Беседу вел Евгений Степанов
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2018
В издательстве «Вест-Консалтинг», в серии «Судьбы выдающихся людей», готовится к печати книга Евгения Степанова «Татьяна Бек — поэт и человек…» В книге, в частности, будут опубликованы интервью с людьми, которые хорошо знали Татьяну Александровну.
Сегодня мы предлагаем вашему вниманию беседу с поэтом Ингой Кузнецовой, которая работала вместе с Татьяной Бек в журнале «Вопросы литературы».
Редакция
— Инга, ты работала вместе с Татьяной Бек в академическом журнале «Вопросы литературы». Я помню, вы даже сидели в одной комнате. Я к вам приходил. Какая Татьяна Александровна Бек была редактором?
— Женя, спасибо тебе за саму идею и задачу твой книги, за то, что ты хранишь в себе замечательную, «штучную» и незабываемую Татьяну Бек.
Я пришла в «Вопросы литературы» в студию литературных критиков к Л. И. Лазареву студенткой 3 курса факультета журналистики МГУ, и тогда мы еще не были знакомы с Татьяной Бек, хотя она там работала, а на 5 курсе лично к ней — со стихами (мне был 21 год, у меня уже были первые публикации в журналах и выигранный студенческий конкурс) — меня отправила куратор моего курса Мария Лукина. И она, и Татьяна Бек — они были друзьями детства, детьми «писательской диаспоры» в районе метро Аэропорт, если я ничего не путаю. Я так волновалась, что перед встречей с Таней в редакции (а это была поздняя осень) уронила белый берет в лужу и смущалась, протягивая ей машинописные листки со стихами (желтые страницы, непропечатанные мягкие знаки…), в той самой комнате, в которой мне потом предстояло работать. Стихи ей понравились, а я, похоже, показалась странной — и это тоже понравилось. Она предложила мне взять интервью у Тимура Кибирова, дала несколько советов, и все получилось, оно вышло в «Воплях», а стихи потом частично появились в «Волге» и «Арионе». Когда я заканчивала журфак, в «Воплях» освободилось место, и Татьяна Бек убедила Лазаря Ильича пригласить меня: надо освежать состав редакции. Мне она сказала: да, у нас мало денег, но зато не пятидневка и, главное, ты увидишь всех действующих писателей, войдешь в круг. Я была там тогда единственной «дочерью полка» — коллеги годились мне в отцы-матери или дедушки-бабушки. Это была передача какой-то ценной традиции.
А Татьяна Бек была моей лучшей редакторской, критической и отчасти поэтической школой. Мы проработали вместе почти шесть лет и постоянно общались в это время. Это были разные годы в жизни журнала, в том числе и трудные времена — в конце концов она по разными причинам ушла, а меня вскоре переманили в «Октябрь» редактором отдела прозы (это был новый интересный поворот, а без Тани «Вопли» стали куда более пресными).
Каким она была редактором? С ней бывало непросто тому и тогда, когда он в чем-то недорабатывал. Она высоко относилась к литературе и литературной работе, сама была трудоголиком и не выносила халтуры нигде и ни в чем. Она сама себя никогда не щадила ради текста, она выкладывалась полностью. Авторы, работающие с ней, сразу чувствовали это. Халтурщики (а в «Вопли» — очень редко — приходили раздувшиеся фейковые фигуры, я довольно быстро научилась видеть их) ее тайно побаивались. Но к тем, кто приносил нечто оригинальное и самостоятельное, она была очень чутка, очень тактична. Она не теряла ни одного поворота мысли в редактуре статьи. Она была очень деликатна в работе со стилем и убеждала в необходимых изменениях, давала необходимые ссылки и даже личные книги. Она все чувствовала и, конечно, обладала даром убеждения. И более, чем кто-либо другой, могла восхититься ярким эссе, статьей — искренне и бескорыстно — и пойти предлагать их в другие издания, если по каким-то причинам «Воплям» они не подошли. Понравившегося автора «с улицы» она была готова протежировать.
Она поддерживала молодых, застенчивых и неопытных. Не только меня (Настя Гостева, Ольга Иванова, Сергей Арутюнов, Иван Волков — первые, кто пришли в голову, а их было больше). Например, она не только советовала мне поначалу, какие стихи отобрать для публикации, но и сама посылала их в журналы со своей рекомендацией — или отправляла меня в редакции, предупреждая мой визит звонком. И я могла не говорить много слов заплетающимся от волнения языком — просто оставить тексты и подтвердить ее слова. У меня были уже первые публикации к моменту знакомства с ней, но я была интровертна и не могла просто так заявиться в «Арион» или «Новый мир». Поддержка ее как опытного поэта и редактора поэзии, и старшего друга в моем раннем старте неоценима. И я счастлива от того, что она любила мои стихи. В отзыве на обложке первой книги «Сны-синицы» она написала потрясающие слова, начинавшиеся так: «Я не просто люблю стихи Инги Кузнецовой — я им изумляюсь, ибо сама так не умею…» Женя, ты можешь себе представить такую степень душевной щедрости? Я никогда не забуду того литературного аванса, который мне выдала Таня Бек. Может быть, со всеми сложностями, но все-таки у меня получилось вылупиться вполне именно потому, что она заранее видела во мне эту будущую взрослую птицу. Заранее видела. Там, в этих ее словах на обложке, ключевым словом была «окрыленность». Да, окрыленность — именно это было в ней самой, и на это она реагировала в людях.
Она была для нас еще и учителем трезвого взгляда на себя. «Я буду честная старуха…» — вот это. То, что текст и логика его движения важнее его автора, и фирменная усмешка над собой, и радикализм умного взгляда, и независимость общественной позиции, и отчетливость и цепкость фразы, и поиск дальнего смысла — все это было и в ее поэзии, и в критике, и в ее литературоведении, и в ее дружеском общении. Ей нравилось странное и порой гротескное, и она была ярким рассказчиком. Она много сделала сама и многому научила других. Я гораздо более суггестивна и иррациональна в своих текстах, но люблю многие — такие внятные — стихи Татьяны Бек, ценю многие ее книги. И очень люблю книгу «Облака сквозь деревья». Вот такое облако — большое и необычной формы — и есть сама Татьяна Бек.
— Согласен, Инга. Я тоже всегда чувствовал заботу и любовь Татьяны Бек.
— Она любила своих авторов. Любила своих друзей. Любила своих учеников, и нам трудновато бывало не впасть в зависимость от ее внимания. Она, конечно, была авторитетом в критике и поэзии для молодых (а после полугода общения с ней в рабочем режиме в «Воплях» я была приглашена в ее с Сергеем Ивановичем Чуприниным поэтический семинар в Литинституте и могла вполне прочувствовать, как честно и тонко, как продуктивно и терпеливо она была способна разбирать тексты начинающих и «подающих надежды»). Она любила талантливых людей вообще, она их распознавала сразу. Может быть, это нескромное признание, но однажды она сказала мне, что мой дар буквально написан у меня на лбу. Она сказала это так рано и так прямо, что у меня слезы наворачиваются на глаза при воспоминании об этой решительной поддержке вечно сомневающегося в себе неофита.
Татьяна Бек была очень ярким, страстным и пристрастным, душевно щедрым — и резковатым в своей любви человеком. Она была очень настоящей. Харáктерной и не скрывающей своего удивительно рельефного характера. Одаренной и бескомпромиссной — как большой подросток практически. Татьяна Бек была прекрасным человеком, что называется, в полный рост. Я любила ее. Я бывала у нее в гостях, она приезжала ко мне на свадьбу. И на кладбище к ней я пока приехать не могу — не могу этого вынести… Хорошо, что ты спрашиваешь о ней.
У Татьяны Бек был, конечно, очень высокий уровень осведомленности во всех тенденциях существующей культуры, высокий уровень культуры и разборчивости, причем она, при очень четких своих вкусах, могла отдать должное чему-то стилистически чужому для нее, но объективно сильному. Грубо говоря, она читала и Батая, и Деррида. Она была большим профессионалом, крупным редактором, человеком дела и умела работать с людьми, вдохновлять и поддерживать их — ради дела. Сейчас я бы сказала, что, помимо всего прочего, помимо полной осуществленности ее поэтического и литературно-критического дарования, она была экстравагантным и требовательным — и очень успешным «литературным продюсером». С ней было очень интересно разговаривать о конструкции текста, о смыслах. Например, ей нравилось, что я учусь в философской аспирантуре — она считала это полезным для занятий литературной критикой, которые она во всех учениках поощряла (связала меня с отделом критики журнала «Знамя», я начала писать им рецензии и статьи).
Трудно нам всем сейчас без Татьяны Бек.