
Я тебя изъял из подреберья,
Где когда-то золотились перья.
Им на смену ветром принесло
Белый бок и черное крыло.
Птица моя странная — сорока.
Что мне от тебя? Одна морока!
Выболтала рощам и лугам
Все, что полагалось только нам.
Этот голос подхватило время,
В нем созрело брошенное семя.
Чуда нет, и семя проросло
В белый бок и в черное крыло.
И летят, от двух начал зачаты,
Бело-черной масти сорочата.
Где темно от них, а где светло.
Белый бок, что черное крыло.
Кто не любит, пусть живет надеждой,
А кто любит, верит, как и прежде.
Источают вечное тепло
Белый бок и черное крыло.
ВОПРОС
Я спросил у знакомого профессора: — Скажите,
Почему люди всегда с надеждой оглядываются назад
И с опаской смотрят вперед?..
Почему они ждут чуда, когда ворошат угли в кострище,
А не тогда, когда разводят костер?..
И еще я спросил у знакомого профессора:
— Для чего человек ставит перед собой цель,
Если по ней он обязательно выпалит из ружья?..
Знакомый профессор долго протирал очки тряпицей,
Хмурил ученый лоб, промокал его платочком
И уже, как паук, начинал плести свои умозаключения.
Но тут неожиданно резко налетел ветер,
И с неба обрушился дождевой вал со снежной крупой,
На редкость ядреной, больно секущей по щекам.
Непогода выручила профессора:
Ему не пришлось отвечать на мои вопросы.
Непогода выручила и меня:
Я не услышал заумного ответа от знакомого профессора.
Мы попрощались, каждый отправился по своим делам.