Стихотворения
Перевел с английского Евгений Минин
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 4, 2018
Перевод Евгений Минин
Сэм Хэмилл (1943–2018) — американский поэт и соучредитель издательства «Copper Canyon Press» наряду с Биллом О’Дэли и Три Свенсоном. Он — также инициатор объединения «Поэты Против военного движения (2003), которое выступало против войны в Ираке. Был награжден премией Стэнли Линдберга за редактирование и Вашингтонской премией за выслугу в Ассоциации Поэтов.
ОРХИДЕЯ
Когда я ожидал, что она
засохнет, орхидея
вдруг зацвела,
и невозможно объяснить, отчего это
взволновало мое сердце, отчего блаженство
подарил этот маленький бутон
на длинном витиеватом стебле, один
кроваво-красный золотой цветок,
крошечный, распустившийся в середине лета,
в точно урочный час.
Словно седые
волосики поэта,
это так эротично:
пестик и тычинка,
пыльца и роса
в ложе земли и воды.
Эротично, словно смерть
в начале рождения,
как восход в древних драмах,
как хруст влажных кедровых сучьев,
как глубокая тайна,
как мытье посуды вечером,
что злит мою жену,
и все кругом растет и хорошеет,
хотя кто-то один из нас умрет.
ИСТИННАЯ ЖИЗНЬ
Наполовину разбит в ту дымную ночь,
сгорбившись ради военного погружения
где-то в Наха, Окинава,
почти пятьдесят лет назад,
Я читал о буддийских монахах в Сайгоне,
умеющих остановить движение в центре города.
На перекрестке
настоятель Тхить Куанг Дык
сел в позе лотоса посреди улицы.
Его облили керосином,
и он чиркнул спичкой,
и вспыхнуло пламя.
Настоятель не двигался, не извивался,
он не кричал от боли,
когда его тело горело.
Уже ни ребенок, еще ни мужчина,
я спросил у друга из Окинавы,
что означает
приношение такой жертвы, отдавшей свою жизнь
с ужасом, но с достоинством и убежденностью.
Как может человек терпеть такую боль
не плача и не издавая стонов.
И друг сказал обыденно: «Тхить Куанг Дык
добился истинной жизни».
Но я понял в ту ночь, что истинный мир
для меня никогда не наступит.
Нет для меня нирваны. Этот страдающий мир —
мой, мой, и мне его выстрадать в своем горе.
Полвека спустя,
читая дневник Тхить Куанг
Дыка,
решившего стать Буддой — он всю свою жизнь
строил храмы, обучал последователей,
думаю о смерти настоятеля
и сделанном им заявлении.
Как у Шелли, сердце праведника не сгорело,
даже когда вторично сожгли его прах
в крематории — его великое сердце
волшебным образом превратилось в камень.
Но что такое истинный мир, все равно не знаю.
Сотни войн начинались и кончались,
пока я не состарился.
Я ношу их бремя в своих костях.
Но и сегодня мое сердце горит,
А в душе жажда, голод.
Старый настоятель, старый учитель,
чему же я научился?
ЧЕРНЫЙ МАРШ
Несмотря на середину лета, огромная голубая
цапля
держит черную зиму в своих крыльях,
словно темно-серые облака,
принесенные штормом из Тихого океана.
Она стоит в черном болоте.
Больше памятник, чем птица, как пророк
вернувшийся из мифов.
Он смотрит в суть вещей.
Не двигается и не говорит. Но когда
наконец-то взмывает, то его величавые крылья
обнимает небо, и медленно,
будто в медитации, он взлетает, почти неподвижно,
как бы отталкиваясь от мира.
СИЗИФ
to h. C. and J. h.
Не странно ли однажды
проснуться, чтобы
понять, что ты обогнул
холм, и как, говорится,
смотришь на оставшуюся часть
твоей череды дней,
как удачно выразился Чуан-Цзы,
и тогда вы начинаете
думать не о страхе смерти,
не о краткости жизни, а о наслаждении ею,
говоря себе: «вот это
то, кем я стал,
это я — человек
и теперь могу успокоиться»,
кроме того, что должно наступить
время, когда последние следы
вчерашнего сияния
Луны в воде
не подведут нас к предчувствию слез,
без Сизифовых проблем,
когда красивой женщине
недостаточно усилий, чтобы
покорно поставить нас
на колени, или когда потребность
в переливах соловьев,
приносящихся ветром,
достаточна, чтобы заставить трепетать.
Сизиф был молод.
Он катил огромный камень вверх
и терпел неудачи.
Даже древние истории
сладкие для молодых —
не пейте их взахлеб —
достаточно, бродить
в полупьяном состоянии
в равных частях блаженства
всех семи смертных грехов.
В теплый весенний дождь,
первые цветы сакуры падают,
покрывая тропинку, словно снег.
Исса была бы рада.
За любое ненужное мне богатство
я не хотел бы вернуть молодость.
Вот Мачиос Паскалис
все еще среди тех греческих роз,
и, говорит Сеферис,
если нос стал морщинистым,
а трубка продолжает дымить,
он будет спускаться по каменным ступеням,
которые никогда не заканчиваются.
Наконец-то
я начинаю понимать,
что действительно Сеферис имел в виду,
когда сказал: «я не хочу
ничего более, чем говорить просто,
и считать это даром».
Простота — это окончание,
просто точка
в конце сложного предложения,
это тот камень Сизифа,
который был уже виден
с другой стороны холма.
Пусть старики разговаривают
через пропасть времени.
Мы смотрим на совокупление саламандр
в тени зеленого бассейна
и вспоминаем страсти,
в которые окунались, когда нам
было сорок пять. Старость приходит
быстрее, чем наводнения в Янцзы.
И все не так уж и плохо.
Можем выбрать удобный ритм.
Но когда уже доказывать
нечего, то простота
открывает суть природы вещей.
Обычный рыбак Чуан-Цзы
поставил Конфуция на колени фразой:
«Надо пройти путь, –
он говорил с хитрой ухмылкой, —
чтобы, наконец, достичь завершения».
Это не является финалом,
но является средством.
Несбыточные мечты, как и Сизифов труд,
всегда имеют право на существование.
А потом пускай споет малиновка.
Перевел с
английского Евгений МИНИН
Евгений Минин и редакция выражают искреннюю благодарность Сергею Белявскому
(США) за помощь в работе над переводами.