Поэма
Перевела с польского Евгения Доброва
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2018
Перевод Евгения Доброва
Кшиштоф Шатравский — поэт. Родился в 1961 году в Кентшине (Польша). Литературовед, культуролог, поэт, переводчик с английского, немецкого и русского языков. Президент Ольштынского филиала Ассоциации польских писателей. Профессор Университета Вармии и Мазур. Автор семи книг стихов, романа и сборника рассказов. Почетный гражданин города Кентшин.
НОВЫЙ ВЕК
(Поэма)
1.
в начале и в конце, везде и нигде
есть смысл и тишина, тень и слово
и никто не знает, почему слово
передает значение, почему тень
воет во тьме, словно раненый зверь
есть еще бог, но, как всегда, у него нет друзей
есть любовь и разлука
и есть люди, хотя с расстояния
их сущность непроницаема
с того момента, как существуют сны и смутные пробуждения
с момента начала
еще есть слова
есть все произнесенные заклятья
и труднопредставимые жесты
для которых нет ни звука, ни мелодии
какие-то неясные значения
потерявшиеся в лабиринтах мудрости дети
обезумевшие от власти учителя
полоумные преподаватели катехизиса — тайные сатанисты
роняющие слезы над иконкой
одержимые своей страстью убийцы
помешавшиеся генералы, вырывающие у солдат оружие
в последний день войны
чтобы добить раненых пленных
идиоты, покупающие участки
во вселенной
как будто что-то может им принадлежать
их начальники в белых рубашках
в клубных пиджаках
небрежно наброшенных на плечи
молчащие в гольф-клубе обо всем
что они хотели бы услышать
элегантные жены политиков, которые все еще ждут
даже зная, что нечего ждать
бессмертные души
бродящие в садах счастливой вечности
моря и зеленые земли
ибо дело, уже завершенное
празднует свое нигде и всегда
или обретает надежду
и продолжается в радостном ожидании
даже у стены, где пули карабина
выбивают некролог всем именам этого мира
а кровь кирпичей и слезы ночной росы — как вкус пробуждения
есть сироты и старцы, грозящие невидимым захватчикам
немощью, зажатой в кулаке
а после — плач и скрежет зубовный
ибо мир сотворен был в пятницу после полудня
не только затем, чтобы помнить
ибо ни одна звезда не одинока
как и каждый из нас
ибо никто не жалеет о времени
угасающем в вечернем дожде
когда пространство сжимается
до размера штабной карты
хотя все еще есть земля, деревья
безумные от радости птицы
и звезды есть, даже когда их нет
и есть тайна тайн
как узкая полоска света на дороге
которую мы никогда не одолеем
ибо слово, однажды сказанное
навсегда остается в забвении
а над этим всем есть еще одно все
а над последним всем возносится дух вселенной
он не спрашивает об истине
он знает все помыслы
2.
когда мир был сотворен, моралисты
заспорили о его смысле, ангелы-посланники
ступили на землю и в поте лица
стали строить систему ценностей
разбираться в эстетических категориях
писать кодексы и размечать границы
мужчины их преданно поддерживали
сочиняя поэмы или собирая марки
словно ничто не могло унять их тоску
и может, по привычке или велению сердца
вздыхали, поднимая пыль
что покрыла далекое солнце
в конце концов бог послал женщину
и сразу вспыхнули войны
и вооруженные восстания
короли стали спасаться сменой климата
завоеванием новых угодий
или, протягивая руку в приветственном жесте
высаживались на чужих гостеприимных землях
и вместо сокровищ
нелегально ввозили хитросплетения алхимических формул
с дипломатическим паспортом в кармане
мысленно повторяя номера счетов
коды банковских ячеек
или покидали на рассвете дворцы
и самой короткой дорогой бежали к границе
чтобы в землю пасть от случайной пули
над головой проносились отряды карателей
грохотала невидимая смерть
а когда некого стало убивать
стреляли в мечты
что, правда, нечасто случалось
ведь, как показывает опыт
всегда найдется кто-то, кого можно принять за врага
так слово наполнялось содержанием
а оно обрастало значениями
трепещущими, как крылья стрекозы в жаркий день
ничто не творилось согласно закону или традициям
словно время застыло
и властители этой земли замерли в ожидании
хоть были нетерпеливы от природы, заснули, мечтая
как завладеют оловянными армиями
фарфоровыми народами, танцующими под бой курантов
сказочными царствами из детских снов
и их подданные задержали дыхание на секунду
но это было уже не нужно
ибо в конце треснули слова
их значения высыпались и смешались с песком
измельчающим время и пространство
пересыпающим клепсидры* дорог
так, что шум заглушил музыку
и буквы зазвенели благословенной тишиной
и встал пред народом своим певец
молча закатал рукава, это реальный факт
люди видели в нем только плотника
спокойного человека, заметим в скобках
может, временами он забывал о своих досках
и клее, сохнущем в лучах вечернего солнца
смотрел на землю, на деревья
на облака, причудливо толкуя то, чего не нужно толковать
и он был честным, все, кто его знали
были готовы это подтвердить
и запел плотник, точно зазвенела лучшая сталь, а пальцы его
сплели из слов венок, и даже хорошо знакомые слова
зазвучали теперь новым смыслом
и была там дева, что дослушала его песнь до конца
желая узнать, под какой счастливой звездой
случилась их встреча
и все свелось к тому дню
когда войска наступали в стальных галеонах
когда войска точили длинные ножи
примеряли чужие страны
надрываясь, стирали в порошок
вооруженные отряды туземцев
узкоглазых татар
славянские громады
садящихся ужинать
настигнутых в поле
галлов, толпы неизвестных народов
празднующих только им одним известную радость
только им одним известную грусть
железо и камень высасывали из них жизнь
попадая в согнутые спины и воспаленные чресла
яростная алчность
лишенных жалованья наемников
в конце концов достигала небес
уничтожая песнь нордических поэтов
закованных в броню лучшими оружейниками
сверкающих, как статуи в чаще леса
заглушая призывные крики и медленные шаги
настигая прицельным ударом в спину
захватывая транспорт, амуницию, консервы и водку
обозы, навьюченные в спешке
кочевниками с далекого юга
блуждающими по пустыням и лесам
измученными голодом, болезнями, злодеями
воспоминаниями о звенящих в кошельке монетах
треснули их медальоны с образами богов
оглушенная луна взошла на грозовое небо
тревожное ржание коней и боль падения в бесконечность
окрасили пейзаж в цвет крови и кости
лазурь испещрили следы невидимых птиц и клочья облаков
аминь
в тот день свершилось все, что должно было свершиться
певец, презрев осторожность, скребущую душу
привел женщину в новый дом
и, отворив собственноручно вытесанную дверь, заплакал
его слова пробежали по комнатам
и, как еще не раз должно было случиться, он поверил
сказав заклинание, что в этом доме
родятся дочери и сыновья, имена которых
зазвучат как камень, брошенный среди камней
и уже не останется музыки, которая сможет утишить их боль
утолить их счастье, поверил
что хор голосов подхватит эту мелодию
и уже не будет ни времени, ни пространства
и все сбудется
в одно мгновение и в одном месте
аминь
так пел плотник, старые двери
он переделывал в музыкальные инструменты, натягивал стальные струны
на высушенную солнцем древесину
но душа его музыки обернулась ночной
темнотой, проникающей за последние кордоны тепла
и примирила потерянных с их судьбой
эта теплая ночь закрывала убитым солдатам глаза
бродила по вспаханным полям
плутала во мгле, голоса этой
ночи беззвездной назывались именами умерших
ночь смеялась над тревогами павших
и оплакивала совесть победителей
эта ночь путала дороги, уводящие от прошлой жизни
и, словно мало было страданий, останавливала часы
в самом неожиданном месте
но день обернулся словом, меняющим нашу судьбу
потерянным свертком банкнот посреди дороги
домом, ждущим первой грозы в жаркие дни
лестницей, ведущей в покинутый
засыхающий сад
словом, сказанным за гранью тоски
и теперь втиснутым
между уличной толчеей
и пыльной зеленью двориков
нашим новым домом, ослепленным вспышками неона
и памятью, значащей больше
чем непонятные знаки на стене
что порастает плесенью, грибком и ядовитым плющом
наш новый дом отмечен памятью забвения
глазницами окон, заложенных прусским кирпичом, он смотрит
в будущее, которое сочиняют безумцы и влюбленные
которому мы поддаемся безоглядно
словно все еще верим, что продолжение когда-нибудь
наступит
словно еще ничего не случилось
словно свершилось
все что дóлжно
и только прохожие
с тающим мороженым в руках
останавливаются и читают на афише
свое будущее, которое скоро
станет историей
как и любое будущее
как любая история
______________________
*В Польше клепсидрой называют не только водяные, но и песочные часы. — Прим. переводчика.
3.
еще никто не обращал внимания
на свитки обещаний
на сослагательный тон утверждений
зеленые земли были еще преисполнены веры
в свое предназначение, в причины поражений
индивидуальность, духовные авторитеты
личную свободу и философские категории
земли, родящие золото и драгоценные камни
приглашали к участию в завоевании мира
к тому, чтобы его подчинить
заводские сирены вместе с церковными колоколами
пели молитвы, строки из капитала
показатели финансовой отчетности
а люди стекались в растущую волну
их голоса смешивались, слова набирали скорость
и вот уже в каждом доме
прочли пророчество о конце света
хотя многие до сих пор считали
что гонка продлится вечно
что на финиш придут лучшие из лучших
заработанные на сомнительных инвестициях
деньги утратили магическую силу
уверенность в превосходстве своего бога
изгнала ночных призраков
скулящие во тьме души младенцев
забытых матерями
проданных отчимами
все труднее было понять собственные мечты
выданные дрожащим голосом секреты врагов
захватчиков с белыми глазами
и кроваво-красными деснами
их безграничную печаль, непомерный аппетит
их странные игры
все это свидетельствовало о неизбежном крахе империи
и лишь невидимые границы
еще охраняли подданных от собственной безответственности
ибо без причины ничего не происходит
а конец наш будет таким
в эолийском ладу пропел плотник
каким будет наш последний век, закончил он тихо
и опорожнил затем первую бутылку водки
о каким кислым было его дыхание
когда в порыве нежности он внезапно склонился
над колыбелью, кричащей сорванным голосом
и как дурманили запахи рассвета, когда
старые лодки в порту бились бортами
и сочилась с них ржавая кровь
когда я смог это постичь
давно уже кипела кровь славян
высохло вино в жилах виноградников
полуденное солнце погасло
слова, выкрикнутые в пустоту
полетели клочками бумаги
и пепел, а может, луна
просвечивающая сквозь рубашку, знала
как холодны наши свершения, как немного весят мечты
и сказано было нам: пусть будут благословенны
дороги ваших богов
их бедные города, неродящие земли
благословенно пусть будет дитя
что не знает ни времени, ни желаний
быть ему вашей судьбой и рассветной звездой
но мы ничего не услышали
было сказано еще много слов
заклинавших мир на разных языках
были спеты гимны трусов и лжецов
зачитаны законы и привилегии
чтобы можно было повторять слова наветчиков
но ничто не могло отсрочить час поражения
ибо жизнь — это неугасающий праздник
ибо религии, которые мы танцуем
покачиваясь среди свечей, цветов и алтарей
поддерживают в нас тишину и радость
и ни один грех не стоит нашей крови
и нашего забвения
аминь
когда бог приходит за нами
его следы на песке читает ветер
аминь
верховный судья — наш поверенный
наша совесть и жертва
его время — это наше время
а значит, мы никогда не умрем
аминь
с тех пор как наши надежды пропел проповедник
жонглирующий молитвами
лавирующий среди легковесных обещаний
под аккомпанемент фактов
с тех пор как музыка наполнилась значениями
мы смиренно смотрим на вознесенные символы
на хоругви нового бога
но глаза горят огнем и беспокойством
вот царство, которого не достигают
происки врагов, царство вечной любви
край вечного забвения
аминь
нашему предназначению не суждено было сбыться
напевала девушка, с нетерпением глядя с той стороны реки
на руины, сулящие новую жизнь на чужбине
мирное небо для наших детей — вот цена нашего страха
пела она, расчесывая темноту утра
открывая глаза, жаждущие любви
и все песни сливались над головой
голуби мира с плеском знамен
поворачивали ветер вспять, а ветер превращал имена
в манну, электричество и цветной телевизор
теперь заживем как люди
сказал человек с натруженными руками
мы будем жить вечно, сказал он
и свет в его глазах
приобрел оттенок внезапной смерти
словно он только что понял, что значит жизнь
ибо жизнь не есть смерть
но все грани смерти
можно назвать ее именем
аминь
так мы пережили последнее столетие
и не заметили взлета надежды
и не смогли найти ответ
ни на один вопрос, не разгадали загадок
отворяющих небеса
мы не хотели бередить сомнения
за один век мы пережили слишком много
и как-то нам поведали
остерегайтесь пророков, несущих мир
остерегайтесь политиков
чьи речи призывают к справедливости
не доверяйте, когда дети учат вас истории
но мы не смогли себя защитить
от собственного бессилия
4.
не смейся, друг
эта история не для рассказа
сады едва укутал снег, а уж румянятся ранетки
и запах скошенного сена захватывает дух
из чащи долетают птичьи голоса
и стоны изувеченных зверей
после такого эха сменятся поколения
вот цена жизни
в которой сокрыты наши мечты
ты этого всего еще не знаешь
так что не смейся, когда
смеяться не над чем
последний день лета, ничто не длится вечно
запоздалая жара напоминает об отпуске
и мы уходим на рассвете, закрыв за собою двери
и даже смех сквозь слезы поможет не скрыть
эту растерянность
и не залечит раны, что бередила жизнь
да, эта жизнь течет из нас ручьем
это музыка гроз
мы слушаем ее у костра
наполняем ею колодцы нашего ужаса
но пустоту эту невозможно заполнить
если что-то и слышно еще, то только
визгливых птиц в кронах старых деревьев
нет-нет, это не тот рассказ
который можно понять, пролистывая
глянцевые журналы
посматривая в пустой экран телевизора
на стекла улиц, зачарованных северным ветром
бросая взгляды на спящий город
за окном, заслоненным картой нашего восхождения к свету
такая история
такая история не случается раз в сто лет
считая все возможные варианты
и вероятные отклонения
так не беги от нее, как от голоса из глубокого сна
не закрывай даром глаза
когда мы поднимаемся над крышами домов
когда дышим безнаказанной свободой
и падаем — поверженные ангелы
или когда закрываемся в мрачной духоте
с пауками и про́клятыми душами
наши потные руки
напряженно шарят во тьме
ты прекрасно знаешь, как нужна нам такая ложь
как глубоко под ней скрывается истина
может, поэтому ты улыбаешься
хотя в твоих глазах
уже нет ни радости, ни печали
знаешь, все, что случилось, может опять повториться
еще мгновение ты думаешь об этом
нет, не просто понять
почему детали рассыпанной головоломки
не совпадают
небо проливается над головой
когда-нибудь мы вспомним этот день
и память о нем будет разная
а теперь мы задерживаем дыхание
закрываем календарь, благоразумно загнув уголок
и делаем вид, что нас нет
что в нашем существовании никакого обмана
что миссионер, прибывший во главе отряда
он святой, пусть даже только по мнению Рима
последний апостол, опьяненный своею верой
впрочем, он не оскорбляет других, а его наемники
упорядочивая пути европейской культуры
дарят лишь смех
и дополнения к высшему смыслу истории
и тогда понимаешь
история такова
такая история не случается даже раз в вечность
и вот мы стоим перед грустным наместником
отчаянно пытаемся поверить
что еще есть шанс на спасение
побег, выживание, как тогда, когда куст запылал
а жертва, пытаясь вызволить руки, сотворила крестное знамение
и познала безграничную веру в неизвестного бога
пришельца с небес, правителя земли и соседних племен
все еще ждущих завоеваний и песен
красивых и непонятных
ждущих, что исполнятся обещания
явится спаситель, возвестит эпоху всеобщего счастья
гордых племен, которые в ежедневных молитвах
требуют больше радости и бравурных маршей
больше слезливых поэм об отцах народа
и героях
что без зазрения совести убивают других героев
больше историй о смелых изобретателях
о строителях
больше сказок, фильмов и сериалов, больше
гамбургеров и песен
картошки фри и жареных кур
наконец, мы верим в счастье народов
которые все еще ждут лакированной, глянцевой истины
и каждый день чистят зубы
пастой из телерекламы
с полезными добавками
рекомендованными международными специалистами
знающими, что продажа важнее, чем производство
а деньги — чем товар, и что не предлог не нужен
когда рука тянется сама
специалисты рассыпают головоломки букв
на полотнах газет
они могут сложить космос из мелких песчинок
отложить наше счастье на потом
экономя каждую монетку радости
дабы шли проценты в небесном банке
а потом всеми цветами радости и печали
они рисуют бога на банкнотах
превращенных святым банкиром в тело и кровь
мы верим в племена
сходящие в долину с песней и цветами
словно их кровь другая на вкус, чем кровь побежденных
словно их кости не ломались так же легко, как наши
словно их тела не страдали
от холода, болезней и жизни впроголодь
словно не умирали они от побоев
от внезапного лязга стали
а их память не засыхала
в тайниках чердаков и подвалов
словно все истории
могли наполниться блеском, отраженным
кристальным зеркалом учебников
новогодних речей
и словно неизбежность их поражения
ничему нас не научила
словно единственным шансом выжить была эта
безоговорочная капитуляция
мы подчиняемся законам захватчиков
мы поклоняемся чужим богам
и только поэтому живы
и всегда рассказывается эта история
мы садимся к столу
витают кухонные запахи
аромат свежего чая
вкус дрожжевой халы
кошерное вино озаряет все темно-красным
и мы можем еще раз повторить пожелания
даже если
их никто не услышит
5.
такое время, такое место
я сижу здесь, на краю света
гляжу за горизонт
раскапывая палкой землю
втыкаю палку в торф, в песок, в желтую глину
и так надеюсь на эту зыбкую опору
что даже не могу сказать, сколько нужно надежды
чтобы не выйти за грань
так называемой реальности
может, поэтому
проходящие мимо удивленно смотрят
на мой сгорбленный силуэт
может, их недоверие — это цена и плата
негостеприимная земля, прилипшая к палке
приглашает ко всеобщему молчанию
рабочие с лесопилки громко сморкаются на нее
идут, смеясь и кашляя, покрывают землю
плевками со вкусом водки и дешевого горького табака
так они мыкаются по миру
а земля им вслед показывает непристойный жест
уже рассвело
я не смог ночью уснуть
деревья вычесывают из неба туман
лает собака, с горки съезжает трактор
такое место, такое время
все выглядит как всегда
хотя говорят, что мир каждый день меняется
хотя каждый оставляет отпечаток своей ладони
фиксируя нестерпимое существование
но никто, похоже, не верит, что что-то изменится
возможно, есть какие-то свидетельства прогресса
быть может, в столице империи
возле дворца императора, в его окрестностях
где цены на землю высоки до абсурда
где постоянный надзор и комендантский час
в заботливо ухоженных парках
я не могу их отсюда увидеть
но это не значит, что их нет
память коварно высвечивает места
от которых я не могу избавиться
значит
это все-таки есть
я сижу здесь, на краю света
в стране, где Коперник коротал свои неудачи
где зимы бывали суровые, лето капризное
утренний холод выкручивал суставы и путал мысли
значит, такую ты мне уготовил обитель
таким наделил желанием
и такой тоской одарил
холодный торопливый взгляд прохожего
солнце в дымке, арии со старых дисков, старые кассеты
фильмы эпохи достижений и бойких активистов
плакаты, призывающие к утренней гимнастике
тех времен, когда надежду можно было получить бесплатно
завернутую в старую газету, как сервелат
или купить за пригоршню соли у соседа
у старухи, продающей на углу газировку
ноябрь
ни один чужой голос не сгонит оцепенения
сухой шелест страниц
не оживит книг на забытом языке
открытки из странствий не дойдут на улицу, которой нет
на адрес, которого больше не существует, знаешь
время пожрало наших детей
прежде чем они успели родиться
это век нашего триумфа, пропели позже
пришельцы из далеких земель
их глаза светились ночью, как угли
их усталые руки оттягивала добыча
и еще не известное нам оружие
это век нашего поражения, могли бы мы пропеть
но пение нам никогда хорошо не давалось
подводило чувство ритма, слабые голоса
и полное отсутствие дисциплины
какой народ, такие у него и песни
медленно уходили пророки
их наследники разучивали свои имена
зашивали слова в подкладку
кафтана, под кожу
медленно исчезали поколения и их история
но с ними оставался здешний ветер
и заметал следы
не оставляя ничего, что болит
уста и глаза переполняли несвежие образы
песок мягко засыпáл седины
и теперь на нас глядят мертые
присматривают за нашей жизнью
в зеркальном отражении
в каждой горсти пепла
на каждом обороте неба
мы принимаем таблетку их бытия
смех раздается в глубинах ночи
сухие колодцы отвечают глубоким молчанием
камни, с которых отслаивается время
лабиринты внутренних дворов
тайна этого места, ночная тишина и молчание дня
голоса, наполнившие комнату
шепоты с чердака
неясные слова из недр темных подвалов
мирная жизнь уходящей эпохи
после которой останется запах нагретых стен
роса на стекле, пыль, старые деревья
может, несколько книг на неизвестном языке
такое время
такое место
6.
на этом кладбище нет прошлого
здесь не светит ни одна звезда
а дни мерцают, как ручей в ночи
которая не сможет отыскать его истока
на этом кладбище нет будущего
так же, как у шума машин за стеной
нет направления, скорости и цели
мы движемся, ослепленные солнцем
что освещает в нас остатки темноты
мы тонем в мокрой зелени садов
взаперти среди клумб и воспоминаний
а когда открываем глаза
мы уже на другой стороне
бывает, в последний момент мы выруливаем на свою полосу
едва не столкнувшись с огромным грузовиком
каким-то чудом, но чудеса случаются не всегда
и нас остается все меньше, и мы не понимаем смысла путешествия
и свет в туннеле не дает решений
мотор сонно урчит
мы просыпаемся после четвертого кофе
в незнакомом дворе, чужие люди
чужие места, мы так легко теряем себя
здесь не бывает ничего тревожного
тихо зеленеет мох
вороны садятся на плечи креста
и ни одно слово не значит больше, чем
в нем заключено и выражено
и в каждом свершении — печаль ожидания
понимание, что мы не сможем подняться выше
несмотря на благие намерения
знание, что никто нас не ждет
никто по нам не плачет
только камни глядят пустыми глазницами букв
эти камни запомнят наше молчание
наше бытие запишет их боль
их покой не принесет нам облегчения
разве может что-то принести небытие
так говорила я, ваша тень
немой лжец и товарищ по бегству
святой, попавший в дом греха
грешник, заключенный в храм чистоты
я иду дальше, через край вечной осени
через поля, скрипящие от мороза
и уже не могу остановиться
я всегда на ногах
как солнечные часы, уставшие ходить
я уже не двигаюсь ни в каком, собственно, направлении
ведь за каждым поворотом только потери
потерянная, я поднимаю голову
чтобы в низких облаках
прочитать приговор забвения
я не могу сжалиться над неизбежным
я не хочу менять родину, что мне суждена
никто уже, видимо, больше ничего не заслуживает
на этом кладбище
где холодный камень опечатал ваши мечты
я остаюсь одинокая и свободная
чтобы бродить без цели
пусть другие дают показания истории
пусть поют песни, слагают стихи
считают правдой подтверженные события
а факты путают с законом
пусть говорят об истребленных нациях
о пактах и договорах, которых не поняли ни юристы
ни профессора лингвистики
о палаче, погубившем свой народ
поэтов он заточил в стеклянной башне истины
а философов отравил метафорами
пусть говорят о лишенной традиций культуре
о песне, закрывающей мертвым глаза
о традициях, потерявших смысл
о смысле, лишенном слов
обо всех забытых языках
в которых такое точное понятие любви
что нужен океан крови, чтобы выучить их
пусть говорят о великой войне политиков
против всего правого, ясного и понятного
о войне логиков, сводящих мир
к нескольким иероглифам, кванторам, определениям
пустячных принципов, к наклейке с ценой и штрих-кодом
вы ведь знаете, что я хотел сказать
закусывая губы до белизны
склоняя голову под ударом
если за тысячу лет вы не научились страданию
то не заслуживаете больше ничего
7.
может, вы должны закрыть эту книгу
может, время пришло, словно вор
и крадет яйца из гнезд, меняет имена детей
тихо смеется под вечерним дождем
выворачивая смысл ваших молитв
крутит музыку задом наперед и поет песни
в которых место ненависти заняло равнодушие
еще более абсолютное и всеобщее
чем второй закон термодинамики
оно, как дым, попадает в глаза
и, как собака, укусившая хозяйскую руку
в одиночестве ложится спать бессонным сном
ибо такой вы народ, такое ваше время
такое вы племя, такой огонь в ваших сердцах
так что не спрашивайте, о чем мои мысли
когда я брожу на рассвете по улицам вашего города
скулю, как зверь, привязанный к садовому фонарю
когда я жалуюсь и голос замирает в темноте
я с болью вспоминаю все это
что, может, мне только приснилось
с трепетом угадываю слова и лица
и ни о чем уже не жалею
раз ни одна дорога не приводит к цели
а чувства не доказывают бытия
даже если за гранью есть что-то еще
Перевела с польского Евгения ДОБРОВА