Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 4, 2018
Борис Борукаев — поэт. Родился в 1956 году в Одессе. Живет в США, в Нью-Йорке. Автор многих публикаций и двух книг.
НА ГРАЖДАНСКОЙ
На гражданской войне
в красно-белом огне,
не щадящем ни чернь, ни господ,
умирает любовь,
с нею вера, и вновь
наступает надежды черед.
Под двуглавым орлом
или под кумачoм —
знаменосцы. Равненье на них.
А земля без идей.
Как своих сыновей
принимает и тех, и других.
Кто здесь прав, кто неправ?
Бога в помощь призвав,
уповаем лишь на Самого.
Льется кровь, рвется плоть,
но всесильный Господь
помогает отвергшим его.
Вот и берег крутой.
Солнце, чайки, прибой.
Здесь закончится долгий наш путь.
Если пули свистят,
значит, мимо летят.
Значит, смерть отдалится чуть-чуть.
ПРОСТАЯ АРИФМЕТИКА
Тащили ношу вместе. Атлант — кариатида.
Мол, знаменатель общий, числитель — ерунда.
Словечко плюс словечко равняется обида.
Обида плюс обида равняется беда.
Беда одна не ходит. Поверье — не наука.
Но мудрость подтвердили поступки, как ни жаль.
Молчанье плюс молчанье равняется разлука.
Разлука плюс разлука равняется печаль.
Печаль возводят в степень. Виновен — виновата.
До самоотреченья, хорошее забыв.
Забвенье плюс забвенье равняется утрата.
Утрата плюс утрата равняется разрыв.
Разрыв рождает пропасть. Пройти лишь можно мимо.
А каждый шаг по краю усиливает боль.
Гордыня плюс гордыня — недробно, неделимо.
Безумье плюс безумье — не множится на ноль.
ДРУГ И ДРУГ
У меня есть друг.
У него есть друг.
А у друга друга
с денежками туго.
Друга друг зачах.
Просит весь в слезах
дать взаймы на нужды
в знак их старой дружбы.
Друг мой сам стеснен.
Долг висит на нем.
Обещает другу
обратиться к другу.
Он идет ко мне.
Но в моей мошне
никакой заначки,
Только биллов пачки.
Как мой друг сердит!
Резко говорит.
Без долгов, мол, значит
я его богаче.
У меня был друг…
У него был друг…
ЛЮБОВЬ
Любовь. Что это? Мука? Благодать?
Ответьте-ка без длинных предисловий,
как я ее сумею распознать
среди шальных, прекрасных нелюбовей?
Как выглядит она? Одета в чем? Над нею нимб?
— Да, — скажете,
— Свеченье.
Ты сам узнаешь, что не увлечен.
Не спутаешь с обычным увлеченьем.
Так, может быть, она уже была?
Я помню ясно, как в начале лета
она пришла пленительна, светла,
и мне себя дарила до рассвета.
Я помню аромат ее волос,
сиянье глаз, податливое тело.
К утру исчезла…
— Глупый был вопрос, —
Мне возразите вы.
— Ей нет предела
ни в силе, ни во времени. Года
не вправе налагать свое здесь вето.
Она дается раз и навсегда,
а не на лето или до рассвета.
Выходит, не люблю я потому,
что просто не любил ни разу раньше?
Звучит, увы, как приговор тому,
кто в чувствах отличать нефальшь от фальши —
не мастер. Но поверю. Стану ждать.
Коль даже мукой ляжет мне на веки,
любовь я восприму, как благодать,
мне данную однажды и навеки.
ЛАНДШАФТ
Бордовые пики венчают
пригорочки — полусферы.
Тепло и любовь излучают
упругие храмы Венеры.
Равнина. А дальше овражек
размером с монету в пять центов.
Он здесь исключительно важен,
как географический центр.
Затем заповедная зона
с растительностью густою.
Ущелье проходит вдоль склона
и манит своей глубиною.
С обеих сторон от ущелья‚
примкнув к ложбинкам отлогим‚
ведут к нему параллельно
столь стройные две дороги.
Восторженно и с нетерпеньем
я, самый богатый на свете‚
вступаю сейчас во владенье
чудесным ландшафтом этим.
КАК ОНА ЖДАЛА
Бури грозные да штили
да метелица бела,
летний зной из желтой пыли —
все свидетелями были,
как она его ждала.
И кораблики в печали,
и прибрежная скала,
и столбы на морвокзале,
и в порту причалы знали,
как она его ждала.
Проплывала, где немелко —
столь отчаянно смела.
Замечали люди мельком:
под плакатом «You are welcome!»
иногда его ждала.
Вот и время возвратиться,
завершив свои дела,
моряку из-за границы.
Он узнал от очевидцев,
как она его ждала.
Но дождаться не сумела.
Подошла в тиши ночной,
чтоб на пляже опустелом
умереть, собачье тело
окунув в морской прибой.
СИЛА ИСКУССТВА
Может, помнится вам,
как среди сотен тысяч
защищал свой вигвам
югослав Гойко Митич.
Как сжимали под гул
кулаки мы до дрожи,
видя стройный ряд дул
против стрел краснокожих.
Умилялись до слез
непременным победам.
Только мучил вопрос,
а ответ был неведом.
Как же так? Что за вздор!
Результат — на изнанке.
Правят в Штатах с тех пор
не индейцы, а янки!
Годы словно броня.
И становится грустно,
что уже не пронять
мощной силой искусства.
Не забыть нам тех дней,
а имен тех тем паче:
Чингачгук — Большой Змей.
Виннету — вождь апачей.